Пробил час

      Под ногами с хрустом мялся снег, раздавленный шерстяными валенками. Плотно укутавшись в мягкий тулуп, что даже собственной овчиной не мог согреть маленькое окоченелое тело, Мелисса твердо продолжила идти, несмотря на заваливавшийся снег в обувь. На пушистые рыжие локоны плавно оседали снежинки — этакие маленькие кружева. Долговязые сосны окружили два силуэта, целенаправлено идущих прямо.       Морозное солнце скрыли тучные облака, заслонив собственными тушами ясное зимнее небо. Изо рта шел пар, густой дымкой появляясь в воздухе. К голым ладоням обильно приливала кровь, от мороза они словно затвердели, покрывшись невидимой холодной коркой. Сугробы лениво валялись, преграждая путь двум людям. Седому старику и юной девочке. Оба продолжали усердно перешагивать громоздко повалившиеся стволы деревьев, обходить старые пни, что летом бы покрылись румяными опятами.       Шаг у дедушки был большой, размашистый. Мелисса едва поспевала за статной, в далеком детстве казавшейся широкой спиной. Вдали протяжно выли волки — предвестники беды.       — Поторапливайся, — хмуро велел дедушка. Находившийся у него под рукой хворост был крепко собран охапкой, торчавшие прутики шалостливо поглядывали на девочку.       В очередной раз споткнувшись, Мелисса ускорила шаг, твёрдо придерживая остатки валежника у себя под мышкой.       Они вышли на поляну, в край истоптанную следами. Таежные сосны сразу отступили назад, будто опасаясь нечто, таящееся под пушистым слоем снега, образовав чуднУю сферу. Из сокровенно хранивших мрак сосновых дупел на две фигуры боязливо поглядывали множество глаз, — детское воображение бурно представило ясно сияющие сквозь кромешную тьму белки и смольные, словно вороное крыло, зрачки. Хотя какие к черту глаза? Зима же, все будто вымерло.       Дедушка грозно выдохнул сквозь широкие ноздри холодный воздух, что жгуче прошелся по глотке. На мерцающих белых хлопьях лежала мертвая туша рогатого зверя. Чудилось, что над трупом исходил пар, словно над остывающим горячим. Глазные яблоки налились кровью, что окрасила их алым. Зрачки мучительно замерли. Олень, молодой и статный, отныне навсегда будет покоиться на снегу. А когда и снег под ним растает, земля покроется свежей травкой и защебечут в небесах птицы, туша распадается на мельчайшие атомы, будет съета самой землей. А беда останется.       Дедушка повернулся к Мелиссе, представляя ей как будто на рассмотрение свое морщинистое лицо. Щетина небрежно покрывала скулы и подбородок, тонкие губы были напряжены, сжаты узкую полосочку. Волосы коротко стрижены, — не аккуратно, конечно. Он немым жестом подозвал к себе девочку, та беспрекословно двинулась вперед.       — На нем нет ни следов когтей, ни клыков, — заметив непонимающий взгляд со стороны, он хмуро добавил, — Его убил не зверь.       Морозный день боязливо отступал, давая возможность перейти в царствование ночи. Темнеет, как известно, зимой рано, об этом вещало украдкой потемневшее небо, что скрывалось под толстым слоем облаков. Мелисса вновь аккуратно взглянула на животное, — по-прежнему лежало мертвой падалью. После недолгого промедления дедушка резко опомнился и повернул налево, заведомо осторожно обходя поляну. Мало ли, что.

***

      Хтонических масштабов неудача свалилась тяжким и непосильным грузом на мирные головы. Проигрыш всегда сопровождается чувством неизбежной вины и клокочущем раздражением. Леорио, по чьей вине команда ребят осталась с жалкими и грустно звучащими десятью часами, недовольно громыхал звучными шагами на песочному камню, возвращаясь обратно к своим товарищам. Безнадежно оборачиваться принципиально не хотелось: Леорио продолжал идти вперед. Свирепо негодовать хотелось сильнее: злоба лихо накапливалась снежным комом внутри. Озлобленно оскалившись, Леорио шумно плюхнулся на стратегически важную точку позади ребят, когда добрался до твердой поверхности, отчего по камню пошла вибрация, а столетняя пыль на нем взлетела до небес.       Испытание, кое оказалось с треском провалено, являлось прямым синонимом к слову азарт. Страсть бурлила раскаленным маслом в крови, брызгаясь в разные стороны. Ведь они играли на заветные часы. Делали, словно в казино, ставки. Последняя стала по совместительству решающей. Леорио, что поставил на то, что под накидкой скрывается дерзкий мальчишка, удивлённо вскинул брови, а позже разгорячено взвыл. Хрупкие запястья невесомо взмыли вверх, в тот миг показав истинное естество, коварно прячущееся под безобразно блеклой накидкой. Очередным узником, сражавшимся необычным образом с брюнетом, стала невысокая девица с запоминающимся своей яркостью цветом кожи. Кислотным, словно невероятно химозные конфеты, розовым было покрыто ее изящное тело. Плавные изгибы талии, завораживающие бедра, приказывающие Леорио пускать слюни и как истинный обожатель взирать на них. Коварная и хитрая, будто бы лиса, девушка.       Оставался последний раунд, решающий всю их последующую судьбу. Сгинуть под сжирающими ехидными взглядами, — не хотелось даже думать об этом. Не хотелось! Однако мысли тайфуном крутились у Мелиссы в голове, закручиваясь в смертельную воронку. Тревожно взглянув на опустившегося позади Леорио, Мелисса с неизбежным ужасом поняла: решающей победой или же проигрышем станет ее ход. Она нервно теребила край сумки, потрепанную излишними приключениями. Еще секунда, и встанет она перед страшным узником. Еще секунда, и начнется испытание.             — Только ты еще не была, — деловито констатировал факт Киллуа, напрямую обращаясь к Мелиссе, — Жалко будет, если из-за тебя мы провалим экзамен.       — Не провалите, — строго отозвалась Мелисса, сосредоточенно взирая на пустующую арену. Скоро.       Мощная фигура на другой стороне пропасти встала с пола, могуче поднявшись, она авторитетно смерила грозным взглядом товарищей. К ней бесстрашно подлетел Мандженнатти (ехидное синеее чудище), бескорыстно не понимая испуганные вздохи других узников, он стал открыто насмехаться над фигурой. «Не верю я, что ты погубил столько народу! Совсем безобидный ведь» Секунда времени прошла незаметно — стена раздроблена в крошку, а синее чудище валяется без сознания. И только могучая фигура не обращает внимание ни на кого и идет прямо. Убивать.       — Удачи, — кротко сказал Гон.       Благодарно ответив ему взглядом, полным стремлением вернуться живой, Мелисса развернулась к мальчишкам спиной. Она осторожно коснулась носком ботинка камня, из которого была построена вся арена, затем переместила вес всего тела на ногу, коей был сделан первый шаг и аккуратно ступила на поверхность, придержав подол юбки. Противник был выше ее на несколько голов и напоминал единую груду мышц, ибо с его атлетическим телосложением именно такое сравнение было бы максимально уместным. Мужчина сорока, а может и тридцати пяти лет. Без напущенной свирепости и алчности. Напущенного в нем и капли не было, лишь истинные эмоции, кои он даже скрывать не хотел. В толстых венах его и витиеватых сосудах струилась жажда крови и мучительных стонов, пропитанных абсолютным отчаянием. Настоящий убийца, — о да, именно настоящий, — стоял перед ней. Сведенные на переносице дремучие брови, светлая макушка да отросшие усы с бородой придавали ему деревенской простоты и будто заверяли окружающих, что не виновен он ни в чем, вам так кажется просто.       — Драться на смерть будем, — прогромыхал он басом.       — Хорошо, — коротко кивнула в ответ Мелисса, напрягшись.       Она не стала медлить, поэтому, сохраняя сдержанное выражение лица, Мелисса приблизилась вплотную к врагу, резко зайдя ему за спину. Нен мягко обволокло ее кисть. Молниеносно ударила того в шею, оставляя лишь оголенную мышцу на месте удара. Не теряя драгоценное, — в их случае тем более, — время, Мелисса поспешила нанести похожий удар в открывшееся место — ребра. Те не издали желанного болезненного хруста, тем не менее удар прожег небольшой участок футболки и даже задел кожу, но противник своего не стал уступать. Буйно повернувшись к ней, он за замахнулся кулаком, вены на котором вспухли, будто согласно команде. Девочка в нужный момент развернула голову, отчего удар просвистел рядом с ухом.       Атаки продолжали следовать из разных мест арены, и Мелисса, возбужденная и забывшаяся, шныряла из угла в угол, то и дело отступая назад. Однако удача никогда не находилась при ней продолжительное количество времени. Разгоряченная, позабыв о давно выработанной стратегии, она допустила ошибку — чертову непростительную ошибку, что до сих пор жгучей болью проходится под кожей. Стоило ей на мгновение замешкаться и отвести взгляд от противника, он моментально приблизился и со всего размаху заехал кулаком ей по ноге.       — Ай! — ударной волной ее отбросило к краю арены. Пытаясь уцепиться пальцами за любые неровности покрытия, она лишь содрала на них кожу к чертям. Остановившись в сантиметре от пропасти, девочка поднялась на трясущихся ногах и уставилась на противника, поддерживая зрительный контакт.       Глаза быстро бегали по месту действия, мысли с бешеной скоростью крутились в черепной коробке, анализируя и предлагая наилучшие решения в сложившейся ситуации, сердце яростно исполняло чечетку. Маленькая грудь тяжело поднималась и опускалась, а глаза заслезились от невыносимой боли, исходящей из бедра. Воздуха катастрофически не хватало. Клокочущая тишина, пронизывающая каждую клетку организма, была невыносимой. Никто не был в праве произнести ни одного слова. Все молча наблюдали, сверля своими взглядами арену в ожидании развязки.       Больше ждать было нельзя. Понимала это и сама Мелисса, но как же тяжело было сделать тот заветный шаг к противнику, на чьем лице уже была нарисована сама мерзость. Он стоял, желчно улыбаясь во всю ширь желтых и щербатых зубов. Брови по прежнему были сведены на переносице, однако ныне в этом жесте крылось наслаждение страданиями жертвы. Он был опьянен своим безумством.       Мелисса не собиралась сводить с него глаз — допустив такую ошибку снова, она навечно повесит на себя клеймо безмозглой дуры, что не смогла запомнить собственные косяки. Шагнула второй ногой, подтянув раненную к себе. Затем еще и еще раз. Нелепо хромая, она уверенно подбиралась к противнику все ближе, что с каждым ее новым шагом скалился лишь сильнее, показывая все больше проплешин в его безобразной улыбке.       Мелисса упорно продолжала идти. Яркие точки бешено летали перед ее взглядом, мельтешили и осознанно пытались сбить девочку с толку. Покрепче стиснув зубы, чтобы не дать чудовищной боли заглушить собственное сознание, она схватила громилу за руку обоими пятернями. Одного мимолетного касания было достаточно для сильного ожога кожи.       Что, если продержать руку дольше? Но Мелисса уже знала ответ.       Кожа слезала пластами, крепкие мышцы грозно шипели от ее способности, пытаясь противостоять. Узник, истошно рокоча и надрывая свой голос хриплым ревом, на исключительном адреналине отбросил девочку, словно живую оболочку без костей и внутренностей. Тряпичной куклой Мелисса с грохотом повалилась на пол. На этот раз больнее. От его рук исходил пар. Он весь покрылся испариной и яро ринулся на девчонку, напоминавшую невинного крольчонка. Такого наглого, что забыл свое место в пищевой цепи.       Алые волосы пылали огнем, кулаки мощно впечатывались в каменную плитку, со свистом разрезая воздух, складки юбки шелестели, податливо уходя в сторону. Драка давно пробила черту допустимого моралью, вышла за пределы шаловливых игр. Либо ты его, либо он тебя. Заключенный бесконтрольно махал кулаками, потеряв всякую сознательность в своих действиях. Мелисса лишь шустро уклонялась, юрко нагибаясь и незаметно касаясь открытых участков кожи противника, сильнее разжигая бурлящее в нем раздражение и злость. Она сочилась через все дыры в его стакане самоуравновешености, в нем, как и везде, появилась первая трещина, повлекшая за собой цунами из плохо сдерживаемых эмоций. Опьяненный своей ненавистью, убийца совершенно перестал здраво мыслить. Девчонка продолжала прытко уходить от его атак, несмотря на ноющее бедро.       Мелисса напала на него сзади. Обхватила тонкими пальцами-веточками мускулистую шею и вскочила на соперника, ногами цепляясь за его торс. Она крепко удерживалась в этой позе, душа, подобно чуднОму рюкзаку, в то время как преступник неповоротливо пытался отцепить от тела впившиеся ноги, что обхватили его с двух сторон. Из девичьих ладоней начала исходить энергия, расщепляющая живые ткани. Сил у нее больше не хватит на повторное применение способности, Мелисса чувствовала это всем телом.       — Сдавайся, — она словно выдохнула эту фразу вместе с остатками воздуха в легких. Видит бог, она не хотела его убивать. Не хотела. Правда, не хотела. Не хотела. Не. Хотела.       — Еще раз повторю, сдавайся. — словно в мольбе, эмоционально прикрикнула Мелисса. Терпение и оставшиеся нервные клетки не могли и дальше у нее задерживаться. Она была на исходе.       — Нет, — ответил он, напряженной рукой попытавшись согнать подло прицепившуюся к нему фигуру.       Контроль вырвался из сдерживающей его клетки. Стальные прутья погнулись, расплавились под накалом страстей, дав возможность Безумию царствовать вопреки принципам. Кожа расслаивалась и сходила, из оголенного мяса казалось, что шел пар, руки девочки продолжали сминать открытые мышцы, звонкий хруст шеи, истошный крик, а после него звенящая тишина и грохот позвонков осыпавшихся на арену. Мелисса сидела на полу, рядом валялось бездыханное тело. Пальцы испачканы в чужой крови, их слегка потряхивало.       Вот и нарушила она то, чего так боялась. Она у-би-ла человека. Убила. Погрузив того в муки, перед тем, как глазные яблоки закатились и в них полопались капилляры, перед тем, как он издал последний хриплый вздох.       Она не собиралась опускаться до подобного, но в одно только мгновение поспешно перешагнула собственные же принципы, напрочь уйдя с головой в это болото. Болото разочарования собой.       Мелисса представляла разные последствия своих, местами, безрассудных действий, ибо человеку тревожному свойственно обдумывать даже мельчайшие детали. В том числе и смерть. Свою, чужую, всякую. Костлявая всегда холодно дышала над ухом девочки, словно коварно напоминая, что она по-прежнему здесь, никуда не делась. Мелисса сама являлась свидетельницей ехидных поступков Смерти, что ни один раз забирала людей у нее на глазах. Смерть, как явление, для нее было отнюдь не ново. Однако чью-то жизнь ей не доводилось отнимать никогда.       Стеклянный взгляд касался всего и одновременно ничего. Он был направлен на нечто невидимое другими, притаившееся за спинами ребят. Потускневшие изумруды собственных глаз. Она молча поднялась и направилась к ребятам.       Раздался ясный звук оповещения и все синхронно повернули голову к мигающему табло, цифры на котором изменились.

***

      Шок сходил медленно. Долго и протяжно тянулся, словно тень, за девочкой. А она не могла. Не могла даже попытаться вдуматься в происходящее. Разум был полностью затуманен, будто она находилась в прочном вакууме. Механическими движениями шествовала за ребятами — те дружной колонной шли по узенькому коридору того же подземелья. Их голоса разлетались звенящим эхом, пружинили и отскакивали от кирпичных стен. Не стараясь вникать в их краткие фразы, наспех скомканные сознанием и сказанные без толики глубокого смысла, Мелисса бренно брела позади. Глаза предательски, никак иначе, слезились и с этим ничего нельзя было поделать. Хотелось вычеркнуть себя из этого мира, а не портить всеобщую радость своей понуростью. Она дважды вскинула голову к яично-желтым лампам, отразившихся в выступивших слезах, часто моргая. Не помогло. Голова кружилась, но не от боли. Словно при высокой температуре повсюду кружили мрачные образы никак не складывавшейся картины. Ее ошметки летали повсюду — неусидчиво вертелись перед самым носом, мерещились вдали. Однако Мелисса не обращала на них внимание. Сейчас ей не до этого. Ей сейчас вообще не до чего. Явно хромая вследствие травмы, полученной при борьбе с лохматым громилой, девочка продолжала отставать. Шаг, в начале бывший безмятежно простым вследствие адреналина, нынче оказывался непосильно болезненным, до того, что приходилось останавливаться и переводить дыхание. А затем снова идти.       Затылок неистово пульсировал, сминая и разжимая черепную коробку. Желалось беспомощно захныкать, заполучить что-то, хоть что-то, способное снять эту боль.       В какой-то момент стало легче идти: отрешенно моргая, Мелисса и вовсе пропустила мгновение, когда теплые кисти закинули ее руку на чужое плечо, послужившее девочке опорой. Гон шел рядом и ласково улыбался, искренне помогая девочке продолжать идти. Мальчик быстро подстроился под ее неспешный темп, придерживая ее кисть, что будто бы так и норовила выскочить из его пальцев. Были бы у нее силы — запротестовала бы своевольно и дерзко зашагала быстрее. Но вести себя так, вредно и до ужаса нагло, не позволяла мерзость, прицепившаяся к Мелиссе горьким проигрышем самой себе. Осознание еще не наступило, пока что была только грубая боль в голове. И образы образы образы.       — Давайте быстрее, мы уже пришли, — рядом недовольно возник Киллуа. — Гон, ну что ты там возишься?       Фрикс не обратил на него внимания, лишь продолжил поддерживать Мелиссу, бледную, как фарфоровую куклу. Конечности были деревянными, словно туда повтыкали пару прочных металических каркасов, что мешали ей свободно передвигаться. Руку крепко сцепили мальчишечьи пальцы, но не чувствовалось ничего. Однако что-то, да заставило Мелиссу поднять рыжую макушку и, слепо жмурясь, она глупо уставилась на отталкивающее своей броскостью на контрасте с мрачным плесневелым коридором помещение, из которого так и сочилось ослепляющее холодное сияние.       — А можно еще дольше? — не унимался Киллуа.       Толком не смотрев себе под ноги и пару раз гулко споткнувшись, Мелисса, с затуманенным рассудком, переступила порог комнаты. Щербатый коридор закончился, резко сменившись на гладкий бетон. Гон продолжал заботливо ее придерживать, шустро оглядывался по сторонам.       Им дали комнатку, дабы отрабатывать проигранные Леорио часы, — простенькую, без внушающих потолков и массивных стен, без выразительного интерьера и золотых крышек унитаза. Казалось, что помещение было сугубо домашним, сделанное будто на скорую руку и без особой запарки. На паре картин, висевших на криво приклеенных обоях, пышущих блеклой желтизной, были изображены акварельные пейзажи бескрайних полей и быстрых рек. Провианта было достаточно, тот хранился в старом жужжащем холодильнике, покрытым толстым налетом пыли. Висящие на нем магниты приветливо сверкнули в ярком свете лампы.       Мальчик, заприметив небольшой кожаный диван, повел девочку, унизительно долго ковылявшую, туда. Постаравшись аккуратно усадить Мелиссу, он довольно улыбнулся и обернулся: его товарищ кисло глядел на Фрикса, осуждающе скрестив руки на груди.       — Что? — простодушно спросил Гон.       — Ничего, — поглотив собственное раздражение, Киллуа сердито цокнул, — Она могла и сама дойти.       — Могла, — просто ответил Гон.       — Так какого черта ты с ней возишься? — мгновенно вспыхнул, словно искра, Киллуа, раскинув руки в стороны.       — А что? — Гон серебряно, точно звон маленьких колокольчиков, рассмеялся.       Золдик взвыл, яростно повысив голос, но тут же пришел в себя. Мимолетная агрессия прошла, как только Киллуа, бешено сжимая кулаки, понял, что упрямство Гона не даст ему и шанса выиграть этакие дебаты. Упертый, как осел, черт его побери. Глубоко и очень-очень медленно вздохнув, он попытался наиболее уравновешено взглянуть на Гона — мальчик смотрел на него, светясь.       — Мы пойдем, — уверенно проговорил Гон, подхватив друга.       Мелисса не подняла на них взгляда, провожая тревожным молчанием. Гон тактично отступил назад, прихватив с собой угрюмого друга, не спускающего внимательного взора с Мелиссы, твердо сидящей на темном диване, на крашенной коже которого пестрели желтые трещины. Мальчики ушли — она осталась. Осталась с нею же и отрешенность, расположившаяся рядом. Просто молча сидя, девочка продолжала вглядываться в невидимое нечто перед собой. Руки лежали на коленях, дрожа, как осенние листья на ветру. Надоедливо яркое освещение больно билось о глаза. Они опять начали слезиться. Теперь уже от внутренних факторов.       Липкое осознание застало ее врасплох. Стало трудно дышать: горло перегородил тугой ком и, жадно глотая воздух, Мелисса захотела исчезнуть. Склиское поражение в раунде против самой себя обхватило ее мерзкими щупальцами со всех сторон. Она стала чувствовать, как сжимается у нее сердце до невообразимо крошечных размеров, и сама она, хрупкая и невесомая шестеренка в этом всемирном двигателе, сделалась крошечным потускневшим осколком разбитых же ею иллюзий.       Но более она себя сдерживать не могла. Словно очнувшись от оцепенения и выйдя из зачарования, она стала смотреть на мир чище и яснее. Глаза вновь преобразились из безжизненного зеленого в настоящий нефрит, дабы теперь наполниться слезами. Мелисса, приглушенно хныкая, накрыла глаза ладонями, согнувшись к коленам. Мелко дрожа, она часто вздрагивала и тонко всхлипывала. Пальцы намокали от соленых слез, а мысли, которых было предостаточно в черепной коробке, не ощущались как что-то единое с ее телом. Мысли были, но почувствовать Мелисса их не могла. Лишь одна истина главенствовала внутри нее. Убийца.       Терпеть не было сил. Контроль выскочил из пальцев. Слезы лились сильнее и сильнее, не было возможности их скрыть. Боль, растущая в груди, словно ныла и просила о помощи. Глотка болела, ибо ее сковал ком из сдерживаемого рева. Желание истошно завопить, да так, чтобы стекла потрескались, росло, как на дрожжах. Истерично вдыхая, она не замечала, что ныне звучала громко и ясно. Тщетные попытки успокоиться и отставить наболевшие эмоции ушли на второй, а может и на третий план. Пустая черепная коробка пульсировала сильно, а звон в ушах захватил ее сознание, в том числе и отобрал возможность слышать чужие голоса, что уже раздавались над самым ухом.       Мелиссу схватили за плечи и начали трясти в попытках успокоить рыдавшую, однако она, совершенно ничего не понимая, только сильнее заходилась в рыданиях, пытаясь огородиться ото всех. Нелепо махая руками в воздухе, будто отгоняя от себя надоедливых букашек, она, красная от слез, не могла успокоиться. Сквозь плотную пелену отчаяния, девочка едва улавливала голоса, что слились в воронку, кружащуюся над ней. Напряжение росло, увеличивалось давление внутри и казалось, что сердце не справится. Спертый воздух колыхался от голосов, слышащихся со всех сторон. Они кричали на нее, настойчиво просили вернуться. Но Мелисса не…       Бабах!       В лицо брызнула свежесть и в одно мгновение, что показалось Мелиссе удивительно коротким, она распахнула глаза и рвано втянула воздух ртом. Сердце замерло, а затем снова пустилось в пляс.       — Успокоилась?       Капли холодной воды стекали по щекам и заливались за ворот кофты, пачкая юбку и оставаясь прозрачными кристалликами висеть на длинных ресницах. Когда девочка моргнула, они, трепетно вздрогнув, посыпались вниз. Близкие к лицу пряди намокли. Мелисса всхлипнула. Глазами, на которых по-прежнему блестела влага, она посмотрела вперед. Картина, к слову, была достаточно смехотворная, если бы не Мелисса минуту назад упивалась в страшной истерике. На многих лицах до сих пор виднелся страх. Гон, стоявший напротив, успел заведомо осторожно сделать тихий шаг назад. В его руке под желтым освещением виднелся пустой граненный стакан. Леорио нерешительно стоял, с надеждой посматривая на зареванную девчонку. Курапика обеспокоено рассматривал покрасневшие щеки и нос. Киллуа стоял рядом с Гоном и хмуро глядел в ее сторону, самодостаточно скрестив руки на груди.       Мелисса еще раз всхлипнула. Девочка несколько раз открыла рот, дабы что-то сказать, но лишь походила на рыбу, выброшенную на суше, ибо рот она сразу же закрывала, не в силах что-либо ответить.       — Все в порядке? — словно стараясь огибать участки, поспособствовавшие истерике, Гон аккуратно задал вопрос, наивно хлопая ресницами.       При других сопутствующих обстоятельствах Мелисса бы абсурдно хмыкнула на подобный вопрос, сопровождаемый по-детскому наивным взглядом, но всё же девочка до сих пор никак не могла наладить дыхание, часто истерично вздыхая и шмыгая носом. На глазах снова навернулись слёзы.       — Эй, — быстро спохватился Курапика, — Мы рядом, — он положил ей руку на плечо.       Вздрогнув от неожиданного контакта, Мелисса замерла. Она поджала губы, дабы вновь не разрыдаться. Будто не дождавшись момента, прозрачная слеза нетерпеливо скатилась по красной щеке крохотным ручейком.       — Тебе еще воды в лицо плеснуть? — последовало от Киллуа, находившегося рядом.       Леорио прыснул. Прикрыв свой откровенный гогот напущенным кашлем, многого он не изменил. Неуместно скрывая так и лезущую на лицо улыбку, он прикрывал ее кулаком. Атмосфера, до страшного напряженная, что до недавнего была похожа по тяжести на глину, слегка рассеялась, и нынче не так сильно чувствовался ее гнет. Прихрюкивая и возбужденно содрогаясь, Леорио, этакий балбес, сумел разрядить обстановку, хоть и не настолько сильно как, может быть, желалось.       Курапика тягостно вздохнул, картинно закатив глаза, убрал руку с плеча Мелиссы и отошел в сторону. В тот миг словно опора, поддерживающая девочку, покинула ее и она, умоляя одним взором, посмотрела на парня. Он не заметил этого взгляда, направившись в сторону очкарика. Но минутная паника прошла, и сердце, успокоившись, забилось в привычном темпе, когда уже с другой стороны донесся успокаивающий своей надежностью голос Гона:       — Курапика прав. Мы рядом.

***

      Пережив настолько бурные и в своем роде неукротимые эмоции, Мелисса проспала дивных четырнадцать часов и, уснув раньше положенного отбоя, проснулась, когда во всем помещении вновь включился свет, что предзнаменовало начало нового дня. Оказавшись в туалете (в укромной комнатке в дальнем углу помещения), Мелисса с ужасом взглянула на свое отражение в заляпанном брызгами после мальчиков зеркале и страдательно застонала. Оттуда на нее глядело чудище, никак иначе. Веки раздулись, покраснев до неузнаваемости, скопившиеся на лице отеки добавляли внешнему виду усталости и лет сорок сверху, будто она только что вернулась с каторги, пробыв там годы своей жизни без воды, ясного неба и чистого воздуха, дыша лишь одним смогом, доносившегося из ближнего мегаполиса, к нему же приписывалась хрипота голоса, надорванного вчерашним днем.       Умывшись холодной проточной водой, Мелисса, очнувшись от дрема, вышла из туалета, тут же направившись в сторону кухни. За небольшим столиком уместились все четверо, жадно уминая завтрак. Вынув из холодильника поднос, на котором были разложены непонятные яства как, например, белая жижа, больше походившая на пюре, Мелисса положила его на стол, громко ударив о дерево, и следом за ним опустилась на стул.       — Кто следующий пойдет в ванную? — нерешительно взглянув на безжизненную субстанцию в тарелке, она зачерпнула небольшую порцию ложкой и стремительно направила ее в рот, зажмурившись.       — Вроде все уже были, — отвлекшись от еды, Курапика поднял голову.       Тем временем вкус нечто проявился на языке, пройдясь по всем его частям. Вкус, непохожий на остальные, отличался диковинной пресностью и гадкой текстурой. Мерзкие комочки неохотно рассасывались во рту, еще сильнее влияя на его непонятную природу. Словно глотаешь горькое лекарство или жуешь вязкую глину.       — Я не пойду, — отозвался Леорио. Растрепанный после сна сидел он за дальним стулом, хлюпая своим завтраком.       — Уверен? Ты и вчера в душе не был.       — А нахер он мне нужен?       Сразу, будто на зло, в нос ударил чистый запах мужского тестестерона, и что бы не говорил Леорио, убеждая остальных в ненадобности душа, над столом все же висела грозная давящая туча из кислого пота. Источник ее был уже давно определен. Поморщив аккуратный носик, Мелисса с мольбой во взгляде, обратилась к Паладинайту.       — Леорио, прошу тебя, сходи в душ, — смотря на мгновенно поменявшегося в лице доктора, она быстро добавила, — Не пожалеешь.       Быстро вскипев и обиженно бросив не услышанную Мелиссой фразу, Леорио вскочил из-за стола, шумно отодвинув стул, скрипуче проехавшийся по полу. Он грозно направился в ванную, пыхтя как причудливый паровоз. Проводив его скрывшуюся фигуру за с размахом захлопнувшейся дверью, все продолжили трапезу, приняв внезапную смену настроения товарища как должное, будто бы давно привыкнув.       Через пятнадцать минут прием пищи был окончен, все снова вернулись к своим прежним делам. Они разошлись по разным углам комнатушки, даже в незнакомом месте найдя отголоски привычного им быта.       Курапика занялся изучением книжного шкафа, где была собрана крохотная библиотека, — полки были забиты до отвала, ломясь от переизбытка различных жанров, собранных от «А» до «Я». Он сидел в мягком, точно из сладкого зефира, уютном кресле, рядом с которым возвышались прилежно выстроенные в колонны стопки книг, прочитанные блондином ранее. Поудобнее расположившись в нем, блондин начал непринужденно щелкать, словно орешки, страницы одну за другой. Шелест перелистывающихся страниц нагло заглушался смехом мальчишек. Ребята довольно игрались со скейтом. Задорно хохоча, они весело катались на нем, прикрикивая и шумно падая, как только скейт вылетал у них из-под ног, заражая всех мимолетным счастьем.       Девочка продолжала сидеть за столом, бураня замершим взглядом желтую стену. Потом, отодвинув стул, прохромала до середины комнаты, сев на излюбленный диван, на котором словно по-прежнему блестели капли соленных слез. Не желая отдаваться воспоминаниям, девочка вновь встала, стараясь двигаться как можно терпеливее и аккуратнее, дабы еще сильнее не повредить связки ноги. После короткой беседы, Курапика учтиво отдал книгу, лежавшую на вершине книжной башни. Мелисса не стала далеко отходить (новые передвижения были ей ни к чему), посему она плюхнулась на пол, оперевшись спиной о стенку, принявшись за книгу, зарекомендованную парнем.

***

      Чтение будто бы специально не шло. Она постоянно отвлекала на внешние факторы, мальчики, единственные, кто не соблюдал тишину в этой комнате, заразительно хихикали и смеялись на взрыв до боли в животе и выступивших слез. Нынче они переключились на удочку Гона. Раскидываясь ею во все стороны, веселясь с лезкой, они все сильнее поджигали фитиль девичьего негодования, ведший непосредственно к взрыву. Леорио вернулся из душа, строя из себя само недовольство, подошел к Мелисса и опустился рядом.       — Показывай, — резко проговорил Леорио, звонко отщелкивая замки на дипломате.       Растерявшись от дерзости его тона, Мелисса непонятливо вскинула на него зеленые очи, попытавшись заглянуть доктору прямо в глаза, что было проблемно, ибо тот продолжал копошиться в своем портфеле.       — Рану твою сейчас обрабатывать будем, — произнес он, доставая из чудо-чемодана марлю.       Бережно поставив на пол склянку с прозрачной жидкостью, Леорио поманил девочку к себе длинным пальцем. Она задрала подол юбки, оголив ногу. Постаралась скрыть румяна, выступившие на детских щечках, ибо неловко было предоставлять на рассмотрение подобную часть своего тела. Мелисса развернула голову, напряглась телом. Да, в этом не было и грамма интима, однако чувствовалось окружающее их напряжение, отчего мышцы сжимались до крошечных жгутиков.       — Ай! — полученное ранение протяжно заныло, как только вата, щедро пропитанная спиртом, коснулась багряной кожи и мест, где она отсутствовала. Напряжение никуда не делось — оно только росло. Рана шипела, словно кипя внутри при температуре, подобной находящейся в котлах Ада. От этого Мелисса корчилась, царапая бетон, изгибалась, будто гаргулия.       — Терпи, — пробормотал себе под нос Леорио, сдержанно обрабатывая рану. Некая отзывчивость проскакивала в его точных, но в то же время чутких движениях, что ни в какую не вязалась с импульсивностью характера. Девочка поджала губы, задержав дыхание. Там, где кончался ушиб, начиналась разодранная кожа и частицы мяса, бурлила кровь, бросая прямые сигналы в голову. Будто кто-то лил раскаленную лаву на бедро, будто кто-то опустил его в жерло вулкана.       Тут доктор резко оторвался от обработки раны, побросав свои принадлежности, и всем корпусом развернулся к посмеивающимся мальчишкам. Крючок удачно зацепился за длинную штанину Леорио. Тот зарычал, будто зверь дикий, пригрозив им рассерженным взором       — Какая большая попалась! — шутливо прикрикнул Киллуа и притянул к себе Паладинайта. Своими ногами он устроил ужасающий погром, опрокинув склянки и размотав прилежно скатанные с трубочки бинты. Но самое страшное последствие, исходящее из его действий, была не закрытая банка со спиртом. Завидев приключившееся со средством, доктор со всей мочи заголосил:       — Ух я сейчас вам утрою! — и кинулся к мальчишкам, будто полностью позабыв о сидящей в углу Мелиссе, дивящейся представлению.       Все трое носились по крохотной комнатушке, круша все вокруг, мечась вокруг дивана, как разгневанные фурии. Мальчишки прытко уворачивались от размашистых движений длинными конечностями Леорио. Тот бежал за ними на пролом, переворачивая предметы, стоявшие у него на пути, устраивая сущий хаос. Пару раз они пробежали мимо Мелиссы, по-прежнему сидевшей с вздернутой юбкой и с бинтом на ноге, никак не зафиксированным и лишь бренно лежавшим на обработанной ране. Со свистом пронеслись мимо, заставив ветром, гнавшимся за ними, взлететь передние рыжие пряди. Трое, распотрошив комнату да разрушить мирный барьер спокойствия, устроили вопиющий балаган.       Слегка успокоившись, Леорио, — Хвала Богам! — вспомнил об своем пациенте, сидевшим мертвой куклой на бетонном полу. Добротно обмотав слегка оголившееся бедро белой, точно сахар, марлей он, закусив губу, впопыхах продолжил работу. Ловкие пальцы сильно затянули бинт, после чего Леорио, резко вскочив с пола, зло сказал:       — А ну идите сюда! — и решительно двинулся на мальчишек.       — Спасибо, — кинула в след ему Мелисса, живо покрыв подолом юбки голое бедро. Внутреннее напряжение спало, мышцы расслабились и Мелисса вновь почувствовала себя в свое тарелке. Облегченно вздохнув, она продолжила наблюдение.       Доктор скоро пересек комнату и только собрался приблизиться вплотную к мальчишкам, как они, словно два цветастых попрыгунчика, отскочили в разные стороны и принялись врассыпную. Смехотворно это было: на вид солидный мужчина, холоднокровный и образованный, в качественном костюме из первоклассной ткани гоняется за нашкодившими мальчишками, нелестно ругая их и обзываясь. Леорио наматывал круги вокруг черного дивана посередине комнаты в погоне за проказниками. Киллуа показывал язык, Гон просто обнажал ряды белых зубов. Доктор не был намерен сдаться. Мелисса весело улыбалась, хихикая над всеобщей картиной. Внутри она страстно желала присоединиться, однако вынуждена была покорно сидеть, достойно держа одно положение, дабы сберечь ногу.       Нога ядовито заныла, словно вспомнив о своем существовании, заскрипев, как ворчливая старушка, когда Мелисса постаралась аккуратно переместить ее, придержав за колено, в более удобное положение.       Гон и Киллуа продолжали задорно резвиться по комнате, словно никого кроме них нынче здесь не присутствовало. Мальчишки смеялись, играя в салки и устраивая бой подушками, ойкали и ахали, когда сражения их заходили слишком далеко и тело начинало гореть от чужих ударов, а затем вновь разражались заливистым смехом. И ничего им не было преградой. Ни размеры комнаты, глупо и чересчур очевидно не позволявшие им подобные раздолья, ни экзамен, где не было места улыбкам. Они все бросали в пекло, когда очередь доходила до банального веселья и детского счастья. Что ж, стоит позволить ребятам проживать лучшие моменты их жизни столь беззаботно и свободно, сколь им позволяют нынешние обстоятельства, ибо счастье это будет длится не вечно.

***

      После столь дивного благоговения, длившегося больше половины суток, Мелисса, казалось, выспалась на годы вперед. Однотипный быт без приключений, таинственных загадок, простора для физических активностей наскучил ей быстро. За день она ни раз пыталась размяться — а толку то? Травма, как въедливая пиявка, мешала девочке жить. С мальчишками резвиться нельзя — нога ехидно скулит, не дает возможности расслабиться. Книжки читать — невозможно, исходя из ее неусидчивого темперамента, что тоже доставлял вездесущие неудобства. Поэтому день Мелиссу нисколько не вымотал. Сил у нее оставалось предостаточно. Лёжа с открытыми глазами, кои, бунтаря, ни в какую не хотели смыкаться, она размышляла о мельчайших аспектах ее существования. Отвлекаясь на различные моменты из собственного бытия, обманывая саму себя, Мелисса сильнее старалась уйти от картинки, вырисовывавшейся перед глазами, распахнутыми в забытом ужасе. Его лицо, застывшее в гримасе ненависти, обращенной к девчонке, оборвавшей его жизнь вместе со звоном позвонков осыпавшихся на арену следом за его головой. Она крутила у себя в голове произошедшее, никак не могла откинуть назойливый образ, прицепившийся к ней липкой жвачкой. Образ мешал, злорадствовал, будто всем телом нависнул над ней, никак не желая отпрянуть.       С другого конца комнаты слышался протяжный храп, что разлетался по всему помещению томной вибрацией. Мысленно прикинув, что подобные звуки с большой вероятностью издает Леорио, Мелисса мимолетно отвлеклась от мучившего ее кошмара. Но ненадолго.       Девочка приподнялась на локтях, чтобы четче различить картинку, погруженную во мглу. Странно это было — будто одна сплошная абстракция, залитая черной краской. Тут, из-за угла на тебя подглядывает нечесть. Тут же, притаившись в тени, с потолка свисает зловонная тварь. Но ерундой этакой Мелисса не намерена была заниматься, — поверия в духов и в мистику была неотъемлемой частью ее племени и собственного «я», ведь язычество тесно переплеталось с обычаями ее родного края, но она давно выросла, перестав мяться перед входом в темную комнату со свечкой в руках.       Девочка вскинула голову, встретившись с бескрайним омутом синих глаз. Киллуа лежал на спине, занимаясь, видно, похожим занятием. Руки его были скрещены на груди, а одеяло едва касалось колен. Эфемерный взгляд затянулся, и Мелиссе почему-то стало не по себе. Сглотнув от неожиданности совпадения, Мелисса заерзала на матрасе. Словно гром среди ясного неба прозвенел его голос, по-мальчишечьи дерзкий, но, при этом, ныне до ужаса спокойный.       — Ты никогда не убивала людей? — задался вопрос мальчик, резонно подметив ясный взор девочки, говорящий о прожитой бессонной ночи. Ответ был очевиден, ибо какая еще реакция могла сопровождать такое событие. Но даже так, Киллуа не сводил с нее пристального взгляда, будто хотев услышать подтверждение факта именно из ее уст.       Не затягивая с ответом, Мелисса с шумом выпалила выпалила:       — Никогда, — безнадежно отвернувшись в сторону блеклой в ночном мраке стены.       Киллуа, не ответив, вновь уставился на потолок. Справа захихикал Гон, окруженный царством Морфея, закинув ногу на товарища. Молча закатив глаза на подобное, парень забвенно прикрыл очи, а затем вновь распахнул их, спокойно проговорив:       — Я свое первое убийство не помню. Не помню даже эмоции, которые испытывал в тот момент. — Киллуа, делая нарочито долгую паузу в разговоре, неспешно закончил мысль, — Возможно, оно и к лучшему.       Возможно. Возможно, со временем и она поймет, и она забудет. Пока что было лишь накатывающее уныние. Тело жгло от непонятной досады. Сердце билось сильнее обычного, будто в страхе, что сейчас остановится. Тревожно сглатывая, Мелисса никак не могла его успокоить, стараясь дышать глубже, спокойнее. Предыдущая истерика ударила по барьеру, выстроенным комплексами и принципиальными установками, что словно вжились в ее череп. Нынче намного легче было воспринимать то, что она являла обществу свои истинные эмоции, однако от этого легко не избавиться. И прямо сейчас её что-то гложило внутри, давило и пожирало. Мальчик тронул тонкий хрусталь её души, подняв неприятную тему.       — Я никогда не забуду его лицо, — открыто поделилась тревогой Мелисса, и тотчас пред глазами предстал сей кадр. Она зажмурилась, мысленно отгоняя от себя его. Но он продолжал лезть в голову, продолжал копаться в ее мозгах.       Сейчас в моменте, эфемерном и пространственном, Мелисса не обращала внимания на тот факт, что мальчишка, всегда своевольно дерзкий, ныне спокойно с ней разговаривает. Она это никак не воспринимала, видимо отдавшаяся разговору.       — Забудешь, — уверенно осведомил ее Киллуа.       Мелисса продолжила лежать на спине. Перина накрахмалено-белой подушки шелестела около мочки уха. Взбитое одеяло валялось где-то в ногах. Она нормализировала дыхание, глубоко вдыхая, стараясь расслабиться. Маленькая грудь медленно вздымалась и опускалась. Забыть казалось чем-то нереальным. Правда, невозможно.       — Но как мне с этим справиться?       — Никак, — пожал плечами Золдик, — Главное — пережить.       Все же слова мальчишки имели смысл и Мелисса, не желая признавать это, отдавалась все сильнее фразе, сказанной им секундой назад. «Главное — пережить» проговорено было уверенно и с четкостью. Голос его звучал убедительно и надежно, что было странно и слегка неестественно. Уж кто-кто, а Киллуа был последним, кому Мелисса бы доверилась даже под угрозой жестокой расправы. Но все складывалось полностью наоборот, ведь парнише хотелось верить. Что-то, да заставляло Мелиссу хотеть слушать дальше. Дерзость характера словно испарилась, сейчас она будто не отдавала себе никакого отчета. Банально хотелось слушать парня, который удивительно легко смог завладеть ее вниманием. Он рассеивал страхи, холодным голосом говоря сухие факты, что, почему-то, отпечатывались в сознании. Удары сердца стали ровными, спокойными. Наладилось вслед за ними дыхание, ибо вдыхать становилось все проще. Словно под искусным гипнозом девочка внимательно вслушивалась во все им сказанное, желая, чтобы тирада Киллуа оказалась не просто свободным лепетом, и Мелисса действительно забудет этот кошмар. Удивительно, как мастерки Золдик владел словом, давая нужные советы. Будто ничего особенного и не сказал, однако на душе стремительно легчало.       — Эй! — прервав умиротворенную речь друга, Гон, тихонько приоткрыв карее око, кинул смятую в обоих пятернях подушку прямо в лицо Киллуа. Он возмущенно вскочил с матраса, небрежно сбросив одеяло и ринулся на Гона. Раззадорено вскрикнув, Фрикс кинулся на товарища.       Помещение стремительно наполнялось веселыми смешками, что энергично скакали по всей комнате. Курапика, очнувшись от дрема, потешно и очень тихо хихикнул, вызвав лишь милую улыбку на лице девочки. Она полностью переосмыслила слова парня. Не хотелось изображать запуганного крольчонка, забившись в угол с обглоданными стенами, безвыходно выть от горечи и скрести обои сломавшимися под корень ногтями, сдирая кожу подушечек пальцев, из которой медленно бы начинала сочиться кровь. Надежда верно проникала внутрь, сочилась сквозь ребра и органы. На щеках появились ребяческие ямочки. «Пережить» звучало не страшно, наоборот, чудилось, что пережить что-либо более чем возможно. Она верила в это сильнее, чем в любую когда либо услышанную истину. А так же в то, что она справится. И все будет хорошо.

***

      Напротив раковины стояла все та же девчонка, приобретшая свежесть во взгляде и легкий румянец, застенчиво проглядывавший сквозь молочную кожу. Умыться, поесть, поспать. Одна и та же рутина, непринужденно ведшая Мелиссу к психиатрической больнице. Плеснув себе в лицо холодной воды и постаравшись пальцами расчесать образовавшиеся колтуны, что больше напоминали птичьи гнезда, она вздернула свою юбку, под которой находился бинт, наложенный Леорио вчера. Осторожно размотав марлю, Мелиссу кротко поджала губы, едва завидев то, что скрывалось под ней. По ляжке расплывалась гематома.       Со вчерашнего дня она стала насыщеннее, будто кто-то прошелся ярко фиолетовой гуашью по ране. Кровь, частично вышедшая из нее, запеклась рядом коркой и придала коже ребристость, свойственную холоднокровным рептилиям. Вздохнув, Мелисса опустила юбку и следом отворила дверь, прихрамывая, вышла из ванной.       Вспоминая ночной разговор, Мелиссе казалось, что это был сон. Головокружительный и не похожий на явь, он чётко врезался в черепную коробку. Не верилось ей, что мальчишка, вечно дерзкий и недовольный, способен на такую рефлексию и глубокие рассуждения. Она считала его человеком поверхностным, ехидным мастером проказ, однако разговор их сумел переубедить её и доказать обратное.       Он вёл себя как обычно. Ехидствовал, посмеивался рядом с Гоном. Вел себя будто ничего не изменилось, однако это было далеко не так. Мелисса знала, что что-то действительно изменилось. Например, она сама.       Проказливый мальчишка зародил в Мелиссе надежду, искреннюю и воздушную. Казалось что преодолеть можно всё, чувства возвышенности окрыляли самыми сладостным нотами счастья. Жить стало легче после конечного осознания. Прошлое изменить нельзя, однако право повлиять на будущее будет присутствовать до конца ее дней.       Она двинулась в сторону кухни, порхая.       — Чего довольная такая? – угрюмо поинтересовался Леорио.       — Ничего, — покачала она головой, улыбаясь.       Проглотив безвкусную субстанцию, Мелисса скривилась. За сутки вкус ее не изменился, но даже он не смог изменить её настрой. Она не замечала ничего кроме себя из своего искреннего счастья. Волнения неохотно попрятались, разбежавшись по углам. Разговор, столь короткий и непонятливо особливый, оказал на девочку влияние, развенчав приставшие к ней тревоги. И ему она была до безумия благодарна.       Курапика сидел рядом отрешенно поглядывая на поднос. Он сонно протер глаза, забыто покосившись на Мелиссу.       — Как спалось? — наивно состроив дурочку, девочка перевела взгляд на блондина.       — Отлично, — устало усмехнувшись, сообщил он.       Приняв замечание, сказанное с очевидным сарказмом, Мелисса, согласившись, кивнула.       — У кое-кого, оказывается, очень громкий храп, — продолжил Курапика, угрюмо хмыкнув.       Успев доесть и добраться до «гостиной», вальяжно рассевшийся на диване Леорио, расплывшись на нем бесформенной массой, звонко чихнул.       Курута тяжело вздохнул и отодвинул от себя подсос, заскользивший по лакированному дереву. Парень послал Мелиссе на прощание взгляд, полный скуки, и удалился в свой собственный угол, обустроенный им же. Девочка осталась сидеть в той же позе. Она погрузилась в размышления, желая разного рода активностей, а также, чтобы кошмар этот наконец-то закончился и их отпустили на волю. Томительное ожидание не сумело погубить в ней хорошее настроение, скорее скука, навевавшая тяжкие ощущения, не давала ей расслабиться. Ребёнку, подобно Мелиссе, сложно находиться без дела. Настоящая пытка: смирно сидеть в одном положении, стремиться найти себе занятие и откровенно завидовать другим, кто в состоянии свободно резвиться.       Постепенно приходя в себя после дурманного состояния, Мелисса думала обо всём. Самые разные моменты её существования вырисовались ярчайшими пейзажами у неё в голове. Думала она, как счастлива была во время беззаботных прогулок по лесу с друзьями, как её охватывало волнение, когда первый раз шла с дедушкой на охоту, какие тёплые были вечера у костра. Какие были чудесные праздники, когда бабушка доставала красивый сарафан и золотые височные кольца, трепет, испытываемый при наблюдение за шаманами, сжигавшими чучело. Когда девицы прыгали через костёр в начале лета, лесные ягоды и сушеные травы, которыми вечно пахло от Аиши. Бесчисленные обряды ритуальные жезлы и маски, деревянные идолы, расставленные по всей деревне. Знакомый и будто родной запах хвои в тени, шишки, летние сумерки, страх после страшных поверий и легенд. Древесина, из которой были построены их небольшие дома, мечты перед бескрайним небом и сотнями крошечных звёзд. Когда одна из таких падала, Мелисса сцепляла пальцы рук, соприкасалась ладонями и загадывала желание, которое менялось из года в год. И все же, чудное это было время, беззаботное робкое и такое простое. Наивное и полное сказок.

***

      С новыми силами и энергией, хлещущей через край, Мелисса ныне твердой ногой переступила порог. Практически как тогда, с болевшей от горьких переживаний душой и слезившимися глазами, однако теперь все было иначе: она преодолела испытание собственного сознания, что было невообразимо ценно, как для самой нее, так и для окружающих. Она преобразилась в лице. Снова по-девчачьи могла смеяться в голос, снова могла свободно, расправив руки, вприпрыжку перемещаться по плесневелой башне этапа. В диком и непередаваемом гиперболизироваными прилагательными ажиотаже, Мелисса чуть не подпрыгивала от переполняющего ее возбуждения. Не могла перестать улыбаться: солнечные лучи, коих не видать в заточении было слишком долго, словно пробирались сквозь нее, заставляя Леорио старчески вдыхать. Подумаешь, нашла себе радость.       Гона с Киллуа одолевал похожий мандраж. Они похоже стояли напротив таймера, отсчитывающего последние минуты их заточения точно в камере. Все уже были собраны: все, без малейшего исключения, давно похватали свои вещи и в скором порядке выстроились в шеренгу, ожидая. Мальчишечья ладонь сжимала удочку, скейт покоился под мышкой, нитки наплечной вязаной сумки дребезжали в тонких пальцах, накинутый впопыхах пиджак статно распрямился на широкой спине, отшлифованные деревянные палки, служащие орудием, были стиснуты в руке. Последние секунды были оглашены компьютером по-неживому громко, когда наконец дверь отворилась и послышался однотонный писк, врезающийся в сознание. А значило это только одно. Пора двигаться дальше.

***

      Лампа, нервозно мигая, свисала с потолка на проводе подобно пауку на нитке паутины. Она неровно окрашивала помещение, которое теребило в ее жалких подачках света. Воздух, спертый и головокружительный, пригвождал давлением, томившимся внутри него, к полу. Было стойкое ощущение, будто сверху на плечи и череп давил пресс, заставляющий опускаться на колени и прижиматься лбом к холодному кафелю. К кирпичной, на этот раз глубоко бордовой, стене было приставлено оружие, без всякой ржавчины или потертостей на кожаной рукояти. Нет, это было отличное оружие, будто так и шепчущее, ласкающее уши, молящее за него схватиться. В комнате главенствовала тишина, мрачная и нервная одновременно. Она звенела, била по ушах, перемещалась по всему помещению, усиливалась и вовсе затихала. Тишина давила осознанием.       Хмурым взором Мелисса обвела окружающих:       — Вы серьёзно?       — А ты видишь другой выход? — скептически ответил ей Киллуа.       — Весь этап был на командную работу, а теперь вы предлагаете все забыть и начать драться за право пройти в следующий? — голос начинал срываться, визгливые гласные подпрыгивали на связках. Она разгорячено бросила взгляд на Золдика, нервно ожидая ответа.       Пред ними предстал очередной выбор, ехидно посмеиваясь за их спинами. Было два различных пути. Один — кроткий, ведущий прямиком в конец этапа. Второй - сложный, пронизанный ловушками и сотканный из разных переплетений дорожек и жизней, ушедших там же. А суть была до глупого проста: по короткому пути пройдет лишь трое (для остальных двоих висели прикованные к кирпичу две пары наручников), по длинному же пути пройдут все.       — Мелисса права. Нужно придумать что-то еще, — поддержал ее Гон. Киллуа устало покачал головой.       — Что «еще»? — Киллуа строго посмотрел на обоих, настороженно отступив к стене. Он готовился взяться за клинок позади него, что был как магнит, тяга к которому становилась только сильнее. — Гон, это реальная жизнь, здесь не всегда все будет честно и как ты хочешь. Придется сделать выб..       Леорио, вооружившись секирой, с размаху ударил по каменному полу. Не успев договорить и так ясную истину, Золдик, с привитыми жизнью рефлексами, резко повернул голову в сторону скрипучего звука, режущего слух. Холод лезвия клинка позади чувствовался, щекоча, на кончиках пальцев. Лязг металла просвистел в воздухе, сопровождаясь шорохом раскалывающегося белого камня. Мелкие трещины, как иней, разбежались по полу. А осколки плитки вначале подлетели, словно попытавшись ухватиться за топор, а затем упали, разбиваясь, как матрешки, на себе подобных. Доктор, покрепче перехватив топор, продолжил стоять в боевой стойке. Он тяжело дышал.       — Сейчас все серьёзно. Раз пройти должны трое, значит, я буду одним из них, — голос доктора изменился, истеричность пропала, ибо на ее смену пришла борзость, а вместе с ней и секундная мужественность.       — Леорио, успокойся! — Курапика, до недавнего времени отстраненно стоявший в стороне, подскочил с места и сделал пару уверенных шагов вперед, — У нас нет времени выяснять отношения.       — У нас нет другого выхода. Все, что вы говорите — чепуха, в которую я не поверю даже на пороге смерти. Это экзамен на Хантера, где важно лишь твое становление Хантером, ничье другое. У меня есть цель, у меня есть желание и возможности. Я добрался до третьего этапа, и я не собираюсь на этом останавливаться, — Мелисса заметила, как мелко дрожали его пальцы, ухватившиеся за рукоять, — Поэтому я сделаю все что угодно, чтобы пройти этот чертов экзамен!       — Но так ведь нельзя! — воскликнул Гон, раскинув руки в стороны, будто готовясь обнять невидимого друга.       Надо было немедленно принимать решение и Мелисса, больно кусая губы и бегло осматривая помещение на возможность найти другой способ прохождения этапа, с ужасом поняла, что не знает что делать.       Стояло две деревянной двери (да, две наглухо закрытых двери). И много, слишком много оружия. Стены сужаются, пол ходит ходуном, потолок настолько низко, что сейчас, чудится, раздавит череп. Вытечет кровь, ошметки мозга будут валяться по всюду, глаза выпрыгнут из глазниц. Слышится только свое сердцебиение. Тум-дум-тум-дум-тум-дум. Ее тошнит. Воздух пахнет плесенью. Перед глазами все помывки, кружится, мерещится. Уже привычные образы выглядывают из-за углов, словно чёрные мантии скрывают их лица, лишь костлявые конечности видятся под ней, растопыренные в разные стороны. Багряные кирпичи шатаются и выскакивают из своих ячеек, стены обваливаются, теперь уже не нужны двери. Не нужны двери. Не нужны.       — Вот бы стены рухнули.— бормоча и совершенно не отслеживая глупый факт того, что сейчас она проговаривает собственные мысли, Мелисса красочно представляла возможность обвалить стены силой, не подвластной науке. Из своих ярких фантазий ее выдернул громкий возглас Гона, означавший находку разгадки среди мрака бессилия.       — Да! Мелисса, да!              На него недоуменно уставились, ожидая понятных разъяснений. Все четверо смотрели на него с толикой презрения и недоверия, заранее зная о безбашенности, коей обладали все идеи Фрикса. Мальчик воодушевленно расправил спину. В его глазах горел, а точнее сказать пылал самым ярким и ослепительно всепоглощающим пожаром шальной огонек, отображающийся лишь крохотной искрой, скрывавшей истинное таившееся естество.       — Мы не сможем сделать так, чтобы стены рухнули, — он белозубо улыбнулся, — но одну все-таки заставим.       И, с небывалой легкостью подняв секиру, Гон подошел к двери, хранившей за собой короткий путь, замахнулся и воткнул скошенное лезвие в стену рядом. На пол посыпались осколки разбитого кирпича. С усилием выдергивая топор, мальчик увеличивал темп. Он будто усердно разбивал своей секирой сомнения и страхи других, прокладывая дорогу к финишу. С каждым новым взмахом топора улыбка становилась шире, уста растягивались, подобно тому, будто кто-то тянул за уголки рта. Все больше становилась куча крошенного кирпича, бордовая пыль, что залетала в нос, оседала кровавым налетом на желтом полу.       Мелисса ощутила, что глубоко внутри загорелось нечто теплое и обжигающе притягательное. Девочка взяла со стены небольшой молот и встала рядом. Движения не были столь точными и уверенными, ибо нога по-прежнему жглась (однако, хвала всем Богам, не так сильно и способность передвигаться к ней практически полностью вернулась), но Мелисса совершенно искренне старалась выложиться на полную. Физическими силами явно уступая парням, Мелисса не испытывала и капли стеснения, наоборот, что помогая парням хоть чем-то она зарождала в себе стойкое и нерушимое чувство, приятное сознанию. Да и не могла она по-другому — совесть не позволяла.       Металл звенел, летали копья, топоры, клинки и прочие инструменты занимательного досуга. Сначала появилось отверстие в стене, а через несколько жалких и коротких минут зиять оно стало в разы больше. Оставалось совсем немного, совсем немного для того, что бы выйти на финишную прямую. Официально достичь конца этого, казалось, бесконечного ада.       Место, на котором раньше стояла стена, почернело от быстро нахлынувшей тьмы. Стена развалинами лежала в ногах ребят, застывших с кирками, что словно увидели приведение во мгле и не решались переступить через обломки. Кромешный сумрак вылился из подземелья, наполнив помещение свежей сыростью воздуха.       А тишина, ставшая по истине абсолютной, больше не резала слух, лишь мягкими движениями обвалакивала его, ласкала его подобно шелковой наволочке подушки. Она не нуждалась в излишних описаниях, не нуждалась абсолютно ни в чем, быв самодостаточной и величественной. Как после подвига сильнейшего, как после официального объявления нового монарха.       Опомнившись, Мелисса, тут же отбросила топор и, с великим трудом миновав развалины под ногами, поспешила произнести:       — Пройдемте скорее!