времена года, вивальди

С приходом осени начинают идти дожди, и погода становится холоднее. Изумрудная зелень постепенно желтеет и опадает, и Тихиро возвращает свой плащ. Проходит около года с начала знакомства с Содзе; ранее казавшаяся мимолетной связь теперь видится ему чем-то совершенно другим, словно выродившимся в привязанность и симпатию, которые Тихиро никак не ожидал. Он не знает, что об этом думать. С одной стороны, ему комфортно быть рядом, ведь даже не смотря на всю раскрывшуюся правду, его никто не пытается убить или прогнать, в какой-то степени теперь между ним с Содзе нет секретов вообще, потому что Тихиро раскрыл все, что только мог (он не уверен, что стоит рассказывать про клинок, но ему кажется, что Содзе знает, просто ему не очень интересно об этом спрашивать). Они оба знают, что было, и, хотя отсутствует та личная связь, возникшая в октябре прошлого года, сути это не изменит. Они в курсе, что было. В курсе, кто они такие. Но тут возникает то самое «но», которое тревожит Тихиро — то, что Содзе его враг. Да, прошел уже год… Нет смысла вспоминать пролитую кровь, и если за себя он еще простил его, то за Шаль — никогда. И вина перед Шаль гнетет его так сильно, что порой он не может понять, что именно делать, хотя, казалось бы, все стало проще некуда. Потому встречи с Содзе одновременно напоминают отдушину и тягость. И это чувство грызет его год — и сейчас сильнее всего, ведь тогда летом он не воспротивился поцелую, тогда летом он не оттолкнул Содзе в сторону. Он просто принял признание, и, значит, отвернулся от мучений Шаль. Почему это так сложно!.. Самое ужасное, что ему не с кем это обсудить. Сиба-сан, наверное, в курсе про их маленькую интрижку. Скорее всего он совершенно не одобряет ее, но Содзе снабжает их информацией, а еще он в целом безвреден сейчас, потому он закрывает на это глаза, очевидно видя в том отдушину для самого Тихиро между всей гонкой за магическими клинками. Хакури просто пожмет плечами, а Хинао… Хинао скорее всего назовет его поехавшим и скажет, что Тихиро, как глупый юнец, запал на «плохого парня». В итоге, он просто продолжает тонуть в этих сомнениях, продолжая свои визиты, продолжая игру, где он делает вид, что все в порядке. Это немного утомляет. Он гадает, что об этом всем думает Содзе. Наверное, как и любой разумный человек, ему наплевать. Чаще всего такие мысли посещают Тихиро с утра, когда он может позволить себе понежиться в постели чуть подольше обычного, потому что на улице холодно, а включать отопление смысла нет, не настолько сильно он мерзнет. Он даже не открывает глаза, просто наслаждается теплом одеяла и чужого тела рядом, от которого веет жаром, словно от печки. Иногда спать рядом с Содзе приятно, особенно в такое время года. Порой Тихиро кажется, что у него просто нездоровая высокая температура тела, а потом он понимает — нет, это просто я быстро мерзну. Но лежать вот так рядом… Приятно. Он пока не созрел для перехода на уровень выше, сама мысль об этом вгоняет его в краску, но Содзе то ли нравится не торопиться, то ли его просто веселит подобное, и оттого он соглашается не слишком настаивать на действиях, от которых у Тихиро может закружиться голова. От смущения, естественно. Когда он чувствует, как тепло рядом с ним исчезает, он капризно ищет рукой Содзе. Потом приоткрывает глаза, видя, как тот сидит, задумчиво листая что-то на телефоне. В окно бьют капли дождя, небо серое. Погодка не из приятных. Тихиро придвигается ближе, а потом дергает его за руку. Сейчас металл протезов не кажется ему слишком холодным. — Отмени все встречи. Останься. — Тихиро, тебе кто-нибудь говорил, что ты жуткий собственник? — Содзе смотрит на него с ироничной лисьей ухмылкой, потом с хлопком закрывает телефон и возвращает его обратно на столик рядом. — Я очень ценю, что ты такой ревнивец. Это добавляет твоему образу скучного моралиста некой перчинки, но я не смогу долго побыть с тобой, потому что меня ждут реальные дела. Если только чуть-чуть. Он ложится обратно, и Тихиро тут же придвигается к нему ближе, кладя руку поперек торса. Мимолетом он задевает старый шрам на груди, белую полосу, ознаменовавшую его победу, но не она его сейчас волнует. Такие спонтанные объятия явно веселят Содзе еще больше, потому что он тут же обхватывает плечо Тихиро рукой. Иногда ему жалко, что у того теперь бездушный металл вместо пальцев. Наверное, будь у него родные руки, Содзе бы побарабанил немного пальцами по его коже, чуть поигрался бы с волосами. Сталь лишена подобных мелочей. Да, разницы почти не заметно, но Тихиро уже достаточно хорошо знает Содзе, чтобы понять, что было утрачено. Поднимая голову выше, он прячет свое лицо в его волосах. Вдыхает его запах. От него всегда пахнет дорогими шампунями. Словно то зрелище на далекой северной базе теперь — просто страшный сон. Дождь продолжает биться о стекло. — Сильно будешь орать, если я закурю? — Да. — Говнюк мелкий, — Содзе щерит зубы. — Меня так эффективно от дерьмовых привычек еще никто не дрессировал. Ну и скажи на милость как ты это делаешь? Нет. Не отвечай на этот вопрос. Я знаю, что ты скажешь. Мне это не понравится. — Потому что ты знаешь, что это так? — Разумеется. Содзе сложно угодить, но он относится к Тихиро снисходительно, настолько, что позволяет ему гораздо больше, чем может стерпеть от других. Это очень приятно, потому что обычно Тихиро не получает столько поблажек, он строг к себе, но тут он может побыть эгоистом. Сейчас и вовсе исчезает иллюзия, что он терял память… Но Тихиро не может сказать, похож ли Содзе сейчас на Содзе из того временного промежутка, когда они встретились в первый раз. Слишком короткое время они друг друга знали, а тут? Почти год. За образом опасного безумного противника раскрылся харизматичный и смешной человек, и пусть Тихиро не одобряет большую часть его привычек или действий, он может их принять. Наверное, потому что они словно отражение и оригинал. Сложно найти человека не просто тебя дополняющего, но являющегося в некоторой степени тем, кем ты мог бы стать. Не окажись рядом Сибы-сана в тот злополучный день… Подполье и так слагает страшные легенды о его персоне. Он уже давно не благородный защитник слабых, а такой же убийца, за которым должны охотится «Камунаби». Повезло лишь потому, что Азами его покрывает, а правительству выгодно держать Тихиро на длинном поводке. Он гадает, что они думают о том, что Содзе вернулся. Наверное, им наплевать. Тот утратил для них какую-либо значимость в тот момент, когда «Пронзающее Облако» было уничтожено. Молчание затягивается. Тихиро решает, что это слишком неловко, хотя все, что от него требуется (на самом-то деле) — просто лежать рядом с Содзе. — С кем у тебя встреча? — Только не говори, что ты ревнуешь. Тихиро не сдерживается и пинает Содзе в бок, отчего тот коротко лающе смеется. — Да я шучу! Шучу, сечешь? Да есть один хрен… Мы с ним давно работали, но, видимо, в последний год что-то произошло… Только я ни хера не помню, что именно, потому мне приходится лавировать между полуправдой и враньем, чтобы он ничего не заподозрил. Так, обкашляем вопросики. Обычная сделка. А тебе-то что? — Мне нельзя поинтересоваться? Просто так. — Тебе, Тихиро, можно что угодно, — Содзе ненадолго задумывается. — Кроме как вновь пытаться меня убить. Я уверен, что мне это не понравилось. Хотя кому такое вообще понравится? Ты сказал, что я тебе тоже руку отрезал, да? Он ощупывает правую ладонь Тихиро, будто может что-то понять. Но даже если бы он и мог что-то чувствовать, то было бы слишком поздно — за год и на ней появились мозоли, и пусть шрамов поменьше, но теперь это не та гладкая «новая» рука, которая казалась ему непривычной после восстановления. Шаль постаралась на славу. Тихиро видит, как хмурится Содзе, когда ведет пальцами по линии на ладони. — Прикольно. А почему ты мне так же ее не восстановил? — Потому что ты, говнюк, причинил вред человеку, который вернул мне руку. Содзе чрезмерно драматично ахает — ему совсем не стыдно. — Прошел год!.. Ты до сих пор обижаешься? — Лично я? Нет. Но за то, что ты тогда сделал, я никогда тебя не прощу. Повисает пауза. Содзе смотрит на него подозрительно, щурит глаза… Затем задумчиво скребет пальцами подбородок. Для него это просто игра. Вот ублюдок. Тихиро хочется разозлиться, но он понимает, насколько это бесполезная трата его нервов. Есть вещи неисправимые, и Содзе — среди них. Да, он вроде как старается вести себя рядом с Тихиро не так нагло… Но старые привычки не искоренить. Сейчас для него это просто веселая загадка. — Это кто-то слабый, если ты так зол. И кто-то, кого я не знаю. Явно не тот белобрысый пацан. — Ты пытался убить Хакури, но не намеренно. Он едва не стал случайной жертвой, когда мы дрались в первый раз. — Тебе надо поучиться у него прощению, Тихиро, он вот на меня не злился! Тихиро закатывает глаза, радуясь, что Содзе этого не видит. — Потому что я его спас. Но того человека ты «обидел» очень серьезно. — Я ранил его? — И это тоже. — Ранил кого-то, кто был достаточно слаб… Ну и загадку ты мне задал! — Это не загадка. Ты можешь прекратить. — Но мне интересно! Когда Содзе выскальзывает из его хватки и склоняется над ним, Тихиро морщится, стоит его волосам упасть ему на лицо. Это одна из его раздражающих черт — если ему что-то интересно, он будет докапываться до последнего. Смешно, что с этой его дурацкой чертой Тихиро познакомился еще год назад, когда тот пытался всеми силами выяснить, откуда у него седьмой магический меч. — Это кто-то важный для тебя… И именно поэтому ты так ломаешься, — он выстраивает логическую связь без единого изъяна, потому что так оно и есть. — И этот кто-то вернул тебе руку… и она даже функционирует нормально. Но я не вижу швов. Тебе ее не пришили? — Выросла заново. Они смотрят друг на друга. В голове Содзе явно вращаются шестеренки, после чего он нелепо переспрашивает: — Че? В смысле выросла? — Ну… Просто выросла. — Тихиро, руки не растут. Это не зубы. И то зубы вырастают, только если ты выбьешь молочные. Ты мне какую-то дичь втираешь. — Это чародейство, — хмуро отвечает он. — Все, отстань. Уже слишком поздно, в любом случае. — Охренеть. Ты мне говоришь, что я профукал связь с каким-то чародеем, который может вот так просто вернуть часть тела? Реально? — явно не слишком понимая сути, Содзе выглядит почти что искренне расстроенным. — Ну и херня… У меня есть парочка вопросов ко мне прошлому… — Тебе бы все равно ничего не досталось, потому что ты ведешь себя, как козлина. — Ты так говоришь, будто я ребенка обидел! Повисает молчание. Они смотрят друг на друга. Взгляд Содзе становится совсем уж задумчивым. — Значит, это был ребенок. Ого. У меня еще больше вопросов к себе прошлому. — Да, чью мать ты решил убить, — Тихиро стонет в ладони и пихает его в сторону. — Все, иди уже по своим делам. Не хочу тебя видеть. — Тихиро, ты не можешь сначала заставить меня остаться, а потом прогнать! Из нас двоих это я самый непостоянный! Не воруй мои фишечки! Нет, ну надо же… Ребенок! Приятное тепло исчезает, и Тихиро тянет одеяло на себя, пытаясь хоть как-то согреться. Из-под полуприкрытых ресниц он наблюдает за тем, как Содзе собирается; как скрывается за рубашкой черная, как смоль, татуировка, как поблескивает под блеклым светом из окна сталь протезов. Будто бы ничего не произошло. Будто бы в том октябре они просто встретились, поговорили, и после этого завязали свою дружбу. Или как это назвать? Большее, на что Тихиро соглашается — на поцелуи. Он наблюдает за тем, как Содзе, продолжая бормотать себе что-то под нос (он явно озадачен открывшейся информацией о потерянном годе) накидывает сверху пиджак, а затем резко оборачивается к нему. Они смотрят друг на друга в полном молчании, и лишь часы на стене разбавляют тишину. Тик. Так. На лице Содзе медленно вырастает кривая ухмылка. — Опять на меня пялишься. — Пялюсь, — не отрицает Тихиро, а потом отворачивается. — Вали уже. — Знаешь, чем больше я тебя узнаю, тем больше понимаю, что несмотря на твою порядочность у тебя может быть весьма говяный характер! Впрочем, так даже лучше, — он натягивает ботинки и стучит носком о пол. — Ненавижу скучных и нормальных людей, и тем более правильных моралистов. А ты хотя бы огрызнуться можешь и послать меня нахер… Если уйдешь, закрой за собой дверь и спрячь ключи где-нибудь под карнизом. — Я уйду. — Как хочешь. Но на пороге, когда Содзе почти вышагивает прочь, Тихиро вдруг его окликает. — Постой. Он думает, что надо назвать его по имени. Но от одной мысли, что он произнесет «Гэнити» его пробивает дрожь. Это как-то… неправильно. Но не время отвлекаться. — Ты думаешь, что я ненормальный, да? Содзе смотрит на него, не мигая. — А кто из нас нормален? — слыша паузу, он снисходительно фыркает. — Это не я вытворял всю ту чушь на аукционе, и не я сунулся под молнию. Не переживай из-за ерунды. Каплей крови больше или меньше — какая разница? А здравомыслие… это крайне сомнительный термин. Когда за Содзе захлопывается дверь, некоторое время Тихиро лежит молча, вслушиваясь в идущий за стеклом дождь. В голове его вращается эта фраза — скучный моралист. Значит, для Содзе он не такой. Значит, Содзе видит в нем точно такого же убийцу, как и он сам. Психа. Должен ли он чувствовать недовольство по этому поводу? Расстраиваться? Он так старался не быть таким же, пусть и марать руки кровью, но хотя бы совесть оставлять чистой. Но, в итоге… Он ничем не лучше Содзе. Ничем не лучше, чем один из худших убийц. Хотя… Когда он вообще был лучше? Какая разница, кого он убивает? Но нет смысла поддаваться внутреннему кризису. Со вздохом он поднимается, понимая, что больше не хочет тут находиться. Нужно проветрить голову. Около недели он вновь избегает Содзе, хотя понимает, что в этом нет ровно никакого смысла — он всегда знал, что его путь заведет его на темную дорожку, и что никто в здравом уме не будет воспринимать его как героя. Он пролил столько крови, что не сосчитать, за его спиной горы трупов. Да, он спас Шаль и Хакури. Да, он уничтожил аукцион семьи Сазанами. Но это никогда не смоет с него всех его злодеяний. Обычно ему наплевать… но, видимо, подступает осенняя хандра, и оттого ему в два раза неприятней. Но с Содзе он почти не общается, лишь читает сообщения, которые тот ему шлет (он зазывает его приехать, но Тихиро не хочется, потому он оставляет его без ответа; Содзе, впрочем, не настаивает и не звонит слишком часто, будто у него полно своих дел. Дни тянутся, словно замедленная кинолента. Но в какой-то момент апатия достигает своего апогея; настолько, что даже Сиба говорит Тихиро сделать перерыв. Он произносит «отдохни», но подразумевает под этим «езжай к своему дружку». Сибе совершенно не нравится Содзе, но он признает, что от него есть польза, что он не становится источником дурного влияния, а потому он не может ничего возразить. Совет неожиданно звучит разумно, и потому Тихиро соглашается — он выходит на улицу, раскрывая над собой зонт, а потом набирает желанный номер, игнорируя уведомление о нескольких пропущенных. Но когда он начинает звонить, то ответа нет. Ни на первый, ни на второй. Это его злит. Значит, теперь Содзе играет в молчанку? Он говорил, что Тихиро — жуткий собственник и ревнивец, верно? Ну тогда пусть увидит это воочию. Потому Тихиро садится на электричку и едет к нему, буквально врывается в квартиру, но начинает что-то подозревать в тот момент, когда чувствует, что дверь не заперта. Он заходит внутрь и замирает на месте, опасливо косясь по сторонам. Прежде всего его поражает то, какой здесь разгром. Содзе всегда страдал манией разбрасывать вещи где попало, но не настолько. Кто-то здесь рылся. Кто-то что-то искал, и это был не Содзе. Тихиро проходит внутрь, осматривая разрушения, а потом проходит в кабинет, где не сдерживает вздоха — здесь и произошли основные раскопки. Он осматривает разбросанные бумаги, следы на полу, потом на листы, которые были вытащены. Листает пару тетрадей. Вырванные страницы найти легко. Он молча просматривает их, отмечая, где именно отсутствуют данные — все документы тут лежали в алфавитном порядке, так что вычислить виновника не так уж и сложно — а потом складывает все обратно. Если порылись здесь, и, если Содзе не начал звонить и истерить в трубку, что кто-то его поимел, значит, ему сейчас не до этого. Тихиро с хлопком закрывает одну из тетрадей и возвращает ее на место, потом следует по квартире дальше. Он молча смотрит на залитую кровью ванну, угрожающе щурит глаза, когда видит разбитую раковину и лежащий в груде обломков сломанный протез. Ох, значит, это произошло здесь. Содзе сказал, что Тихиро — жуткий ревнивец… Что ж, это правда. В этом смысле они похожи с Хакури — им не нравится, когда кто-то посягает на то, что им принадлежит. Это эгоистично… но пускай. Тихиро наплевать. Он бросает последний хмурый взгляд в сторону сломанного протеза, а потом разворачивается на пятке. Что ж, он не планировал сегодня работать, но теперь кровь сама бурлит. А найти ублюдков, сделавших это… В этом нет ничего сложного. Так начинается новая охота. Ему требуется около тридцати шести часов, чтобы найти следы нужной группировки, которая решила помешать ему отдохнуть. Он подозревает, что это одни из тех людей, что вели дела с Содзе до того, как тот потерял целый год памяти, они же были близки с ним и после, но потом решили, что партнерство стоит завершить. Неизвестно, из-за чего произошел конфликт, но, зная Содзе, скорее всего причиной стал его дерьмовый характер. Тихиро мало интересуют распри дельцов подпольного рынка, потому в его жизни и не без этого хватает проблем и трудностей разных мастей. Он отыскивает нужную базу, расположившуюся на окраине в красивом поместье с прудом, где плавают цветные карпы. Красиво. Тихиро знает, куда сбросит тела, когда закончит резню. Он пинком выбивает красивую тяжелую дверь и заходит внутрь; в него мгновенно впивается множество глаз, и во всех читается жажда убийства. Тихиро все равно. Он кладет руку на рукоять «Небесной Бездны», чувствуя под пальцами шершавую текстуру ткани, а потом резко вынимает клинок из ножен и произносит имя меча. В воздух вспархивают золотые рыбки. Далее происходит методичная и быстрая бойня, в которой нет ни грамма красоты или изящности. Тихиро рубит всех, кто попадется ему на пути, не жалея никого. Он не спрашивает о том, где находится пленник, ему это не нужно — ведь тогда его начнут шантажировать, а сейчас Тихиро просто пользуется той самой своей дурной славой убийцы. Никто и не подумает, что он явился сюда за Содзе, для местного сброда он — просто чистильщик, мститель, безумец. Кто угодно, но не сын легендарного героя. От этой крови ему никогда не отмыться… но плевать. Если ему суждено очутиться в аду, то пускай. Тихиро сойдет туда сам. Так он думает, а лезвие «Небесной Бездны» разрезает еще одно тело, забрызгивая его кровью. Когда он доходит до самой далекой комнаты, проходит около получаса. Тихиро толкает дверь вперед и отклоняется в сторону, когда на него бросается чародей с огненными способностями; за два удара он лишает его рук, а третьим отрубает голову, а затем перешагивает через труп. Внутри еще несколько человек; несколько трупов, поправляет он сам себя спустя несколько секунд. Внутри есть еще и главарь, но его попытку договориться Тихиро даже не слушает — убивает его тут же, а потом неторопливо подходит к железному стулу в центре. Плитка на полу покрыта кровью, но не той, что была разлита Тихиро. Он видит босые ноги, видит торс без рубашки, покрытый синяками и порезами, видит все тот же самоуверенный наглый взгляд. Словно Содзе наплевать. Потому Тихиро подходит ближе, разрубает наручники на той руке, что осталась цела, а потом протягивает ему пачку сигарет с зажигалкой. Он видит, как Содзе критично осматривает упаковку. — Забрал с трупа? — Нет. Купил для тебя. — Прикол, — Содзе улыбается разбитыми губами, а потом закусывает сигарету. Он закуривает. — Даже мою любимую марку запомнил? — Да. Некоторое время они молчат. Тихиро просто стоит рядом, как страж спокойствия, а Содзе просто курит, развалившись на пыточном стуле. У него разбито лицо, видно множество мелких порезов. На шее виден след от веревки, а на виске — крупную царапину. Наверное, вот почему раковина разбита, рассеянно думает Тихиро. Он наблюдает за тем, как тот пускает в воздух дымовые колечки, как откидывается назад, но потом вдруг резко смотрит на него. Сейчас он мог бы сказать что-то вроде — да, я знал, что ты придешь. Я ждал тебя. От Содзе всегда ждешь подобного. Но вместо этого тот вдруг четко и твердо, как в те моменты, когда не шутит, произносит: — Спасибо, Тихиро. Тот неловко кивает в ответ, смущенно смотря в пол, затем спохватывается и стирает с лезвия кровь об рукав и возвращает катану обратно в ножны. Потом подходит ближе, и, когда наклоняется, Содзе вынимает изо рта сигарету и смотрит ему в глаза. Они находятся слишком близко. Тихиро все еще не слишком любит нарушать свои границы так просто. Но с Содзе можно и потерпеть. Он наклоняется еще ближе, пока дыхание мужчины не обдает ему губы. Зажмуривается. — Серьезно? — судя по голосу тот улыбается. — Ведешь себя как школьник. — Мне даже двадцати нет, между прочим. — Хороший аргумент, но не для тебя. Придумай что-то новое! — Содзе разочарованно смотрит на сломанную левую руку, потом на сигарету в пальцах, затягивается глубже. — Срань. Представь, как мы смогли бы с тобой сейчас заняться всяким прямо тут, в крови рядом с трупами. Пик эротизма!.. Но я слишком устал. Не верю, что использую этот аргумент. Как серпом по яйцам, — потом хитро щурит глаза. — А ты чего такой смущенный? Тихиро мужественно держит тишину. — Да так, — брякает он. — Смутился?.. Ну да, как же еще. Чего я от тебя ожидал? Да ты бы и не согласился. Тишина продолжается. Тихиро чувствует, как заливается краской его лицо. Содзе смотрит на него еще пуще подозрительного. — Опа. Че за реакция? — Гм… — Только не говори, что ты бы согласился. Тихиро отводит взгляд. Потом откашливается. Он и сам не знает… Но эта мысль не вызывает у него отторжения, так что… — Это неважно! — по взгляду Содзе видно, что он все же считает это важным, но просто слишком в шоке, чтобы что-то добавить. — Все равно это негигиенично делать тут… И ты ранен. Гм. Да. — Жесть. Я впервые вижу тебя таким смущенным. Даже когда я сказал, что всем сердцем люблю твоего папаню у тебя рожа не такая красная была. А тут? Тихиро… Рокухиро. Когда губы Содзе шепчут его фамилию, по спине Тихиро пробегает холодок. Дело не в самой фамилии, а тоне. Том, как это произносится. Но он остается спокоен, не меняется внешне. Лишь хмурится сильнее, когда его хватают за руку и дергают на себя, поближе. Этот человек действительно не знает личных границ, особенно в моменты, когда стоило бы их соблюсти. Но, неожиданно, Тихиро не чувствует угрозы вообще; он возвращается к своему делу, чувствуя, как широкая ладонь Содзе беспокойно елозит ему по груди, опускаясь ниже, а потом и вовсе подлезает под кофтой, явно намереваясь коснуться голой кожи, только вот под толстовкой у Тихиро еще один слой из футболки, что Содзе явно разочаровывает. Видимо, решать еще и эту проблему ему уже не хочется, потому он просто вынуждает его опуститься на одно колено и прижимается к груди Тихиро ближе, и тот чувствует на шее теплое дыхание, а потом и уткнувшийся в шею нос, холодный — вот это уже неприятно, но Тихиро решает не особо буянить, хотя очень хочется. — Блять, ты как сраная луковица… — Ты вспомнил? — апатично интересуется он, пока Содзе продолжает тыкаться ему в шею лицом, словно кошка. — Когда? — Да что-то пару недель назад… Как-то внезапно всплыло… — И ты молчал? — А мне надо было сказать? Содзе ехидно хихикает, после чего наконец прекращает липнуть. Он кивает слегка рассеянно, затягивается покрепче, а потом хватает его за руку, когда поднимается на ноги. Он слегка покачивается и наваливается всем весом на Тихиро, но тот не чувствует в этом тяжести, просто помогает ему устоять. —Да. Пару недель назад… Вдруг приснилось. Знаешь, как когда ты напьешься в говно, а потом еще каких-нибудь порошочков нюхнешь, и потом такие жуткие глюки ан следующий день, что умереть можно. Вот такой вот обрывочный кошмар. Но не все, — тут же добавляет он. — Только про тебя и тот меч. Охренеть, почему ты мне не сказал, что у меня был такой же клинок? Это же ахуенно!.. ладно, понимаю, это потому, что больше у меня его нет. Я бы обнылся. Я бы и сейчас поныл для приличия, но как-то уже год прошел, не комильфо… Я человек не особо злопамятный… И тем более я понимаю, что я был нужен тебе исключительно как источник информации, потому что я знаю так много. Но две недели я наблюдал за тобой с частичным пониманием, что было, и ни разу за эти две недели ты мне не угрожал или не пытался убить. Короче, вел себя как милейший человек. А я не люблю быть должным. Так что я благодарен тебе, Тихиро, пусть ты и спас мою жопу из своих шкурных интересов. Я хотя бы выжил. — И для тебя все в порядке? Они смотрят друг на друга. За стенами базы завывает ветер, и Тихиро понимает — скоро начнется дождь. Содзе хмурит тонкие брови, потом цокает языком и пожимает плечами. — Ну, да?.. Мы же еще летом все решили. А то, что ты молчал — я понимаю, почему. Это очень подло, но я слишком хорошо вижу твою причину!.. — Ты так много болтаешь не по делу. — Но тебе ведь нравится слушать мой голос, верно? Тихиро просто поджимает губы, но потом все же кивает. Взгляд у Содзе приобретает ту самую мутную пленку удовлетворения, как происходит обычно, когда ему что-то невероятно нравится, отчего он еще больше напоминает Тихиро кота. Обычно дикого, но теперь прирученного. Он краем глаза смотрит на его сломанный протез, потом хмурится. Нет. Так нельзя. Не в смысле, что общаться с Содзе, но… Он не может быть ведущим в их… их… — У тебя такое лицо, будто ты наконец-то признался себе, что я тебе нравлюсь. Тихиро едва заметно кивает, и Содзе начинает смеяться. Он смеется очень громко, звучит, будто издевательство, но Тихиро знает, что он просто такой человек — что у него дурацкий громкий смех, когда он скалит зубы, что он не намеренно издевается, просто ситуация до уморительного глупая. Потому он решает прервать это и, резко утыкаясь носом в шею Содзе — тот ахает — шепчет: — Можешь идти? — А что, хочешь понести меня на руках? Типа, как дамочку в беде? — Я могу. Содзе чуть отводит голову. Глаза у него горят ярким блеском. Он даже не думает, хотя очень старается сделать вид. — Хочу. Хочу! — Предсказуемый. — У тебя не получится меня застыдить. У меня не совести! Мне плевать! Он начинает смеяться еще громче, когда Тихиро исполняет свою угрозу — не такой уж он и тяжелый, но тяжелее, чем казалось бы. Видимо, дело в протезе (только одном). Единственной рукой Содзе обхватывает ему шею, а потом жарким дыханием обдает ухо, тычется носом куда-то за ухом, и Тихиро чувствует, как он закусывает мочку, после чего полушепотом сетует на то, что все же надо проколоть ему уши, что с серьгами ему пойдет намного больше, но все это просто нонсенс, который Содзе всегда болтает, когда он в своем причудливом настроении и слишком взбудоражен. Точно так же было и перед их второй схваткой. Но Тихиро не заставляет его замолчать. Он просто позволяет влажно поцеловать себя в щеку, когда Содзе окончательно расслабляется у него в руках. Задумчиво он произносит: — Н-да. Кто бы подумал, что я буду наслаждаться подобным. Это какая-то магия? В чем дело, Тихиро? Что ты сделал, чтобы очаровать меня настолько, чтобы я проигнорировал мое увечье и то, что ты забрал у меня магический клинок? — Я уже говорил тебе. Ты глупо влюбился. Содзе страдающе сводит брови на переносице. Опять переигрывает. — Ах, вот она, настоящая чистая любовь?.. Ну и ну. Это такой отстой. Я ненавижу ванильную романтику. — Только дебилы называют ее «ванильной». — Ну, значит, я дебил! Тихиро очень сильно хочет ответить — да, это так. Хочет поздравить Содзе с осознанием. Но он знает, что после этого начнется спор, и, хотя он наверняка будет веселым, он не хочет в нем даже участвовать, потому что никто из них никогда не согласится с правдой — что Тихиро сумел покорить самого дрянного человека на черном рынке и вынудить его вести себя более-менее приемлемо. Потому он просто улыбается уголками рта и перешагивает через тела, уходя прочь из тесной темной комнатки. Содзе ерзает в его руках, явно устраиваясь поудобнее. Только сейчас Тихиро видит, как он оброс. Волосы длиннее, чем в первый день их знакомства… Но ему идет. Ему вообще что угодно идет. Невыносимый человек. Он обходит несколько тел, и Содзе смотрит на них с любопытством. Но молчит. Зато поговорить решает Тихиро. — Как ты тут оказался? — Ох. У нас была встреча. Помнишь, я уезжал в тот день, когда ты начал строить из себя драматичную пизду? Да-да, вот эта. Мы с тем парнем жутко поругались… — Содзе пробегает языком по губам, слизывая кровь, потом кладет голову Тихиро на плечо. — На следующий день я уже готовился посидеть в ванной, типа, расслабиться… Представь ситуацию: я едва не снял штаны, а ко мне в квартиру врывается несколько чародеев и начинают меня избивать. Я так охренел, что даже не заорал, когда они вмазали мою голову в раковину. Это неприятная история, но вдруг некоторые вещи становятся понятней. Тихиро едва сдерживает смешок. — То есть, ты поэтому без рубашки и обуви? — Ага! Представь, каково было бы, сними я уже портки! Вот с голой жопой я еще никогда не дрался. Но повезло! — Но ты мне звонил и писал. — Это они тебя пытались выманить. Я им сказал, мол, мужики, на меня работает самый отбитый наемник из подполья, он вам жопы на глаза натянет. Они начали угорать, типа, да ты врешь!.. Короче мы посрались, они чуть не выбили мне пару зубов… Хорошо, что не выбили. Зубы лечить — дорогое удовольствие! У меня и так пара имплантов, и даже для меня это было слишком дорого!.. Но возвращаясь к звонкам. Я сразу понял, что они до тебя не доберутся, потому что ты в своем депрессивном настроении, и потому только ржал, когда они неуспешно тебя зазывали. — А если бы я не пришел? — Но я знал, что ты придешь. Содзе отвечает это так категорично, что Тихиро дивится в его уверенности. Но сказать ему нечего, потому они просто продолжают идти вперед. Нести другого человека не очень удобно, особенно из-за их разницы в росте, но он старается не жаловаться, лишь думает, что придется угнать отсюда машину и потом сбросить ее где-нибудь в реку, потому что такси в таком виде он вызывать не будет, а на метро ехать — тем более. Когда они идут мимо пруда с карпами, он смотрит туда, гадая, стоит ли сбросить туда трупы, чтобы их раздуло, и тяжело было сказать, что случилось, или же оставить так — пусть карпы живут в чистой воде. На пороге особняка он помогает Содзе опуститься на ноги и обещает скоро вернуться. Отыскать машины легко, а ключи легко находятся у ближайшего трупа. Когда он пригоняет тачку к воротам, Содзе упирает руку в бок и присвистывает. — Иномарка? Роскошно. — Это только на один раз, не сильно обольщайся. — Знаешь, сюда я ехал в багажнике, так что жаловаться не буду. Они обмениваются короткими смешками. Когда позади захлопывается дверь, а Содзе разваливается на заднем сиденье, Тихиро ударяет по газам. Все так поменялось с весны. Смешно. Есть нечто ироничное в том, что они постоянно играют в отражения друг друга, как сейчас, только за окном — не ранняя холодная весна, а дождливая осень. Но, наверное, все это не так уж и плохо. Пожалуй, Тихиро все совершенно устраивает. Он смотрит в зеркало заднего вида, наблюдая за тем, как Содзе вытягивается на сиденье, будто кошка. Смотрит на белесый шрам на груди, пересекающий ее на две половины. Словно потеря памяти отделила старую жизнь от новой. Затем — на дорогу. В квартире он сбрасывает Содзе на диван, помогает обработать ему раны, а потом пытается прибраться — ну или хотя бы сделать эту комнату не настолько засоренной, потому что, вестимо, ему придется остаться тут на завтра, иначе Содзе не уберет этот мусор никогда, и даже не починит раковину. Хотя нет. В ванной он как раз разберется, потому что он сраное водоплавающее, а вот на остальную квартиру махнет рукой. Хорошо, что тарелки не побили… Почему его вдруг вообще интересуют чертовы тарелки? Тихиро чертыхается про себя, а потом оглядывается, когда слышит низкий растягивающий гласные голос со стороны дивана: — Прекрати там рыться и иди уже сюда. В обычной ситуации Тихиро бы огрызнулся и занялся бы тем, что любит по-настоящему — уборкой, но по какой-то нелепой причине он все же подчиняется и подходит ближе к дивану; тот, к счастью, не уничтожен спонтанными поисками по всей квартире и стоит вполне себе целехонький. Содзе лежит на нем, словно какая-то дива, поза такая ему не подходящая (слишком… не свойственная его грубой манере поведения), что он стопорится на мгновение, но Содзе хватает его оставшейся рукой за ладонь и дергает на себя. Это не наглый рывок, скорее попытка позвать поближе, и Тихиро садится рядом, когда Содзе напротив него поднимается на одном локте. Они смотрят друг другу в глаза, а потом слышится следующая команда: — Сними пальто. Так Тихиро и делает. Толстовку с него уже стягивают; он просто позволяет Содзе повозиться с молнией некоторое время, затем сам дергает ее вниз. Когда их руки соприкасаются, не происходит чарующего момента ощущения тепла или чего-то подобного. Не забывай, напоминает себе Тихиро. Эту руку отрубил ты сам. Когда он остается в одной майке, Содзе осматривает его, словно голодная собака, а потом фыркает. — Какой же ты костлявый. Я надеялся, что ты станешь похожим на своего папашу, ну, знаешь? А то сейчас ты больше напоминаешь суповой набор… — он бормочет себе что-то еще под нос, а потом вдруг ведет взгляд в сторону. Задумывается коротко, а потом вдруг хихикает. — Помнишь?.. Ты притащил меня сюда год назад, когда я еще больной был. Сбросил меня тут и почти ушел, а я крикнул тебе ту глупость в след… Как же там было? — Ты попросил меня приготовить последний обед напоследок. Содзе звонко смеется. — Ага! Тупейшая просьба. Не помню, почему я это сказал. Наверное, мне немного льстило, что на меня тратил время крайне подозрительный мрачный союзник, который не выглядел так, словно его вообще интересуют подобные мелочи, но я твою истинную натуру еще тогда почуял, решил проверить. И ты ведь реально приготовил мне тот суп. Охрененный суп, между прочим. Черт, давай завтра его сделаем. Я даже готов резать мясо, только свари его еще раз. Это, наверное, мой любимейший суп на свете. Любимейшее блюдо! А я, между прочим, уважаю только алкоголь и сигареты!.. Он распинается про этот несчастный суп еще и еще, а Тихиро вспоминает момент, о котором шла речь. Тогда он и правда притащил Содзе в одно из его мелких убежищ, когда он выздоровел достаточно, чтобы не нуждаться в постоянном контроле; в эту самую квартирку. Тогда она была захламлена еще больше, а из нормальной мебели тут был только этот дурацкий диван, даже кровати никакой не было. Тогда Тихиро не понимал, как Содзе выживет в одиночку — ему казалось, что тот еще в том слабом блеклом состоянии, когда больше напоминал свою собственную тень, чем настоящего человека. Сложно было понять, почему он попросился уйти — ведь это было не требование даже Сибы, а его собственная просьба. Может, потому он и согласился остаться в ответ на нелепую просьбу. Сиба всегда говорил, что он поможет любому человеку в нужде. Может, кроме «Хисяку». Но Содзе — не из них. Он помнит, как смотрел на него, сидящего на этом же диване точно в такой же позе. Содзе времен зимы и Содзе сейчас — словно совершенно разные люди. К счастью, теперь он напоминает нормального человека. Ну, если в их отношении вообще можно использовать это слово — «нормальный». — Я рад, что мы встретились. Тихиро поджимает губы и опускает голову вниз. — Я тоже рад. Несмотря ни на что. Хорошо быть эгоистом. Что не сделаешь — тебе в радость. Жаль, что он не такой. Он забрал у этого человека все, а потом вновь воссоздал его из праха. Теперь они вместе несмотря на все пережитое. Теперь… все совершенно иначе. — Ты знаешь, что сейчас должно последовать? — когда уши у Тихиро загораются алым, Содзе ехидно хмыкает. — Нет, не это! Пошляк мелкий. Помоги мне отцепить эту сломанную херь, — он вытягивает руку с обломком протеза, говорит, куда жать, а потом стальная часть отпадает, словно сброшенная шкура. Без руки его плечо выглядит как-то… голо? Содзе же разминает его и хмурится. — Отвратительная штука, если бы ты только знал. Особенно когда отсоединяешь, сразу током бьет. Мерзкое чувство. Не знаю, чем я насолил твоему тому чудесному ребенку, что умеет любую рану залечить, но, э…. Погоди, я кажется помню! — его лицо озаряет улыбка, а потом он хмурится. — Ох, ну если это реально так, то я примерно понимаю, почему ты такой злой, хотя, если она бессмертная, то какая разница… Ладно, молчу! Не хмурься. Знаю, не особо в тему было. Но ты свои руки береги. И, э, отношения с девочкой. Протезы — отстой! Он действительно слишком много болтает. Чересчур много. Но эта мысль — то, что должно последовать позже — все еще вертится в голове у Тихиро, и он никак не может выкинуть ее из головы. Черт. Может, Сиба был прав. Ему стоило смотреть те дурацкие романтические комедии вместе с ним, чтобы понять, что делать дальше! Но он не находит ничего лучше, чем прервать всю бессмысленную болтовню Содзе одним коротким глубоким поцелуем. Он не знает, делает ли все верно. Это скорее инстинкт — желание забраться ему под кожу, попробовать на вкус. Честно говоря, с романтическими аналогиями у него всегда было плохо. После поцелуя, даже когда он завершается, не слышно больше не слова. Содзе не удивлен, но он настороже. Он медленно обводит комнату взглядом, пока не возвращается к Тихиро вновь, и в этот раз он кажется серьезней. Тихиро же не знает, что ему делать; потом он просто позволяет подцепить свой подбородок, поднять его выше, позволяет поцеловать свои губы в ответ. Чаще всего Содзе настойчив, потому что он всегда получает то, что хочет. Сейчас он скорее нежен. — Хотел бы я научить тебя флиртовать. Но тогда твои неловкие поцелуи потеряют свой шарм. Они на мгновение замолкают. Уши все еще горят предательским румянцем. — Обычно я не позволяю кому-то меня контролировать. Не знаю, что там было с «Хисяку», но вряд ли я был особо рад тому, что они стояли у меня за спиной. Но ты?.. С тобой все иначе. После этого кошмарного года я готов отбросить прошлое вновь. Как змеи меняют кожу. Вот что ты со мной делаешь. Это отвратительно. Я зол. Но я ничего не могу поделать. Это твое чародейство, да? Которое не было подавлено мечом. Потому на тебя все вешаются. — Вряд ли. Сглатывая, Тихиро смотрит по сторонам. На сломанную мебель. На мусор на полу. На разбитый горшок на подоконнике с дурацким кактусом, который он сам и принес — потому что никто его не покупал, и ему стало жалко этот чертов кактус. Чем-то это напоминает их отношения, начавшиеся с жалости. Тогда зимой Тихиро и представить себе не мог, что они будут вот так спокойно сидеть рядом, даже помня про все то, что было. Да, информации о противнике он вряд ли получит. Память — это не кинопленка, которую легко восстановить, всплыли лишь самые яркие моменты, восстановились, но «Хисяку» туда вряд ли входят. Тихиро помог ему просто потому, что захотел. Потому что так было правильно. Ведь если кому-то нужна помощь… кому-то, кого он может понять… он не может не протянуть руку помощи. — Знаешь, каждый раз это лишь я беру у тебя что-то. Забираю руку, жизнь. Память. Время, когда прихожу сюда. Даже твой нрав дурацкий стал тише тоже из-за меня, — Тихиро закусывает губу. — Я думаю это нечестно. Поэтому сегодня я решил… что я тоже должен дать кое-что взамен. Взгляд Содзе покрывается той самой мутной пленкой, которая говорит о том, что он все понимает, что он наслаждается этим — но он все равно спрашивает, произносит медленно, растягивая каждую гласную, отчего голос его звучит угрожающе: — И что же это? — У меня нет ничего. Кроме одного. Тихиро мнется. Потом поднимает глаза. Произносит на выдохе… Отчего-то это оказывается намного проще, чем он предполагает. — Сегодня я отдам тебе единственное, чем обладаю. Себя. С утра Тихиро находит Содзе на кухне у окна; он стоит, прислонившись к подоконнику, в зубах у него дымит сигарета. Он смотрит куда-то вниз, лишь хмыкает, когда Тихиро подходит ближе и заглядывает ему через плечо (ходить по грязному полу босиком неприятно). Этим утром вставать особенно сильно не хочется, и дело не только в дожде, потому он позволяет себе то, что обычно не делает никогда — не сразу же приступить к домашним делам, а немного полежать под одеялом (под тем самым уродливым оранжевым одеялом, которое он так хотел выкинуть), а потом вместе с ним на плечах отправиться к владельцу квартиры. Вдвоем они смотрят вниз, за окно. Сначала Тихиро думает, что там нечто действительно интересное, но там лишь дождь падает на землю, разбиваясь каплями на множество искр. Содзе затягивается сигаретой посильнее, потом тушит бычок в пепельнице, одной из немногих уцелевших. Тихиро думает о том, что надо ее почистить. И вообще — отдраить всю эту квартиру. Он оглядывается назад, на весь беспорядок, но оборачивается в тот момент, когда Содзе неожиданно говорит: — Н-да. Твой Сиба меня убьет. Очень больно убьет. А я еще так молод!.. Мне только в этом году исполнилось тридцать, и… Погоди, мне уже тридцать один. Год-то прошел. Ой, бля. — Ты его боишься, что ли? — Тихиро категорично фыркает, и его смеряют взглядом. — Тридцатого дня рождения? Не особо. — Сибы. — Конечно. Он же сраная ищейка «Камунаби». Только моргну — а он уже сомкнет свои зубки у меня на шее. С ним надо быть осторожнее… Это очень глупо, но Тихиро все равно фыркает и прячет лицо в ладони, стараясь скрыть улыбку, хотя он знает, что Содзе все равно ее увидит, потому что они оба учатся различать друг в друге новые оттенки эмоций, ранее им двоим недоступные. Он вновь смотрит на улицу, где идет дождь, и думает — через месяц вновь наступит зима, через месяц земля будет укрыта белым снегом. Мир вновь погрузится в спячку. Пройдет уже год с момента, как началась эта безумная история с потерей памяти, но… Пожалуй, он наконец находит ту самую точку покоя, когда ему не хочется бежать вперед без остановки до самой смерти. Хочется наконец наслаждаться моментом здесь и сейчас. Тихиро поднимает взгляд на Содзе. Немного мешкает. Всего одно слово — а оно требует столько усилий. — Гэнити. Чтобы показать свою искренность. Содзе смотрит на него, не моргая. Его лицо не выражает ни единой эмоции. Впервые Тихиро жалеет, что не может понять, что у него на уме, но уже поздно отступать, потому он собирается с силами, всеми, что у него есть — чтобы сказать человеку, тому, кого теперь он совершенно не хочет терять (вновь) нечто невероятно идиотское и опасное. — Я собираюсь идти до самого конца. И там меня не ждет ничего хорошего. Только ад. Ты мне поможешь? В лице Содзе начинают появляться эмоции, и он снисходительно фыркает, следом за чем кривит брови. Когда его рука касается лица Тихиро, проводит большим пальцем по шраму, то тому отчего-то не хочется дернуться назад, как обычно, наоборот — хочется прильнуть ближе, пожелать еще и еще. Кажется, Содзе тоже это замечает, но он не отмечает это хоть как-то. Просто очень устало вздыхает. Тихиро знаком этот вздох. Так он вздохнул, когда они встретились у замка, и Содзе сказал, что им нужно о стольком поговорить, но не сейчас. Он откажется? Согласится? Он уже умирал. Может, он больше не хочет. Тихиро его поймет. Но… С губ Содзе слетает слабый смешок. — Ну, мне не привыкать, да?