Моя.

      Пахнет пряной выпечкой, свежими ягодами и противным зеленым чаем, что заставляет сразу продрать глаза и проснуться в неестественно большой и мягкой кровати.       Приятно темно и тепло, а под уставшим нагим телом шуршит молочная простыня, одеяло непривычно мягкое и будто только взбитое. Подушка пахнет знакомым женским парфюмом и белорусским порошком, что из ее окружения использует лишь одна девушка.       — Как я у нее оказалась?.. — Вставать не хочется — слишком комфортно и спокойно. Она наконец выспалась и не чувствует боль по всему телу от множества гематом и явно глубоких ран.       Обнаженная грудь спокойно вздымается под пуховым одеялом, пока блондинка руками обнимает подушку, вдыхая нотки шоколада и коньяка, что с первого впечатления не подходит ее объекту обожания. Плечи, обсыпанные маленькими веснушками и родинками, покрываются мурашками от осознания, что она не помнит прошлый вечер и от того, что она в кровати Томы. Томочки, которая, видимо, что-то готовит на кухне.       Тяжелый, глубокий вдох, что больше похож на всхлип, вырывается из рта Макаравой. Она переворачивается на только вчера саднившую спину и проводит мягкими ладонями по лицу, прибирая челку и некоторые прядки назад.       Она пахнет ее кондиционером для душа. Сладкая малина с мятой.       — Лер..? — Раздается знакомый и манящий шепот, а на голые ключицы и сильные руки падает теплый свет из открывшейся двери. Ее Томочка, в черной майке, потрепанных домашних штанах Адидас и с неаккуратным пучком выглядит так по-домашнему, что Макарова забывает, как дышать. Нежность и забота, исходящая от ее девочки, бьет под дых, хочется расплакаться.       Но Тома дает лишь задохнуться от заботы, что окружает Леру. Брюнетка мягко присаживается на кровать рядом с расслабленным телом, теплыми руками оглаживает румяные щечки девушки, большими пальцами очерчивая острые скулы, чуть задевая холодную ушную раковину.       А алые уста, будто боясь, целуют переносицу, кончик носа и чуть выше губ, заставляя блондинку вздрогнуть и дрожащими руками прикоснуться к теплым ладоням, поворачивая голову к одной из кистей и целуя в середину, тыкаясь носом в ладонь, как маленькой уставший котенок.       — Девочка моя... — От ее шепота новая волна мурашек проходит по пояснице и бедрам, а она сама оглядывает сонно-обеспокоенное лицо Макаровой. — Прости, не могла тебя оставить в грязной одежде и в ранениях вчера...       Поднимая обе ладони блондинки, Тома выпрямляется, поочередно их целуя, каждый маленький шрам и выпирающую косточку. От этих действий одеяло сползает на бережно перебинтованные ребра, оголяя молочную грудь, что заставляет Леру задохнуться и попытаться вырвать слабые кисти из сильных рук.       Но Тома явно не обращает внимания на чужое негодование, продолжая согревать дыханием напрягшиеся ладошки.       — Скажи, солнце, у тебя что-то болит? Просто вчера в душе я увидела столько ран и гематом, что аж сердце кровью облилось... — Непривычно видеть настолько обеспокоенную Тому, что аж кончики пальцев у нее холодеют, а голос предательски дрожит. — Извини, но на тебе мое нижнее белье.       А вот и та очаровательная улыбка, что заставляет расслабиться и принять еще один поцелуй в алеющую щечку. Любимый лисий прищур.       — Том... расскажи, пожалуйста, что вчера произошло. — Собственный голос так незнаком, но, кажется, Томе даже нравится это хриплость, что она оставляет еще один мягкий поцелуй на переносице.       — Так значит, Душа моя, ты не помнишь, как вчера ты пришла ко мне с множеством ран и в слезах просила у меня прощения за совсем не важную историю? И как я потом тебя отмывала и обрабатывала твои ранения, ты тоже не помнишь, Золотко? — Тома мягко улыбается, сцеловывая маленькие бисеринки слез с лица своей любимой. — Девочка моя..       Надежные нежные руки мягко обнимают тихо плачущую Макарову, что уже тычется холодным носом в шею брюнетки.       Леру накрывают воспоминания о вчерашнем, как она думала, что еще чуть-чуть, и она умрет, так и не признавшись Томочке в своих чувствах, и её бы не погладили по чуть мокрым волосам, принимая все тихие скулежи, нежные поцелуи в мокрую от ее собственных слез шею. И это в темной прихожей Лера задыхается от чувств, и, видимо, в этот момент ее полностью отрубает от истерики.       — Лера, сейчас все хорошо, я рядом. Ты в безопасности, — аккуратные руки мягко приподнимают все еще тяжелую голову блондинки, кончиком носа потираясь о кончик носа Макаровой, что теперь также гладит Тому по щекам, востанавливая дыхание и внимательно вглядывась в глаза напротив. — Котенок, я тебя очень сильно люблю.       Обжигающий шепот, ясные влюбленные глаза напротив. У Макаравой явно похожий взгляд, только чуть прикрытый темными от туши ресницами.       Кажется, первой потянулась Тома, совсем нежно и мокро касаясь припухших от плача губ, собирая к себе на уста эту соленость и совсем осторожно укладывая руку на поясницу блондинки, дабы осторожно уложить свою, чуть встревоженную девочку обратно.       Макарова отвечает на эти прикосновения быстро и мокро, будто боясь, что Тома сейчас исчезнет из ее рук, расплетших пучок, заставив ровно подстриженные волосы упасть на тонкие плечи, растрепаться и спрятать дрожащую кисть в себе.       — Любовь моя, тебе нужно поесть и обработать раны... После этого я вся твоя. Хорошо, Солнце?.. — прямо в мокрые, истерзанные губы. Взгляд темных очей Макаровой лишь обиженно сверкает, но Тому она отпускает.       Что-то на нее не то нашло. Сама на себя не похожа, эмоциональное истощение на нее слишком сильно действует, но сейчас все по-другому. Она снова чувствует себя свежей и, как для нее странно, любимой.       Усаживаясь на край кровати, откуда только ушла Тома, Макарова оглядывает себя. Хорошие бинты обвивают под грудью, вспоминает, как кому-то удалось прорезать ее по ребрам, на ее памяти это не единственное серьезное ранение, но последнее из них. На ней непривычное нежно-голубое белье, кажется, такие трусики называют зефирками. Они же делаются на заказ? Шелк почти не ощущается. Под ним скрываются бедра, что некрасиво украшены гематомами и мелкими царапинами, заботливо обклеенными марлей с какой-то холодной мазью.       Лера чуть поджимает губы — понимает, что ее вчера раздевала и ухаживала за бессознательным телом Томочка.

Теперь только ее Томочка.

      Мышцы на руках слегка подрагивают от держания одеяла в попытке прикрыть свою наготу, хотя мысленно девушка усмехается над собой. Вчера ее тут намывали, а сейчас она стесняется такого.

***

      Тяжелый вдох разряжает комнату, наполненную звуками мокрых чмоков и поцелуев, слышимых касаний по картинному прессу и все же женской талии.       — Том... Как мы с перевязки перешли к этому..? — Грудь вздымается от глубокого дыхания, а сильные руки держат хитро улыбающееся лицо в паре сантиметров от собственного. Заставляет перенять эту улыбку и до конца отдаться ощущениям, притянуть к себе эту мерзавку. Быстро, но страстно целуя друг друга, заменяя друг другу кислород, наконец обе девушки остаются нагими.       Изящные изгибы тела напротив заставляют ненароком сжать молочные бедра и ягодицы, вырывая мягкий, льющийся смех из чуть опухших губ. Тома мягко ерзает уже голыми ягодицами по лобку блондинки, до сих пор несправедливо прикрытому шелком.       — Солнце, если нужно будет остановиться, ты только скажи... — Раскаляюще шепчет прям в уста, размазывая холодную мазь для ран пальцами по ореолу, а после аккуратно сжимая грудь. Сама же дрожит от желанных прикосновений к ребрам, затылку и дразнящих пальцев на лобке, но нежничает, заставляя хныкать и желать большего.       Оставлять следы Тома пока не спешит, спокойными поцелуями покрывая шею любимой, от чего Лера под ней нетерпеливо ерзает, потираясь через шелк о бедро — ей позволяют.       Юркий язык обводит вставшие яркие бусинки, девушка слегка сминает грудь, слыша приятный скулеж и чуть дразня зубами, наконец оставляя свой засос между бюстом, из полуоткрытых ресниц наблюдая за своей девочкой.       Холодный нос проводит от рёбер к приятно крепким мышцам, язык оставляет мокрую дорожку, слегка облизывая торс и чуть прикусывая кожу, заставляя пальцы в своих волосах дрожать и прекратить поглаживания.       Нежными поцелуями спускаясь к кромке нижнего белья, девушка дразняще его приспускает и ставит маленькую, но очень яркую отметку на косточке таза. Следя за мутным и жаждущим взглядом, что буквально просит продолжить, Тома лишь хмыкает и улыбается.       Дразнит, снова надевая бельё и спускаясь ниже.       Шелк совсем намок, а Тома этому лишь радуется, облизывается, как хищник, и дразнит губами, касаясь через шелк к особенно чувствительному месту. Сама вздрагивает от того, как у Леры напрягаются бедра и как ее трясет от такого простого прикосновения.       Отодвигая мокрую ткань в сторону, брюнетка пальцами разводит чуть мокрые половые губы, сразу языком припадая к клитору, другой рукой закидывая приятно тяжелое бедро к себе на плечо.       Слыша свое имя в шепоте, Томочка, не отрываясь, мычит, посылая приятные вибрации, от которых бедную Леру аж подкидывает, и она выгибается, сжимая простынь, что слегка трещит от ее хвата.       Быстро отстраняясь от вылизывания своей девочки и слыша жалобный стон, Тома чуть вздрагивает, ощущая жаркую волну возбуждения, отзывающегося внизу приятной щекоткой.       Аккуратно перекидывая одну ногу через разнеженное тело, брюнетка аккуратно ерзает по чужой киске своей, наконец чувствуя приятную дрожь от прикосновения и жмуря глаза.       — Том, ты бы сразу сказала, что тебе нравится поза ножницы, — голос Макаровой звучит на удивление спокойно, но все ее наслаждение выдают шепот и глаза, смотрящие только на их вместе ерзающие промежности, вырывающие высокий стон из Томы.       Лера может кончить лишь от одного взгляда на Тому перед собой, что чуть сжимает свою грудь, жмурит глаза и складывает брови домиком, кусая губы, двигаясь рвано, слишком нетерпеливо.       Оргазм накрывает девушек одновременно, заставляя Тому своими бедрами сжать чужое, сваливаясь назад, локтями упираясь в матрац и вскидывая голову с немом стоне. Открытый вид на острые ребра, тонкую шею и мокрый взгляд вновь прошибает разум Леры, прикрыв глаза откинувшейся назад.       Хочется, чтобы эта картина осталась под веками. Это слишком хорошо и приторно.       Они обе знают, что после Тома будет нежно целовать Леру — просить прощения за зажатое бедро, а потом они будут просто наслаждаться друг другом.       Но чего Тома не знает точно — что Лера за этот час подарит ей больше двух оргазмов. — Потом расскажешь про свои фетиши, конфетка? —мурчит под ухом Тома, аккуратно поглаживая бинты и чуть дергающийся пресс, обцеловывая шею, и по собственному желанию ставит ещё один яркий засос на соединении шеи и плеча.