Хозяин Изумрудной горы

Если сама церемония сопровождалась только тишиной, потрескиванием огня и звонок колокольчиков, то теперь настал момент ликования и радости. Все кричали, свистели и хлопали в ладоши, сверху посыпались лепестки цветов, зёрна риса и даже сушёные ягоды, и пока Субин и Ёнджун шли до своего стола, где их семья и друзья уже ждали их, каждый так и норовил крикнуть им какое-то особо лакомое пожелание, прикоснуться к ним, обнять, осыпать ещё одной горстью цветов или риса; но чужие прикосновения не чувствовались, как дёргающие жадные щупальца — скорее как движения высокой травы вокруг их тел. Зазвучала музыка, хлопки в ладоши стали ритмичнее, и Субин развернулся к Ёнджуну, уже совсем-совсем радостно глядя в его глаза. — Теперь ты мой муж, — заявил он. Ёнджун ему тепло улыбнулся: — Теперь и ты мой муж, — ответил он, затем неторопливо приближаясь и касаясь его губ своими. Субин притянул его к себе крепче, углубляя поцелуй; всё вокруг стало ещё громче, все завопили, поощряя и подбадривая их. — Я люблю тебя, — шепнул Субин ему на ухо, и Ёнджун зажмурился, прижимаясь к его груди. — Я скажу тебе только, что рад, что ты мой муж, — ответил он. — Мне и этого хватит, — Субин прикрыл глаза, сжимая его в своих объятиях. Ему хватит. До встречи с Ёнджуном он и на такое рассчитывать не смел. Даже если Ёнджун был к нему скорее милосерден, Субин это принимал. — Потанцуешь со мной? — спросил альфа. Ёнджун кивнул, и под хлопки и одобрительные выкрики они выбежали первыми в круг, и практически мгновенно к ним присоединились и все остальные. Стало тесно и жарко, но в то же время от незамысловатых движений почему-то захватывало дух. Ёнджун впервые танцевал так — босиком, вприпрыжку, под живую разудалую музыку и с хлопками в ладоши и гул самульнори. Субин схватил его под локоть, закружив его, затем сменил в сторону, а после они попали в большой хоровод в несколько рядов, оказавшись в самом его центре. Рядом веселились Уён и Сан, широко улыбаясь и отплясывая — самые главные любители потанцевать; Бомгю тоже не стал долго задерживаться за столом со своей семьёй и потащил Кая с Тэхёном присоединиться к хороводу. И полилось вино, и начались песни, и разгорелся ярче огонь — вся площадь в долине звенела и переливалась, словно сияющая в тёмной раковине гор золотая жемчужина. — Простите! Ой, извините, я сейчас! — Хонджун пытался протиснуться к кругу и не разворотить крыльями всё вокруг — пусть площадь была и большая, сейчас народу на ней было битком; и то рядом котёл стоит, то жаровня, то сверху верёвка с фонариками натянута, чёрт ногу сломит. — Пута мадре, — чудом избежав очередного костра, который уже начал потрескивать искрами на концах перьев, Хонджун вывернулся и практически уткнулся носом в грудь Сонхва. — Меня ищешь? — улыбнулся ему омега, протягивая руку. — А то! — обрадовался кречет, и они тоже пустились в пляс. — А где чикито? — Он с Чонхо и Ёсаном, он не любит танцевать, — рассмеялся Сонхва. — Зато любит вкусно покушать! Хонджун проследил, куда Сонхва бросил взгляд, и увидел, что Сонхо сидит на коленях того привлекательного юноши с добрым взглядом, а рядом над ним воркует его, видимо, супруг. Чонхо чуть покачивал коленками в такт музыке, отчего Сонхо чуть подпрыгивал, хлопая в ладоши, а Ёсан старательно снимал мясо с косточек. Заметив, что на них смотрят, они втроём помахали им руками, и Сонхва послал им воздушный поцелуй. В этот момент к ним подбежал Уён, явно намереваясь выполнить и перевыполнить свой план, и, схватив за руки, увлёк в безумный хоровод. — Кажется, мне нужно присесть, — проговорил Ёнджун, пробиваясь к столу. — И выпить. — Как-то ты быстро выдохся, — расплылся в улыбке Субин, следуя за ним. — Я просто… не танцор, — пробормотал Ёнджун, садясь на циновку за свой стол — поближе к Юбину и Джунсу. Субин же сел между ним и отчимом Ёнджуна, отгораживая их и даже не собираясь обращать на них внимание — чёрт с ним, это их праздник сегодня. — Всего ничего мы супруги, а ты уже мне врёшь, дорогой мой муж, — протянул Субин, притираясь к плечу омеги. — Правда устал? — Скорее проголодался, — сообщил Ёнджун. — Отец, что же это вы вытворили там, в шатре? — обратился он к Юбину. — Нам, признаться, пришлось нелегко. — А ты что думал, — проворчал Юбин, но немного беспокойно посмотрел на него. — Ёнджун, на самом деле это всего лишь обряд. Конечно, ничего такого страшного не произойдёт, скорее всего, никогда. В этом шатре мы сталкиваемся не столько с настоящим выбором, сколько с нашими страхами. А страху надо смотреть в лицо, — он ласково погладил Ёнджуна по плечу. Омега немного приободрился и прижался к плечу старшего, опуская голову. — Есть хочется, — пробормотал он. Субин проворно отщипнул значительный кусок от жареного вепря и опустил его в чашку с рисом перед Ёнджуном. — Вот в это я поверю куда охотнее, — улыбнулся он. Ёнджун несколько жалобно на него посмотрел, а затем вцепился зубами в сочное мясо. Его взгляд устремился на Бомгю, всё отплясывавшего вместе со своими новыми друзьями. На лице его царила радостная, беззаботная улыбка, он приседал и размахивал руками, а Уён и Хонджун его активно подбадривали. Кай веселился рядом с ними, а вот Тэхёна странно нигде не было видно. Поискав его взглядом, Ёнджун вдруг нашёл юношу рядом с Мансоком: они оба стояли рядом со большой чашей, полной печёных яблок, и о чём-то говорили. Ёнджун нахмурился. — Они связаны? — тихо спросил его Субин. Ёнджун покачал головой. — Не особо. Но просто дядя всегда себя проявлял как доброго и щедрого взрослого. Он очень легко втирается в доверие. Скорее всего, они не говорят ни о чём серьёзном, но не удивлюсь, если ублюдок увидел, что Тэхён немного оттаял по отношению к Бомгю, и решил снова вмешаться, чтобы испортить их отношения. — Но зачем ему это делать? — удивился Субин. — Разве Бомгю не его племянник? Ладно, я понимаю, что ты у нас нелюбимый сын в семье, но ведь Бомгю очень любят… — Ты забываешь, что услышал? — тихо фыркнул Ёнджун, стараясь, чтобы даже Юбин его не услышал, тем более Вонсок. — Эта дрянь, во-первых, мстит мне, а во-вторых, искренне считает, что все омеги в пределах досягаемости принадлежат ему. Как собственность. Он просто манипулирует доверчивым простачком, чтобы избавиться от конкурента. — Какого конкурента, — шёпотом вымолвил Субин. — Брак с Тэхёном договорной, не так ли? Он произойдёт в любом случае. — О, разумеется, — закатил глаза Ёнджун. — Просто он хочет, чтобы в жизни Бомгю не было никого, что любил бы его. — Какой псих, — подивился Субин и вдруг осёкся. Он заметил, как смотрит на Бомгю его отец — Сон Вонсок, супруг господина Сона. Взглядом провожая движения сына, он едва заметно улыбался, но улыбался печально. Словно даже виновато. Но стоило ему посмотреть на Ёнджуна, и теплота во взгляде сменилась тусклым безразличием. — Ты довольно быстро приспособился к жизни здесь, сын мой, — проговорил он. — Я даже не ожидал такого, хотя и знал, что тебе тут придётся по нраву. — Благодарю, мой господин, — негромко отозвался Ёнджун. — Ваш мудрый выбор моей партии был необычайно прозорливым. Вероятно, один лишь Субин смог услышать в покорном тоне омеги сардоническую насмешку. — За это следует поблагодарить и господина Чхве, что принял тебя в свою семью и дал свою фамилию, — проговорил Вонсок. — Надеюсь, этот союз будет… плодотворным. Странно, но и на сей раз Субину что-то почудилось. Глаза Ёнджуна сузились, и он прошипел: — Да. Я тоже. Не успел Вонсок ничего ответить, как прозвучал сигнал трубы, густой и протяжный. — Ах, какая луна! — воскликнул Юбин и взял супруга за руки. — Мой милый, любимый, нельзя такое пропускать! — И верно! — обрадовался Джунсу. — Эй, молодёжь! Айда в прятки и салочки! Музыка не остановилась, только стала ещё громче, и Уён, прижавшись к Сану в крепком поцелуе, тут же начал стаскивать с себя рубашку. Темнота ночи скрыла часть чужой наготы, мгновение — и на местах многих оборотней показались волки. Другие высыпали к краю площади, побежали к воротам, обращаясь прямо на ходу, чтобы не толпиться и не посшибать ничего, бросали одёжку прямо на натянутые гирлянды, чтобы не запачкать, и ринулись в лес. — Бежим, — шепнул Субин Ёнджуну, потянув его за руку. Тот поднялся, словно зачарованный, глядя на то, как волки прыгают друг через друга, играются, кружатся друг за другом, словно всё танцуя под музыку. Субин потянул за завязки на платье Ёнджуна, тоже целуя его. — Поймаешь меня? — спросил он, выдыхая омеге в губы. — Поймаю, — шепнул тот в ответ, тоже развязывая узел на груди Субина. В последний миг перед обращением он толко увидел вытаращенные, шокированные глаза своей «семьи», когда вместо него на его месте оказался громадный волк, пожалуй, самый большой, которого они когда-либо могли видеть. Ёнджун выдохнул через нос, а затем вдохнул, впитывая в себя запах Субина. Это игра. Это охота. Это танец. Это развлечение. Он почувствовал четыре свои лапы, наполненные силой, и широкую мощную грудь, в которой, как мотор, работало сердце и лёгкие, наполненные свежим ночным воздухом, смешавшимся с запахом альфы и дымом от костра. Этот коктейль был пьянящим, упоительным, и в то же время пробуждающим, словно до сего момента вся жизнь его была лишь сном. Субин исчез позади шатра, выбирая отличный от других маршрут, и Ёнджун, дав ему несколько минут форы, сорвался за ним в бегство. Он собирался хорошенько потрепать за загривок своего теперь уже полноценно мужа. Площадь постепенно немного опустела: не все хотели играть в такие прятки, да и не у всех была пара. Бомгю замер растерянно посреди продолжавших танцевать пар; всё так же лилась музыка вокруг, но и Сонхва, и Хонджун, и Уён, и Сан, и Ёнджун с Субином — все они убежали в лес, и рядом не осталось никого из знакомых, с кем можно было бы продолжить танцевать. Что-то ткнулось ему в лопатку, от неожиданности омега вскрикнул и развернулся. — Кай? — спросил он, глядя на серого волка, стоявшего позади него. Кай лизнул его в щёку, вызывая короткий смешок, а затем ощерился, показав зубы. Глаза его были пурпурными, почти фиолетовыми. «Беги», — как будто раздалось в голове Бомгю. Беги, беги, беги. И он сорвался с места. Просто так, на своих двоих. Конечно, волк его догонит в два счёта, но Кай не спешил его ловить, петляя сзади, то подбегая поближе, то снова увеличивая дистанцию, и каждый раз, когда он приближался, щёлкал своими страшными зубами у лодыжек омеги, у которого сердце от адреналина заходилось. Но почему же ему это тогда так нравилось? Не прошло и пяти минут, как они ворвались в лес вместе со всеми остальными. Наверное, один Бомгю был в облике человека, но в какой-то момент он осознал своё преимущество: быстрый, сильный и ловкий, как волк, но маленький, как человек, он мог проскользнуть в тех местах, куда не протиснется огромный зверь, пользоваться своими руками. Конечно, против волка это малые преимущества, но Бомгю знал, что ему ничего не грозило, поэтому наслаждался этой погоней, как никогда. В темноте он видел плохо, но полная луна, стоявшая в зените, хорошо освещала лес, и он спокойно бежал по лесному дну там, где бледные лучи прокладывали ему дорогу. Хватило его на полчаса такой беготни, и в какой-то момент он споткнулся, растянувшись на лесной подстилке. Кай тут же налетел на него и принялся покусывать и вылизывать, а затем мордой перевернул его лицом вверх. Омега рассмеялся и обхватил его морду руками: — Спасибо, Кай, — проговорил он. — Спасибо. Кай лёг рядом, сворачиваясь вокруг него калачиком, и Бомгю склонил голову на его плечо, закрывая глаза и переводя дух. Вздохнув несколько раз, он проговорил: — Мне жаль, Кай. Тэхён прав. У нас с тобой, верно, не выйдет ничего… Я слишком большой трус. Чтобы рассказать правду. И чтобы сбежать, тоже. Я слишком полагаюсь на своего хёна. Привык, что он меня защищает. Хотя он говорит, что я очень сильный, и что я со всем справляюсь и без него, мне кажется, я с этим не справлюсь. Если я позволю себе любить тебя, я не справлюсь. Рядом раздалось пыхтение и треск ломающихся веток. Рядом с ними появился светлый волк, почти белый в лунном свете, но, вероятно, песочно-серый. Кай поднял голову и навострил уши. Бомгю вскочил на ноги. Секунда, и на месте незнакомого волка оказался обнажённый юноша. — Это не совсем честно, — хрипловато проговорил Тэхён с некоторой обидой в голосе. — Что вы решили сыграть без меня. Почему ты не обратился? Или что? Мы же договорились, — он посмотрел на Бомгю. Тот, кусая губы, отвёл взгляд. — Я помню, что мы договорились, — ответил он. — Как раз об этом и говорил. Кай поднялся с места и обернулся человеком. — Ничего не было, Тэхён, — спокойно проговорил он. — Ты куда-то пропал так внезапно. Неужели это твоё первое превращение? Ты сам? — Я просто подумал о том, что ты мне говорил, — Тэхён улыбнулся несмело. — Стоило мне представить свой хвост… Секунда, и я волк, — он посмотрел на свои ладони. — Это потрясающе… я не знал, что это так… так просто и так чудесно. Темнота скрыла досаду и печаль на лице Бомгю. И вот, получается, у каждого из его друзей и знакомых всё получается, стоит только подумать. А он вот, оказывается, дефектный… говорить об этом ему не хотелось. — Поздравляю, Тэхён, — мягко проговорил он. — Я помню, ты этого хотел. Может, за оставшееся время мы ещё сможем и встать в связку. — Как ты ездил на Кае? — спросил Тэхён, слишком взбудораженный, чтобы сердиться на Бомгю долго. Тот кивнул. — Я правда не знаю, сойдёмся ли мы с тобой. Кажется, из нас и женихи-то никудышные, а уж партнёры тем более. — Ну-ну, а то я вас сейчас тут и оставлю, — пригрозил им Кай со смешком. — Давайте лучше просто погуляем по лесу. Мы уже натанцевались и набегались, можем просто прогуляться. Бомгю, ты можешь сесть ко мне на спину и держаться за шкуру, — он обратился к омеге, догадываясь, что тот не хочет признаваться о своём недуге. — Если я буду идти, ты сможешь удержаться без шлейки. — Спасибо, — с признательностью сообщил Бомгю. Через пару секунд двое волков с всадником на одном из них покинули полянку.

***

Сонхва вместо леса побежал налево, вдоль реки, предполагая, что гарпия не сможет так уж хорошо преследовать его в лесу; и не ошибся — Хонджун моментально разогнался и взмыл в небо. Омега и сам не знал, почему пригласил кречета на танцы и на салочки, не знал, но догадывался, и догадка эта ему не нравилась. Но в нём было слишком много вина, чтобы думать об этом и печалиться, а танцевать и гоняться друг за другом могут и друзья, и Сонхва дал себе зафиксироваться на этом, сегодня уговорив себя отпустить ситуацию немного. Он даже немного привзвизгнул, когда чужие когти мазнули его по холке, скорее ущипнув, чем схватив, а затем рванулся под укрытие деревьев — и только когда Хонджун снова набрал высоту, омега осмелился вновь подбежать к реке. Дальше внизу была большая заводь, и Сонхва устремился к ней, прыгая от одного лунного пятна к другому. В душе он решил, что, если достигнет берега заводи раньше, чем Хонджун поймает его, то победит; хотя в этот момент его чрезвычайно взволновал такой вид салочек: теперь он чувствовал себя скорее маленькой перепёлкой, которая бежит по полю в попытках скрыться от птичьих когтей, от воздушной погони ему ещё не доводилось спасаться, и это было так по-новому захватывающе. Он рассчитывал скрыться, рванувшись в кустарник, но у Хонджуна были другие планы. Он вовсе не был такой же маленькой птичкой, как настоящий кречет: он вломился в кустарник с таким хрустом, что из травы повыскакивали перепуганные мыши. Его вытянувшиеся когти настигли Сонхва, сбивая того с ног и выбивая воздух из волчьей грудной клетки, и они кубарем покатились по траве, так и выкатываясь к берегу заводи. Сонхва издал смеющееся фырканье, поднимаясь на лапы, а Хонджун, распластавшись на его спине, взмахнул несколько раз крыльями, вцепившись ему в холку, и передняя часть Сонхва приподнялась над землёй. Волк издал удивлённо-сердитый взвой, и Хонджун рассмеялся, складывая крылья у себя за спиной. — Какой ты красивый, светик, — проговорил он, проводя по светлой шерсти Сонхва рукой — мех в лучах луны сиял, словно серебряная монета. — Куда тебе от меня прятаться с такой приметной шкуркой? М? Вот так, значит, волка седлают? Он спустил ноги вниз, усевшись на Сонхва на манер лошади, и волк закатил глаза, фыркнул и взбрыкнул. С воплем Хонджун вылетел с его спины и снова чуть не покатился кубарем по траве, но подхватил сам себя крыльями и изящно приземлился на ноги. — Дурачок, — послышался насмешливый голос Сонхва. Хонджун взглянул на него и тут же отвёл взгляд, снова глянул и снова отвёл. — Dios, — пробормотал он, — vas a volverme loco, tanta belleza. — Не куксись, я не стесняюсь, — Сонхва опустился на траву, вытягивая длинные ноги. — Или, если хочешь, можешь тоже раздеться. Искупаемся. — Я, конечно, надеялся на что-то подобное, но думал, это будет немного иначе, — посмеялся Хонджун, устраиваясь рядом. — Я не умею плавать. С крыльями никак, они для этого не предназначены. Намокнут, и я потом как без ног. — Боишься, что я тебя тут брошу одного? — спросил Сонхва. Хонджун покачал головой. — Просто неприятные воспоминания. — Тогда не будем, — решил Сонхва. — Да и вода точно холодная. — Нет, если хочешь, можешь искупаться, — Хонджун обнял колени и кивнул на заводь. — Я не хочу один, — ответил Сонхва. — Раз уж я тут, с тобой… должен понести ответственность. — Красота какая… луна так сияет, понимаю, почему для свадеб выбирают полнолуние, — проговорил Хонджун, пододвигаясь поближе и накрывая одним крылом плечи Сонхва. Тот улыбнулся — конечно, перья были не слишком славной защитой от холода, да горный оборотень был привычен к таким температурам, но немного тепла исходило от крыла. И это было мило. — Да, красиво очень, — согласился он, любуясь бликами лунной дорожки на почти совсем ровной, зеркальной водяной поверхности. Насыщенные, затаённые синие и зелёные цвета леса серебрились под этим светом, а уха достигали ночные шорохи и шелест едва заметного движения вод в заводи. — Почему мы здесь, — спросил Хонджун, глядя на него своими жёлтыми глазами. — Я не знаю, — ответил Сонхва, хотя вернее было бы сказать «я не хочу знать». Кречет потянулся к его губам, но Сонхва остановил его, коснувшись пальцами его рта. — Не надо, — едва слышно проговорил он. Хонджун отстранился, его горящий взгляд немного потух. — Прости, наверное, я не так понял, — он обвил руку Сонхва и потёрся головой о его плечо. — Мне показалось, ты принял мои ухаживания. — Я же тебе сказал, что… — Сонхва вздохнул. — Хонджун, давай поговорим. — О, так тебе есть, что сказать, — улыбнулся кречет, но посерьёзнел, увидев сердитый взгляд омеги. — Хорошо, я слушаю. — Мне стыдно, — вздохнул Сонхва. — Ты ухаживаешь, а я тоже, ну… я просто обычный слабый человек. Ты небольшого роста, довольно изящный, и хорошо ладишь с моим сыном, ты смешной… лёгкий на подъём. Ты понимаешь, к чему я клоню? Хонджун помотал головой отрицательно. — Я использую тебя, спасаясь от своего вот этого одиночества, — Сонхва махнул рукой. — Я пытаюсь… видеть в тебе то, чем ты не являешься. — Омегу, — проговорил Хонджун, догадавшись. — Именно, — едва слышно ответил Сонхва, опуская голову и вздыхая. — И это плохо. Это плохо закончится для каждого из нас. Хонджун помолчал некоторое время, всё прижимаясь к плечу Сонхва. Наконец, он проговорил: — Во-первых, я не сержусь, если что. Честно говоря, я даже не расстроен. Я, даже можно сказать, счастлив твоей честности. Это доказывает, что я был прав, и смог прозреть в тебе большее, чем просто красивую фигуру и милое личико. Сонхва, я не волк. А ты — не гарпия. В каком-то роде мы в похожих ситуациях, знаешь. Сонхва удивлённо поднял брови. Да, ведь Ёнджун говорил об этом. Что раз омеги у гарпий, как правило, большего размера, крошка Хонджун, вероятно, видит в нём красивого партнёра, как партнёра-гарпию. Но сам-то Хонджун говорил совсем о других его качествах, когда описывал свою симпатию. — Во-вторых, — продолжил Хонджун. — Сколько у тебя было влюблённостей? Может, этого было достаточно, чтобы понять, что ты другой, но слишком мало, чтобы понять, насколько ты другой. Сонхва, твои страхи я понимаю. Особенно страхи за сына. За меня бояться не надо, я взрослый мальчик, даже если иногда валяю дурака. И понукать я тебя не буду. Не хочу, чтобы это выглядело, как будто я тебя уговариваю. Просто, да… ты себя не обманешь. Ты знаешь, что я альфа, точно так же, как и то, что я гарпия. И ты не сможешь закрыть на это глаза, — он издал тихий смешок. — Но, раз уж об этом зашёл разговор, анатомия у нас действительно отличается. Она не совсем, как у птиц, конечно. Мы не несём яйца, пхахах, но… и на типичную оборотничью она не сильно похожа. Так что, если дело в том, что там у меня между ног… — Нет, погоди. Погоди, — Сонхва остановил его снова. — Я не хочу, чтобы ты вынуждал себя рассказывать. Это особая тема. И это совсем не имеет отношения к делу! — Я думаю, ты бы так не сказал, если бы я разделся, — ухмыльнулся Хонджун. — Но всё же. Я слишком предвзят, чтобы тебя уговаривать или отговаривать. Всё в твоих руках, светик. Но правду скажу, ты мне люб, и я хотел бы провести с тобой ещё сотню жизней. Вот как увидел тебя, клянусь, потянуло меня к тебе! — Это ты всем такую лапшу на уши вешаешь? — проворчал Сонхва, немного смущённо сверкая на него глазами. — Можешь спросить Юнхо и Минги, если не веришь, — Хонджун широко улыбнулся. — Они бы тебе не соврали. — Не знаю, ты же их капитан, по идее, — усомнился Сонхва. — Ой. Уважения в этой команде ко мне, — шутливо закатил глаза Хонджун. — Но поверь, даже если бы они и соврали ради меня, то знаешь, кто не стал бы меня терпеть, будь я говнюком? — Ёнджун, — мгновенно понял Сонхва. — Ох, ну он да, верно. Растерзал бы тебя на пуховую подушку. — Пусть всё останется так, как есть, — Хонджун взял его за руку. — До тех пор, пока ты не позволишь мне больше. Если захочешь. Я наслаждаюсь своей жизнью здесь и вашим с Сонхо обществом, и от ухаживаний тоже получаю удовольствие, так что не беспокойся. Ты не сделаешь мне больно. Я воробей стреляный. — Спасибо, Хонджун, — Сонхва кротко поцеловал его в щёку и вдруг навострил уши. Вдалеке послышался волчий вой, протяжный и дрожащий. — Что такое? — спросил Хонджун, подскакивая на ноги. Сонхва затаил дыхание, прислушиваясь, а потом сказал: — Надо уходить. В лесу опасность. Все возвращаются. — Какая опасность? — спросил Хонджун. — Я не знаю. Волчьи сигналы довольно ограничены, но раз его подали, лучше вернуться. Это воет Субин, если он решил, что в лесу опасно, значит, надо уходить. — Я отнесу тебя, — ответил Хонджун, снимая с себя рубашку и накидывая на бёдра Сонхва. — Держись за мою шею. Если в лесу опасно, мы можем вернуться по воздуху. — Ты… — Унесу. Хватайся и ничего не бойся. Руки у Хонджуна и правда были очень сильные; в конце концов, он был оборотнем, как и все они, пусть и необычным. Его крылья распахнулись, готовясь к нелёгкому взлёту, лицо словно заострилось, а вместо ладоней оказались крепкие, как стальные канаты, птичьи лапы, ухватившие тело Сонхва и прижавшие к себе. Скулы и лоб обозначились лёгкими гладкими пёрышками, и Сонхва охнул, во все глаза смотря на преобразившееся лицо Хонджуна, на его волосы, больше ставшие похожим на птичьи перья. — Хорош, правда? — хищно улыбнулся ему Хонджун. С небольшим разбегом он оторвался от земли, мощно взбивая крыльями воздух, и поднялся ввысь. Ветер засвистел в ушах так, как Сонхва никогда раньше не слышал. Он прижался крепче, стоило ему бросить взгляд вниз. Никогда в жизни он не смотрел на горы с такого ракурса — даже поднявшись на самую высокую скалу и посмотрев вниз, невозможно было увидеть сверху сами горы, они всегда оставались над ними, вечно взиравшие сверху повелители; теперь же Сонхве видел их пики внизу. Скорость и сила Хонджуна и правда были умопомрачительными. — Не волнуйся, я ни за что тебя не уроню и не пошучу, — громко проговорил Хонджун, перекрывая шум ветра. Сонхва только сглотнул и кивнул, зажмурившись.