Я лягу вместе с тобой

На улице царил мрак. Снег безжалостно бил по стёклам, кружась и разлетаясь во все стороны. Нечаева любила такую погоду, холод пробирал до костей и помогал сосредоточиться на работе. Ксюша сидела у себя в квартире со своими коллегами. Так получилось, что офис временно был без отопления, и находиться в нем было невозможно, а в квартире у Нечаевой был обогреватель, который грел большенство находящихся в комнате. Темноволосая не любила жару, поэтому форточка всегда была приоткрыта, даже в такую погоду. Из-за этого все ненавидели Нечаеву и сидели, окутанные в пледы, пока Ксюша спокойно ходила в спортивном костюме. Несмотря на все косые взгляды, Ксюша в глубине души была рада гостям. К ней никогда никто не ходит, и ей казалось, что и не надо. Она одиночка, которой никто не нужен, она сама знает как правильно, как нужно и терпеть не может, когда кто-то ей указывает. Фенибут служит ей как успокоительное, после одной таблетки все чувства пропадают, не надо любить, сострадать, смеяться и рыдать. Ксюше не свойственно быть эмоциональной, она не хочет зависеть от гормонов в своем теле. И все же какое то тепло разливается внутри, когда кто-то относится к ней не так, как остальные: относятся как к человеку, а не как к роботу. — Ксения Борисовна, вы уснули? — Скворцова аккуратно потрогала начальницу по плечу, отчего та немного дёрнулась. Кажется, Ксюша сслишком сильно погрузилась в свои мысли. — Нет, я слушаю, — Нечаева соврала, внимательно всматриваясь в Скворцову, делая вид, что все это время она ее слушала. — Ага, конечно, фенибут что-ли забыли выпить, — тише добавила Соня и закрыла папку. — На этом все! — сказала Скворцова достаточно громко, будто специально, чтобы Нечаева услышала. Все ребята стали собираться и уходить, а Ксюша молча сидела и пялилась на Соню. "Это сейчас,что было?", — подумала темноволосая и, когда все собрались и ушли, схватила блондинку за локоть. — Я не поняла, это что сейчас было?! Нечаева повысила тон и зло посмотрела в глаза Скворцовой. Блондинка уже давно начала раздражать начальницу, и это, кажется, было последней каплей. — А что было? Все отлично, Ксения Борисовна! Соня попыталась вырвать руку из крепкой хватки, но у нее ничего не получилось. — Скворцова, не наглей! Что ты вообще творишь? Я тебе кто, подружка? Я твоя начальница, не смей повышать тон! Нечаева давно наблюдала за Скворцовой некую наглость в ее действиях, но никак не знала, что это доведет до такого. — Я ничего вам не должна, — продолжала Соня, шипя через зубы и все-таки вырвав руку. Прядки ее волос выпали из хвоста и упали на усталое от работы лицо. В глазах читалась такая ненависть, которую Ксюша, кажется, никогда не видела. Немного отойдя назад, Нечаева потерла руку и продолжила смотреть на Скворцову. — Что происходит... — уже более спокойным тоном начала Ксюша. Она совсем не понимала, что произошло и почему Скворцова себя так ведёт. Но темноволосая была спокойна как удав, ведь истерики сотрудников она наблюдает чуть ли не каждый день. Соня отложила документы и улыбнулась. Ее душа разрывалась от злости и грусти одновременно. — Вы сейчас серьезно?! Ксения Борисовна, я работаю как вне себя, я делаю всё, чтобы быть идеальной, я хочу услышать от вас хотя бы слово одобрения! А вы...вы меня даже не слушаете! Соня говорила повышенным тоном, размахивая руками. В глазах ее сверкали искры и молнии, все, что было на душе у Скворцовой, она высказывала. — Неужели так сложно сказать "спасибо"?! Я разве этого не заслужила?! Я всегда вас прикрываю то с этим островом, то с Ильёй, а вы?! Вы что сделали? Вы были готовы бросить нас всех и уехать на свой остров! Вы думаете только о себе, вы буквально на достойны своей должности. Соня выдохнула и облакатилась на стол. Голос стал немного подрагивать, а в глазах появлялись слезы. От обиды, от гнева, от несправедливости. Соня так хотела быть лучше, так хотела, чтобы Нечаева сказала: "Молодец, Скворцова". А та лишь дарила ей презрительный взгляд и тяжёлый вздох. Слезы уже катились по бледным щекам, Соня пялилась на Нечаеву и продолжала говорить. — Зайчонок, малышка...Фу! Как же противно! Вы серьезно думаете, что кто-то вас полюбит?! Да вы недостойны любви, ясно вам? Сначала относитесь к людям, как к людям, а потом требуйте что-то взамен! Понятно?! Теперь понятно, что происходит?! Соня уже срывалась на крик, слезы текли ручьем, капая на пол. Метель кажется усилилась за окном, поддерживая состояние Скворцовой. Все это время Нечаева стояла молча. Ни одной эмоции не проскочило у нее на лице. Она бездумно смотрела в глаза Скворцовой и слушала весь ее эмоциональный монолог. Подождав пока та закончит, Ксюша поправила свои волосы и слегка улыбнулась. — Так вот, что происходит... Тихо сказала Нечаева и впервые за весь этот разговор в ее глазах проскочили черты гнева. — Прости меня, Скворцова, за то, что твоя вымышленная Нечаева не похожа на настоящую. Соня вылупилась на темноволосую и замерла, кажется, даже слезы на ее щеках перестали течь, а внутри и вокруг воцарилась гробовая тишина. — Что? — кажется блондинка сорвала голос. Нечаева подошла чуть ближе и продолжила. — Ты в своем глупом мирке видимо совсем не соображаешь,что происходит. Твоя наивность достигает пика тупизны и идиотизма, Скворцова. Я тебе когда-нибудь давала повод считать себя идеальной? Давала тебе повод ждать моей благодарности? Да ты мне на хер не сдалась. Ксюша говорила сквозь ком в горле. Она так не думала, Соня буквально единственный лучик света в ее темной жизни, единственная малышка, ради которой хочется приходить на работу. Сонечка — ее зайчонок, но Ксюша не может сказать ей это, никогда не сможет, потому что боится, боится, что отвергнут. Такие как Ксюша не смогут полюбить, и сама Нечаева это знала. Оставалось лишь послать и сделать больно, чтобы человек никогда не смог даже посмотреть в ее сторону. — Скворцова, проваливай из моего дома, иди туда, где будут слушать твое нытье, к Никите, например. Ты же его так любишь, да? Вот и плачьте друг другу в плечо, а потом займитесь сексом, чтобы всем хорошо было. А от меня отъебись, достала. Понимаешь? Ты. Меня. Достала. "Я люблю тебя, не уходи, пожалуйста". Закончив свой монолог, Нечаева повернулась к Соне спиной, и из ее темных как ночь глаз полелись слезы, они беззвучно текли по ее коже, оставляя мокрые дорожки. Соня выпрямилась и, взяв свои документы, развернулась к выходу. Ее глаза по прежнему были сырые, а губы дрожали. — Таких как ты в психушке под замком держать надо, я тебя ненавижу и хочу, чтобы ты в один прекрасный день сдохла от своих ебучих таблеток и не портила другим жизнь. Соня сказала это с такой злостью, что казалось, она сейчас выплюнет яд в Ксюшу, который сожжёт ее кожу. — Ты бесчувственный робот, недостойный любви. Скворцова выскочила из чужой квартиры и с грохотом хлопнула дверью. Поняв, что в квартире никого нет, Нечаева разрыдалась. Слезы текли с бешенной скоростью, руки начинали дрожать. Ксюше хотелось кричать, кричать, просить прощение, молить, чтобы Скворцова вернулась обратно и обняла ее. Ноги потихоньку начали подкашиваться и Нечаева сползла на пол. В душе творился полный хаус, боль внутри перемешивались с чувством вины и гневом. Ксюша не могла найти в себе силы даже подняться и выпить заклятый фенибут, чтобы стало легче. Слезы начинали душить, дрожали теперь не только руки, а все тело. — Тише... Все хорошо... Я не виновата...я...я... Ксюша задыхалась, боль внутри неё убивала и не давала пошевелиться. Тело сковало, а рот был не в состоянии говорить. Это была настоящая истерика. Надо было успокоится, дышать спокойнее и не думать...ни о Соне, ни о чем. "Физическая боль заглушает душевную", — вдруг проскочило у Нечаевой в голове, и она с трудом поднялась на колени. На столе блестел серебряный нож, который так и манил к себе. Снег все так же бился в окно, будто пытаясь отговорить от глупой затеи. Ветер чуть не вышибал форточку. Коснувшись пальцами холодного металла, Нечаева взяла нож. По телу пробежали мурашки, и лезвие коснулось запястья. Мне станет легче. Мне станет легче. Мне станет легче. Нож рассекал тонкую кожу, на которой мгновенно появлялись кровавые полосы. Легче. Легче. Легче. Легче не становилось. Нож выпал из слабых рук и с грохотом упал на пол. Нечаева рухнула за ним, около 10 ран кровоточили из тонкого запястья, а боль из души не уходила, лишь появилось чувства страха, страха за свою жизнь. В глазах темнело, израненная рука онемела, вокруг темноволосой образовалась лужица крови. Теперь не хотелось кричать, не хотелось плакать, бездушное тело лежало на полу и отдавало последнее тепло. Темные как ночь глаза замерли навсегда и больше никогда не блестели. Нечаевой нет. Её больше нет. Она умерла в одиночестве в луже своей же крови, не в силах даже сказать последнего слова.

***

Утро. Снег блестел на ярком солнце, мороз оставлял на бледной коже Скворцовой розовый румянец. Все уже разошлись. Похороны прошли быстро и все уехали на поминки, кроме нее. Соня стояла на коленях перед крестом, в ее руках были два алые розы, а на глазах все те же слезы. Блондинка положила цветы напротив креста и легла рядом на холодный снег, который казалось был слегка теплым, это тепло Ксюши... Ещё совсем недавно живой Ксюши. Скворцова лежала и молчала. Она никогда не простит себе все, что сказала в тот день. Она никогда не простит себе то, что ушла и не помогла Нечаевой в тот день. Соня никогда не простит себе, что не сказала... Не сказала, как Ксюша была дорога ей. — Прости меня... Я останусь с тобой... я... Ксюша обнимала сугроб снега, который ещё не осел со временем. Этот сугроб закрывал черный глянцевый гроб. — Я лягу вместе с тобой... Я люблю...тебя. Два влюбленных тела лежали и обнимали друг друга, и всем было все равно. Да, они любили, но не смогли... Не смогли сказать это тогда, когда нужно было. Только тогда Скворцова поняла, как сильно ошибалась, как сильно нуждалась в Ксюше... Она просто на может без нее, не хочет... И вот два влюбленных сердца наконец-то вместе... Только одно уже не билось... А нет...два...