Хозяин Изумрудной горы

— В общем, они там провели часа три, не меньше, — набивая рот едой, сказал Уён. — Держались за ручки и всё такое. Такое ощущение, что у них там было ещё одно свидание. Субин ещё сказал, что ты можешь рассказать Хонджуну! — Я надеялся, что смогу рассказать, — проговорил Сонхва, мешая рис в котелке. — Ёнджун, кажется, очень доверяет гарпиям. Если это так, значит, в нашей команде станет больше участников… Он устремил взгляд в сад, где Хонджун дурачился вместе с Сонхо, нагуливая аппетит. Глаза его стали немного тоскливыми. — Он тебе же понравился, а? — спросил Уён, пихая хёна в бок локтём. — Вы уже считай вместе живёте! Чего морозишься-то? — Уён, не твоё дело, — проворчал Сонхва, возвращаясь к перемешиванию риса и шлёпая лопаткой по ладони. — И вообще, хватит таскать еду! А ну прекрати! Уён надул губы, но надолго его не хватило: — А правда, что ты уже его того? Что там у него всё-таки? Я умру, если не узнаю. — Тогда умирай, — отрезал Сонхва и снова треснул его по рукам лопаткой. — Вытащи яйца из воды и почисти их, если тебе руки нечем занять! Уён скорбно отправился чистить яйца. — Почему ты решил их сварить? Для пипимпаба лучше уж пожарить. — Хонджуну так больше нравится, — ответил Сонхва и замолк, опуская голову. Уён отложил первое почищенное яичко на блюдце, убрал волосы с лица и проговорил уже без привычного шутливого тона: — Хён, ты, кажется, правда его полюбил. — Полагаю, — негромко отозвался Сонхва. — Полагаю, полюбил… Он отставил котелок и снова посмотрел на валявшегося на траве кречета, распростёршего крылья, и Сонхо, который пытался его «реанимировать». — Я люблю его, — сказал Сонхва. — Но это страшно. Он смешной и ласковый дуралей, но даже спустя несколько месяцев я ничего о нём не знаю. Ничего… я уже не подросток, чтобы так влюбляться, Уён. И у меня есть ребёнок, о котором я должен заботиться в первую очередь. — Хён, уже поздно, — проговорил Уён, кладя ещё одно очищенное яичко на блюдце. — И дело не в тебе и даже не в Хонджуне. Поздно стало уже тогда, когда Ёнджун впервые ступил на эту землю. Он привёл сюда своих людей. И Субин выбрал его. И чем бы они ни оказались, какими бы опасными они ни оказались… они уже здесь. И никуда не денутся. — Это станет такой нелепостью, — усмехнулся Сонхва, отставив рис и доставая тарелки. — Волк и кречет. Посмешище. Ещё хуже, чем омега, который предпочитает омег. — Но я люблю тебя, — проговорил Уён сердито, упирая руки в пояс. — И Сан любит тебя. Чонхо и Ёсан любят тебя. Ёнджун и Субин любят тебя. Сонхо тоже любит тебя. И я думаю, что Хонджун тоже любит тебя. Почему это должно значить меньше, чем чья-то нелюбовь? — он раздражённо фыркнул и продолжил: — Над Саном тоже смеялись, когда он взял меня в мужья. Мол, пожалел убогого. Он же из хорошей семьи. А я, мол, из семейства выпивох. Только потом винодельня как пошла в гору! Кто хихикал, рты быстро позакрывали. А мы с Саном сыграли свадьбу по любви. И не давал он мне никаких денег, и семье моей никто ничего не давал. Мы сами всё сделали. И что в итоге? У меня замечательный муж и замечательный секс… ммф! — Фильтруй, что говоришь, в конце-то концов! — Сонхва, запихнув остатки морковки в рот Уёна, недовольно на него посмотрел, но Уён вернул ему этот взгляд, расхрустев морковку и проглотив её, он продолжил: — Я важные вещи говорю! То, что я болтун, не значит, что я глупый! И что, что ты такой сякой да с ребёнком? В тебе страхи говорят, а не факты! — Конечно, я боюсь! — огрызнулся Сонхва. — Когда с тобой носятся, как с писаной торбой, становится немного страшно, что… — Что он узнает тебя поближе и поймёт, что ты не такой хороший, как ему казалось, а ты уже его к себе подпустил? — снисходительно поднял брови Уён. — Результат-то всё равно один и тот же будет. Подпустишь ты его к себе и ничего не выйдет — ты останешься один. Будешь отталкивать — останешься один. Разницы никакой. — Может, я смогу сохранить это в таком статусе-кво, и ничего не двигать. Я не хочу, чтобы мне или Сонхо разбивали сердце. Мне и так хорошо, — пробормотал Сонхва, забирая у Уёна блюдце и нарезая яйца на четвертинки. — Хорошо-то хорошо, — протянул Уён, — но он мог бы тебя целовать. Сонхва не выдержал — покраснел, сжимая пальцы на разделочной доске. Ничего так и не ответив, он выложил все ингредиенты в тарелки и полил заправкой. — Идите есть! — крикнул он. Хонджун подхватил Сонхо подмышки и полетел низко-низко, задевая землю сандалиями, после чего приземлил ребёнка на террасу. — О луна моей души, — проворковал он. — Что за дивный запах! Мы с Сонхо только и ждали твоей отмашки! Клянусь, в жизни не встречал никого более разносторонне одарённого, как же повезло..! — Руки мыть, — Сонхва раздражённо стукнул его по макушке деревянной поварёшкой. — Быстро. Оба. — Слушаюсь и повинуюсь, светик! — Боже, ну что за клоун, — Сонхва упёр руки в пояс, качая головой и провожая взглядом Хонджуна, подталкивающего Сонхо в направлении рукомойника. Через пару минут они вернулись, и все четверо уселись за стол. — Приятного аппетита, — вежливо проговорил Сонхо, и Сонхва потрепал его по макушке. — Кушай, зайка. В котелке есть ещё рис, если кто-то захочет добавки. Уён-а, не ешь слишком много острого… — Спасибо за еду, — прочирикал Хонджун. Сонхва улыбнулся. На самом деле Хонджун и правда жил здесь. Это можно было понять; он уходил к Минги и Юнхо только тогда, когда этого требовала работа; что касается свободного времени и ночёвки, то всё это время безраздельно принадлежало Сонхва и Сонхо, а также их друзьям. Возможно, Хонджун тоже чувствовал себя одиноким без любви рядом со своими сокомандниками, вечно третьим колесом. Но по крайней мере, он честно вносил свою лепту в совместный быт, это Сонхва ценил. Хонджун взял на себя покупку съестного, регулярно прибирался, часто развлекал Сонхо и делал с ним домашнее задание. Если взглянуть с практичной точки зрения, Хонджун был хорошим партнёром для сожительства. Но Сонхва не хотел смотреть на него с такой точки зрения. То, что сказал ему Хонджун во время свадьбы, не покидало его головы, и он всё глубже погружался в эти ощущения. Ему нравилось, каким стал его дом, когда в нём поселился Хонджун. И нравилось чувствовать внимание. Чувствовать себя любимым. Нравились истории, которые Хонджун рассказывал, нравилось, как он брал Сонхо на руки. И, в конце концов, возможно, ему просто были не по вкусу волки-альфы. Кто знает, почему так вышло. Хонджун был полной его противоположностью, шумный и немного суетливый, иногда (часто) несерьёзный, и, откровенно говоря, паясничал чересчур много. Но может быть, это было необходимо им с Сонхо. Бог знает, сколько бессонных ночей Сонхва провёл в ужасе от того, что он не был хорошим отцом для мальчика. Что он не подходит. Что он не справляется. Что он не сможет дать ему того ощущения настоящей родительской любви, которой Сонхо был лишён. Что он слишком строг или слишком холоден, слишком молод или слишком неопытен. А Хонджуну это как будто ничего не стоило, так, что даже пугало. Что Сонхва, что Сонхо сначала его решительно отвергли, а потом этот пернатый всё равно под кожу забрался. Даже и не заметили. И зачем ему такая морока?.. А всё, а поздно уже. Когда Хонджун улетел так надолго, Сонхва поймал себя на том, что всё смотрит в небо и ждёт, когда же он вернётся. И думает, где же он ночует? Неужели на ветке спит?.. Он так и не понял, шутили ли гарпии или говорили всерьёз, потому что для волка заночевать на улице в волчьем обличье не было чем-то экстраординарным. Но, всё же, ветки… — О чём задумался, светик? — раздался голос Хонджуна, вырвавший Сонхва из его мыслей. — О семье, — ответил Сонхва и взял себя в руки. — Сонхо, от дедушки пришло письмо. Они приедут через неделю в гости, и потом, если хочешь, можешь поехать на летние каникулы на море. Что скажешь? — Дедушка приезжает? — Да, дедушка и Лиюль, может быть, приедут ещё Тэян и Тэу, — проговорил Сонхва. Сонхо заёрзал на месте: — Вот здорово! А можно они будут в моей комнате? — Нет, иначе вы будете балагурить допоздна, — строго проговорил Сонхва. — Приезжают родственники? — спросил Хонджун. Уён кивнул: — Родня Сонхва приезжает пару раз в год, зимой и летом. — И я езжу на море к дедушке, — объявил Сонхо. — Лиюль, Тэян и Тэу это мои братики! Но я их редко вижу. Он пустился в долгие рассказы о том, каковы его дальние родственники и какие истории с ними происходили, но Хонджун краем глаза заметил, что Сонхва как будто посмурнел от этого всего. И чем больше Сонхо рассказывал, тем натянутее становилась улыбка Сонхва от всего этого. — Что тебя тревожит, свет очей моих? — спросил Хонджун тихо после обеда. — Дай мне руку. Он взял Сонхва за руку, оборачивая его ладонь своими тёплыми, грубоватыми пальцами, и легонько сжал. Сонхва вздохнул. — Мне жаль, Хонджун, — едва слышно прошелестел он. — Наверное, когда семья приедет, тебе лучше… остаться со своими ребятами. — Я понимаю. К тому же Сонхо явно будет поглощён общением со своими братьями, — ответил Хонджун. — Но это же не новость. Ты весь опечален. Сонхва бросил взгляд на Уёна, разглядывавшего книжку про динозавров, которую ему показывал Сонхо. Книжка, которую притащил из столицы Хонджун, и правда была удивительная, там было столько невероятных иллюстраций и даже секретов, на страницах были прикреплены конверты со всякими исследовательскими письмами и загадками, а в некоторых рамках были вставлены «образцы» шкуры динозавров, которые можно было потрогать, и оттиски «окаменелостей». Сонхо от неё не отлипал — это был его предмет хвастовства номер один в школе, — и хранил, как зеницу ока. Убедившись, что эти двое полностью поглощены изучением доисторических ящериц, Сонхва осторожно задвинул ставни и вздохнул. — Сонхо очень хорошо общается со своими братьями, и в приморском городке у него много родственников, да и отсюда много кто переехал после трагедии, а его дедушки в нём души не чают, — проговорил он. — Каждый раз, когда он уезжает туда на каникулы пообщаться с семьёй, искупаться в море, кататься на велосипедах и играть во множество всяческих игр, я боюсь, что он не захочет возвращаться, — он закусил губу, чувствуя себя чудовищем. — Я не хочу покидать Мёхянсан, отношения с семьёй у меня хорошие, но… на расстоянии. Там он мог бы ходить в школу получше и, может быть, социализировался бы лучше, имел бы лучшие перспективы. Однажды, когда его дедушка заговорил о том, чт Сонхо лучше бы переехать туда, я попытался поговорить со Сонхо об этом и… — он зажмурился. — Расплакался, не смог удержаться… боюсь, Сонхо тогда сказал, что не хочет уезжать, только из-за того, что меня захлестнули эмоции. Но у меня не хватает смелости спросить у него снова… Я знаю, что пока он на море, дедушка его всячески уговаривает и прельщает, он и мне говорит то же самое. Как будто я сам не понимаю. Там Сонхо будет лучше… Но мне кажется, если у меня его отнимут, я умру. Он тяжело вздохнул, полный вины, давящей на его плечи. — Я ужасный отец, — пробормотал он. — Не хочу уезжать сам, и не хочу отпускать Сонхо… Хонджун помолчал, как молча выслушивал эти слова, и коснулся плеча Сонхва. — Хва, он возвращается, — проговорил он. — Тебе нужно понять кое-что. Сонхо — интроверт. У него такой характер. И проведя неделю на море с кучей родственников, он бежит от них обратно, теряя тапки. Уж поверь, я со своим характером вижу интровертов, как только взгляну на них. И нет, — он поднял палец, видя, что Сонхва собирается заговорить. — Дело не в травме. Он же твой родственник, Сонхва, вы похожи, как две капли воды. Кто угодно бы сказал, что он твой сын. — Ты же знаешь, что Сонхо не мой сын, — едва слышно пробормотал Сонхва. — Твой, — с нажимом проговорил Хонджун. — Кроме того, Сонхва, для Сонхо лучше там, где он счастлив. И пока что это здесь, с тобой. — Пока что, — горько усмехнулся Сонхва. — Что, если я никогда не буду готов отпустить его… — Светик, ему же восемь лет всего. Эта пора придёт ещё не скоро, — Хонджун погладил его по плечу. — Ты отпустишь его, когда будешь готов. Ах, — он усмехнулся, — может, и неправильно будет так говорить, но ты не понимаешь, как Сонхо с тобой повезло. Мне со стороны видно. Я бы хотел, чтобы мои родители были такими, как ты. Если бы они были… Если бы я их лучше помнил… Он поднёс ладонь Сонхва к своему лицу и потёрся о неё щекой; оборотень провёл большим пальцем по его острой скуле, чувствуя затаённую боль в сердце за маленькую гарпию, оставшуюся в одиночестве в жестоком мире. Хонджун вырос и теперь давал Сонхо всё то, чего у него самого не было в детстве. Откуда ему было знать, как правильно обращаться с ребёнком? Как с ним играть, как его учить? — Я хочу, чтобы ты ушёл, не потому что я тебя стесняюсь, — прошептал Сонхва. — Я хочу тебя защитить. Я не хочу, чтобы ты слышал жестокие слова снова. — Я знаю, — Хонджун боднул его головой в плечо. — И себя я тоже знаю. Ещё нагрублю твоим родичам в ответ. И что тогда? Война? Сонхва усмехнулся, уже привычно просовывая ладони под жёсткие перья на спине Хонджуна, чтобы его обнять. — Спасибо, Хонджун, — сказал он. — Может… я могу для тебя что-нибудь сделать?.. — Не надо, — кречет издал смешок, отстраняясь. — Мне нравится то, что между нами, светик. Сколько бы это ни продлилось. Иди отдохни, ты готовил — я помою посуду.