Get what you want

      Эймонд возвращается в свои покои после семейного ужина, потирая ушибленную щеку. Бастарды его сестрицы, как он и полагал еще с момента, когда увидел их на тренировочном поле, не упустили шанса в очередной раз поиздеваться над ним. Сначала прилетела бесцеремонная усмешка в его сторону от младшего Стронга, а после удар по лицу от старшего. Удар по и без того изуродованной их усилиями стороне его лица.       Джейс явно не пожалел сил. Эймонд чувствует, как пустая глазница пульсирует. Он подходит к зеркалу, смотрит на свое отражение и прикасается к покрасневшим краям шрама. Ночь, когда он лишился глаза, вновь всплывает в голове. Эймонд сжимает кулак и бьет. По гладкой поверхности зеркала расходятся трещины.       Искаженное изображение напротив вызывает лишь еще более сильный приступ ярости. Трещины, появившиеся от его удара, напоминают шрамы, еще сильнее уродующие его лицо. Но Эймонд не двигается, продолжая смотреть.       В голову так некстати приходит мысль, от которой становится лишь хуже. А что если все произошедшее с ним — это одно большое зеркало, которое Эймонд когда-то разбил сам: позволяя издеваться над собой, посягнув на право обладать чужим драконом, вступив в драку с дочками Деймона и сыновьями Рейниры? Что если тот, кто на самом деле виноват, смотрит сейчас на него напротив?       Ход его мыслей прерывает скрип двери. Эйгон в своей излюбленной манере входит без стука. В его руке бокал вина, который он в общей суматохе успел прихватить с собой с ужина. — А ты неплох! — Эйгон довольно улыбается, медленно приближаясь к брату — Думаю, что наши многоуважаемые родственники больше не посетят нас в скором времени.       Эймонд молчит, но Эйгон и не ждет ответа. Он проходит вглубь комнаты и вальяжно усаживается на кресло напротив камина, продолжая наслаждаться вином, будто это его покои.       Взгляд старшего брата внезапно падает на потрескавшееся зеркало, однако его внимание привлекает отнюдь не испорченная вещь, а нечто иное. — Вот же ублюдок, — произносит Эйгон, а затем, поставив бокал на стол, поднимается со своего места.       Остановившись напротив Эймонда, Эйгон замирает, внимательно изучая лицо брата, а после протягивает руку, касаясь поврежденной щеки.       Прикосновения горячих кончиков пальцев брата к шраму расходятся мурашками по всему телу, однако Эймонд сохраняет отстраненный невозмутимый вид, позволяя Эйгону изучать его лицо.       Когда-то он жаждал внимание Эйгона, жаждал его прикосновений. Жаждал настолько отчаянно, что игнорировал любые выходки Эйгона, какими жестокими они бы не были, ведь это все тоже было формой проявления внимания брата к нему, хотя и извращенной. Эймонд боялся оказаться на месте Хелейны, которая, несмотря на все свои странности, никогда особо не интересовала Эйгона. — Больно? — тихий голос Эйгона возвращает его в реальность. Эймонд еле заметно мотает головой, желая увеличить площадь соприкосновения с ладонью брата, осознавая, что он как и прежде, несмотря ни на что, жаждет этого.       Пальцы Эйгона скользят вниз, аккуратно обводя линию челюсти. Эймонд внимательно следит за выражением лица брата. Взгляд Эйгона задерживается на его губах, изучает их. — Кажется, я сломал нашему любимому племяннику нос, — говорит он, улыбаясь. Большой палец брата аккуратно прикасается к ссадине на губе Эймонда, оставленной кулаком Джейса — Неравноценный обмен, но лучше, чем ничего. Для утешения сгодится.       Эйгон снова решил все за него, в очередной раз продемонстрировав свое первенство. — Почему ты не защитил меня тогда? Эйгон поднимает глаза, встречаясь с ним взглядом. Эймонд замечает в глазах брата недоумение. Словно ответ на озвученный вопрос был слишком очевиден. — Я был пьян. — Но ты был там. Когда отец допрашивал меня, а мать едва не покалечила нашу чертову сестрицу,— он тяжело вздыхает, снова предаваясь воспоминаниями о той ночи. О том, как Джейс отчаянно выгораживал Люка. О том, как молчал стоявший рядом с ним Эйгон.       Может, он снова ошибается? Может, в случившемся с ним виноват Эйгон? Эймонд мечтал о драконе. Но не так сильно, как о внимании со стороны старшего брата. И эти вещи казались ему взаимосвязанными. Причинно-следственные связи, установленные Эймондом, привели его к Вхагар в тот вечер. Он был уверен: получит дракона — получит внимание старшего брата. И он не ошибся: после случившегося на Дрифтмарке шутки Эйгона в сторону Эймонда сократились до безобидных (хотя и не очень приятных) подколов. Однако появилось и кое-что иное, что раздражало Эймонда куда больше, чем шутки старшего брата.       Жалость. Он видел ее в глазах Эйгона каждый раз, когда взгляд брата падал на его уродливый шрам. Он слышал, как она сквозит в голосе брата. Когда видеть проявление жалости к себе со стороны Эйгона стало для него невыносимым, Эймонд начал носить повязку. Она натирала шрам до крови, ухудшая заживление. Мейстеры рекомендовали повременить с ее ношением до полного заживления, однако Эймонд игнорировал их, настойчиво закрепляя выточенный кусок черной кожи на поврежденной части лица. — Почему ты никогда не защищал меня? — он вновь задает вопрос, вероятно, желая услышать что-то, что подтвердит его догадки касательно вины Эйгона. Что заставит его наконец-то ненавидеть старшего брата, захотеть причинить ему боль, а не желать его внимания, его прикосновений к своему телу, его губ…              Эймонд чувствует, как горячие пальцы брата зарываются в его волосы. — Ты всегда справлялся с этим лучше, чем я, — голос старшего брата на удивление звучит трезво. О том, что Эйгон за весь ужин успел осушить как минимум четыре бокала вина, напоминает лишь запах, исходящий от его губ, которые сейчас находятся слишком близко. Эйгон осторожно притягивает его голову ближе, сокращая расстояние, отделяющее их друг от друга.       Нет, Эйгон не виноват в том, что с ним произошло. Ведь это не он так отчаянно желал внимания брата. А значит в случившемся все еще виноват Эймонд. — Ты всегда был сильнее меня, брат, — слова Эйгона опаляют его губы. Но Эймонд никогда не хотел быть сильным. Он хотел, чтобы старший брат защищал его, — Сильнее, мудрее, умнее.       Его старший брат никогда не годился для роли правителя, но это не делало Эйгона дураком. Железный трон должен принадлежать достойному, тому, кто способен вынести бремя Правителя Вестероса. И они оба понимали, о ком идет речь.       Эйгон пропускает сквозь пальцы пару длинных серебряных прядей, наблюдая, как они легко проскальзывают через препятствие, возвращаясь на свое место — плечо младшего брата. Эйгон думает, что Эймонд, в конечном итоге и, несмотря на все, что произошло с ним, тоже всегда возвращается на свое место — место второго сына короля, младшего брата наследника трона. — Но только я всегда был первым, — шепчет он перед тем, как наклониться вперед и дотронуться языком до рассеченной губы Эймонда, слизывая выступившие бордовые капли. Так напоминающие внешне вино, но отдающие железом на вкус.       Когда Эйгон сминает его губы, одновременно пытаясь руками расправиться с одеждой младшего брата, Эймонд думает, что ему плевать на случившееся и тех, кто в этом виноват. Ведь в конечном итоге он получил желаемое. Остальное — лишь вопрос времени.