Талисман на удачу

Несмотря на раннюю весну и погашенный на ночь очаг, в доме было жарко — по крайней мере, так казалось Чу Ваньнину, пока Мо Жань прижимал его к постели, ласкал руками и губами, вбивался глубоко и сильно, отчего жарко становилось и внутри тоже. Чу Ваньнин всегда считал, что ему не нужна телесная близость, но это было до встречи с Мо Жанем. Теперь он не знал, как обходился без нее раньше.   Мо Жань достиг сияющего пика позже него, заполнил горячим семенем, и Чу Ваньнин крепче обхватил его ногами, удерживая еще ненадолго. А потом отпустил, и тот, полежав так еще немного, скатился с него и устроился рядом.   Собственное тело было расслабленным и согревшимся, Чу Ваньнин не обращал внимания на то, что руки Мо Жаня забрались под волосы, завозились, будто завязывая узел, пока на грудь не легло что-то небольшое, но тяжелое и холодное. Чу Ваньнин неохотно приподнял голову, чтобы посмотреть. Рядом с висевшим на цепочке ярко-красным кристаллом драконьей крови теперь появился еще один амулет на белом шелковом шнуре. Чу Ваньнин догадался, что это, даже раньше, чем рассмотрел — почти все подарки Тасянь-Цзюня выглядели именно так.   — Размер, конечно, гораздо меньше, но пропорции точно такие же, я все проверил, — самодовольно заявил тот. — Тебе нравится подарок этого достопочтенного?   — Очень мило с твоей стороны. — Чу Ваньнин старался не смотреть на кулон в виде крупного возбужденного члена с мошонкой, но прохладный нефрит будто жег кожу, не давая о себе забыть. — Есть какой-то повод для подарков?   — Ты же носишь кулон от уважаемого наставника Мо. Тогда возьми и от меня.   Объяснять, что он охотно бы носил и держал на виду его подарки, будь они хотя бы немного менее непристойными, было бесполезно: такое Тасянь-Цзюнь тоже считал проявлением большей любви к Мо Жаню из этого мира и все равно обижался.   — В любом случае его никто не видит под одеждой. И твой не увидят. — Слава всем богам, что не увидят. Но Чу Ваньнину было бы неуютно даже от знания, что у него под одеждой находится нечто подобное. Он собирался снять кулон уже наутро и сказать, что потерял.   — Я увижу, когда буду тебя раздевать. — Ладно, возможно, «потеряет» он его не сразу, а первое время будет надевать только в те дни, когда с ним будет Тасянь-Цзюнь. — Хочу, чтобы он был поближе к твоему телу, напоминал обо мне и приносил удачу. — Тасянь-Цзюнь внимательно смотрел на него темными, как ночь, глазами. — Ты же будешь его носить?   Обычно Чу Ваньнину не хотелось следующего захода так скоро, но, судя по тому, как оригинал, по образу которого был выточен кулон, прижимался к его бедру, Тасянь-Цзюнь уже был готов продолжать. Отвлечь его от неудобного вопроса было легко: Чу Ваньнин положил руку ему на талию, придвинулся ближе и намекающе потерся. Такие намеки тот понимал всегда.   Носить этот кулон Чу Ваньнин точно не собирался: снимет уже утром, еще до того, как проснется Мо Жань. И спрячет в шкатулку, к остальным непристойным подаркам Тасянь-Цзюня.   *** Проснулся он поздно: в окно светило солнце, на удивление яркое и, кажется, теплое. Оставаться в доме в такую погоду не хотелось. С кухни доносились запахи еды и, одевшись и приведя в порядок волосы, Чу Ваньнин сразу направился туда.   Ему нравилось смотреть, как готовит Мо Жань, на ловкие движения его рук, задумчивое выражение красивого лица. Но наблюдать за ним долго не получалось: каждый раз тот почти сразу замечал его и отвлекался от горшков и тарелок.   — Уже проснулся? — Даже от улыбки Мо Жаня становилось тепло, она согревала лучше, чем весеннее солнце за окнами. Чу Ваньнин сделал несколько шагов к нему, желая быть поближе.   — Да. Надо будет сегодня сходить к дальним посадкам, посмотреть, что там после зимы.   На самом деле, правильнее было бы взять с собой Тасянь-Цзюня: ему там нравилось, и он наверняка хотел навестить посаженный им лично «гарем» из кустов и деревьев. Но вчера было слишком промозгло для дальних прогулок, и кто знает, какая будет погода через три дня. В любом случае, Чу Ваньнин собирался потом сходить и с ним.   — Сходим. — Мо Жань подошел к нему, обнял, ненадолго прижимая к себе, и повел к столу. — Как только поешь, сразу пойдем.   Кажется, Мо Жаню нравилось смотреть, как он ест, не меньше, чем ему самому — за тем, как тот готовит. Это уже стало привычным, но по-прежнему смущало.   На улице и правда было хорошо. Они шли по успевшей немного просохнуть дороге, и Гоутоу радостно носился у их ног, иногда забегая вперед, но почти сразу возвращаясь.   — Ты улыбаешься, — сказал Мо Жань и сам тоже улыбнулся. Странно, Чу Ваньнин даже не заметил. В другое время он возмутился бы и сказал, что ничего такого не делал, а сейчас не хотелось.   — Просто хороший день.   На дальнем склоне все было в порядке: посаженные деревья и кусты прочно укоренились и успешно пережили зиму. Даже яблони и бамбук Тасянь-Цзюня, пусть на них и пришлось наложить защитные заклятия, чтобы не повредило ветром. Чу Ваньнин подошел к едва выпустившей почки березе и прижал ладонь к гладкому стволу, вслушиваясь в ток соков пробуждающегося дерева. И почти сразу теплые руки обхватили талию, погладили живот, на плечо лег подбородок.   — Я тебя не видел целый день и очень соскучился. — Губы Мо Жаня коснулись уха, язык лизнул мочку, и Чу Ваньнин вздохнул. То, что соскучился, он и так чувствовал: через одежду об ягодицы терся уже твердый член. А теперь и собственное тело реагировало на ласковые прикосновения и горячее дыхание так, будто и для него пришла весна.   — Ты собрался заниматься этим прямо здесь?   — До дома слишком долго ждать. — Рука Мо Жаня осторожно пробиралась в ворот сначала верхних, а потом и нижних одежд, давая время остановить, если он будет против. Чу Ваньнину и правда стоило бы отказаться, он всегда был убежден, что такими вещами стоит заниматься только дома, в своей постели. Но все равно то и дело уступал Мо Жаню. Хотелось поддаться и сейчас. — Не волнуйся, нас никто не увидит и не услышит.   Возможно, он был прав: места в этой части горы были безлюдными. А лесные духи, он очень надеялся, были заняты чем-нибудь другим.   — Ладно, только недолго.   — Учитель слишком добр к этому ученику. — Рука под одеждой тут же осмелела, стала действовать уверенно и нагло, но он не возражал: радость Мо Жаня была почти осязаемой, а Чу Ваньнин хотел, чтобы ему было хорошо.   Чуть шершавые пальцы ласкали грудь, терли и прихватывали затвердевшие от возбуждения соски, и Чу Ваньнин вдруг вспомнил, что так и не снял тот непристойный кулон: с утра согревшийся от его тела нефрит ощущался так привычно, что он даже не обратил на него внимания, пока одевался, да и после не мешал. Чу Ваньнин надеялся, что Мо Жань не заметит; объяснять, что это, не хотелось, особенно сейчас.   Будто почувствовав его мысли, рука выбралась из-за пазухи и принялась подбирать подол, и теперь точно не смогла бы наткнуться на кулон.   Чу Ваньнин ожидал, что Мо Жань подготовит его пальцами, но пальцы только погладили ягодицы, развели их в стороны, а в него толкнулся язык. Чу Ваньнин глухо застонал и прижался лбом к теплому, согретому солнцем дереву, попытался расставить ноги чуть шире. Уже сейчас было хорошо и становилось все лучше.   Мо Жань знал его тело, умел вести его к удовольствию долгими и короткими путями. Сейчас он действительно собирался сделать все быстро, как и обещал: едва Чу Ваньнин расслабился под влажными прикосновениями его языка и твердыми и настойчивыми — пальцев, Мо Жань поднялся на ноги и прижался к нему, шепча на ухо ласковые глупости и гладя рукой его член. Слюна была не такой хорошей смазкой, как масло, но Чу Ваньнин уже так хотел этой случайной близости в не самом подходящем месте, что почти не заметил, когда Мо Жань успел войти в него полностью, и не чувствовал боли, когда тот начал двигаться в нем. Дерево под ладонями будто пульсировало в такт движениям члена в его теле, отзывалось на его дрожь. Голые еще ветви шелестели над ними, заглушая негромкие стоны, и Чу Ваньнин пролил семя на ствол березы, чувствуя себя опустошенным и счастливым. Спустя несколько сильных и глубоких толчков Мо Жань вышел из него и, собрав свое семя в кулак, вытер ладонь о ствол рядом с белесыми потеками, оставленными Чу Ваньнином.   — Наше подношение этому дереву, — негромко усмехнулся Мо Жань возле его уха. — Теперь оно вырастет большим и крепким, как… ну, ты понял.   — Бесстыдник, — выдохнул Чу Ваньнин, не чувствуя ни сил, ни желания ругать его всерьез.   — Но ты меня любишь и таким?   — Да.   Чу Ваньнин любил его всегда, каким бы он ни был.   Мо Жань привел в порядок его одежду, и теперь о том, что произошло, напоминало только тепло и слегка ноющая пустота между ягодиц.   — Теперь идем обратно?   — Подожди немного.   Мо Жань после соития как будто становился еще более энергичным, Чу Ваньнин не успевал за ним: до сих пор казалось, что ослабевшие от недавнего удовольствия ноги не удержат, если он попытается сделать хоть шаг. Мо Жань бережно обнял его за плечи, отвел к большому валуну, откуда открывался самый красивый вид, и удобно усадил себе на колени. Сидеть вот так и молчать тоже было хорошо и уютно.   День вообще оказался удачным, тек медленно и спокойно в привычных делах и радостях. Вернуться вместе в их небольшой дом, заняться работой в мастерской, пока Мо Жань готовил ужин, посидеть после еды на крыльце, глядя на звезды и согреваясь объятиями Мо Жаня и вином, и прижавшимся к боку Гоутоу. Именно такой жизни Чу Ваньнин хотел, когда они решили на время удалиться от мира, поселившись на горе. Даже спустя несколько лет ему это не наскучило.   — Пойдем в постель? — предложил Мо Жань, и Чу Ваньнин еле заметно улыбнулся нетерпению, прозвучавшему в его голосе. У них все было хорошо.   Как бы ни приятно было принимать Мо Жаня в свое тело днем в весеннем лесу, ночью в постели это было гораздо уместнее. И удобнее. Мо Жань нависал над ним, и у его поцелуев был вкус сладкого вина. Чу Ваньнин отвечал так же жадно, хотел его. Голова чуть кружилась от предвкушения, и он крепко цеплялся за широкие плечи Мо Жаня, будто иначе тот мог исчезнуть.   Руки Мо Жаня ловко распустили завязки нижних одежд, раздвинули тонкую ткань. Напоследок мягко коснувшись губами кончика его носа, Мо Жань наклонился и лизнул его шею; продолжая целовать и покусывать, спускался все ниже. Чу Ваньнин хорошо знал, где закончится его путь, но Мо Жань вдруг замер, едва добравшись до груди.   — Что это?   И Чу Ваньнин сразу догадался, о чем он. Надо было все-таки снять тот кулон, так и знал, что он помешает.   — Подарок Тасянь-Цзюня.   — Я догадался. — Даже не глядя на Мо Жаня, Чу Ваньнин не сомневался, что тот улыбается. Возмутительная бестактность для человека, который отчасти сам и был этим бессовестным дарителем. — Просто удивился, что ты его носишь.   — Не успел снять.   Решив, что иначе он опять забудет, и непристойный кулон так и останется с ним навсегда, Чу Ваньнин стянул с шеи шелковый шнурок и отложил его в сторону, собираясь спрятать в шкатулку утром. И, больше не отвлекаясь, потянул Мо Жаня к себе, рассчитывая, что тот продолжит с того места, где они остановились. Затихшее было возбуждение вернулось, стоило языку коснуться чувствительной кожи возле соска, и когда Мо Жань наконец добрался до его члена, Чу Ваньнин дышал часто и прерывисто и подавался навстречу его рукам.   Стук в дверь раздался в тот момент, когда губы Мо Жаня обхватили головку, и Чу Ваньнину нестерпимо захотелось выругаться самыми грязными словами из тех, что использовал Тасянь-Цзюнь, но он сдержался. А Мо Жань — нет.   — Надо открыть, — сказал Чу Ваньнин, когда смог взять себя в руки. В такое время к ним не пришли бы без достаточно серьезного повода.   — Да, сейчас. — Мо Жань тоже успел немного успокоиться. Будь на его месте Тасянь-Цзюнь, Чу Ваньнин бы ни за что не пустил его открывать дверь явившемуся так не вовремя посетителю, но Мо Жань и сам все хорошо понимал.   Снаружи в дверь все еще стучали, изнутри в нее скребся, заходясь лаем, Гоутоу. Мо Жань быстро оделся и пошел открывать. Все еще сидя в постели, Чу Ваньнин внимательно прислушался.   — Уважаемый мастер Гоу, как хорошо, что вы дома! — Чу Ваньнин узнал голос: один из местных крестьян побогаче. И, судя по тому, как он назвал Мо Жаня, пришел он к Тасянь-Цзюню. Большинство знакомых им заклинателей знали о том, что они делят на двоих одно тело, но жителям деревни у подножья горы объяснять это было бесполезно. — Свинья весь день не может опороситься!   — А почему вы пришли с этим ко мне?   — Так старик Ван посоветовал. Говорит, вы ему в прошлый раз со свинкой-то помогли. Я больше него заплачу, сам понимаю, что вечер уже, хороших людей побеспокоил. Только пойдемте, кроме вас уже никто не поможет.   Тасянь-Цзюнь часто спускался в деревню и нанимался там за деньги делать разную работу. От Чу Ваньнина он это скрывал, а уходя, говорил, что ему скучно сидеть на горе и он собирается пройтись по трактирам, почему-то считая, что тот не догадается. Чу Ваньнин не видел в такой работе ничего зазорного и до сих пор не понимал, почему Тасянь-Цзюнь считал походы по трактирам более приличным занятием. Книгу про разведение свиней в его вещах Чу Ваньнин тоже видел, а от Мо Жаня даже знал, зачем она была нужна Тасянь-Цзюню. Похоже, теперь он действительно хорошо разбирался в свиньях.   Мо Жань заглянул в дверь, и Чу Ваньнин непроизвольно натянул одеяло повыше, как будто гость мог прийти за ним следом.   — Я схожу? — Мо Жань смотрел на него слегка виновато.   Чу Ваньнин кивнул. Отпускать его было досадно, но если бы пришли к нему, он поступил бы так же.   — Возвращайся поскорее, если сможешь.   То, что Мо Жань ушел на ночь глядя, порадовало только Гоутоу, который тут же забрался в постель и занял его место. Чу Ваньнин чувствовал себя так одиноко, что даже не стал его прогонять.   Вернулся Мо Жань только утром. Устало стянул сапоги и скинул на стул верхнюю одежду.   — Со свиньей все в порядке? — спросил Чу Ваньнин. Без Мо Жаня спалось плохо, не такая уж широкая кровать казалась слишком пустой; он проснулся, едва услышав шаги на пороге.   — Да. Как и с откуда-то появившимся призраком в доме старосты и проклятьем, которое подцепил внук старика Вана — отправлял он к нам господина Ли с умыслом и для себя. И просил починить крышу. Но с крышей он подождет два дня, пусть к нему идет Тасянь-Цзюнь, раз он все это начал. — Мо Жань вдруг усмехнулся и покачал головой: — Как будто кто-то проклял его работой, а случайно попал в меня.   Он забрался под одеяло к Чу Ваньнину, и все вокруг сразу стало гораздо лучше. Несмотря на теплый весенний день, ночью в горы вернулась зима, и обычно горячий, как печка, Мо Жань был непривычно холодным. Чу Ваньнин обнял его, чтобы согрелся быстрее.   Завтрака от него ждать сегодня не приходилось, и, дождавшись, пока он заснет, Чу Ваньнин встал и пошел на кухню. Мо Жаню нравилась его каша, Чу Ваньнин готовил ее достаточно часто и успел приноровиться, так что получалось вполне сносно. Но в этот раз что-то пошло не так. То, что было в горшке, можно было разве что отдать няньгао, потому что ни Мо Жаню, ни Гоутоу предлагать такое он бы не рискнул. У них еще оставалось немного еды со вчерашнего ужина, и Чу Ваньнин не сомневался, что это будет лучшим выбором, чем его испорченная каша.   Сюэ Мэн связался с ним через цветок именно в тот момент, когда Мо Жань наконец проснулся, пришел к нему на кухню и собирался продолжить то, на чем их прервали вчера вечером. Выслушав опасения Сюэ Мэна из-за барьера, отделяющего мир людей от Призрачного Царства, Чу Ваньнин тяжело вздохнул: кажется, теперь он понимал, почему Мо Жань выглядел виноватым, когда сообщал ему, что собирается уйти от него по делам в самый неподходящий момент.   — Мне полететь с тобой?   — Не стоит, непохоже, чтобы там было что-то серьезное. Я открою портал, так будет быстрее.   Так он и правда смог бы вернуться совсем скоро, если не ошибся и починить барьер будет несложно.   — Хорошо. Тогда я пока приготовлю нам обед? — Мо Жань безошибочно нашел взглядом горшок с кашей и сделал правильные выводы, почему тот стоял под столом, а не на столе.   Чу Ваньнин нахмурился, но кивнул, соглашаясь: в отличие от него, Мо Жаню готовка давалась всегда, даже в неудачные дни.   К счастью, в барьере он обнаружил только небольшую прореху, которую можно было быстро залатать. И все же опасался Сюэ Мэн не зря: со временем она стала бы проблемой, оставь они ее так. Чу Ваньнин совсем не жалел, что пришел проверить его подозрения. Пожалуй, это можно было занести в короткий список удач сегодняшнего дня, и все-таки…   Пока Чу Ваньнин возвращался домой, в голову пришла нелепая мысль: может, дело в подаренном кулоне? Тасянь-Цзюнь не стал бы накладывать на него какие-нибудь проклятья, чтобы помешать ему избавиться от подарка, но что-то, притягивающее удачу, вполне мог. В конце концов, вчерашний день был прекрасным, все проблемы начались, стоило Чу Ваньнину его снять.   Дома было темно и тихо, даже Гоутоу его не встречал. Только оставленная на столе записка от Мо Жаня, что ему снова пришлось уйти в деревню, и пса он забрал с собой, чтобы тот не скучал.   Кулон Тасянь-Цзюня лежал там же, где он его оставил. Чу Ваньнин взял в руки тщательно отшлифованный камень, провел пальцем по его изгибам и выпуклостям, чувствуя себя слегка неловко. Без тепла его тела кулон снова был холодным, но в руках понемногу согревался. Обычный нефрит, без каких-либо следов заклятий или воздействия ци. Глупо было ожидать, что он мог на что-то повлиять. В конце концов, у них и раньше бывали неудачные дни, этот был далеко не самым худшим. Просто совпадение.   Закончив с кулоном, Чу Ваньнин спрятал его в шкатулку, от одного взгляда на содержимое которой начинали гореть уши, и пошел в мастерскую, решив заполнить время без Мо Жаня чем-нибудь полезным. Но когда за окном стемнело, все-таки вернулся в спальню, достал кулон и повесил обратно на шею. На всякий случай.   Мо Жань вернулся раньше, чем успела бы догореть палочка благовоний, и этой ночью их никто не беспокоил. Утром тоже.   *** В отличие от Мо Жаня, сначала уходившего на кухню готовить завтрак и только потом будившего его, Тасянь-Цзюнь делал все в обратном порядке. Сквозь сон Чу Ваньнин чувствовал, как его руки гладят грудь и живот, ощупывают член. Пальцы помяли зад, забрались глубже, и Чу Ваньнин вздохнул и все-таки открыл глаза.   — Проснулся, — то ли спросил, то ли подтвердил Тасянь-Цзюнь. — Можешь спать, если хочешь, этот достопочтенный все сделает сам. — Между ягодиц вместо пальцев уже тыкался член, и Чу Ваньнин сердито дернул ногой и развернулся к Тасянь-Цзюню лицом. — Ага, ты все-таки носишь подарок этого достопочтенного! — Он выглядел таким счастливым, что Чу Ваньнину стало неловко за свои планы «потерять» кулон.   — Да. Он приносит удачу, — сказал Чу Ваньнин, и Тасянь-Цзюнь засиял от радости и самодовольства.   А потом навалился на него сверху, целуя и одновременно втискиваясь между его бедер. Он явно собирался взять его как можно скорее — показывая свою любовь так, как ему было привычнее всего. Чу Ваньнин любил Мо Жаня каким угодно и ценил все проявления его любви. Он обхватил его талию ногами и охотно впустил в себя.