Ранее утро.

Владения ада после заката — это по-особенному мрачное место.

Жестокость, кровь, насилие. Зло в ночи тут обретает особое, темное очарование и притягательность. Страх сгущается, копошась по углам, а стремление к власти и богатству становится единственным законом/кредо.

Но даже в этой липкой тьме иногда находится лазейка для неожиданной страсти.

Утро честнее ночи, и рассвет всё портит. Так стоит ли удивляться, что пробуждение в одной постели сулило двум демонам лишь тревогу и разочарование? А еще, смутное подозрение. Будто легкомысленная ночь принесла не только мимолетное отвлечение, но и зарождение какой-то странной чувственной связи. Влечение, в котором ни один из них не хотел признаться, даже самому себе.

Пока что, не хотел.

***

Утро всегда наступало слишком быстро. Это конкретное утро имело скорость скорого поезда и примерно такую же ударно-сокрушительную силу. Люцифер повернулся на бок, понимая, что ночь изменила многое, если не всё. Вернуться к прежней жизни, делая вид, что ничего не произошло, будет трудновато. Воспоминания о ярком безумии прошлой ночи навязчиво всплывали в его памяти, и сердце падшего налилось свинцом. Редкие здесь для демонов чувства, сомнения и вина, теперь не давали покоя адскому властителю. Сожаления сок полыни, на языке. Были ли его поцелуи для Аластора такими же горькими? Однако Люцифер не смог сдержать своего порыва и не мог объяснить себе, почему был так жесток. Конечно, он испытал удовлетворение от того, что получил контроль и власть над своим соперником. Но… звонко звенящая струна торжества победы над обидчиком, взяла фальшивую ноту. Ехидный радио-демон, насмешник, язва, зубоскал. Кто, как не он, во всем аду, заслужил унижения и боль? Все, что могло пойти не так, пошло не так. Наполнившись досадой и гневом, переступить порог заслуженного грешной душой наказания, было просто. Сегодня Люциферу хотелось выплеснуть все накопившиеся обиды. И не только обиды на Аластора, которых за их недолгое знакомство у него с лихвой накопилось. Но и за собственные жизненные неудачи, те, которые копились столетиями. Ведь это так легко! Отыграться на том, кого практически не знаешь. Разве не так поступает большинство людей? Аластор просто стал той удобной жертвой, на которой можно было отыграться. Достаточно сильной душой, чтобы не бояться, что она рассыпается искрами праха в процессе. Достаточно зависимой и нуждающейся, чтобы сговорчивой принять дар ярости, падшего ангела. Аластор. Аластор был красив и беззащитен. Он был прекрасен, изящен, но так хрупок и кроток… В глазах грешника читалось непонимание и смущение. Казалось, он не до конца понимал, на что соглашался, теперь отстраняясь от прикосновений Люцифера. Это лишь дразнило желание владыки ада завладеть этой душой, пусть и всего на одну ночь. Тщеславие, любимый из грехов, извечно играло с Люцифером злые шутки. Черт! Это была ошибка? Момент слабости? Потеря контроля, о которой теперь хотелось забыть. Чувства, заставившие дрогнуть нутро, о которых хотелось забыть. Острый, но плавный изгиб легкого тела, который хотелось… Ночь, о которой нужно забыть! Удовольствие, о котором хотелось помнить и возможно, только возможно, испытать его еще раз. Люцифер бросил виноватый взгляд на истерзанную им ночью грешную душу. Он проделал пугающе хорошую работу, настолько, что теперь колебался между гордостью и сожалением. Обнаружив, нащупав и осознав испугавшись новую привязанность, Люцифер не нашел ничего умнее, чем просто исчезнуть.

***

Аластор глубоко вдохнул, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Он позволил Люциферу зайти слишком далеко. Он позволил ему проникнуть в свои мысли и фантазии. Он позволил себе быть уязвимым перед Люцифером, которого едва знал, и теперь горько жалел об этом. Отдал ему над собой контроль. Разве это было похоже на обычный секс? Это точно нечто большее. Аластор помнил, как Люцифер смотрел на него, в эту ночь тот получил всё, что хотел, даже не догадываясь, что грешник дал много больше, чем кто-то мог рискнуть попросить. Он помнил, как Люцифер ласкал его, как его горячее дыхание обжигало шею грешника. Люцифер наслаждался каждым мгновением этой игры, в которой сам же установил правила, забыв поделиться ими с Аластором. Глаза Люцифера искрились страстью, а улыбка не сулила ничего хорошего. Почему он так легко поддался? Почему позволил себе расслабиться? Задавался вопросами Аластор, лежа в пустой кровати на холодных шелковых простынях. Он не мог поверить, что позволил себе так легко отдаться страсти! Получить удовольствие от ночи, проведенной с Люцифером, пол беды, много унизительней остаться утром в постели одному, уже распробовав близость. Люцифер взял что хотел. А теперь молча ушел, не показав ни словом, ни жестом, что эта ночь хоть что-то значила и для него. Всё, на что Аластору хватило сил — зарыться лицом в подушку, пытаясь забыть обиду и боль, поселившиеся в его душе.