assorted

Эта весна пахнет усталостью. -Ты заебал строить из себя психолога, хренов идиот. Что? Что ты можешь сделать для меня, а? Мимо лица Хосока пролетел пульт от кондиционера, с шумом врезавшись в стену, осыпался на пол мелкими деталями. Как до этого смартфон, левый тапок, power back и ароматизированная свеча с тонким ароматом сирени, которая, по сути, должна была иметь успокаивающий эффект. Хосок хмыкнул незаметно – успокаивающий, как же. Намджуна сейчас успокоит разве что транквилизатор. -У тебя через четыре минуты должен начаться прямой эфир, – спокойно напомнил Чон, отмахиваясь от мелких частиц, что застряли на одежде и в волосах. Намджун шумно выдохнул, сверкая глазами. -Да ты, блядь, издеваешься надо мной. Как ты можешь говорить о работе, когда я буквально разнес твою сраную комнату? – Намджун уже не орал, а натурально шипел. Он не понимал, как Хосок может быть таким спокойным, всепрощающим и всепонимающим. Просто как? Это даже физически невозможно. Это не возможно, да. Хосок и не такой. Его адски трясет всякий раз, когда Джун уходит после таких вот срывов. Он рыдает, уткнувшись лбом в холодный пол, не подпуская к себе никого из мемберов. Не позволяя кому либо увидеть свою слабость. Ведь в таком случае, Ким прекратит приходить к нему, срываться на него. И просто… быть откровенным с ним. Мазохизм. Вот и сейчас, Намджун медленно подходит к Хосоку, вплотную. Опускает голову на чужое острое плечо и проводит носом по подрагивающей шее. Чон гулко сглатывает, когда парень судорожно выдыхает, обжигая своим горячим дыханием. Мурашки табуном собираются на затылке из-за срывающегося шепота прямо в чувствительное ухо. -Я ведь…подыхаю, Хосок… Я не такой сильный, как ты…. Пожалуйста, прошу. Я уже умоляю. Чон прикрывает глаза, готовый сдаться. Его пальцы непроизвольно исчезают в густой шевелюре Кима, успокаивающе оттягивают волосы, массируют кожу, заставляя парня практически хныкать. Это такая необходимость. Эта близость. -Я- В комнату Чона со стуком входит менеджер со смартфоном, через который они устраивают прямые эфиры. -Время, – напоминает он, тут же исчезая за дверью. Но Хосок успел заметить, как щеки менеджера покраснели, а глаза увеличились. За эту долю секунды он успел сделать свои выводы, и это очень, очень, очень плохо. Судя по тому, как сжался Намджун, он тоже это знает, точно так же, как о чем прямо сейчас думает Хосок, и что дальше последует. Это так предсказуемо... ...пальцы в волосах исчезают, ...плечи безвольно опускаются, ...это бесшумное «отпусти» режущее без ножа. Транквилизатор? Близость Чона сильнее любых наркотиков, а Намджун слабый, поэтому позволяет себе коротко сжать Хосока в объятиях, прежде чем отступить. -Я уберусь после эфира, – шепчет, наконец, возвращаясь в реальность. Объятия Хосока его опьяняют, он этого и не скрывает. Не стыдиться. Не смущается. Вот. Вот почему Хосок должен быть сильным за двоих. Потому что Джун не- О-ох.... Что, если этот менеджер зашел бы, когда они целовались? Занимались сексом? Они теряют голову, когда просто находятся наедине. А что будет, когда Хосок позволит Намджуну что-то большее? Даст тому свободу действий? Это будет конец. Конец всему. Намджун слишком долго одержим им, и потому возьмет все, что ему полагается, и еще сверху. Больше, чем необходимо. Ему всегда будет мало. И потому Хосок должен сохранять дистанцию, он должен принимать удары. Он должен…. Чон опускается на пол под этим неподъемным «должен». Он не выдерживает такого давления. Он не такой сильный. Он вообще не сильный. Он сам подыхает. Он. Подыхает. ОнОнОнОнОн, и ни одного Мы. «Я не болею, просто уставший», - говорит скрюченный в кресле, с капюшоном толстовки на голове Джун во время прямого эфира, и это самая большая ложь в его жизни. Потому что… Эта весна пахнет не усталостью, а отчаянием. Банально, на двоих. Как и все девять весен до этого.