Ночь луны для духа леса

Лес окутывал деревню, как заботливая мать, укрывая от посторонних глаз своими густыми кронами и непроходимыми тропами. Каждое дерево дышало жизнью, вековые дубы переплетали свои корни, создавая невидимую сеть, что соединяла всё живое. Лес был не просто домом – сердцем, что билось в унисон со стаей. Мягкий свет закатного солнца пробивался сквозь листву, рисуя причудливые узоры на земле. Воздух наполняли ароматы влажной земли, смолы и дикой мяты. Ветви шептались на лёгком ветру, передавая древние секреты духов, которые знали только лес и тех, кто в нём жил. В центре, где деревья отступали, образуя уютную поляну, располагалась деревня. Дома из дерева и камня вырастали из земли, гармонично вписываясь в окружающую природу: крыши покрыты мхом, стены украшены резьбой, изображающей сцены из жизни волков, звёзды и древние символы. Стая жила тихой, размеренной жизнью. Старшие помогали младшим, младшие благодарили вниманием старших, сильные охотились и защищали слабых, а слабые дарили поддержку, нужную в трудные минуты. Так было всегда, только… не перед ночью Луны. Атмосфера электризовалась: омеги готовились к предстоящему обряду, собирая травы для очищения и украшая свои дома, а альфы тренировались на поляне, оттачивая силу и ловкость. Волчата прыгали и кружились, пытаясь повторить движения альф, но тут же теряли интерес и бежали к омегам, виляя хвостами и заглядывая в корзины. На окраине деревни, где поляна переходила в густую чащу, ветер принес особый запах –пряный. Запах древней магии, запах шамана, прибывшего, чтобы благословить стаю. Белый волк – хранитель леса и мудрости – появился. Присутствие ощущалось даже на расстоянии: воздух вокруг становился прохладнее, а листья на деревьях склонялись в знак почтения. Он – сын духов, сын природы. У самой кромки стояли две фигуры: вожак, Ким Намджун, что перетаптывался с ноги на ногу в нервном напряжении, да омега – Ким Сокджин – муж его, что пытался успокоить нервного супруга, томившегося в ожидании. Минутой погодя, на поляне появился волк, шерсть которого была ослепительно белой, как первый снег, окутанный холодным сиянием. Сама Луна благословила мех своим прикосновением: ложился мягкими волнами, густой, пушистый, но не утяжеляющий образ, поигрывающий серебряным блеском. Глаза долгожданного гостя были не просто янтарными – в них светился золотистый огонь, живой и глубокий – древний костер, плененный мудростью веков, силой леса и духов. На лбу чётко виднелся едва различимый узор, переливающийся красными оттенками. Намджун опустил голову в знак приветствия. – Белый Волк, хранитель леса. Мы благодарны за то, что ты пришёл. Шаман на мгновение задержал взгляд на вожаке, затем перевёл его на Сокджина, который, как и подобает омеге, склонился в почтительном поклоне. Сразу чувствовалось, что без угодливости, скорее с вежливостью. Тэхену понравилось. – «Ночь Луны приближается, – отозвался в головах низкий голос. – И лес нашёптывает мне что-то странное. Вы чувствуете это?» – Стая готовится, как и всегда. Омеги собирают травы, альфы тренируются. Всё идёт своим чередом. Мы практически готовы к обряду. Мохнатая голова лишь покачнулась в отрицании. – «Нет, не совсем так. Лес говорит громче, чем обычно. Духи беспокойны». Вожаки обменялись взглядами: хоть и умели читать природу, чувствовать её ритм, были слишком привязаны к земным заботам. Духи не говорили с ними, и тревога леса оставалась для них загадкой.   – Мы полагаемся на тебя. Ты видишь больше, чем мы. Если лес обеспокоен, значит, ты должен быть с нами, чтобы помочь стае. Духи привели тебя к нам. Благодарим, что откликнулся на зов. Шаман прислушивался к чему-то невидимому с минуту, затем опустил морду к земле в знак принятия слов Кима. – «Тогда мне нужно остаться здесь. Мне потребуется время, чтобы провести очищение и подготовить все к обряду». – Мы рады принять тебя, Белый Волк, но есть одно обстоятельство. Сейчас у нас нет свободных домов. В деревне родилось много волчат, и каждый уголок занят. Однако есть дом, в котором живёт один омега. Будет ли тебе угодно разместиться у него? – «Я привык к обществу одиночества, – мягко. – Но, если это необходимо, я приму это». Трое шагнули вглубь, покидая край поляны. Сквозь открытые окна доносился аромат свежего хлеба и сушёных ягод, смешиваясь с дымом очагов. Повсюду виднелись маленькие сады, в которых росли травы: полынь, тимьян, лаванда – всё то, что омеги использовали для лечения и ритуалов. – Это сердце нашей стаи, – слегка оборачиваясь, чтобы взглянуть на шамана. – Здесь живёт наша семья. Каждый дом – это часть целого. И всё это находится под защитой леса. Кивнул, ничего не ответив. Взгляд янтарных глаз медленно скользил по деревне, изучая детали. Каждое дерево, каждая травинка дышит энергией, переплетающейся с жизнью оборотней. Белому волку нравилась атмосфера. – «Здесь когда-то бывал мой наставник. Он говорил, что эта деревня самая крепкая из всех, что живут под защитой леса». Намджун благодарно склонился. – Мы всегда верили, что лес защищает нас. И шаманы – те, кто помогает нам сохранять этот союз. Остановились у небольшого дома, где деревянная дверь была украшена выжженным символом луны. Мудрый взгляд задержался на знаке. – Здесь живёт Чонгук, – сказал Сокджин. – Умный, добрый, немного замкнутый. Думаю, тебе будет с ним комфортно. Не шумный. Лес снова шептал, тихо, как дыхание ветра, и в этих шепотах звучало что-то необычное. Пытался разобрать, прислушивался. Уши волчьи напряглись в ожидании ответов. Омега вожака постучал легонько в дверь, отвлекая, но сложно было не заметить, как все резко стихло в голове. На пороге появился юный омега. Выглядел так, будто его только что разбудили: длинные черные волосы беспорядочно спадали на плечи до талии, лицо было слегка смущённым, одет был в простую ночную рубаху, слишком длинную, чтобы не сбиться с ног, но именно эта небрежность делала его образ трогательным. Чонгук замер, увидев шамана. Взгляд остановился на величественном Белом Волке с янтарными глазами, а затем, громко пискнув, поспешно склонился в почтительном поклоне. – Простите... –почти детским голосом. – Я.… я не знал, что...Вы уже прибыли? Боже, как стыдно… – Не смущайся, – успокаивающе произнёс Сокджин, мягко касаясь плеча. – Это Белый Волк. Он будет жить с тобой до обряда. И без того огромные черные глаза расширились ещё больше, а румянец коснулся щёк. Чонгук поднял взгляд на шамана, который стоял неподвижно, внимательно наблюдая за ним. Тэхён изучает каждую черту лица, каждую неловкую деталь, но не для того, чтобы осудить – оценивал сожителя. Сердце от чего-то гулко билось, закладывая чувствительные уши. Не слышит духов, не слышит шепота, голос юноши перепонки таранит эхом.  – Это честь для меня, – снова склонив голову. Шаман сделал шаг вперёд массивными лапами. Воздух в доме, казалось, стал немного прохладнее. Волк внимательно осмотрел внутреннее убранство: деревянные стены, полки, заставленные сушёными травами, простая, но уютная мебель. Здесь не было излишеств, но дом был наполнен теплом. – «Здесь хорошо…». Чонгук поднял на него глаза, слегка смутившись голоса в голове непривычного, но затем, набравшись храбрости, проговорил: – Я сделаю всё, чтобы вам было удобно, Белый Волк. Тэхён кивнул, не отводя от него взгляда: от лица молодого юноши до неуловимых движений, которые выдавали внутреннюю робость. Кожа была гладкой, с теплым, слегка золотистым оттенком, который мягко выделялся в полумраке комнаты. Тэхён заметил, как тот подчёркивает тонкие линии скул и нежную округлость губ. Глаза Чонгука пленили сразу. Большие, глубокие, черные, в котором отражается свет луны. Их темнота казалась бездонной, но было в ней что-то живое, искрящееся. Явно старался быть приветливым, но неловкие движения, лёгкий румянец на щеках и то, как он нервно теребил край рубахи, выдавали жуткое волнение. Трогательный, маленький, хрупкий. Идеал омеги. – «Твоя энергия…» – начал, но тут же умолк, оставив предложение висеть в воздухе. Сокджин шагнул вперёд, успокаивающе улыбнувшись обоим. – Мы оставим вас. Белый Волк, если что-то понадобится, дай знать. Шаман лишь вновь слегка кивнул, и вожак с омегой удалились, оставляя его и Чонгука наедине. Тишина оглушающая. Омега нервно потёр руки, не зная, что сказать. Смотрит из стороны в сторону, пытаясь найти мотивацию для начала разговора. Взгляд натыкается на кухонную утварь. – Я… могу предложить вам что-то… выпить? Воды? Чай? Травяной настой? Вы, верно, устали с дороги. Сначала было легкое колебание воздуха, что вдруг изменился. Шерсть Белого Волка заструилась мягкими волнами, растворяясь. Силуэт начал меняться, и через мгновение перед Чонгуком стоял не зверь, а человек. Тонкий, но насыщенный аромат заполнил комнату: запах леса после дождя, смешанный с пряными нотами корицы и древесного мха. Не был навязчивым, но будил воспоминания о безопасности, тепле и дикой волчьей свободе, вызывая неудержимый трепет. Тэхён поднялся в полный рост, возвышаясь над юным омегой на пару голов. Фигура была внушительной, грациозной, с широкими, сильными плечами. Длинные белые волосы мягко спадали за спину, заплетённые в косы, украшенные тонкими кожаными лентами, бусинами и перьями. Кожа была светлой, но не бледной. На плечах и ключицах виднелись узоры древних татуировок, напоминающих руны и линии, что раскрылись картой звёздного неба. Глаза остались теми же – янтарными, глубокими, как осенний закат, но теперь смотрели на Чонгука из-под длинных тёмных ресниц, обрамляя взгляд. Младший застыл. Сердце забилось чаще, сковывая дыхание и лишая слуха. Взгляд невольно скользнул по чертам лица шамана: прямой нос, с тонкими ноздрями, губы мягкие, с легкой хищной изогнутостью. Но именно глаза… Они будто видели всё – каждую мелочь, каждую мысль, скрытую глубоко в душе. Белый Волк был слишком красивым, чтобы быть реальным. Облик сочетал в себе силу альфы, что захватывает дух, и утонченность омеги, трогающую до глубины души. Если бы знал, что такое возможно, подумал бы, что у шамана пугающая и притягивающая гармония двух субгендеров сразу. Чонгук сглотнул, опуская глаза к полу, чтобы хоть немного успокоить своё внутреннее смятение. – Я… Я могу принести воды… или травы для чая… – Не нужно, – низким, бархатным до дрожи баритоном. – Мне бы одеться… – О-одеться? – переспросил, чувствуя, как щёки заливает жар. Нервно поправил края своей рубахи, будто это могло хоть как-то помочь. Шаман с лёгкой усмешкой изогнул уголок губ, рассматривая буквально вчерашнего волчонка. Неспешно провёл рукой по своей груди, едва касаясь древних узоров, что покрывали кожу, пытаясь наладить сбившееся дыхание. Лес молчал. – Да. Полагаю, я не могу провести здесь время в таком виде. – В шкафу… – поспешно указал на старый деревянный шкаф у стены, обдавая взглядом обнаженное сильное тело. – Там есть кое-что. Правда, это всё мое. Я могу сходить к Сокджину, попросить что-то более достойное. Тэхён перевёл взгляд на шкаф, а затем вернулся к мальчишке. Янтарные глаза сверкнули в тусклом свете. – Подойдёт. Чонгук отступил на несколько шагов, чувствуя, что дыхание стало слишком частым, наблюдая, как шаман, открыв дверцу, трогал его вещи, перебирая их в поиске нужного. Пальцы волшебного духа кружили по полкам, выбирая из небогатого ассортимента длинных туник, рубашек и штанов. Искал, что побольше. Младший был слишком хрупким даже для омеги.  – Ты отвернёшься? – спросил Тэхён с едва заметной улыбкой. Омега резко развернулся к стене, чувствуя, как сердце колотится так громко, что боялся, что шаман услышит. – Конечно! Извините… Услышал лёгкий смех – мягкий, низкий, короткий, но с ноткой довольства. Затем – шорох ткани, звук застёжек и тишина. – Можешь обернуться. Тэхён выглядел невероятно. Даже в простой одежде казался кем-то неземным – слишком идеальным для этой деревни, для этой комнаты, для реальности. Рубашка подчёркивала широкие плечи и сильную грудь, а штаны сидели на нём так, будто были сшиты специально для него. – Подходит, – коротко прокомментировал, поправляя манжеты. – Спасибо. – Э-это… Не за что. Шаман наслаждался его смущением, но не подал виду. Медленно прошёл к столу и сел, оборачиваясь на омегу, что все терся около стен. – Расскажи мне о себе, Чонгук. Вопрос застал врасплох. Открыл было рот, но слова не шли. Перед ним сидит не просто красивый оборотень – шаман, дух леса, великий Белый Волк. О чем им говорить? О Чонгуке? – Ничего особенного, правда… – Это мне решать. – Конечно, – покорно присаживаясь рядом от чего-то на колени возле стула. От шамана громкий гул выдоха донесся. До носа вознеслись запахи альдегиды, ландышей, ноты хлопка. Чонгук пах чистотой и невинностью. У Тэхена глаза прикрылись, разбирая аромат на состав и смакуя прямо в полости рта, где осели чудеса чужих феромонов. Сложный, но простой одновременно. Хотелось вдохнуть чуть ближе, но смущать не хотелось робкого ребенка. – Зачем ты так сел, малыш? У вчерашнего волчонка по хребту мурашки проходят от близости запаха и голоса, от чего передернулся сильно и голову опустил ниже. Рассмотрев несколькими минутами ранее безупречное лицо и тело, увидев прекрасную фею леса, как мог не ощущать себя ничтожным? О Белом Волке молва ходит впереди него: талантливый отшельник, что ругает за промахи, что в грехах заставляет покаяться. Чонгук не считает себя безгрешным. Завидует часто полным семьям, что к ужину собираются в каждом доме. Завидует теплоте и уюту, что разносятся на общих собраниях у большого костра. Зависть – грех. Покаяться бы шаману, да язык не поворачивается. Тот сам увидит, не смог бы не увидеть. – Я живу здесь всю свою жизнь. Родителей я почти не помню, погибли, когда я был совсем маленьким. На охоте… тогда было опасно, волчата часто теряли родителей. После этого за мной присматривали старшие омеги, а потом я остался один. Я уже достаточно взрослый, чтобы жить самостоятельно, вот и определили год назад в этот дом. У меня есть свой огород, – чуть быстрее, боясь, что разговор затянется в болезненное русло. – Я собираю травы для стаи, готовлю настои. Иногда помогаю с волчатами, когда другие омеги заняты… или просто не успевают. – Сколько тебе лет? – Семнадцать. – Значит, ты участвуешь в «Ночи Луны»? Чонгука передернуло вновь, но уже от негативных эмоций, что не скрылось от внимательных янтарных глаз. Те ласкали юное лицо, пытаясь вобрать в память как можно больше деталей, что россыпью родинок застыли. – Д…Да. – Ты боишься меня, омега? Взгляда не поднимаешь, смотришь мимо. Мне раздеться? Чудится мне, что ты глядел на меня более внимательно, когда я обратился. – Я… – голос дрогнул. – Вы слишком… слишком другой. Слишком яркий. Никогда не видел никого, кто выглядел бы так, как вы. Кто… пах так. Простите. – И как же я пахну? – Тэхен напрягся, придвинув корпус ближе, склоняясь прямо над шеей омеги, вдыхая запах. – Как лес после дождя. Как… пряности. Корица. И ещё что-то… что-то дикое. – петуха дал. Плечом ведет, глаза закрывает, чувствуя теплое дыхание рядом. Колко где-то внутри, приятно такое внимание старшего, но и пугает. Чонгук только глаза успевает поднять, оказываясь прямо к лицу напротив. Отпрянул, испугавшись окончательно, сбиваясь с коленей на попу, шикнув от боли. Шаман в себя приходит. – Где я могу разместиться? Покажешь? Омега встает неспешно, потирая болезненно бок. Кивает только согласно. Направился к двери в маленькую боковую комнату, стараясь не встречаться с янтарным взглядом шамана, который всё ещё тяготел к нему, осматривая. – Это… небольшая спальня, – распахивая дверь. – Здесь кровать, шкаф. Простите, что всё такое скромное. Я не ожидал, что… Если хотите, можете занять мою комнату, она чуть больше, но там все скромнее, правда. Можете тоже посмотреть. Не подумайте, что мне жалко… Застыл в дверном проёме, наблюдая, как шаман неспешно осматривает помещение. Тэхён медленно провёл рукой по деревянной спинке кровати, затем взглянул на окно, через которое пробивался мягкий свет заходящего солнца. – Ты здесь сам делаешь всё? – Да. Я стараюсь, чтобы всё было… уютным. – Уютно. Ты хорошо справляешься. Чонгука потряхивает от похвалы, давно такого не слышал. Лес за стенами дома решил прорваться внутрь, от чего окно слегла покачивало. Омега заметил, как шаман замер, взгляд устремился в пустоту. Тот резко поднял руку к вискам, пытаясь заглушить что-то невидимое. – Белый Волк? –сделал шаг вперёд, но остановился, увидев, как шаман едва не осел на подоконник, схватившись за голову. Прекрасное лицо исказилось от боли, а глаза, в которых ещё секунду назад было спокойствие, теперь вспыхивали янтарным светом. Лес начал говорить с ним – нет, кричать. Шёпоты, которые всегда были тихими, теперь рвали его сознание. Тяжело задышал, пальцы сжались на оконной раме, оставляя глубокие царапины на мягком дереве. Крики в ушах превратились в оглушающий хор, в котором различались слова. – Нет… Слишком громко… – Белый Волк! –хотел подойти ближе, но что-то останавливало. Тэхён резко поднял голову, взгляд встретился с глазами омеги. Янтарные глаза горели так ярко, что, кажется, озаряли всю комнату. – Дитя пророчества, – произнёс низким, пронзительным голосом, который больше не казался его собственным. – Время пришло. Чонгук отступил на шаг. – Что? Тэхён зажмурился, крепче сжав голову, а затем, едва выдохнув, произнёс ещё два слова. – Истинных двое.

***

Следующие два дня тянулись для Чонгука странно и неспокойно. Шамана больше не видел. После своего загадочного видения тот резко обернулся и исчез в лесу, оставив после себя ощущение незавершённости и множество вопросов. Его последние слова всё ещё звенели в ушах омеги. Чонгук пытался не думать об этом, возвращаясь к привычным делам. Жизнь шла своим чередом: сад, волчата, готовка, уборка – круг, повторяющийся изо дня в день. Но теперь этот круг был нарушен. Омега ожидал своего сожителя каждый день: работал в саду усерднее, чем обычно, готовил вкуснее. Вдруг Белый Волк вернется. К вечеру второго дня ожидание стало почти невыносимым. Дом казался пустым и тихим без нового гостя, и Чонгук вздрагивал от каждого шороха за окном. Когда солнце уже начало прятаться за горизонтом, услышал слабый скрип на веранде. Дверь резким движением распахнулась, а на пороге появился шаман. Выглядел очень вымотанными: белые волосы растрепались, косы сбились, лицо, несмотря на сохранившуюся красоту, было усталым. – Вы вернулись… Получилось как-то жалобно. Видно, что ждал. Еды наготовил как на семерых, по столу все красиво расставил в глиняных чашах, только чтобы Белый Волк довольным остался. – Я могу принести воды. Или еды? Все готово… – Еда, – коротко ответил, поднимая на омегу янтарные глаза. – Если не затруднит. Чонгук поспешил разогреть ужин, который приготовил заранее, хотя руки слегка дрожали. Поставил перед Тэхёном миску с ароматным супом, жаркое из мяса оленя, ломоть свежеиспеченного хлеба и чашку с травяным чаем. Тэхён не стал ждать приглашения, сразу начал есть. Омега затаил дыхание, наблюдая, как шаман уплетает стряпню, будто не ел несколько дней. – Ты умеешь готовить, Чонгук. Все очень вкусно. Простая похвала вновь вызвала в груди дрожь и тёплый отклик. – Я рад, что вам понравилось. – Завтра, – опуская руку на стол, – я проведу первый ритуал. Это будет очищение. Для стаи и её земли. – Очищение? Что это значит? – задумался, так как в обрядах никогда не участвовал. – Лес тревожен. Духи кричат о переменах. Прежде чем стая сможет пройти через «Ночь Луны», её нужно очистить. Это традиция, но сейчас она важнее, чем когда-либо. – Вы думаете, что… это из-за того пророчества? Шаман на мгновение замолчал, затем посмотрел прямо на омегу. – Я думаю, что лес никогда не ошибается. И если он зовёт к действию, мы обязаны ответить. Чонгук кивнул, хотя в голове всё ещё роились вопросы. – Что мне нужно делать? Тэхён улыбнулся нежно краем губ. Поднял руку к стоящему рядом омеге, взяв прядь волос. Захотелось что-то сделать, но стоит ли позволять себе? Не сдержался, поднес смолянистую прядь волос к губам, целуя и вдыхая запах чистоты, что манил с прихода. Чонгук аж икать стал от неожиданности, покраснел весь жутко, пыхтит. Внизу живота что-то теплое расплылось. Неизвестное доселе чувство. – Пока ничего. Завтра ты увидишь всё сам. Омега тоже хочет коснуться лесного волка, неуверенно руку поднимает, стремясь пальцами пригладить ворох белоснежных волос, что неестественно в колтуны сбились. Тэхен смотрит на робкие движение, голову подставляет сам, довольствуясь лаской мимолетной. Неправильно и запретно. Шаман вновь в себя приходит, отставляя чуть Чонгука от себя, что дернулся сильно от страха резких движений.  – Прости, забылся, – грустно молвит, не смотря в глаза. В комнату уходит, плотно дверь прикрывает, оставляя бедного омегу в своем стыде купаться. Чонгук места себе не находит, ругается сам на себя последними бранным словами. Убирает со стола, скидывая все в таз для мойки. Притяжение выходит за рамки дозволенного, а позволять он себе стал слишком много. Руки распустил, хотел коснуться духа леса, что никому трогать не позволено. Идиот. Распутник. Шаман не соврал, на третий день совместного проживания начался ритуал. С самого утра дом Чонгука наполнился ощущением предстоящего события. Воздух стал густым, пропитанным древней энергией, а тишина леса за окном была напряжённой, как перед бурей. В центре поляны был выложен круг из гладких камней, внутри него горел костёр, пламя которого плясало, как живое, обрамлённое дымом от пучков шалфея и лаванды, что лежали рядом. Огонь отбрасывал тени на собравшихся, но все взгляды были прикованы к одной фигуре. Тэхён готовился с рассвета. Облик, всегда величественный, теперь казался совсем неземным. Длинные белоснежные волосы, всегда заплетённые в косы, сегодня были убраны иначе: разделены на несколько толстых, свободно спадающих прядей, украшенных тонкими серебряными цепочками, переплетёнными с лентами из сыромятной кожи. Каждая цепочка заканчивалась маленькими подвесками: полумесяцами, перьями и крохотными камнями, переливающимися на солнце. На висках свисали массивные серьги, сделанные из древнего серебра, с подвесками в форме символов леса – листьев, когтей и звёзд. Они тихо звенели, создавая мелодию, которая сливалась с шумом ветра, отгоняя нечисть. На голове красовалась изящная диадема из белого металла, тонкая, как ветви деревьев, ее центральная часть была инкрустирована лунным камнем, который мерцал голубоватым светом, напоминая свет ночного небесного светила. По бокам диадема переходила в изогнутые линии, напоминающие рога лесного оленя, символизирующие мудрость и связь с природой. Тэхён был облачён в длинную тунику из мягкой ткани, окрашенной в глубокий серый цвет с оттенком серебра. По краям туники были вышиты символы, изображающие волков, звёзды и танцующие языки пламени. Ткань казалась живой, плавно двигалась при каждом шаге шамана, создавая ощущение, будто он сам соткан из пламени. На плечах лежал плащ из меха снежного волка, который спускался до самой земли. На запястьях носил широкие браслеты из серебра, украшенные гравировкой и крохотными вставками из лунного камня, один из браслетов был обмотан тонкими шёлковыми нитями, к которым были прикреплены маленькие подвески из кости и дерева, шептавшие древние молитвы. Толпа замерла, когда Белый Волк встал у костра, поднял посох и, ударив им о землю, создал звук, который эхом разнёсся по всей поляне, тот оживил всё вокруг: деревья зашумели, ветер усилился, а пламя костра поднялось выше. – Лес слышит нас. Сегодня мы очищаем эту землю, эту стаю, ваши сердца. Поднял бубен, украшенный амулетами и перьями, ударил по нему. Звук разлетелся, как волна, и все почувствовали, как ритм отдаётся внутри них, синхронизируя дыхание и сердцебиение. – Духи земли, воды, огня и воздуха, –вращая бубен в руках. – Услышьте нас. Мы зовём вас, чтобы очистить, чтобы защитить, чтобы подготовить к испытанию. Бросил в огонь пучок трав, и густой аромат лаванды, шалфея и тимьяна окутал поляну. Дым завился в причудливые узоры, которые поднимались вверх, соединяясь с небом. Тэхён начал двигаться по кругу, следуя границе. Движения были плавными и точными, как у танцующего зверя. Поднимал руки, что-то шептал, а звук бубна заполнял каждую паузу. Чонгук стоял чуть поодаль, любуясь. Душа вибрировала бесконечно, отзываясь на красоту ритуала. – Огонь очищает, – бросая ещё одну горсть трав. Пламя вспыхнуло, отбрасывая золотые искры. – Вода питает, воздух освобождает, земля даёт жизнь. Толпа стояла, затаив дыхание. Шаман остановился напротив старейшин стаи и протянул руки к ним. – Ваше слово связывает стаю с лесом. Повторяйте за мной. Старейшины, включая Ким Намджуна и Сокджина, шагнули вперёд. Тэхён начал произносить древние слова на языке, который не понимали даже те, кто жил в деревне всю жизнь. Но их смысл понятен: слова единства, защиты и покоя. Старейшины повторяли, и с каждым произнесённым словом пламя костра росло, становясь ярче и мощнее. Тэхён опустил посох в центр костра, и на мгновение всё затихло. – Лес принял. Но путь ещё не завершён. Испытание близко. Толпа начала перешёптываться, но никто не осмеливался нарушить границы круга или приблизиться к шаману. Тэхён обернулся, взгляд встретился с восхищенными глазами Чонгука. Янтарные сияли, как звёзды, осматривая маленького мальчишку, что сжался от прохлады. «Я влюблен», - осенило омегу. Накатил огромный страх за себя и свое будущее. Через несколько дней будет «Ночь луны», где его выберет какой-то альфа из своей или чужой стаи. Не шаман, что так пронзительно смотрит, что улыбку не подавляет ответную, что не человек вовсе, а Белый Волк. Духам служит, не земным радостям. От того так грустно стало, что слезы потекли из глаз, вызвав недоумение у Тэхена, что в лице резко изменился. Бросился бежать от места ритуала. Далеко убежать не успел – всего через несколько шагов врезался в твёрдую, словно каменная стена, грудь. Чонгук резко поднял взгляд, но перед ним оказался не кто иной, как Чон Хосок. Альфа, с самодовольной усмешкой, уже смотрел сверху вниз, скрестив руки на широкой груди. Карие глаза хищно сверкнули, а уголки губ изогнулись ещё шире. Только ждал подобного момента. – Что это ты так спешишь, маленький? – с ленивым любопытством, склонив голову набок. Чонгук попытался отступить, но сильные руки уже сомкнулись вокруг его запястий. Рванулся, но Хосок лишь крепче прижал к себе, будто это было забавной игрой. – Тебе некуда бежать, – голос прозвучал слишком близко к уху Чонгука. Альфа провёл языком по ряду острых зубов, давая понять, кто здесь сильнее. – Отпусти меня. – Разве не ты сам ко мне прибежал? – усмехнулся, не обращая внимания на брыкания омеги. Руки сжались крепче, удерживая мальчишку на месте. – Это судьба, малыш. Сдавайся. Глаза Чонгука, наполненные страхом и слезами, поймали взгляд шамана, который всё ещё стоял у круга. Янтарные глаза потемнели, стали ледяным. Острые иглы пронзили Хосока. Альфа почувствовал на себе этот пронзительный взгляд, обернулся, посмотрев на Белого Волка, но тут же откинул голову назад и рассмеялся. – Шаман нас благословляет. Чонгук попытался снова вырваться, но вокруг стало необычно тихо. Лес задержал дыхание, а земля под ногами слегка дрогнула. Хосок почувствовал неладное и перестал смеяться, повернув голову в сторону шамана повторно. Теперь он шёл к ним, отмахиваясь минутой ранее от старейшин. Медленно, грациозно, уничтожая взглядом. Белые волосы подхватил ветер, раскидывая их по сторонам. Не из этого мира, таких оборотнем не назвать. – Альфа, – низким, ровным голосом. – Ты, кажется, забыл, где находишься. Хосок сжал челюсти, но не выпустил Чонгука из рук. – Что значит забыл? Я всего лишь… помогаю ему понять свою роль. Он моя будущая пара. Тэхён остановился в нескольких шагах от них, фигура возвышалась над альфой. Сама природа подчёркивала разницу в их силе. – Его роль? Ты решаешь за лес? За духов? Тот лишь крепче прижал Чонгука, будто тот был его трофеем. – Он омега. А я альфа. Всё просто. Это естественный порядок. – Ты называешь это порядком? Принуждение – это порядок? Презрение – это порядок? Хосок замер, дыхание стало тяжелее. Почувствовал, как напряжение вокруг сжимается, сам воздух стал плотным. – Это не твоё дело, шаман, – пытаясь сохранить остатки смелости. – Всё, что происходит в лесу – моё дело. И ты нарушаешь его законы. Белый Волк вытянул руку, что звякнула под тяжестью атрибутов. Внезапно хватка Хосока ослабла, и омега вырвался, отшатнувшись назад. Альфа, ошеломлённый, посмотрел на свои руки, затем на Тэхёна. – Ты… – начал он, но не смог продолжить, заметив, как глаза шамана стали ещё ярче. – Уходи. И запомни: я предупредил.  Альфа зарычал. Ноги как заколдованные понесли прочь, и вскоре он исчез в тени деревьев. Тишина вновь стала оглушительной. Лес ожил лишь минутой позже. – Ты в порядке? Чонгук, всё ещё дрожа, кивнул, с трудом находя слова. – Спасибо… Тэхён посмотрел на него ещё мгновение, затем слегка кивнул. – Иди домой.  Ритуал еще не скоро будет закончен. Я вернусь только к «Ночи Луны». Запрись дома, пожалуйста. Открывай только на пять стуков. Понял меня? – Да, Белый Волк… – Тебе пора, - а сам развернулся и быстрым шагом ушел прочь.

***

Чонгук заперся в своём доме, как и велел Белый Волк. Окна закрыты, ставни задвинуты, каждый звук снаружи заставлял вздрагивать. Постоянно повторял в голове слова шамана: «Пять стуков». Звучало, как мантра, которая должна была удержать от паники. Но для кого пять стуков? Будто к нему толпой ходили. Да, возможно, от Хосока бы защитило. От других глупых альф, что хотели посмеяться над глупым маленьким омегой перед «Ночью Луны», тоже. Но Чонгук и так бы не открыл. Три дня прошли, как в тумане. Белый Волк не возвращался, и с каждым часом напряжение становилось всё сильнее. Лес за окнами был странно тихим, и только редкий шум ветра или крики ночных птиц нарушали звенящую пустоту. А затем пришла она – течка. Сначала это было лёгкое покалывание, неясное чувство жара в теле. Но с каждой минутой ощущение нарастало, заполняя целиком. К полудню Чонгук уже лежал на кровати, прижавшись к подушке, тело словно горело изнутри. Боль была невыносимой. Тело требовало чего-то, чего он сам не мог понять. Каждая клеточка кричала, но рядом не было никого, кто мог бы облегчить его состояние или хотя бы объяснить. Старшего омеги, кроме Сокджина, что заботился редко, у него не было. У Чонгука не было семьи.   – Почему сейчас… Почему именно сейчас… Знал, что течка придёт, знал, что она неизбежна перед «Ночью Луны». Но никто не предупреждал, что это будет так… мучительно. Чонгук свернулся клубком, прижимая руки к животу, и из глаз текли слёзы. Лес за окном вдруг зашумел громче. Ветер ударил в ставни, заставив их задрожать. Даже духи чувствовали страдания. До «Ночи Луны» оставались считаные часы, омега не знал, сможет ли выдержать испытание в одиночестве. Тело дрожало, голос сорвался на слабый стон, а сердце колотилось, пытаясь разорваться изнутри. Пора было собираться. Обычно, для «Ночи Луны» старший омега вышивал красивую тунику сыну, племяннику или младшему брату. Но у Чонгука был только он сам. Сам вышил тунику, сам ее пытается натянуть на влажное и мокрое тело, босыми ногами собирая холод полов. Он тут один, никому не нужен в самый уязвленный период. И пусть мысли возвращаются к прекрасному лесному волку, от чего на простынях влажность появлялась быстрее, на деле, его первая влюбленность была глупой. Шаман бы никогда не нарушил своих клятв. Духи бы точно никогда не простили. Послышались стуки. Начал считать, с трудом сосредотачиваясь сквозь пелену жара и боли: раз… два… три… четыре… пять. Точно пять. Перевёл дух и, с трудом поднявшись на ослабевших ногах, направился к двери. Каждый шаг давался с усилием, тело было чужим, истощённым. Туника липла к коже, неприятно обтягивая бедра и ягодицы. Жар накатывал волнами. Дрожа, дотянулся до двери и, пересилив слабость, щёлкнул самодельной щеколдой. Замок – одно название, такая защита могла остановить разве что ветер. Если бы кто-то захотел ворваться, он уже давно был бы здесь. Но за дверью никого не оказалось. Пустота. Только ночной воздух, тяжёлый и влажный, впитал в себя аромат цветов и дикой мяты. Босиком шагнул за порог, и холод земли обжёг ступни. Немного отрезвило. На поляне собралось множество юных омег, таких же, как он. Все в венках, одетые в туники, каждая из которых, казалось, была произведением искусства. Родственники, должно быть, соревновались, чья работа окажется красивее. Только всё это – цветы, вышивка, орнаменты – не имело никакого значения. Чонгук заметил, как омеги, независимо от их украшений, сжимались от боли. Красота тускнела перед тем, как тела тряслись, голоса срывались на стоны, а лица были измождены от жара течки. Никто не смотрел на их одежду. Никому не было дела до венков или туник. Сумасшествие. Если бы знал заранее, что это будет так… Может, тоже стал бы отшельником. Ушёл бы в лес, как Белый Волк. Духи с ним, конечно, не разговаривали, но травы собирать мог. Шаман… Тэхён вышел из леса. Шаги были почти бесшумными, но каждый из собравшихся обернулся в его сторону, ведомый чем-то потусторонним. Туника, сшитая из тонкой ткани, переливалась в оттенках серого и серебра, а плащ из меха снежного волка тянулся по земле. Омеги, несмотря на лихорадочный жар и слабость, попытались выровняться в линию, сдерживая стоны и крики. Ритуал начинался.  Тэхён обвёл всех взглядом. Янтарные глаза внимательно изучали каждого. До тех пор, пока его взгляд не замер на одной фигуре. Чонгук. Омега стоял в конце линии, едва удерживаясь на ногах. Тонкие, босые ступни скользили по холодной земле, дрожащие, не способные выдержать собственного веса. Туника, липнущая к телу, подчёркивала каждую линию фигуры – хрупкую, но в то же время наполненную какой-то необъяснимой магией притяжения. Но больше всего поразил сам взгляд – отчаянный, полный мольбы и боли. Глаза прекрасные, широко распахнутые, пытались удержать его, умоляя не отводить взгляда, не оставлять. Было почти болезненно видеть, как омега стоял перед ним таким уязвимым. Просящим. Внутри что-то срывается с места, рычит, когти точит. Горело так, как в Чонгуке–ярко, как жар течки, что мучила молодое тело. Тэхён стиснул зубы, пытаясь удержать себя от того, чтобы просто подойти к этому мальчишке, сорвать с него тонкую тунику и взять его прямо здесь, перед всей стаей. Воля кричала: остановись, но тело не слушалось. Пускает кровь из губ, которые клыками задевает. В себя немного приходит, чтобы не дернуться. Выглядит так страшно: глаза загораются пламенем, алая жидкость по подбородку капает. Монстр. Видел, как Чонгук в ответ сжимается, руки едва заметно трясутся, но не отводит взгляда. Умоляет. Вновь умоляет. На коленях готов просить. Не словами, а каждой частицей своего существа. Тянется. А шаман уже раскладывает тело нежное на простынях влажных, улетая куда-то в своих фантазии. Янтарные глаза затуманились. Почувствовал, как кровь быстрее разгоняется по венам, а дыхание становится неровным. Это был не просто течный омега. Таких тут толпа. Это был его течный омега. Духами данный в награду за одиночество. Лес шептал с первого дня, но шаман сопротивлялся, стараясь заглушить голоса. «Мой», – истина пронзила до самого основания, скатываясь холодным потом по спине. Заставил себя замереть, чтобы не сломать, не нарушить обещания предкам. Всё внутри кричало: подойди, возьми, сделай своим, уходи с ним в свой дом на отшибе. Пальцы сжались на посохе так, что суставы побелели. Клыки впились в нижнюю губу вновь, и тонкая полоска крови потекла по протоптанной дорожке. Не мог. Не должен. Он ему семью дать не сможет. Но каждый взгляд Чонгука делал слабее, заставляя забыть про все правила, ограничения, традиции и долг. Шаман сделал глубокий вдох. – Сегодня начинается Ночь Луны, – очень хрипло, что пришлось откашливаться – Это ночь, когда стая обновляет себя. Ночь, когда наши тела и души соединяются с природой, лесом и друг с другом. Традиция стара, как сам лес. Омеги, ведомые течкой, выходят на тропы. Альфы идут за ними. Это не погоня – это поиск. Поиск того, кто станет частью вашей судьбы. Вашей новой семьей. Вашей маленькой стаей! Выдыхает шумно, впиваясь взглядом в черные глаза, что от голоса шамана закатываются в экстазе, не чувствуя запаха и теплых рук на коже. Как же мало надо этому омеге… – Ваша задача – следовать за зовом. Не упрямьтесь, не противьтесь. Лес всегда знает, кто с кем должен быть. Альфы должны прислушиваться к своему инстинкту, к своим чувствам, но помнить: это не право на насилие. Это право на союз, дарованный духами. Когда всё закончится, пары вернутся к стае. Ваш союз будет благословлён лесом, если он истинный. Если нет – вы останетесь на распутье до следующих суток. Запомните, это не просто традиция. Это дар. Но любой дар несёт в себе испытание. Только сильные духом смогут пройти его. Старший омега стаи вышел вперёд, мягко, но уверенно отодвигая шамана в сторону, прося дать ему пару слов. – Друзья мои. Сегодня для многих из вас будет важная ночь. Ночь, когда вы найдёте не только пару, но и своё место в этом мире. Но! – Сокджин улыбнулся шире, глаза сверкнули весельем. – Давайте не будем забывать, что это ещё и игра. У вас будет пять минут. Пять минут форы, чтобы убежать как можно дальше. Чтобы заставить ваших альф потрудиться. Помучьте их немного. Но не забывайте: далеко не все смогут догнать вас быстро. Вы не обязаны быть с тем, кто первый достигнет вас. Выбор всегда за вами. Это ваша ночь. Тэхён всё это время стоял рядом. Но когда Сокджин закончил свою речь и шагнул назад, шаман вдруг отбросил посох в сторону. Тот со стуком упал на землю, вызвав у всех недоумённые взгляды. – Что ты делаешь, Белый Волк? – наклоняясь ближе. Молчал. Затем, не обращая внимания на чужие взгляды, скинул с плеч белоснежный меховой плащ, который всегда был частью его образа, тот тяжело упал к ногам, и Тэхен остался в одной тунике, которая облегала мощное тело. Янтарные глаза горели так ярко, что старший омега невольно сделал шаг назад. Толпа зашепталась. Альфы переглядывались, недоумённо качая головами. Даже омеги, несмотря на своё состояние, заметили странное поведение шамана. – Лес зовёт. Сокджин понял по-своему, кивнув. Мало ли какие там у шаманов ритуалы дополнительные. У них своя собственная планета. Младший вождь стаи поднял руку, призывая омег к вниманию. Толпа замерла, даже самые изнемогающие от течки с трудом собрались, сосредотачивая последние силы. –Ваша очередь. Слушайте лес, следуйте за ним. Сегодня ночь принадлежит вам. Омеги начали поочередно обращаться в свои волчьи формы. Каждый оборот сопровождался вспышкой энергии, пронизывающей воздух, и шепотом леса, который отзывался на каждого. Черные, серые, тёмно-коричневые волки, каждый из которых скрывался бешено с места к своим тропам. Лес звал. Тэхён, стоящий уже среди альф, смотрел, обгладывая нездоровым блеском в глазах безупречного омегу. Юный, до этого едва стоявший на ногах, Чонгук с трудом собрал остатки своих сил. Тело дрожало. Тонкие пальцы сжались, и он сделал шаг вперёд. Тело начало менять форму. Лес задержал дыхание. Черный волк, сияющий в лунном свете, появился на месте слабого мальчишки. Густая, блестящая шерсть переливалась серебром. Омега поднял голову, и янтарные глаза шамана встретились с его взглядом – такими же глубокими, чёрными, как сама ночь. Беги. Сорвался с места, исчезая в густой чаще леса. Когда последний омега скрылся в ночи, поляна замерла. Лишь слабый шёпот леса напоминал о том, что ритуал продолжался. В этот момент вперед вышел Намджун, вожак стаи, поднял руку, призывая к вниманию альф. – Теперь ваша очередь. Вы знаете правила. Но я повторю. Это не гонка, не бой, не право на силу. Это поиск. Вы ищете тех, кто станет вашей парой, вашей семьёй. Это союз, не завоевание. Лес укажет вам путь, если вы будете слушать. Не смейте забывать, что лес не терпит насилия. Любой, кто нарушит его законы, столкнётся с его гневом. Идите, – указывая в сторону троп, где скрылись омеги. – Следуйте за своим зовом. Найдите тех, кто ждёт вас. Толпа альф начала обращаться в волков: крупные, сильные фигуры с шерстью всех оттенков земли и ночи. Шум движения и энергий наполнил поляну, когда они начали скрываться в лесу, один за другим, следуя своим инстинктам. Тэхён остался стоять. Намджун взглянул на него с удивлением, но не стал вмешиваться. Знал, что шаман играл по своим правилам. Когда последний альфа исчез в лесу, Белый Волк шагнул вперёд. Гипнотизировал тропу, где скрылся Чонгук, пытаясь уловить усилившийся аромат чистоты его будущего дома, где ждут теплыми вечерам, готовят самую вкусную еду. Где взгляд черный глаз дарит желание никогда не отпускать теплые руки, обещает всю жизнь провести вместе. И затем, в тусклом свете луны, обратился. Сияющий, как лунный свет, устремился в чащу, не оставляя за собой ни следа, ни тени. Лес знал, куда он идёт.

***

Чонгук бежал. Тело, обращённое в волчью форму, скользило между деревьями, сливаясь с ночным лесом. Ветер хлестал по густой чёрной шерсти, а лапы мягко касались земли, почти не оставляя следов. Дыхание было частым, не мог остановиться. Что-то гнало вперёд. Не знал, куда бежит, но чувствовал – туда, где не найдут. Ему не нужен был альфа. Не нужен был союз. Не мог представить себе кого-то рядом, кроме одного – Белого Волка. Но шамана тут не было. Не преследовал. И потому Чонгук бежал прочь, пытаясь уйти от самого себя, от боли, что выжигала изнутри. Ветки задевали волчье тело, оставляя мелкие ссадины. Не привык быть в этом обличии, сил много требовало. Обратился впервые только несколько лет назад, за что получал кучу смешков в свой адрес. Хрупкий, с отсутствием сил, порой болезненный. Но сейчас нельзя было жалеть себя. Ссадины заживут, даже раны затянутся, но альфье клеймо на всю жизнь, его не выжечь. Лес становился всё гуще, запах влажной земли и смолы окутывал, смешиваясь с ароматами ночных цветов и первой росы. Чонгук свернул на узкую тропу, почти скрытую под ветвями, но вдруг замер, резко остановившись. Запах. Тяжёлый, острый, насыщенный мускусом и силой. Альфа. И он был близко. Чонгук напрягся, опустив мохнатую голову, глаза скользили по темноте, пока старался подавить нарастающую панику. Было уже сделал шаг назад, но не успел скрыться. –«Нашёл», – раздался хриплый голос, и из-за деревьев вышел волк. Чон Хосок. Шерсть, цвета тёмного янтаря, блестела в лунном свете, а глаза горели хищным блеском. Нездоровое увлечение. Чонгук заскулил, пытаясь отступить, но альфа мощными лапами шагнул вперёд, легко перекрывая ему путь к побегу. Метался, пытаясь прыгнуть или через кусты, или скрыться прямо под мощным телом альфы, но все было тщетно. – «Я ждал этого», – прорычал. – «Поворачивайся в стойку, дорогуша. Буду вязать тебя узлом. Ты же небось мечтал об этом с того момента, как течка началось? Признавайся, звал меня?». – «Уходи». – «Уйти?». – «Я не для тебя», – глаза зверя блестели гневом и страхом. Самодовольная усмешка исчезла, сменившись раздражением. – «Омега, –делая шаг ближе. – Ты не понимаешь. Ты принадлежишь мне». – «Нет», –пятясь назад на дрожащих лапах. Влетел в куст. Как не вовремя. – «Ты мой, – низко, почти рыком. – И я докажу это прямо сейчас. Я по запаху чувствую, что мой!». Чонгук попытался вырваться, но хватка альфы была слишком сильной. Горячая волна паники накрывает, в глазах темнеет. – «Лес не прощает насилия», – шепотом. – «Лес здесь ни при чём», – клыки обнажились, а глаза сузились. И тут лес ожил. Ветер пронёсся между деревьями, завывая так громко, что звук резанул по ушам. Ветви начали раскачиваться, издавая громкие щелчки. Предупреждал. Но Хосок этого не услышал. Уже поднял лапу, чтобы прижать омегу к земле, когда что-то резкое и яростное сбило, впиваясь прямо в шею. С глухим ударом Тэхён врезался в Хосока. Альфа завыл, почувствовав, как мощные челюсти шамана впиваются в шею, не давая времени оправиться. Оба волка покатились по земле, сминая траву. Хосок, несмотря на силу удара, быстро поднялся на лапы. Янтарная шерсть вздыбилась, как у загнанного зверя, на шее темнели глубокие следы от клыков. Встряхнулся, низко зарычав, и, стиснув челюсти, метнулся к Белому Волку. Тэхён двигался с грацией, присущей лишь тем, кто родился в сердце леса. Каждое движение было точно выверено. Кружил вокруг наглого альфы, что насильно омегу пометить решил, заставляя того атаковать в пустоту. Наконец, улучив момент, шаман рванул вперёд, ударом сбив с ног, вдавив его в землю. Хосок взвыл, яростно извиваясь под тяжестью. Мощные лапы пытались отбросить противника, но Тэхён был неумолим. Клыки, сверкающие в лунном свете, вонзились в плечо Хосока, вырывая болезненный рёв из горла волка. Чонгук, дрожащий от пережитого страха, прижался к стволу дерева. Тело било мелкой дрожью, но взгляд приковался к потасовке. Пришел за ним. Защищает его. Белый Волк был не просто оборотнем – воплощением стихии, необузданной, древней силы, которая принадлежала только лесу. Лес вел, оберегал, дарил неимоверную силищу, не подвластную даже доминантным альфа-вожакам. Хосок снова попытался перевернуть шамана, но тот, легко увернувшись, вновь оказался сверху. Рык, сорвавшийся с пасти, был низким, раскатистым, заявляющим права. Чону пришлось сложить уши, подавляло сильно. Жить хотелось. Омега был ему обещан природой, истинная пара, но лучше струсить. Уговаривал себя внутренне сдать позиции, отпустить. Но сучья часть не могла так просто отступить. Вновь попытался кинуться, вновь потерпел поражение. Из раза в раз, пока из сил не выбился. Против белоснежного волка пойти было страшно, тот светил своими глазами прямо в душу, наперед зная, как противник поступит. Ветер стих, деревья перестали шуметь, а даже самые хрупкие листья на ветвях остановились. Природа задержала дыхание, давая выбор шаману. Тэхён отпустил Хосока и медленно поднялся, силуэт на фоне луны выглядел угрожающе. Встал между Чонгуком и альфой, широко расставив лапы, закрывая омегу собой. Из пасти слюна течет, пенится. Взбешен до невозможности. Янтарные глаза вспыхнули пуще прежнего, а голос, раздавшийся в голове, не оставлял больше шансов. – «Я предупреждал. Лес не прощает насилия. Уходи. Пока тебе позволено это сделать». Альфа, тяжело дыша, поднялся. Тело содрогалось от ярости и унижения, но что-то в присутствии Белого Волка, в его огненном взгляде, не позволяло сделать ни шага вперёд. Истинный омега или жизнь. Из шеи шла кровь. Уверен, что, если бы шаман взялся всерьез, был бы мертв. Низко зарычал, гневно тряхнул головой и, развернувшись, растворился в тёмной гуще леса. В воздухе витало напряжение, смешанное с неясным облегчением. Тэхён стоял неподвижно, наблюдая, как Хосок исчезает в ночи. Лишь после того, как последний звук шагов альфы затих, обернулся к Чонгуку. Мелкий волк, что прижался к корням дерева, все еще тяжело дышал. Глаза, расширенные из страха и течки, встретились с полюбившимся взглядом горящих глаз. – «Но как же так…», – раздалось пискляво в голове у Белого Волка, что стоял массивной тучей. – «Вы же… Не… Это… Не можете! Как же так…». – «Мне вернуть его, Чонгук? Так вышло, что истинных у тебя двое. Я и тот зазнайка. Если только скажешь, что он… Я уйду, обещаю. Не буду давить.» – «Двое? Это... невозможно. Вы же…» Белый Волк шагнул ближе, осторожно, не создавая лишнего шума, боялся спугнуть омегу. – «Возможно всё. Но выбор за тобой. Лес дал тебе право решать, и я не могу отнять его у тебя». Чонгук тяжело вдохнул, маленькая волчья фигура напряглась, а затем неуверенно поднялся на лапы, пошатываясь. Посмотрел в любимые глаза в последний раз в таком обличии, перекидываясь в человека. – Белый Волк… – «Тэхен», – проводя носом по голому бедру, что открылось взору. - Тэхен, - повторил, смакуя имя, словно сладкий нектар. Рука осторожно потянулась к шаману, поглаживая мягкую белоснежную шерсть за ушами. Омега улыбнулся шире, голос дрожал от эмоций – Вас хочу, Тэхен… Ни капли стыда. Раз пришел за ним, так пусть забирает полностью. Чонгуку и предложить больше нечего. Ответственность сам готов нести, лишь бы эти глаза видеть всю остальную жизнь, рожать от него волчат, греясь в нежных руках. Семью с ним хотелось. С таким странным, красивым до грохотания в груди и теплоты в низу живота. Пусть никто не поймет: стая, духи, лес. Он теперь его полностью, течет для него. Ослепило мягким светом, и Белый Волк обратился. Перед Чонгуком стоял мужчина – высокий, широкоплечий, сильный. Кожа была украшена рунами, длинные белые волосы струились лучами луны. – Чонгук, – проникающий в самую душу. Омега не дал времени продолжить. Шагнул вперёд, обнимая. Уткнувшись носом во вкусную шею, едва сдерживая слёзы. Спит наверняка. Где это видано, чтобы шаманы семьи заводили, омег себе выбирали в «Ночь Луны». Очнется у себя в домике один после течки, что по голове молотом дала до шизофрении. – Семью хочу с вами, – шептал, пока не проснется. – Люблю вас, кажется, сильно. По-настоящему. Только с вами, Тэхён. Только вас хочется. Никого больше не хочется также сильно. Шаман замер, ощущая, как тепло омеги буквально проникает в него. Мягко взял Чонгука за плечи, отстраняя чуть-чуть, чтобы встретиться с его глазами, что проливали соленую жидкость. – Ты забываешь одну вещь, маленький, – голос стал серьёзным. – Я омега. Доминантный, да, но омега. Мы не сможем создать семью в привычном смысле, понимаешь? Удивление промелькнуло в его глазах, но лишь на миг. – Мне всё равно. Лишь бы вы смотрели на меня так до самой смерти. Семья может быть и из двух человек. У шамана голова мутится. То ли от запаха полюбившейся чистоты и невинности, то ли от подобного ответа. Восхищение, смущение и что-то более глубокое – чувство, которое даже боялся назвать.   – Ты меня удивляешь, – прошептал, пальцами поднимая за подбородок. Прикоснулся влажно к шее, слизывая нужный аромат на язык. Дрожать сам начинает, мир вокруг исчезает. Не отдал бы ни одному альфе это чистое сокровище. Что душой, что помыслами, что телом. Для него берегли лесные духи, ограждали от опасности. Огладил своими губами лицо напротив, скользя дальше, нащупав наугад уже родные. С этого момента прям родные. Целует робко, захватывая нижнюю в плен, посасывая. Первый поцелуй был настолько мягким, что омега невольно задержал дыхание. Простонал еле слышно, теряя землю под ногами. Чувствовал вкус Тэхёна – свежий, терпкий: лес после дождя с тонкой горчинкой трав. Тот раскрывался навстречу, отзываясь на возбуждение обретенной пары. Совсем непохожий на омежий. Как и сам шаман. - Мой. Робкое прикосновение длилось всего мгновение, когда губы вновь встретились, стало другим. Глубже, увереннее. Чонгук застонал громче, не в силах сдержаться, пальцы, словно сами собой, потянулись к Тэхёну, прижимая ближе. Шаман не сопротивлялся. Наоборот, ответил с такой страстью, что омега задрожал. Поцелуй стал более настойчивым, жадным. Белый Волк вёл, направлял, губы требовали, исследовали, оставляя горячие следы на душе Чонгука. Язык легко скользит вдоль, требуя большего, и он послушно открылся навстречу. Утонул. Голова кружилась. Ноги подогнулись. Упал бы, если бы не сильные руки, увитые символами разными. - Мой. Кладет его аккуратно прямо на траву, что влажной росой проходит по оголенным спине, шее и бедрам, вызывая тихий вздох. – Тэхён… – едва слышно выдохнул, закрывая глаза. Отдался белым волосам, что струились по грудной клетке от наклона. Бедрам, что к своим же прикоснулись плотно. Рукам, что оглаживали талию, переходя на грудь. Присваивал так нежно, чувственно, аккуратно. Как омега. От того и сладостно было. Приоткрыл глаза, боясь до сих пор, что проснуться ото сна не может, встречаясь с сильным янтарным блеском и глубоким, почти невыносимым в интенсивности взглядом. Шаман провёл ладонью по щеке, задержавшись на скуле, затем мягко скользнул пальцами вниз, по шее, чувствуя, как под его прикосновением быстро бьётся пульс. Рука остановилась у ключицы, медленно продолжила путь, изучая каждую линию тела. Чонгук задрожал, но не от холода – от прикосновений, от жара, который оказался слишком сильным для хрупкого тела. Потянулся сам к Тэхёну, цепляясь за его плечи, притягивая ближе. Белый Волк опустился ниже, губы коснулись ключицы омеги, оставляя на коже мягкие, почти незаметные поцелуи. Всасывал едва кожу, оставляя небольшие покраснения на фарфоре. Двинулся выше, касаясь губами шеи, там, где пульс бился быстрее всего, вызывая уверенный стон, что пронесся по лесной чаще эхом. – Ты так прекрасен… – Тут прекрасный только вы… Губы вновь соприкасаются в глубоком, страстном, желанном танце. Тэхен больше не пытается сдерживаться: закидывает ноги себе на бедра, проезжаясь членом по влажности между ягодиц, заставляя выгнуться сильно до хруста. Много, липко. Еще хочется. Ладонью охватывает возбуждение Чонгука, медленно проходясь от головки до основания, вызывая ультразвук в ушах и потемнение в глаза омеги. Проталкивает первый палец в текущий анус, борясь с несдержанностью собственной. Тот проходит легко, быстро находит точку удовольствия. Младший уже совсем голову теряет, в голос скулит, требуя перейти к делу, проталкивая длинные красивые пальцы глубже своими хаотичными движениями, сдирая спину о землю. – Хочу вас… Пожалуйста. – Тоже хочу тебя, маленький. До звезд в глазах. Прикоснись ко мне. Чонгук упрямо глаза разлепляет, пытаясь рассмотреть то, от чего красными пятнами на лице полыхает. Тэхен сам руку берет его, чтобы ладонь охватила немаленький член, обвитый венами, что лопнут скоро от напряжения. Сам же стонет громко, когда нежные пальцы проходятся по головке, смазывая жидкость.  Омега, пытаясь побороть стеснение, сильнее сдавливает, переходя в немое наступление. Желает его так очевидно и страстно, насадился бы, да только сил никаких не осталось. Умоляет глазами, что смотрят в янтарные доверчиво и искренне. – Пожалуйста… Тэхен сдерживаться больше не может, убирает руки, что приносят удовольствия больше в стократ, чем свои. Пристраивается у входа текущего, чуть отдаляясь от влажного от пота тела, осматривает. Видеть хочется, как уверенным рывком присваивает, как одним движением входит в теплое тело, что вновь выгибается сладко, выстанывая его имя. Вбивается сильнее, пытаясь найти еще большее удовольствие для Чонгука, что кажется миры уже другие увидел. Находит, толкаясь под другим уклоном, вызывая судорожные вздохи и прогибы. – Мой… Возвращается к нежным зацелованным губам, поглощая полностью. Бездны черные больше не открываются, только закатываются в такт удовольствию. Тэхен сжимает сосок покрасневший, за чем последовал легкий вскрик. Берет небольшой омежий член в свою руку, проводя широкой ладонью до основания. Чонгук бредит, имя любимого все повторяет, лепечет что-то про сны, выгибается, ерзает. Места найти себе не может. – Хороший мой, давай перевернемся. Не дожидается ответа, сам в коленно-локтевую разворачивает. Омега легкий такой, едва силу применяет. Шлепает по аппетитной заднице, что буквально автоматически раскрылась, демонстрируя вязкий поток жидкости. Тэхен пальцами проходится у входа, забирая самый вкусный сок, в рот переносит драгоценную жидкость, слизывая. Входит одним резким движением, начиная сразу задавать быстрый темп. Черные длинные волосы разметались по спине и бокам, покачиваясь в такт. – Тэхен… Знает, что скоро. Сам на пределе. Отводит черную гладь в сторону, беря за шею, чуть придушивая от неконтролируемого желания овладеть полностью. Клыками проводит по сгибу, откуда запах достигает мозга за секунду. Впивается сразу, не думая и кончая внутрь, выстанывая в голос, чувствуя ответную дрожь от своей истинной пары. У Чона ноги разъезжаются, шаман все удержать пытается, но и сам без сил валится рядом. Смотрит внимательно на проделанную работу, собой гордится. На шее омеги красивые узоры распускаются. Не ошибся, его Чонгук. – Будет грустно, если скоро проснусь. Посмотрю на вас, как уезжаете после «Ночи Луны», помашу вам, наверняка, рукой. Даже улыбнусь, возможно. – горько усмехается, разглядывая красивое лицо перед собой – А сам во сне жить буду этом. День ото дня. Плакать потом в подушку, что несбыточными мечтами мучаюсь. Господи, какой же идиот. Нельзя было так влюбиться. Шаман лишь рукой аккуратно волосы черные перебирает, что красивыми волнами лицо обрамляют Чонгука. Не сразу ответил, отчасти понимая. Сам никак не думал, что сможет полюбить кого-то. Не так. Что разрешат любить. Шаманы – дети леса. Рождаются и умирают для леса. Мирские желания не для таких, как он. И все же. Подарок столь ценен, до щемящего трепета в груди. – Но вы… вы же шаман. Вы не можете остаться. У вас есть долг. Вы принадлежите лесу, духам, – продолжает омега, подтверждая его мысли. – А что, если я решил, что теперь принадлежу тебе? – оглаживая красивое лицо. Чонгук недоверчиво смотрит, фыркает смешно, вызывая улыбку. Но щекой трется ответно, получая нехитрую ласку. – Ты моя истинная пара, Чонгук. Навсегда, – кивая головой на красивые узоры на шее, что оплетали все больше. – Лес указал мне на тебя. Духи благословили этот союз. Я не уйду. Не оставлю тебя. Ты мой. С маниакальностью бороться надо, вот только как, когда едва шепот доходит до ушей омеги, тот постанывает отчетливо. Чувствительный до одури, голову старшему не бережет. А там столько желаний копошится, что в реальность никогда бы не подумал воплотить. Где это видано, чтобы шаман хотел кого-то до почернения в ярких глазах. – Когда-то все равно придется проснуться, – вытирая непослушные слезы с улыбкой. – Ох, кроха, я тебя к себе заберу. Будем отдельно жить в большом доме в лесу. – В вашем доме? – Да. Придётся терпеть меня. Я странный, это правда, – шаман усмехнулся. – Бурчу себе под нос, разговариваю с лесом. Но я обещаю… ты никогда не почувствуешь себя одиноким. – Обещайте не отпускать. – Никогда, – прижимаясь всем телом.

***

Намджун и Сокджин стояли на краю деревни, провожая взглядом Тэхёна и Чонгука, которые собирались уйти в лес. Вожак всё ещё не мог скрыть своего удивления. – Лес разрешил тебе… пару? – И не просто пару, – добавил Сокджин, взгляд переместился на Чонгука, который стоял рядом с Белым Волком. – Ты выбрал его? Тэхён обернулся, янтарные глаза вспыхнули гневом. – Лес ничего не «разрешает», – прорычал, оскорбленный самим предположением. – Лес благословил нас. А Чонгук – не просто моя пара. Он лучший. Намджун слегка замялся, а омега вожака, не удержавшись, улыбнулся. – Мы желаем вам счастья. Только постарайся не совсем изолировать его от нас, Белый Волк. Мы будем скучать по Чонгуку. – Он сам решит, что лучше для него. Чонгук, стоящий рядом, прижался к боку шамана. Тепло от слов, от любви, что плещется в бездонном колодце души, что заполнен уже до краев. Не обманул ведь, забирает. А сон все никак не проходит. Три дня пути в волчьей форме оказались настоящим испытанием. Лес казался бесконечным, а тропы – неведомыми. Чонгук старался держаться рядом, но лапы дрожали от усталости. Каждый новый шаг давался всё сложнее. – Мы почти на месте. Чонгук с трудом поднял голову, чёрная шерсть блестела от росы. Едва не споткнулся, но Тэхён тут же поддержал его боком, подставляя белоснежное плечо. Когда впереди показался свет, пробивающийся через густые деревья, дыхание перехватило. Сказочный дом стоял на опушке, окружённый густыми деревьями. Крыша, покрытая мхом, сливалась с природой, а стены, вырезанные из массивных деревянных брусьев, украшали резные узоры – символы духов и леса. Окна сверкали в свете заходящего солнца, а маленький сад у входа был полон цветов и трав, которые источали сладкий, терпкий аромат. – Это… – Дом, – оборачиваясь в человека. Белоснежные волосы мягко упали на плечи. Чонгук тоже перекинулся, хотя ноги дрожали настолько, что едва удержался на месте. – Он… он как из сказки, – вглядываясь в каждую деталь. Тэхён усмехнулся, подходя ближе и касаясь плеча. – Теперь он твой.  Ты будешь жить здесь. Со мной. Глаза наполнились слезами, но улыбнулся. Широко и искренне. – Спасибо, Тэхён… Спасибо за семью. – Не нужно благодарить, – пальцы легко скользнули по бархатной щеке. – Ты – мой дом. А этот дом – всего лишь дополнение.

Лес принял их, а они приняли друг друга – полностью, без оглядки.