Да согреет меня тепло твоих дланей

«3Э 417, 19 месяца Огня очага.

Мне двадцать шесть лет.

И сегодня я впервые замарала свои руки в крови.»

      Тео трясущимися руками распахнула ставни, слыша, как в комнату уже грозным топотом и бряцаньем тяжёлых доспехов бегут стражники. Прикинув высоту, она убедилась, что не разобьётся насмерть, и, набрав полную грудь воздуха, выпрыгнула. Приземлилась в кустах и тут же вскочила, не обращая внимания на боль в ногах. Нужно бежать. Нужно бежать. Дома небезопасно; благодаря учёбе в Университете её знал весь город, и где она живёт — тоже. Но ноги сами повели её в успевший стать родным за столькие годы дом. Больше всего на свете сейчас хотелось потеряться в объятиях отца, чтобы имперец закрыл её от всего мира, как когда-то давно в детстве. Сделав быстрый пас руками и прошептав заклинание, Тео буквально слилась с полумраком улицы, стала невидима для чужих глаз, но из тени не вышла и бег не сбавила. Она бежала не оглядываясь назад, только прислушиваясь, нет ли за ней погони. Судя по тишине, не было. Либо она сбила их со своего следа, либо же её могли настигнуть в любой момент из какой-нибудь западни. Было страшно. Сердце неистово билось, грозя выпрыгнуть из грудной клетки прямо через горло. И от волнения, и от бега. Добежав до дома, невидимость рассеялась, стоило данмерке коснуться ручки двери. Юлиус сидел в гостиной и, завидев дочь, встревоженно вскинул побелевшие брови, откладывая в сторону очередной выпуск «Вороного курьера»:       — Что с тобой? Что случилось?       Тео тихо закрыла дверь и на всякий случай закрыла щеколду, а затем потушила свечи, чтобы из окон не было видно света. Пройдя по всей гостиной, задёрнула шторы. Только затем развернулась к отцу и, отдышавшись, упала перед ним на колени, опустив голову. По щекам наконец потекли слёзы, слёзы ужаса, осознания, стыда…       — Я убила.       — Что? Кого?       — Ильдармо. Альтмера. Сына какого-то крупного торговца. И мне это с рук не сойдёт… — Тео смотрела на свои ладони. Крови на них не было, но ей казалось, что руки были по локоть в липкой, багровой субстанции. Вместо этого виднелось лишь пара ожогов да следы на запястьях, — Заносчивый ублюдок он тот ещё, но я… Я не… я не должна была этого делать, я знаю, но… он… он…       — Так, тише, тише, — морщинистая рука мужчины слегка сжала плечо рыдающей эльфийки, отчего та приподняла голову и взглянула в лицо отца. Он так изменился за все те годы, что они живут здесь, — Рассказывай с самого начала, и потом будем думать, что делать.       Тео встала с пола, отряхнув коленки и только сейчас осознав, как сильно болят её ноги после прыжка с окна таверны, и пообещала Юлиусу всё рассказать, как только она немного придёт в себя. Страх погони и преследования не отступал от неё даже в стенах дома, но уже было чуть поспокойнее. Пройдя на кухню, она взяла графин с водой, налила себе воды, маленькими глотками принялась пить, чтобы наконец успокоиться. Только после этого она вернулась в гостиную, села за стол напротив отца и, тяжело вздохнув, начала свой рассказ.              

***

      Ничего не предвещало беды. Тео хотела как всегда «развлечься», забрела в таверну, и её взгляд поймал один из её околознакомых — альтмер по имени Ильдармо. Она о нём ничего, практически, не знала, кроме того, что он был старше неё, выпустился из Университета волшебства, когда та училась там всего лишь второй год, и что его отец был… при деньгах, благодаря своей торговле. Данмерка могла вспомнить встречи с ним в стенах Универститета. Они, естественно, никогда не были близки и даже не могли бы назвать себя друзьями, зная друг о друге лишь понаслышке, но между ними всё равно ощущалась какая-то натянутая, как тетива, атмосфера то ли взаимной неприязни, то ли жгучего влечения. Впрочем, ни один из них не позволил этому превратиться во что-то большее. Тем более Тео раздражало то, что вокруг Ильдармо всегда крутились другие юные магички, при которых он кичился своими деньгами, дарил дорогие подарки так, будто для него они ничего не стоили. В общем, бахвалился как мог. Он всегда выглядел именно так, как, наверное, большинство людей, да и любых других представителей рас кроме самих альтмеров, представляли себе высших эльфов: практически белоснежные прямые волосы до лопаток чуть завивались на концах, и он любил как бы невзначай поправлять их своими хрупкими пальцами, пропуская их между прядями, отчего те же вышеупомянутые юные магички тут же краснели и с замиранием сердца наблюдали за изящностью юноши. После выпуска он ничуть не изменился, разве что впервые за всё время решился подойти к Тео первым.       Ей он ничуть не симпатизировал, а вот она ему, кажется, понравилась. В Университете данмеров, а тем более данмерок было немного, да и те принимали добровольный остракизм и держали себя как можно дальше от остальных. Тео старалась поддерживать со своими коллегами хоть какие-то приятельские отношения, и, наверное, этим так выделилась среди остальных. И вот, спустя четыре года после того, как Ильдармо получил свой посох в Университете, подтверждающий, что он теперь полностью обученный и как бы «сертифицированный» маг, они встретились вновь. Впервые. Абсолютно случайно пересеклись взглядами в таверне, когда Тео пришла на поиски очередного… кого-нибудь с кем можно было провести ночь. Это всё ещё не было для неё необходимостью, тем более, она всё ещё была довольно близка с Ирен и иногда виделась с подругой и для таких целей. Она сама не знала, что её влекло каждый раз. Альтмер же за прошедшие годы ничуть не изменился, разве что волосы стали ещё чуть длиннее, чем прежде, и теперь вместо того, чтобы красоваться ими распущенными, мужчина завязывал их в хвост — и всё ещё выглядел весьма привлекательным. Тео не потребовалось много времени, чтобы распознать, о чём думает сидящий неподалёку от неё бывший знакомый, и её догадки подтвердились, когда он встал со своего места и подошёл к ней, дабы просто «поговорить» и «вспомнить былые времена». В процессе разговора его ладони то и дело невзначай касались её тела, то есть плеч, рук, приобнимали иногда за талию, беззаботно смеясь над очередной шуткой на тему алхимии. Тео в кои-то веки было… приятно его присутствие. Он всё ещё время от времени пытался похвастаться перед ней своим богатством, но быстро понял, что это данмерке или неинтересно, или неприятно, и быстро прекратил. В любом случае, диалог с ностальгических шуток, понятным только тем, кто учился в Университете волшебства, довольно быстро перешёл в флирт, тихие перешёптывания и ещё более раскрепощённые прикосновения. Закономерно, они решили уединиться.       Ильдармо в вопросах интимных оказался крайне искусен, чему Тео была ни капли не удивлена. Он был и нежен, и внимателен к ней, но при этом и контрастиующе груб и жёсток. Данмерке понравилось быть с ним, настолько, что она даже потеряла счёт времени, пока комната наполнялась прерывистым дыханием и стонами: и его, и её.       После возлежать с ним не хотелось. Тео своё получила, как и (как она думала) Ильдармо, поэтому тут же встала с кровати и начала неторопливо одеваться обратно. Наверное, именно это он так едко прокомментировал:       — И всё же вы, данмерки, одинаковые. Лишь бы ноги раздвинуть. Мне даже ничего делать не пришлось, и ты уже оказалась подо мной…       Он вернулся к своей истинно альтмерской манере речи, которая так раздражала Тео: растягивал слова, будто бы пил медленными глотками вино, и обязательно с таким «сладострастным» тоном, что становилось приторно. В этот миг Тео как водой ледяной окатило с ног до головы, и прекрасный сон, в котором ей почудилось возлежать с прекрасным принцем, превратился в мерзкую реальность. А точнее, прекрасный принц оказался последней дрянью.       — Что ты сказал? — процедила Тео, от неожиданных эмоций затягивая на себе корсет чуть ли не слишком сильно.       — Сказал, что думаю, — точно так же лениво протянул альтмер, вставая с кровати, — И то, что является правдой. Глупая, глупая Теодора, лишь всё больше и больше подтверждаешь те мифы, которые сама же так стремилась развеять в своё время. Скажи мне, малютка, тебе ведь и впрямь всё равно, с кем сношаться? Главное — чтоб присунули. Должно быть, и в Университет ты попала, раздвинув свои прекрасные ножки перед кем надо?       — Да чтоб тебя дреморы драли! — выругалась данмерка, на пятках повернувшись к Ильдармо. Ей пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы посмотреть в его глаза со всей ненавистью, что так долго копилась внутри, — Что ты можешь знать о том, как я живу, чтобы говорить так уверенно?... И что ты такого со мной сделал, чтобы я согласилась вообще оказаться с тобой наедине в одной комнате?       — Малютка Тео всё-таки смогла заметить маленькие и лёгонькие чары иллюзии, что я на неё накинул! Как мило! Я уж думал, ты не догадаешься, — с отвратительной усмешкой произнёс он, хватая её за запястья и поднимая её руки вверх, — В Университете ты всегда была чуть ли не оплотом чистоты. Добрая данмерская девочка, прилежная ученица, ну просто золото, а не мер! Но я знал, я знал, что на самом деле ты — не более, чем очередная серокожая шлюха. Стоило мне чуть-чуть запудрить тебе мозг, чтобы ты смотрела на меня с большей симпатией, и ты попалась, как мышка в мышеловку! И что теперь? Будешь грызться? Давай, малютка. Люблю, когда плохие девочки кусаются…       Стоящая на носочках из-за неудобного положения Тео вместо ответа качнулась и со всей силы зарядила ему ногой между ног. Ильдармо от неожиданности взвизгнул, как свинья, и выпустил её из хватки, отшатнувшись назад. Данмерка, мысленно пообещавшая себе не злиться, ощутила, как искренняя ярость и ненависть захлёстывают её с головой, застилают глаза, и вот руки действуют уже отдельно от кричащего «нет!» разума, в ладонях нагревается жар, трещит молния, и тело альтмера отлетает от неё, ударяясь в стену. Тело грохнулось на пол, оставив на месте удара головы о стену кровавый след. Тео не знала, умер ли он или просто потерял сознание, но для себя решила, что умер. Гнев и инстинктивная необходимость защищаться тут же отступили, и на смену им пришёл ошеломляющий ужас и подстёгивающий бежать как можно дальше, страх. На шум, который она создала, тут же стали подниматься стражники. Как минимум, Тео подумала, что это, должно быть, они. И тут же решила бежать, не оглядываясь назад.       

***

      Юлиус наградил дочь тяжёлым взглядом и закачал головой.       — Разве ты до сих пор не научилась контролировать свою магию и эмоции? — сказал он, складывая ладони перед собой на столе. Сердце мужчины гулко билось, отсчитывая, как он сам полагал, последние дни его жизни, — Тео-Тео… Это такой ты мне решила приподнести подарок перед тем, как я отправлюсь в Этериус?       Тео сжала ладони до хруста пальцев и поджала губы. Её всё ещё трясло.       — Я правда научилась контролировать себя! Я занимаюсь этим уже семь лет, и семь лет всё было нормально, пока этот заносчивый индюк не решил смести всё коту под хвост! Он заколдовал меня!... Папа, ты же знаешь меня, как никто иной… Я.. ни за что бы не сделала этого…       — Впрочем, может он и жив, — не дал дочери договорить имперец, — Ты ведь не знала, жив он или мёртв. А я тебя учил, как проверять пульс.       Данмерка мысленно выругалась.       — Мне не до этого было… если бы меня там увидели, всё равно бы решили, что я убила.       — А ты бы доказала обратное.       — А если нет? Па, меня посадили бы в тюрьму!       — Теперь точно посадят. Тем более, говоришь, он купеческий сын. Судя по его самомнению, или единственный наследник, или самый любимый. В лучшем случае, с тебя потребуют лично заплатить компенсацию за ущерб, нанесённый его здоровью и, может быть, не посадят, а сошлют из Сиродила. Это если он жив.       Тео схватилась за голову, содрогаясь в крупной тряске. Юлиус медленно встал из-за стола и, держась за трость, подошёл к ней, чтобы отеческой лаской отогнать её страхи. Погладил по плечу вновь, слегка сжимая.       — Мне страшно, па… — прошептала Теодора, не поднимая головы. Имперец молча ждал, когда дочь успокоится. И наконец, когда это произошло, спросил:       — Что делать будешь?       — Я не знаю…       — А если подумать?       Она попыталась представить себе дальнейшие варианты событий. В тюрьму не хотелось. Платить семье этого… альтмера тоже не очень. А значит остаётся одно — бежать. Но куда? В целом мире нет ни одного места, которое она была бы готова назвать домом. Возвращаться в Бруму? Почти что бессмысленно, но там можно было бы засесть на время, посмотреть, станут ли её разыскивать как преступницу или… Нет. Всё-таки Брума.       — Уехать в Бруму.       Юлиус кивнул так, будто бы эта мысль была ему очевидна с самого начала и теперь он, как довольный учитель, наблюдал за тем, как его нерадивому ученику приходится долго думать, прежде чем додуматься до чего-то настолько простого.       — А как же ты?.. — встревоженно произнесла Тео. Имперец был уже слишком стар для переездов по провинции, и она искренне переживала, что он просто не доживёт до Брумы. В конце концов, каким бы крепким сам по себе он ни был, возраст брал своё. Кажется, ему было уже около семидесяти лет, что по людским меркам было довольно почтительным возрастом. Многие и до пятидесяти не доживали.       — Я останусь здесь. А тебе придётся учиться жить самостоятельно, лучик мой…       — Пап…       На глаза Тео вновь нахлынули слёзы. Она не хотела снова терять тех, кто был ей близок. Видят боги, не хотела. Но жизнь ведь всегда распоряжается по-своему. Юлиус ничего не говорил. Решение считалось уже принятым, хоть и не приятным. Тео молча встала со своего места и крепко обняла отца, прижимая к себе его дряхлое тело. Несмотря на старость, руки его оставались такими же сильными, и всегда дарили самые крепкие и тёплые объятия.       — Ступай, дочь. Собирай вещи. Надень мантию, обязательно с капюшоном, и езжай в Бруму. Ключ от дома я тебе дам. Надеюсь, дом не заветшал совсем за те годы, что мы с тобой живём здесь. Странно, конечно, получилось.. но я ни о чём не жалею, — Юлиус одарил дочь тёплой улыбкой, а Тео всё никак не могла перестать плакать. Отпустив, наконец, отца, она побрела вверх по лестнице в свою комнату, собирать самые необходимые для возвращения в Бруму вещи. Их было немного: несколько комплектов сменной одежды, тёплые вещи, книжка в дорогу, какая-никакая еда на перекус в дорогу, фляга с водой, мешочек с деньгами и одеяло. С горем пополам запихав это всё в один мешок, Тео взвалила его на свои плечи, прикидывая, не тяжело ли ей будет это всё везти. Показалось, что приемлемо. Да и выбора-то особо у неё не было.       Всю ночь Тео не могла уснуть, думая о предстоящей разлуке с отцом и первом полноценном переезде в одиночку, не зная, что ждёт её дальше. Каждый шорох, каждый скрип половиц пугал девушку ещё больше: ей казалось, что в дом всё-таки ворвалась стража, и сейчас её закуют в кандалы и отправят в тюрьму. Еле-еле, но уснуть у неё получилось только утром, в момент, когда солнце еле-еле пробивалось сквозь горизонт. И приснился странный сон…       Во сне она была облачена в красную мантию и торопливо бежала по каким извилистым коридорам. Она не узнавала эти помещения, но ноги будто сами несли её, а в душе трепетом отзывались непонятные ей чувства: то ли страх, то ли… нежность? Шла она недолго и, добравшись до нужной двери, распахнула её. Перед её глазами предстала незнакомая, — знакомая? — комната, скудно обставленная диковинной мебелью. В углу, как всегда, стоял сундук. На сундуке — не менее диковинный шлем, отчего-то вызывающий у неё во сне приятное ощущение ностальгии, которое сознательно она понять так и не смогла. Окидывая взглядом комнату, она увидела чей-то силуэт и ринулась к нему:       — Наконец-то я закончила с работой, — сказала данмерка, хотя совсем не понимала, о какой работе речь, — Ты обещал, что мы пойдём с тобой на небольшую прогулку в сторону полей, ты же не забыл? Я ради этого всю ночь не спала.       Незнакомец из сна, как она заметила, тоже данмер, нежно поцеловал её в щеку и протянул руку. Голос, тембр которого запомнить у неё так и не получилось, произнёс:       — Конечно же я не забыл. Я, может, и дурак, но обещания никогда не нарушаю. Если ты готова, давай пойдём прямо сейчас.       Тео ощутила улыбку на своём лице, и отчего-то на душе стало так легко, как никогда прежде. Сжав чужую ладонь и кивнув, она позволила ему вывести её из комнаты и вновь пойти вместе по отчего-то знакомому тусклому коридору с, как казалось от света фонарей, желтоватыми каменными стенами. Но не такими, как в Имперском городе…       Она проснулась со странным чувством тоски на душе. Будто что-то, что она увидела во сне, было приятным воспоминанием, которое она потеряла. Или это было не воспоминание, а лишь игра напуганного и больного воображения, чтобы или сделать ещё хуже, или успокоить её…? Сев на кровать и свесив ноги, Тео приняла странное для себя решение помолиться Девяти, чтобы хотя бы боги дали ей ответ на этот вопрос. И. ничего после этого не произошло. Она как сидела в смятении без единой догадки, что это за сон и что он должен значить, так и осталась.       Тяжело вздохнув, данмерка вернулась к неприятной реальности. Нужно было окончательно собраться покинуть Имперский город, может быть, навсегда. И в последний раз попрощаться с отцом… Ей всё ещё было трудно принять тот факт, что она его больше никогда не увидит. Однако горевать долго она не могла себе позволить. Нужно было возвращаться в Бруму, и как можно скорее.       Юлиус уже не спал, всё так же сидел за столом гостиной и читал. После того, как он вновь ушёл в отставку, он углубился в чтение книг и газет, чтобы хоть как-то себя занимать и не скучать. Иногда Тео обнаруживала, что он уходил куда-то, наверное, чтобы пройтись по Дендрарию или зайти в книжный за парой новых книг для себя и для неё. Всю коллекцию купленной им (да и ей самой) литературы ей пришлось оставлять здесь, и это тоже ранило её. Столько книг, столько знаний, которые она поглотила за последние годы, и всё останется в этом доме, который, наверное, после смерти Юлиуса будет продан, и в нём станет жить новая семья… Тео почти углубилась в эти мысли, но поймав взгляд отца тут же, бросив на пол мешок, ринулась к нему и крепко обняла вновь.       — Мне будет не хватать тебя. И я никогда тебя не забуду, клянусь Девятью, — быстро прошептала она, смахивая с ресниц слёзы, — Я всегда буду тебе благодарна, пап… За всё, что ты для меня сделал. За то, что спас маленькую потерянную девочку и назвал её дочерью. За то, что научил меня фехтовать…       — Пусть ты и всегда делаешь всё по-своему, в том числе и фехтуешь, — Юлиус хрипло посмеялся, прижимая к себе дочь.       — Я всегда делаю всё по-своему, — с горькой улыбкой подтвердила данмерка его слова, — Спасибо… Мне жаль, что я не смогу быть рядом в твои последние минуты.       — Ты всегда будешь рядом со мной в моём сердце, Тео, до тех пор, пока оно не перестанет биться, — Юлиус успокаивающе погладил её по спине, — А я всегда буду в твоём. Жаль, так и не дожил до того, чтобы увидеть внуков…       — Будешь наблюдать за ними с небес, Юлиус, — Тео наконец назвала его по имени; ей казалось, что в последний раз такое было по меньшей мере лет пять назад, если не больше, — Прощай.       — Прощай, лучик мой. Будь осторожна в пути.       — Всегда буду.       Тео заставила себя отстраниться, не скрывая заплаканного лица. Юлиус тоже плакал, и никто не мог сказать больше ни слова. Наконец отвернувшись, она подняла с пола мешок и, не поворачиваясь, покинула дом, накинув капюшон на голову, как имперец и просил. Она не запомнила, как петляла по улицам и старалась скрыть своё лицо от стражников; не запомнила, как заплатила вознице за далёкую поездку до Брумы; не запомнила, как доехала. Все её мысли были заняты лишь болью прощания с отцом. С прошлым. Со всем, к чему она успела привыкнуть. С Диреной… ведь она даже не успела передать весточку подруге, только надеялась, что случайно встретит её по дороге и обязательно всё расскажет, позовёт с собой, чтобы как минимум скрасить невыносимое одиночество.       Но в повозке была только одна она.