Outcasts

      Солнечный и приятный день. Под стать улыбке самого Хосока, который предвкушал сытный обед после завершения проверки поставки.       Сам Мин Юнги присутствует при отгрузке нового товара, потому что хочет показать этим всю важность и ответственность. Нет, это не из-за недоверия к своей правой руке – собственно Хосоку, это просто очередной «выход в люди», когда глава компании, пускай и не совсем легальной, показывает своё единство с подчинёнными.       Альфа знал насколько Юнги ненавидит эти моменты, потому что «создавать имидж» в чужих глазах – просто вздор. По мнению самого Хосока, это неотъемлемая часть должность главы не только бизнеса, но и клана, коим тот и являлся.       « — Никто не говорил, что будет легко.» – обычно говорит Хосок в моменты, когда Мин не может перестать бурчать.       « — Ты звучишь, как отец. Тебе не идёт.» - всегда в ответ бубнит Юнги.       Сейчас Юнги, откинувшись спиной на стену, вытягивает из кармана пачку сигарет и чиркнув зажигалкой, которая, к слову, была подарена ему самим Чоном на двадцатипятилетие, закуривает.       — Всё готово. Пересчитано и рассортировано. – спокойно произносит Хосок, вальяжно подходя к Мину. Тот бросает недовольный взгляд на Чона, но ничего не произносит. Сразу видно – Юнги голодный, стоило поторопиться в ресторан, чтобы он совсем не озверел.       — Долго они у тебя ползают. За что я тебе плачу, Хо? – выгибает бровь Мин, оценивающе осматривая Чона перед собой. Тот достал из своей пачки сигарету и прикурил от сигареты Юнги, втягивая в лёгкие дым.       — Ты платишь мне, потому что я отлично выполняю работу лучшего младшего брата и правой руки самого господина Мина. Часто готовлю тебе кофе и еду, укладываю спать, когда ты пьян, зака..       — Заткнись. – цедит сквозь зубы Юнги, отворачиваясь в сторону, заодно поглядывая не подслушивает ли их кто-нибудь. Хосок усмехается и, по просьбе, замолкает. Было слишком легко читать главу клана, что аж просто смешно с того, что люди иной раз не понимают его эмоций и боятся обычного благосклонного взгляда.       Хотя виной тому, вероятно, хорошая репутация. Хосок гордится своим братом. Пускай и некровным, но это странное слово давно затерялось или было отброшено по общему соглашению обоих. Оба уже не помнили таких деталей.       — Поехали. Ты уже закипаешь. Смотри не подпали своим взглядом наш ценный товар, на который ты и приехал посмотреть. Оу, я же не предложил тебе провести апробацию самостоятельно. Если хочешь... – тянет Чон, стряхивая пепел на пол и тут же затаптывая его подошвой туфли.       — Ты сам попробовал? – спрашивает Мин, уже даже не удосуживаясь подносить сигарету к губам. Она просто медленно тлела меж его пальцев, постепенно прекращая своё существование. Младший кивает в ответ на вопрос. – В каком количестве?       — Я рассмотрел четыре экземпляра из ящиков. Отличное качество. Там и кое-что новенькое есть, может, всё-таки хочешь посмотреть? – уточняет Хосок, снова сжав сигарету губами.       Поставка нового оружия, не только на перепродажу, но в личное пользование клана, довольно важное вложение. Если бы Юнги был в более лучшем настроении… например, хотя бы выспавшимся, то сам бы одним из первых попробовал новые экземпляры.       — Тогда в следующий раз. Пускай твои всё проверят. Каждый. Так и передай. А теперь выдвигаемся. – Юнги нетерпеливо следует к машине, намекая, что на сегодня он здесь уже закончил. Хосок вздыхает и подзывает к себе своего заместителя. Выдав ему указания, он следует за Мином и садится рядом на заднее сиденье.       — Куда поедем сегодня? – заинтересованно спрашивает Чон, пытаясь хоть как-то вывести Юнги из молчаливой прострации.       Хосок видит, что он настроен на разговор, просто не в лучшем расположении духа. Но совсем даже не кусается, можно сказать, совершенно безобиден. Для него.       — К аджосси, давно не были уже. Я устал есть твою итальянскую кухню.       — К аджосси, так к аджосси. – спокойно соглашается Чон, последний раз затягиваясь сигаретой, которую после затушил и выкинул через окно.       Юнги снова притихает, также как и Хосок, что в машине слышно бурчание чужого живота.       Альфа улыбается, потому что Мин, сидящий с каменным лицом, отворачивается к окну. Некоторое время они молчат, вслушиваясь в шум города. Их города.       — Ты уже два дня ходишь в подобном настроении, что такое? Воскресный отдых не расслабил тебя? – интересуется Чон, слегка придвигаясь к Юнги. После встречи с тем омегой, он ходил уж слишком серьёзным.       — Ничего. Не хочу об этом разговаривать. – Юнги по-прежнему сидит лицом к окну, расслабившись на кресле.       — Ну, знаешь, это довольно важно. Давненько ты не переживал из-за омеги. Может ты хочешь получить совет? – Хосок сильно обрадовался, когда увидел Мина, которого благополучно оставил в одиночестве всего на полчаса, с омегой. Юнги нечасто позволял себе иметь любые контакты с ними, даже если это просто секс.       Всему виной случай, произошедший пять лет назад, о котором лишний раз упоминать не стоит.       — Тебе понравился этот омега? Он симпатичный, это правда. – продолжает Хосок, когда Мин снова упорно игнорирует его. Машина паркуется неподалёку от ресторанчика в Итэвон.       Юнги открывает дверь и, всё ещё молча, выходит. Чон вылезает из салона следом, огибая машину, равняется с ним. Сохраняя тишину, они доходят до полюбившегося места. Когда-то давно именно Мидас помог аджосси Хвану открыть здесь бизнес. Теперь они самые уважаемые гости этого места и еда полагается им совершенно бесплатно. Хотя настойчивый Мин Юнги каждый раз перед своим уходом оставляет под своей тарелкой приличную сумму, явно больше той, на которую они могли совершить здесь покупку.       Оба садятся за столик на втором этаже и лениво листают меню, хотя оно было уже давно изучено.       Хосок знает, что они точно возьмут сет мраморной говядины на обжарку, потому что Юнги очень любит его. Остальное, как правило, часто меняется в зависимости от предпочтений в конкретный момент.       Сегодня Чону хочется Сокальби. Пока старший выбирает, Хосок отворачивается к окну, чтобы хоть как-то развлечь себя. На улице было солнечно, ни единого облачка.       Утро от этого было ещё более радостным и невольно отсылало его в детство, которое он провёл бок о бок с Юнги.       Наблюдать за людьми сверху вниз всегда было интересно. Они снуют туда-сюда в поисках лучшего места, цен и ассорти блюд. Наверняка, это туристы из других стран, ведь местные уже давно определились со своими предпочтениями.       Хосоку не приходилось подбирать себе определённые места по финансовому признаку уже очень давно и за это он бесконечно благодарен отцу Юнги. Он благодарен и самому Мидасу. Он и его отец дали маленькому Чону шанс обрести любящую семью.       Даже ранним утром здесь – в Итэвон – полно людей, туристов и коренного населения. Бедные и богатые.       Особенно выделялся среди всех – мальчишка, спрятавшийся за угол какого-то ресторанчика. Взгляд невольно зацепился за его грязную одежду и голые ноги без какого-либо намёка на обувь.       Дыхание Чона стало прерывистым, лёгкие будто сдавило тисками. Воспоминания сразу же отнесли его к детству, которое было проведено абсолютно таким же образом. В ноздри буквально ударил запах мусора, бензина и алкоголя.       Маленький Хосок бежал из детского дома. Ему не нравилось ни то, как обращались там с детьми, ни даже то, как кормили. Тётя – сестра по линии отца, - воспитывающая его после смерти родителей, тоже скончалась. Чон под сильным впечатлением просто-напросто забыл причину её смерти. И только во взрослом возрасте узнал, что бедняжка скончалась от опухоли головного мозга, о которой даже и знать не знала.       Из приюта было не сложно бежать. Охрана у въезда к самому корпусу, можно сказать, просто была. Вероятно, к ним на территорию могли зайти посторонние люди также легко, как и сироты могли спокойно убежать. Самым сложным в этом было покинуть само здание. Пришлось действовать ночью. На удивление, с этим проблем тоже не было.       Было страшно предпринимать что-то в одиночку, но не хотелось упускать идеальный шанс для побега. Он не собирался терпеть такое обращение от воспитателей. Он не хотел питаться несъедобной пищей, от которой потом ещё четыре дня могло крутить живот.       Иногда дети, которых уводили в кабинет к директрисе, появлялись лишь на следующий день. Кожа их была и без того бледная, так что новые синяки расцветали на ней в несколько раз ярче. Что конкретно с ними там делали, маленький Чон даже не хотел знать.       Поэтому Хосок решил, что умереть от недостатка еды куда лучше, чем терпеть побои ещё одиннадцать лет, пока его не выпустят из этого забытого Богом приюта. На первых этажах главного здания кое-где отсутствовали стекла на окнах, что и стало его путём к спасению из этого места. Даже не было сомнения в том, что данный приют был не совсем легальным. Ветхое состояние здания, отсутствие денег на нормальную еду и одежду – это всё буквально кричало Хосоку поскорее уносить оттуда ноги, пока он ещё мог это сделать.       На улице стоял декабрь. Было холодно, но перед уходом мальчик всё-таки смог сходить за круткой. Он схватил первую попавшуюся, так что вещь была ему чуть велика и скрывала его колени. Зато на ногах были лишь тапочки и носки с дырками на пальцах. Ничего другого при себе у него не было.       В целом Чон провёл на улице два месяца. Выживать на одних кражах – вот что было действительно тяжело. Жить в полном одиночестве в незнакомом месте было бесконечно страшно, но другого выхода не было. Обычно таких беспризорных детей, как он отлавливала полиция и передавала службе опеки. Ясное дело, сироты отправлялись в приюты, а сбежавшие из дома дети к своим родителям. Альфа был бы рад, если бы его вернули в родной родительский дом. Был бы рад вернуться к тёте. Но не мог. Он был совсем один.       Тогда в пригороде Сеула в одном из домов, Хосок обнаружил подвал, который никогда не запирается. Это и стало его ночлегом, вместе с бездомными кошками. Иной раз он делился с этими бедными животными тем, что сам смог достать в какой-нибудь лавке.       На этих грязных улицах окраинных районов Сеула было страшно лишний раз дышать. Много бездомных, чем в принципе маленький Чон от них не отличался, пьянчуг и… банд.       На досках часто висели объявления о пропажах людей. Даже полиция нечасто патрулировала некоторые улицы, хотя определённо стоило. Вероятно они боялись вмешиваться в это, и не хотели наживать лишних проблем. Либо были в сговоре с бандами тех мест и получили неплохие взятки в карман.       Здесь толкали не только наркотические вещества любого вида, предлагали дешёвые услуги проституции и алкоголь, но и оружие, ввезённое контрабандой.       Откуда восьмилетний ребёнок знал об этом? Такие дяденьки, торгующие огнестрелом, очень удачно наткнулись на Хосока, когда он убегал с парой украденных пирожков. Его обещали вкусно накормить, если он выступит посредником в этой сделке. Никто ведь не заподозрит маленького ребёнка в грязных делах, правильно?       У Хосока буквально не было выбора. Живот предательски урчал, когда мужчина красочно описывал вкусный ужин. Уже было неважно, на что он соглашался. В голове красным мигало лишь одно слово «голод».       Требовалось устранить хотя бы эту потребность на какое-то время. Он согласился.       Чону просто повезло, каким образом данная авантюра разрешилась. Для того, чтобы осознать произошедшее потребовалось время и уж точно не один год, как минимум потому, что он всё ещё был ребёнком.       Примерно к годам пятнадцати, когда он уже по собственному желанию стал причастен к подобной деятельности, Чон понял, что данный нелегальный даже на чёрном рынке сбыт контрабандного оружия, был перехвачен кланом Мин. Сам глава лично присутствовал при этом, что и сыграло главную роль.       Отчего-то Мин Воншик не позволил своим людям убить ребёнка, который стоял на улице в февральский вечер почти с голыми ногами. Он забрал Хосока, посадил в свою машину и отвёз в собственный загородный дом.       Мальчишка сидел в машине, где было уж точно теплее, чем на улице, но всё ещё дрожал. И от страха и от холода, который словно пробрался к нему под кожу и заморозил внутренние органы. Было удивительно, что он не умер от какой-нибудь привязавшейся болезни, прямо там, на этих грязных улицах.       К нему внезапно потянулась большая ладонь, обтянутая чёрной кожаной перчаткой, заставившая вздрогнуть. Его просто придвинули поближе к себе, чтобы согреть. Сейчас Хосок это отлично понимает, но тогда ему было очень страшно.       Мужчина, который забрал его с улицы, снял с себя пальто и укутал в него дрожащего ребёнка. Куртку, которая была на Чоне, он накинул сверху.       Кажется, тогда Воншик объяснил ему, что куртка тоже вся промёрзла, прямо как он. Хосок плохо помнит, что ему ещё было сказано, но отчётливо помнит чёрные кожаные перчатки отца и заботу, с которой его притянули в объятия.       В тот зимний вечер, маленький Хосок оказался в самом большом доме, который видел на тот момент. Он сильно кутался в чужое длинное пальто, которое было гораздо теплее его собственной куртки, осматривался по сторонам. Богатое убранство дома смущало, а в особенности белоснежный пол, на котором остались следы от его грязных пяток.       Пока глава клана приказал горничным помочь ребёнку с устройством в новом для него доме, откуда-то издалека послышался скрип половиц, который выбивался из всеобщей суеты, происходящей в гостиной и на кухне. Мгновение спустя на втором этаже появился юный альфа. Хосок немного неуверенно встретился глазами с мальчиком, на вид его возраста.       На него тоже таращились во все глаза, будто не веря, что всё происходит на самом деле. Почему-то этот взгляд изначально не вызвал доверия. Уж слишком он был…удивлённым.       Снова вернувшись в холл, Воншик хмыкнул, подошёл поближе к детям. Тогда Юнги стоял наверху между первым и вторым этажом, не решаясь двигаться с места. Ладонью глава Мин поманил сына поближе, чтобы он спустился к ним.       Юнги неуверенными шагами спустился к отцу, не отрывая внимательного взгляда от его напуганных глаз. Хосок до сих пор помнит, что он был босиком, в длинных клетчатых штанах и в белой кофте с картинкой какого-то мультика.       — Это мой сын – Юнги. Юнги, это Хосок. Вы можете пообщаться позже, если у Хосока ещё будут силы на это после горячей ванной. – сказал тогда он, похлопав сына по плечу.       Это была их первая встреча и краткое знакомство. Они даже толком не успели переговорить друг с другом, поскольку женщина-бета повела Хосока в уже приготовленную ванну. Множество пузырьков тогда заворожили мальчика, так сильно соскучившегося по горячей воде.       Уходя, Чон всё же услышал добавленные Воншиком слова, которые были предназначены для сына:       — Хосок останется с нами. И он может стать твоим другом, если ты найдёшь к нему подход, Юнги. Он младше, поэтому позаботься о том, чтобы ему было комфортно.       Это всё, что помнит Хосок с того дня. Вечером они так и не успели пообщаться, зато на следующий день с самого утра Юнги ждал его в гостиной. Взгляд нового знакомого был унылым и пустым, когда Чон встретился с ним глазами, спустившись вниз сразу после сна. Вспоминая это Хосок чувствует, как его сердце с болью сжимается. Он всё ещё помнит этого невинного травмированного ребёнка, который с самого детства готовился унаследовать огромную корпорацию. Юнги всё ещё бережено хранил в своей душе того наивного мальчика, и никак не хотел отпускать гложущее прошлое.       После завтрака была проведена самая молчаливая экскурсия по дому и участку. Младший Мин показал свой домик на дереве, построенный специально по его заказу. Два закрытых робких ребёнка постепенно находили друг в друге успокоение.       Первое время им было хорошо находиться друг с другом даже молча. Юнги не хотел отходить от него, поэтому они часто засыпали вместе.       Когда Хосок оставался наедине с собой, он часто думал об этих бездонных глазах Юнги, насквозь пропитанных болью. Он не понимал, почему ребёнок, у которого есть столько игрушек, большой дом и вкусная еда, а самое главное – родитель, может быть таким грустным.       Чон помнит, что в тот же день ему было подарено столько игрушек, сколько он никогда за один раз не видел. Юнги показывал свои машинки, железную дорогу и много-много других разнообразных вещей.       — Это всё и твоё тоже. Ты можешь брать, что хочешь. – Хосок надолго запомнил его честный и уверенный тон. Вероятно, это была первая причина довериться этому мальчишке. Его открытость и честность подкупили детское сердечко, которое искренне поверило новому другу. И не зря.       Уже став старше, Чон спросил главу Мин о том, как он понял, что тот восьмилетний мальчика, который стоял на улице и ждал заказчика, был всего лишь жертвой обстоятельств. И тогда Воншик ответил ему:       — У тебя были настолько напуганные, но честные глаза, что я потом не смог бы смотреть в настолько же понимающие и умные глаза своего сына. Теперь и ты мой сын.       Хосок невольно тяжело сглатывает, ослабляя галстук.       — Хоба. Ты уснул что ли? Ты выбрал, спрашиваю? – младший слышит чуть недовольный Юнги и переводит на него взгляд, чуть улыбаясь.       — Да, хённим. Ты слишком долгий. Мы сет говядины берём? Тогда мне сокальби ещё и напитки сам выбирай. – тянет Хосока, подпирая щёку ладонью.       Теперь они оба взрослые. Улыбка невольно ползёт на губы, снова вспоминая слова Воншика, которые тот говорил Юнги. Он и правда всегда заботиться о нём. Также как и отец всегда заботился о них обоих.       — Что с лицом, Хосок? Ты опять что-то придумал? Что за улыбка? – с усмешкой спрашивает Мин, уже сделав заказ. Кажется после этого его настроение чуть улучшилось, потому что желудок предвкушал скорую близость вкусного обеда.       — Просто задумался. Ничего такого.       Тот нелёгкий путь, который он прошёл в детстве, привёл его к настоящей семье, за которую он готов отдать жизнь.