Да согреет меня тепло твоих дланей

      Оглушающий грохот, казалось, раздавался со всех сторон одновременно, отдавал звоном в ушах, треском разломанной древесины и запахом гари, заполняющей лёгкие. В какофонии этого ужаса слышались чьи-то истошные крики — кто-то уже затихал, кто-то обнаруживал некогда любимого уже наполовину в объятиях смерти и рыдал от боли, боли душевной и физической одновременно, терзающей изнутри как сотня стрел, выпущенных и пробивающих насквозь. Она бежала, не видя перед собой ничего из-за дыма, а в голове инстинктом пульсировала мысль: «главное — найти маму и папу. Главное, чтобы они остались живы».Пыталась оглядеться, увидеть родные лица; глаза лишь застилал чёрный дым.       Маленькая девочка и гора трупов вокруг неё, тех кого она знала, кто когда-то был ей близок, кто любил её и кого она точно так же бескорыстно любила.       — Hece! — крикнул кто-то, кажется, знакомый… или нет? — Ir abelas, emm'asha!..       —Lenya!—девочка, словно бы опомнившись ото сна, обернулась на крик, и увидела придавленную тяжёлыми балками женщину, тянущую к ней дрожащие окровавленные ладони, а рядом с ней искорёженный до неузнаваемости силуэт. Она пыталась сквозь дым взглянуть на лицо мерки в последний раз, но почему-то черты её лица словно ускользали от неё.       «Ну же. Не бойся. Всё в порядке. Иди к мамочке».       В душе зародился первобытный ужас. Подол простой тканой юбки был покрыт сажей, а руки чесались от новообретённых ожогов. Остатки благоразумия твердили девочке игнорировать странное желание лечь рядом с мамой в последний раз, так что она побежала в противоположном от неё направлении, убегая от пожара и от того, что осталось от её родного племени. Она не разбирала пути; убежала дальше, за те территории, за которые она прежде не заходила, даже когда сопровождала своего отца на охоте. Небо казалось покрытым пеплом, и девочка поёжилась; оказывается, за пределами пожара было на удивление холодно. Хотелось кушать. Хотелось спать. Горло раздирало кашлем; девочка отхаркивала сажу и вытирала её с ладоней о ту же юбку. Идти было совсем некуда, а перед глазами то и дело возникали видения мёртвых тел её родителей. Она быстро устала, и, спрятавшись под небольшим каменным выступом, легла наземь, обняла себя за плечи и потеряла сознание. Почему-то казалось, что умирать не страшно. Так хотелось поскорее увидеть мамину улыбку, которую слишком быстро забрал огонь…       Следующее что она увидела — ткани потолка крохотной палатки над ней и ощутила чьё-то присутствие рядом. Во рту оставался неприятный привкус горечи, видно, пока она была в обморочном состоянии, кто-то пытался её отпаивать травяными зельями. С тяжестью поднявшись на локтях, девочка осмотрелась вокруг. И чуть было не вскочила, обнаружив сидящего рядом с ней круглоухого и белокожего мужчину. Пробормотав что-то, он потянулся к ней и тут же отпрянул, когда она подпрыгнула на месте и сильно ударила его по руке крохотной ножкой. Затем он сказал что-то ещё, но она не могла разобрать что именно, ведь никогда прежде не слышала подобной речи. И это пугало малютку ещё больше. Однако осознав, что девочка не понимает его слов, мужчина замедлил свои движения и показал обе ладони — пустые, без оружия. Он не собирался причинить ей вреда. Осторожно потянувшись к ней, словно приручая дикую кошку, незнакомец продолжал показывать ей пустые ладони, попутно бормоча что-то успокаивающим тоном. Маленькая данмерка наблюдала за ним, и, осознав, что ей не собираются делать больно или как-либо ранить, чуть-чуть расслабилась.       — Feyma ma lenya? — прозвучал дрожащий голосок, повторив эту фразу несколько раз, прежде чем начать тихонечко выть и плакать, свернувшись в комочек. Мужчина начал шептать что-то успокаивающее, пусть девочка и не понимала слов, но она могла распознать его тон, и это действовало. Наверное, он говорил что-то вроде «тише, тише, маленькая… Всё прошло, всё позади.» Но на её вопрос уже не было ответа. Родное поселение осталось где-то далеко, дотлевающие угли теперь чернели вместо любимых уютных юрт, в которых она раньше жила, а те, кого она потеряла, уже никогда не вернутся. Проплакавшись, девочка вдруг встала и посмотрела на сидящего на полу незнакомца сверху вниз, горделиво задрав голову. Но не успела она и слова сказать, как мужчина тихо рассмеялся, снова сказав что-то на своём языке. Надув губки, она топнула ножкой, сложив руки на груди.       — Ma aushantoy ni arun! — выпалила она, на что неизвестный только пожал плечами. Тогда девочка грозно и раздражённо вздохнула, уселась на пол и, взяв лежащую рядом вилку, принялась чертить на земле примитивную картинку. Маленькую фигурку — себя. Стрелочку, показывающую на трапециевидную фигурку — так она нарисовала юрту. Затем, подняв взгляд, девочка указала вилкой на него и повторила то, что сказала. Тогда мужчина, кажется, понял что она имела в виду и, тяжело вздохнув, качнул головой. Взяв ещё одну вилку, он нарисовал рядом с «юртой» искривлённые полосы, изображая огонь. А затем перечеркнул, взглянув на девочку с искренне сочувствующим взглядом. Данмерка поняла, что он имел в виду; всё-таки пожарище ей не привиделось в дурном сне, не было каким-то извращённым видением. Это была тяжёлая реальность, с которой ей пришлось столкнуться. Слишком рано. И как бы она ни хотела сейчас разозлиться на незнакомца, обвинив его в том, что он сжёг её племя, его взгляд не давал усомниться в том, что путнику лишь повезло наткнуться на почти бездыханную девочку, которую он решил спасти. Тогда она поняла, что, должно быть, ей стоило его поблагодарить.       — Ma melava halani, — сказала она, и, нахмурившись, стала пытаться вспомнить нужное слово. Какое-то время назад к ним приехал один из отступников, и привёз с собой новые книги. Различные, какие-то на данмерисе, какие-то на тамриэлике, и любопытная девочка не могла отказать себе в удовольствии подглядеть парочку из них. Оттуда она и узнала какие-то базовые слова на тамриэлике, хоть и думала, что никогда в жизни ей это не пригодится, — Спа… си… Бо? Мужчина просиял улыбкой, и, хоть он не понял, что она сказала в начале, но подобная установка контакта между чужеземцем и маленькой коренной эшлендеркой уже была многообещающей. Встав, человек погладил её по чёрным волосам, всё ещё сочувствующе улыбаясь. Затем он отвёл взгляд, глядя по сторонам, словно бы пытался найти что-то или вспомнить. Поколебавшись пару секунд, он достал из дорожного мешка пожелтевшую карту и развернул её перед девочкой и указал пальцем на одну из точек, пытаясь объяснить ей что-то. Но девочка распознала слова «Альд’рун», «поехать», и, в общем, ей было достаточно и этого, чтобы понять, что он собирается отправляться в ближайший город. Посмотрев на человека, данмерка кивнула, и тот облегчённо выдохнул, встал и указал сначала на неё, а затем на одну из лежанок. Девочка снова кивнула и пересела на лежанку, а мужчина, потерявшись в словах, сложил ладони и положил их под щёку — «ложись спать». Посмеявшись над нелепыми попытками человека объясниться, данмерка легла на лежанку и отвернулась к стенке палатки, показывая, что разговор (если его таковым можно было назвать) закончен.       Следующее утро началось очень и очень рано. Впрочем, юной эшлендерке было не привыкать просыпаться с первыми лучами солнца, поэтому ей это далось относительно легко. Хоть во сне и являлись вновь кошмары пережитого ужаса — ей казалось, что подол её скромной накидки объят пламенем, и сейчас пройдёт лишь секунда и она мгновенно сгорит дотла, но ничего не происходило. Только две пары рук тянулись к ней из чёрного дыма, что-то говоря, или крича, но что — она опять не смогла различить.       Скромно позавтракав тем, что было в припасах у путника, они немедля отправились на запад Вварденфелла, дабы добраться до Альд’руна. Несколько раз мужчина пытался заговорить с девочкой, но эти разговоры ни к чему пока не приводили, поскольку им обоим мешал языковой барьер. А без разговоров дорога тянулась вдвое дольше и мучительнее, даже на привалы, кажется, приходилось останавливаться чаще. Единственное, что они смогли выудить из разговоров практически полностью на языке жестов, это имена друг друга. Незнакомый человек в её глазах наконец обрёл имя, закрепившееся в её памяти не сразу: Юлиус. Девочка несколько раз повторила его имя с сильным акцентом, прежде чем у неё получилось произнести его правильно. Или хотя бы удовлетворительно. Сама же она в том разговоре назвала себя Тавинери, и на том их беседа была окончена.       Несколько дней в пути, и наконец перед ними виднелись стены Альд’руна. Живот Тавинери нещадно урчал, хотелось кушать, хотелось плакать, хотелось прилечь поспать, но маленькая горделивая данмерка не позволяла себе показывать ни одну из собственных слабостей. Что, на самом деле, не могло не вызвать у мужчины уважения к ней. Добравшись до таверны Альд Скар, Юлиус и Тавинери поднялись наверх к барной стойке и первым же делом мужчина заказал две больших тарелки еды, а также подкинул трактирщику денег за комнату с двумя кроватями. По двойной ставке, естественно. Заодно поведал тому, насколько поняла сама Тавинери, о том, откуда у него вдруг взялась попутчица в виде девочки лет около девяти или десяти, на что тот сочувствующе вздохнул и протянул ей скромный подарок: большой и свежий пепельный батат.       — Спа-си-бо, — произнесла она по слогам и положила батат в один из кармашков, широко улыбнувшись. Трактирщик улыбнулся ей в ответ и снова о чём-то заговорил с Юлиусом, перейдя на шёпот. Хоть данмерке и было интересно, что же он говорил, она всё ещё не могла разобрать всех слов.       Плотно пообедав, Юлиус и Тавинери спустились в жилые комнаты, и, найдя самую большую из них, с приятной усталостью рухнули на кровати. Человек уснул практически сразу, а девочке было сложнее: она не могла привыкнуть к такой резкой смене обстановки, не могла привыкнуть к мягкой кровати под собой вместо скромного гамака юрты и, казалось, стоит ей прикрыть глаза, как она снова окажется в том пылающем аду, из которого её, верно, вывела сама Азура. Впрочем, уснуть ей далось быстрее, чем она думала: сказывалась усталость после долгих дней в пути. Утром после завтрака Юлиус позвал Тавинери идти за ним, и девочка согласилась за неимением других вариантов. Она думала, что, наверное, они снова отправляются куда-то в путь, но Юлиус лишь отвёл её в местный Храм, где девочку встретили несколько незнакомых данмеров, к которым она поначалу отнеслась примерно с той же неприязнью, с какой те отнеслись к человеку в её компании. Юлиус начал говорить с ними, что-то объясняя на тамриэлике, и выражения лиц жрецов сменились с презрительного на сочувствующее. Подозвав девочку к себе, один из данмеров кивнул мужчине, после чего тот ушёл. Тавинери не могла понять, что происходит, но её уже не пустили к знакомому. Жрец, успокаивающим жестом гладя девочку по волосам, сел перед ней на корточки и заговорил на данмерисе, отчего Тавинери едва не подпрыгнула, услышав родное наречие.       — Здравствуй, малышка. Как тебя зовут? — спросил он, и данмерка сначала почему-то побоялась ответить, — Не бойся, он попросил нас помочь тебе. Он хочет выучить тебя тамриэлике и забрать с собой в Бруму. Путь, верно, недалёкий, но он рассказал, что с ним ты не пропадёшь.       — Меня зовут Тавинери, я из племени Аэттусниум, — ответила девочка, всё ещё с недоверием относясь к очередному незнакомому лицу перед ней.       — А я Эранис, — жрец улыбнулся, поднимаясь с корточек и протягивая Тави руку, — Пойдём, я покажу тебе наш Храм.       Следующие недели прошли за обучением тамриэлике и корпением над книгами в скромной библиотеке Храма. Однако юной данмерке нравилось это занятие: ещё больше ей нравилось, когда её навещал Юлиус и искренне радовался её успехам в изучении общего языка. Постепенно она научилась строить простейшие предложения, достаточные для того, чтобы иметь возможность объяснить, что она хочет или куда ей надо. Научилась представляться, но Юлиус, однажды присутствующий на одном из её уроков, решил, что в Сиродиле её имя будет звучать дико для сиродильцев, несмотря на то, что многие уроженцы Морровинда тоже там живут, и предложил альтернативный вариант — придумать девочке имперский вариант имени, чтобы было немного проще устанавливать контакт с людьми. Поначалу девочке эта идея не понравилась, ведь отринуть своё старое имя для неё означало избавиться от важной части себя, которая всё ещё тосковала по дому, пусть и ныне больше не существующему. Но Юлиусу и Эранису удалось её переубедить, сказав, что так будет лучше. Нехотя, но она согласилась.       — Ме-ня зо-вут Те-о-до-ра, — не очень уверенно произнесла она по слогам, стоя напротив своих учителей, — Мне де-… де-вять лет.       — Умница! — Юлиус подошёл к девочке, одобрительно хлопая её по плечу, — Такой прогресс за каких-то несколько недель. Тебе пригодится подобная обучаемость, Теодора.       — Те-о-до-ра, — снова произнесла данмерка, смакуя имя, — Те-о…       — Тео! Коротко, просто, да и подходит тебе. Маленькая Тео… Тебе нравится твоё новое имя?       — Я всё ещё не знаю, нравится ли, — честно ответила девочка и поджала губы, — Но если так будет… пра-виль-но…       — Обещаю, всё в порядке. У тебя очень красивое своё имя, но… в Империи могут осудить, если узнают твоё истинное происхождение.       — Почему?       — Предрассудки, — Юлиус пожал плечами, — Извини, маленькая. Вас считают дикарями.       Она насупилась и дёрнула головой. Впрочем, если это поможет ей прижиться в незнакомом месте, то, может, это и не такая плохая идея. Имперец, — в своих уроках данмерка узнала больше про людские и мерские расы и так узнала, кем являлся Юлиус, — прошёл мимо неё, осматривая со всех сторон. Эранис тоже подошёл ближе, копошась в своих карманах, и заговорил с ней на родном языке заговорщическим тоном:       — Смотри, у меня для тебя кое-что есть. Это амулет, — Эранис раскрыл ладонь, показывая ей треугольный амулет со знакомыми ей символами: Айем, Сехт, Вехк. Ей не потребовалось долго думать, чтобы понять, что он означал. Жрец продолжил говорить, но на родном для неё наречии: — Да, я знаю, что тебя учили тому, что Альмсиви — ложные боги, предатели, убийцы и плохие… Но, эй… Я искренне верю в то, что они направят тебя и выручат в минуты, когда твоя душа будет пребывать в смятении. И этот амулет тебе поможет. Если… нет, когдаты вернёшься в Морровинд, этот амулет будет тебе пропуском в наши храмы. Ты сможешь обрести ночлег и покой, когда тебе это будет необходимо. Обещаю.       — Спасибо, — ответила ему Тео, тоже на данмерисе. Эранис надел ей его через голову, и девочка подняла священный символ в ладошках, чтобы посмотреть на него внимательнее. Айем, Сехт, Вехк. Ложные боги. Трибунал. Она стала вспоминать всё то, чему её учили её родители: они предали лорда Неревара Луну-и-Звезду, который обязательно вернётся отомстить им за свою гибель; Азура прокляла за это предательство весь кимерский народ, обратив их в данмеров — пепельнокожих, красноглазых эльфов, окончательно отделив их от остальных меров, дабы они никогда не забывали об этом предательстве. Смогут ли они помочь? Милосердие, доблесть и справедливость… Обман, хитрость и предательство…       — Не переживай, девочка, — Эранис обнадёживающе улыбнулся ей, — Всё обязательно будет хорошо. Тео глубоко вздохнула. И видят Боги; неважно даже, какие именно; как ей хотелось верить в эти слова. Благодарно кивнув жрецу, она взобралась на стул и вернулась к чтению, шёпотом проговаривая слова на тамриэлике. Взрослые о чём-то переговорили между собой и вскоре оставили её одну. Только тогда девочка отвлеклась от книги и перевела взгляд на потолок. Как стремительно может перевернуться с ног на голову жизнь за каких-то несколько дней… Как сложно было поверить, что ещё неделю назад всё было как всегда; она вставала ранним утром, помогала маме прибраться в юрте, плела ловцы снов, слушала «пение» трубочек, висевших рядом с юртой. Всего пару месяцев назад её отец впервые взял девочку с собой на охоту и показывал, как управляться с луком. Пообещал подарить на следующий день рождения ей личный лук, старательно вырезал его из ветки одного из деревьев… Но в день, когда он его подарил, ничего не стало. Ничего не осталось ни от племени, ни от семьи, ни от лука. Прикрыв глаза, девочка всхлипнула.       Она была готова на всё, лишь бы вернуться обратно. Снова сходить на охоту с отцом. Снова сплести ловец снов в подарок тому мальчику, который ей понравился. Ждать приезда торговца-отступника, чтобы глядеть на диковинные инструменты, необычной формы стеклянные мечи и тянуть ладошки к новым книгам на незнакомом языке. Хоть одно из её желаний исполнилось — тамриэлику действительно пришлось учить. Хотелось бы только, чтобы это было не при таких обстоятельствах. Отложив книжку в сторону, Тео вытерла тыльной стороной ладони слезу с щеки и, вздохнув, всё-таки придвинула её к себе обратно. Если она хочет выжить, придётся действовать так, как нужно, не обращая внимания на душевную боль — истина, которую пришлось познать слишком рано.