assorted

За дверью слышится топот ног, бряканье оружия и приглушенные голоса. За дверью чувствуется напряжение, но оно не сравнится с тем, что творится внутри комнаты. — Я…Мой господин… — приставленная омега-служанка, раннее не обученная, неотесанная крестьянка, не знающая, как подступить к своему господину, а теперь годами перевоспитанная хмурым бастардом, склонилась над своим хозяином. Хосок сидел на полу у стены, двумя руками вцепившись в свой лук и колчан со стрелами, пустыми глазами смотря на свои колени. Лента для слуг покачивалась после многочисленных дерганий, благо, колокольчик стоит на чердаке, а там сейчас никого нет, — все задействованы на кухне, поэтому никто не знает про столь поздний вызов прислуги в покои бастарда. — Господин… — служанка не смеет смотреть на кровать: там лежит голый принц, храпит во всю глотку, в собственной засохшей сперме и чужой жидкости. — П.пусть…его увед.дут… — служанка еле расцепляет пальцы господина, к счастью, тот не перешел черту и не погубил носителя королевской крови! Хосок неожиданно крепко хватается за слугу. — Он думал, что я Чимин! — восклицает, а на лице полный ужас. Его глаза распахнуты, но нет единой слезы, хотя мертвенно-бледное лицо указывает на полное уничтожение. — Он…отец…меня убьет, понимаешь? — переходит на потрясенный шепот. Его руки с плеч служанки переходят на шею, сжимаются не сильно, но предупредительно. — Он столько планов сделал, столько всего поставил на Чимина… Только посмей кому-то об этом рассказать. — кривится в отвращении и кивает в сторону постели. — Я тебя собственноручно заколю, слышишь?! — К.конечно же, господин..... — служанка отвлекается на шум в коридоре: люди наследника его потеряли, и теперь ищут, пытаясь не привлекать внимание. Хосок обессиленно откидывается назад, прикрыв глаза. И впервые за это время у него по щекам текут слезы. — Я сейчас, мой господин… — служанка выходит, тихо прикрыв за собой дверь, оставляя Хосока наедине с беспробудно спящим принцем. Но вскоре возвращается, словно боится надолго оставить своего господина, вдруг тот в порыве что-то натворит, — ведя за собой растерянного и раскрасневшегося от испуга личного помощника принца. — Он убит?! — первое, что приходит ему на ум. В темноте раздается чужой смешок: злой такой, ядовитый. Помощник разглядывает голую фигуру, но не может понять, кто там, глаза не привыкли к смене освещения. — Он…надругался над вами? — Хосок не отвечает, лишь сильнее сжимает веки. Служанка торопливо проходит в комнату и накидывает на своего господина одеяло, сброшенное с кровати. — Вы же понимаете, что должны об этом молчать в тряпочку? — переходит на угрозы. — Одно ваше слово и … — Мне плевать на вашего принца. — выплевывает Хосок. — Избавьте меня от него поскорее. — служанка поджигает несколько свеч, и помощник судорожно выдыхает, увидев оружие в ногах омеги. Черт подери, что тут вообще происходило?! — Мне нужно позвать стражников. — служанка перекрывает ему путь. — Вы с ума сошли? Так слухи распространятся, подумайте о моем господине! Герцог его не пощадит после такого позора! — помощник хотел было оскорбиться из-за грубого обращения, но понял, что совсем не время. — Мы вдвоем его дотащим до его покоев. — решает служанка. — Вы тоже идете с нами. — приказывает Хосоку помощник. — Он никогда не забывает то, что происходило в пьяном состоянии, и про вас спросит в первую очередь. — Хосок вновь ухмыляется зло и пугающе. Помощник чувствует, как холодный пот стекает по спине, — у омеги вид такой, словно он зубы готов загрызть каждого в этом помещении. — Нет надобности: ваш пьяный вдрызг принц думал, что я сын герцога. — Хосок отводит взгляд в сторону, на его лице неподдельная боль от унижения и нанесенного оскорбления. — А напоминать о подобном благородному омеге наследный принц не станет. И имейте ввиду, что если герцог узнает о том, что принц был в моих покоях, я, надо будет, до императора дойду, но совет по делам благородных узнает, что принц меня изнасиловал. — Помощник резво кивает, понимая, что скандала в этой ситуации невозможно избежать. Это позор не смыть не только будущему императору, но и бастарду, которого приняли в семью лишь потому, что тот родился омегой: герцогская супруга никогда в жизни не позволила бы привести в дом альфу. Когда в коридоре стихает суета, помощник и служанка еле-еле поднимают принца на руки и вытаскивают вон, прямо так, голым: его одежда мокрой горой валяется на полу. Спустя некоторое время, помощник возвращается за одеждой. — Эта тайна должна умереть между нами тремя… — Помощник пристально смотрит на не сдвинувшегося с места омеги. — Вы должны понимать, что принц никогда не женится на бастарде, так что не глупите. — Хосок на это без слов поднимает с пола лук, и помощник, мгновенно пожалев о том, что решил поугрожать напоследок, резво покидает комнату. — Давайте я о вас позабочусь. — служанка тянет Хосока на себя с намерением хотя бы обтереть — для полноценной ванной нет возможности, — но омега выдергивает свою руку. — Оставь меня. Сейчас же. — Господин… Вы же…не… — Хосок отворачивается от слуги, на чьем лице написана неподдельная боль. Преданный слуга разделяет каждое его чувство и испытание. — Не глупи. А теперь — убирайся. — служанка послушно уходит, не смея заставлять повторяться в третий раз. Хосоку не хочется себя трогать, не хочется, чтоб его трогали. Хосоку хочется поскорее проснуться от этого ужасного сна, поскорее забыть, как альфа сжимал его в своих тисках, как задавливал своим тяжелым телом, как пьяно лишил невинности и испоганил его честь, втоптал в грязь его достоинство. Даже если об этом никто и не узнает, Хосок будет считать себя испорченным и использованным, тем, кого оттрахали, перепутав с потенциальным женихом. Смешно. Горько, абсурдно, но тем не менее смешно. Ублюдок.