Zirkus

      Выступление клоуна завершилось, начался антракт. Зрители покинули свои места. Кто-то отправился в буфет за всякими сладостями, кто-то встал со своим ребёнком в очередь на аквагрим, кто-то покупал у ходящих по рядам продавцов воздушные шарики и мелкие китайские игрушки.       — Я не хочу больше здесь находиться… — Достоевский вжался в стенку, обхватывая себя руками. — Зачем ты вообще меня сюда притащил?…       — Что случилось? — Иван встал рядом, вздохнул. — Что такое вдруг случилось, что тебе здесь резко разонравилось? Ты же сам говорил мне, что после переезда в Питер очень хотел бы посмотреть наш цирк на Фонтанке.       — Я хотел посмотреть здание… Ладно, представление меня тоже интересовало, просто… — Фёдор, почесал шею, нервно выдохнул. — Просто… Забудь.       — Что? — Гончаров нахмурился брови и скривил губы в странной гримасе. — Нет уж, говори.       Брюнет прикусил щёку с внутренней стороны, оглядел рекреацию, а после резко, но тихо выпалил:       — Это мой бывший…       — Что?! — от неожиданности Иван громко вскрикнул, чем заставил находившихся неподалёку людей оглянуться на него. Заметив это, он переспросил тише, но не менее удивлённо. — Кто это? Какой ещё бывший?       — «Какой»?! Ваня, у меня всего один бывший… Тут выбор небольшой, какой именно бывший, — Достоевский вздохнул. — Я тебе даже говорил о нём.       — Что-то я ничего не понял, — блондин почесал переносицу, разглядывая своего друга. — Может, тебе показалось?       — Нет, я точно уверен. Он был там.       Иван нахмурился, почесал затылок, обдумывая это.       — Так, а где твой бывший сидел? В зале оставались свободные места, так что мы просто пересядем подальше от него, и он не будет беспокоить тебя своим присутствием.       — А? — Фёдор удивлённо переспросил, не понимая к чему тут пересадка, а затем как-то стыдливо уточнил. — Тот клоун, который выступал… Это он. Я про него тебе говорю.       Гончаров замер, немигающим взглядом осматривая брюнета. Тот из-за этого как-то стыдливо потупил глаза, стал рассматривать половицы, носок кроссовка, прикусив при этом губу. Друзья Ивана называли своих бывших по-разному. И разными парнокопытными, и птицами деревенскими, и клоунами в том числе, но вот так пальцем никто из них не тыкал. «Тот клоун, который выступал».

***

      — Я так хочу уехать отсюда…       — А? — переспрашивает Фёдор. — Извини, я задумался.       — Уехать отсюда хочу, — повторяет Гоголь, протягивая руку к щеке своего парня и гладя её большим пальцем. Он лежит у Достоевского на коленях, так что сделать это проще простого.       — Я, признаться, тоже, — брюнет вздыхает, подставляя кожу под поглаживания. Коля словно кот, играющийся со своим хозяином. — Плевать куда, главное - уехать.       — В Петербург.       — В Петербург?       — Да, — кивает Николай, поднимаясь и вставая с кровати, на которой они отдыхали вместе. — Я на кухню, у меня там бутылка с лимонадом стоит.       Гоголь покидает комнату, но уже через секунд пятнадцать плюхается обратно к Фёдору и открывает литровую бутылку с напитком.       — Почему именно Петербург? — спрашивает Достоевский, следя тем, как двигаются длинные тонкие пальцы на пластиковой крышке.       — Город хороший, большой, возможностей много… Будешь? — блондин показывает головой на лимонад и, заменив кивок, передаёт его парню. — А ещё там красиво очень, достопримечательностей куча… Питер - мой город, я уверен.       — Тогда я тоже туда поеду. Как тебе идея вместе снимать квартиру, м? — Федя отводит бутылку от влажных губ, а после отдаёт её обратно.       — С тобой - с радостью, — блондин усмехается и тоже делает глоток лимонада. — Будем с тобой ютиться в однушке где-нибудь на Невском. Я устроюсь в театр, а ты… В компанию какую-нибудь пойдешь? Где можно работать с образованием химика?       — Я хочу переподготовиться на школьного учителя химии.       — Да?! — Николай усмехнулся, удивлённо глядя на Достоевского. — Хочешь пугать детишек страшными формулами всяких куча-метил-страх-этил-ужасов?       — Аха-ха, нет, — тот покачал головой. — Мне просто очень нравится говорить о химии, ты же знаешь.       — Бедные дети… — Гоголь наигранно разочаровывается, смотрит на своего парня с каким-то странным разочарованием, а затем просит: — Расскажи мне что-нибудь из химии.       — Что именно рассказать? Про какую из? Про органическую, неорганическую, ядерную? Химий много.       — Расскажи про ту, что между нами, — блондин склоняет голову на бок, хитро улыбаясь и пододвигаясь чуть ближе.       Достоевский внимательно рассматривает лицо напротив, словно не успел ещё запомнить каждую родинку или веснушку на нём. Рассматривает и не может налюбоваться. Какой же всё-таки его Коля красивый…

***

      Это всё давно в прошлом.       Фёдор закрывает глаза и пытается отогнать от себя воспоминания, но не может. Он год прятал эти чувства в себе, игнорировал их и уничтожал каждую мысль о нём в голове, дабы сердце не болело из-за столь глупого расставания. Он не думал о том, что его лечило, чтобы не покалечить себя. Звучит очень глупо.       Уже спустя полгода после разлуки Достоевский осознал, что Гоголь больше не важен для него. Два важных для него года он смог достаточно быстро отпустить, запрятав чувства в самый тёмный уголок души, откуда достать их практически невозможно. И кто же знал, что Колин голос заставит всё это вырваться и начать съедать тело заживо?       В голове одновременно слишком шумно и пусто.       Не в силах больше терпеть странное чувство, парень достаёт из архива длиннющую переписку с Колей и включает первое попавшееся голосовое сообщение, желая убедиться в том, что ему не показалось тогда на представлении.       — Ах да… — Гоголь сразу начал говорить. Фёдора тут же передёрнуло - голос до боли знаком… — Я уже успел купить нам небольшой тортик. Я смотрю - а там дата изготовления - сегодняшний день. Самый свежий тортик, понимаешь?! В общем, я сейчас к себе. Ты тоже подходи.       Кажется, методом тыка Достоевский выбрал самое неподходящее голосовое. Перед глазами сразу стали мелькать отрывки того дня…       Двадцать шестое июля, вторая годовщина их отношений. Николай пообещал устроить всё так, чтобы весь день они смогли быть вместе. Ещё за неделю был составлен план на день. Сначала Коля идёт в магазин за небольшим тортом, накрывает на стол, не забывая об алкоголе, а после к нему приходит Федя. Дальше они должны поесть торт, разговаривая о том, что было последние два года между ними, а затем пойти смотреть какой-нибудь фильм. После фильма - игра в твистер. После твистера - небольшая прогулка. После прогулки - по ситуации.       Прогулка так и не состоялась. Алкоголь оказался достаточно крепким, а фильм - слишком неинтересным для того, чтобы смотреть его не трогая друг друга. Руки гладят щёки, затылок, поясницу и ноги, губы целуют губы, шею и живот. Сердце начинает бешено колотиться, когда снизу нарастает напряжение. Глаза закрываются, и всё начинает ощущаться сильнее. Не в силах быть тихими, оба дышат как-то слишком громко. Что такое стеснение? Они об этом забыли уже давно. Так давно, что, кажется, никогда не стеснялись в присутствии друг друга.       Кажется, Фёдор и сейчас чувствует все эти прикосновения…       Прокручивая яркие воспоминания об этом дне раз за разом в своей голове, Достоевский чувствует, что в штанах становится теснее.       Только этого не хватало…       Плюхнувшись на кровать лицом в подушку, Фёдор неосознанно начинает тереться бёдрами о мягкую кровать, а заметив это, шумно и устало выдыхает, трогает себя, но до конца не доходит. Резко прервавшись, парень садится на постели и кладёт локти на коленки, зарываясь пальцами в тёмные волосы. Всхлипнув, он понимает, что несмотря на всё ему очень не хватает Коли.       Подождите!… Кажется, он видел одну интересную афишу в цирке, и там точно было что-то про клоуна… Достоевский вскакивает с кровати и подходит к компьютеру, включает его и быстро заходит на сайт цирка. И действительно, уже во вторник состоится получасовое шоу клоуна, на котором он покажет какие-то новые смешные штуки. Не долго думая, парень приобретает билет.       Откинувшись на кресле, Фёдор пустыми глазами смотрит в потолок так, будто желает просверлить тот своим взглядом. И зачем они вообще приняли решение расстаться?… Складывалось ощущение, будто оба тогда понимали как же глупа причина, по которой произошла небольшая ссора. Ссора, что отбросила два года вместе куда подальше, заставив отбросить воспоминания в дальний уголок.       Достоевскому хотелось и дальше перечитывать их переписку, слушать голосовые и смотреть совместные фотографии, но он не стал этого делать. Ему сейчас и так больно, так что смысла ранить себя этим ещё сильнее нет.       Но он не может перестать рассматривать афишу, размещённую на сайте цирка. Это яркая и пёстрая картинка с алым фоном, в самом центре которой стоит Коля, одетый в чёрно-белые полосатые штаны и такой же жилет, украшенный разноцветными пуговицами. Часть наряда прикрывает плащ, на уложенных странным образом волосах прикреплен небольшая белая шляпа, украшенная чёрными карточными мастями. На плече лежит тонкая коса, отросшая до живота.       Когда-то Фёдор держал эти светлые волосы меж пальцев, самостоятельно плёл эту косу, аккуратно перебирая пряди, массировал подушечками затылок Гоголя…       Рядом с Николаем на афише разместили всё, что только можно было. И различных зверьков, и какие-то карты, и светящиеся гирлянды с конфетти. Сверху же крупным шрифтом было написано название шоу, а снизу - дата и время.       Сам клоун ярко улыбался во все тридцать два, раскинув руки в стороны. Отвести взгляд от этой улыбки было невозможно. Она гипнотизировала Достоевского, заставляя его продолжать рассматривать до боли знакомое лицо, красивые голубые глаза, нос, который тут выглядел коротким, хотя в жизни был достаточно длинным и с небольшой горбинкой, возле которой располагалось несколько еле видных рыжих веснушек…       В груди щемит всё сильнее и сильнее. Хочется лечь и перестать жить, чтобы больше не ощущать эту бесящую пустоту в перемешку с болью.

***

      Смыв грим, переодевшись в обычную одежду и прибравшись на своём столике, уставший после выступления Николай выходит из гримёрки. На встречу ему идёт специалист по свету и по совместительству тот, с кем Гоголь общается больше всех из тех, кто работает при этом цирке — Александр Пушкин.       — У тебя тоже завтра выходной? — уточняет он, останавливая друга в узком коридоре.       — Угу, — кивает клоун, — а во вторник вновь работать…       — Опять то сольное шоу? — хмыкает мужчина. — Я, кстати, на нём снова свет тебе крутить буду.       — А, да? — переспросил Гоголь. — Смотри: у меня будет один номерок, где нужны добровольцы из зала. Добровольца выбирает «судьба». Короче, софитом светить на кого-нибудь из зала будешь. Трижды добровольца вызываем. В первый раз свети на какого-нибудь взрослого - с ними в разы проще. Потом - дети. Они по примеру взрослого будут действовать, что мне сильно облегчит выступление.       — Да, хорошо, как скажешь, — Александр кивнул. — Тогда… до вторника?       — Да, до вторника, — клоун улыбнулся, пожимая товарищу руку.       Покинув цирк, Николай идёт к метро, спускается в вестибюль и ждёт поезд. Когда тот оказывается на станции, он проходит в вагон и встаёт у закрытых дверей, опираясь на них спиной - свободных сидений нет. Закрыв глаза и откинув голову, парень едет домой.       Жизнь в Петербурге оказалась тяжелее, чем Гоголь себе представлял. Он планировал стать актёром, но его не приняли в театр, поэтому он ушёл в цирк. Денег хватало на съём однушки в сером спальном районе, переполненном людьми, на многом приходилось экономить. И речи не могло быть о квартире на Невском, как он мечтал раньше. Ожидания парня насчёт города не сошлись с реальностью, но во всяком случае тут было лучше, нежели там, где он жил раньше.       Там, где он жил раньше, пришлось оставить почти всё, что было ему дорого. Там остались родители, старые друзья и то, что изначально хотелось взять с собой в Питер. Но это уже в прошлом, жить нужно настоящим.       В настоящем он окажется в квартире, отварит себе макарон с сосисками и, поев, завалится спать. Планов на завтрашний выходной день совсем нет, так что вероятнее всего парень проведёт его дома, втыкая в стену и не делая особо ничего.       Вот так жизнерадостный и позитивный клоун после работы попадает в четыре серые стены, давящие и раздражающие. Петербург хорош, но тут нет чего-то родного и любимого, к чему Гоголь так привык и в чём он так нуждался.

***

      — Знаешь, я много думал по поводу нашего переезда в Петербург, — устало произнёс Николай, доставая из коробочки две сигареты и одну из них передавая Фёдору. — Я смотрел квартиры, цены на проезд в метро и в наземном транспорте, вакансии, и что-то мне подсказывает, что в случае если мы и сможем сразу найти работу, то всё равно будем мучаться из-за нехватки денег.       — Тогда нужно успеть накопить побольше денег до переезда, — выводит итог Достоевский, хватая сигарету губами и приближаясь к своему парню.       — Я об этом же.       Оба держат сигареты губами, стоя лицом к лицу. Брюнет щёлкает зажигалкой, загорается огонёк, с которого мужчины прикуривают одновременно. Балкон заполняется едким запахом, создающим вместе с вишневым диффузором весьма странное сочетание.       — А ещё я хочу бросить курить, — скучающе добавил Коля, выдыхая полупрозрачный дым.       — Я, признаться, тоже планировал… — согласился Федя, а после потушил свою только что зажённую сигарету о пепельницу, в которую после этого и бросил окурок. — Тогда, может, по одной на двоих? Таким образом постепенно уменьшим дозу никотина.       Гоголь кивнул, а после протянул свою сигарету парню. Тот сделал затяжку прямо с Колиных рук, а затем выдохнул дым куда-то в сторону.       — Я думал о том, — начал Достоевский, — чтобы поработать репетитором… У нас в городе с образованием химика делать особо нечего, устраиваться на постоянную работу я пока не могу из-за скорого переезда. Репетиторство кажется мне неплохой подработкой.       — Будешь водить к себе домой школьников нашего городка и кошмарить их страх-ацетатами, — хихикнул Николай.       — Почему из нашего города? — брюнет пожал плечами. — Я бы предпочёл искать учеников в интернете и заниматься с ними онлайн. Мне было бы так попроще.       — Только смотри, не очаруй онлайн восьмиклассницу какую-нибудь, — блондин улыбнулся, выдыхая сигаретный дым и склоняя голову на бок. — Молодой и красивый репетитор с высшим образованием…       — Прости, Господи, — перебил Фёдор. — Этого мне только не хватало… В восьмом классе обычно не берут репетитора по химии. Проблемы чаще появляются в девятом классе.       — Ну не знаю. У меня проблемы с химией, кажется, заложены в генетике…       — Тебя подтянуть? — Достоевский игриво ухмыльнулся.       — Нет, только не химия! — Николай вытянул руки вперёд, словно защищаясь.       — А ты куда пойти работать планируешь?       — Хм-м, наверное, в кофейню, — Гоголь пожал плечами. — Буду соответствовать статусу творческого человека, влюблённого в представителя своего пола.       — Общепит? — Федя нахмурился. — Странноватые клиенты, считающие себя самыми умными, целая куча напитков, рецептуру которых нужно запомнить в кротчайшие сроки, ранние подъёмы… Тяжело ведь.       — Ради нашего переезда в Петербург я готов пойти туда. Ну серьёзно, не детским аниматором на праздниках мне быть.       — Аха-ха-ха, а я уже представил тебя в костюме белого медведя или… Аха-ха, что ещё лучше, в образе популярного у десятилеток блогера или певца.       — Нет, только не это! — после того, как Федя сделал очередную затяжку с его рук, Николай потушил окурок и кинул его в пепельницу. — Лучше уж в кофейне по двенадцать часов разливать напитки недовольным гостям и крутиться туда-сюда, чем это.       — Ха-ха-ха, как хочешь.

***

      После переезда в Петербург Николай вновь стал задумываться о курении. Да, он уже давно сумел бросить это портящее здоровье занятие, но… В постоянной серости и давке так и хотелось зажечь сигарету и выкурить её до фильтра, а после ощущать исходящий от себя едкий запах. Но Гоголь держался. Каждый раз, видя табачный магазин, он отворачивался шёл дальше. Парень прекрасно знал, что начав опять курить, он очень быстро пристрастится к этой гадости, а заново бросить ему будет крайне тяжело.       И как так получилось, что человек, всегда преподносивший себя как весельчака, на самом деле тонет в грусти и одиночестве?…       Оказавшись в квартире, Николай плюхнулся на кровать, стоявшую возле занавешенного тёмной тканью окна. Работа в цирке очень утомляет. Весьма тяжело смешить людей, когда тебе самому совсем не смешно от того, что происходит вокруг тебя.       Дни, идентичные один другому, сливаются в недели, недели - в месяца.       Перевернувшись на спину, Николай сверлит пустым взглядом потолок. Завтра заняться ему будет совсем нечем. Если в рабочие дни он пропадает в цирке, коротая время на репетициях, в выходные он предоставлен сам себе. Ни планов, ни идей, ни смысла.       Остаётся надеяться, что когда-нибудь эта удушающая петля прервётся.