Больница

    Действия доктора были непонятными. Что он получил от этого? Зачем? Здесь уместнее подходит очень грубое, матерное, слово вместо последнего вопроса. Однако, как еще не доведенный до края истерии здравомыслящий человек, шатен не упомянет слово. Просто конченный, издевается. Стоит подумать о другом, все действия были до жути знакомы, такое уже точно происходило. Доктор Вейд подозрительно знаком, излишне напоминает кого-то. А голова как назло снова разноется, мысли спутаются. Вопросы мучают, ответы далеко, дальше, чем шатен может докопаться. Кто такой Лололошка? Что он здесь делает? Кого так сильно напоминает доктор Вейд? И как его зовут? Врачу пока не стоит знать об этом. Нет необходимости. И все-таки, времяпровождение с терапевтом — продуктивно. Может Лололошка излишне использовал грубую силу и от него откажутся? Беспокойно. Говорить с новым терапевтом даже проблемнее, будет труднее или легче,— не предугадать. И все же больной крайне доволен своим действием. Что взять с него? Отстоял границы или выявил себя как неуравновешенного, значения не имеет. Только в этот раз его бросили в изолятор, предварительно беспокоившись о совершенно доступном окне, и не стали развязывать руки. Теперь это точно похоже на одиночную камеру где ведутся пытки. Проблемно, поделать нечего, вина его. Сегодня завтрака ему не видать, даже самого невкусного. Обвязанные тканью и ремнями руки не дают возможность удобно устроиться, остальной день пройдет скучно, а ведь они не поговорили о важном. Что будет делать доктор? Что будет делать пациент?    Первый имеет обыденные обязанности и другие насущные проблемы. Одна из насущных проблем — это странный пациент, без документов. Учитывая, что доктор Харрис завез еще подобных ему, это уже закономерность, а не случайность, а такое подозрительно. Но не совсем это интересно, вопрос другой: Сможет ли он получить пропуск в тяжелый режим благодаря ему?    Другой интересующий вопрос доктора Вейда, это получение еще одной классификации. Снова идти в ординатуру и изучить что-то новое — привлекательно, но кажется здесь будет несколько интересней.    Со вторым, больным, нетрудно,— все, что мог он сделал. С одной стороны, может быть удастся надавить на жалость одному санитару; с другой стороны, врач сам являет интерес в его сторону и, может быть, терпит ему подобные «выкрутасы». Воспользоваться одной из возможностей — самое ярко очевидное, что шатен позволил себе, позволит и будет позволять. Пока не станет опасно.    В комнате с приглушённым светом раздается скрипение тяжелой двери, зашёл тот самый санитар-блондин, у него в руках была порция очередной подозрительной каши. Завтрак будет.  — Кажется, тебе сегодня досталось…- проговорил санитар про себя с толикой жалости к пациенту, скорее всего неудобно когда руки перевязали сзади, а не спереди.- Я пришёл покормить тебя, ведь с утреннего завтрака тебя исключили.   Лололошка выгнул бровь и спросил.  — Ты помнишь?..    Блондин мялся. Шатен был похож на здравомыслящего человека, но ясное дело, что зачастую различные психопаты просто скрываются под маской «нормальности». И это знакомо на собственной шкуре. — Я не уверен. Лучше поешь.   Санитар протянул руку и ложку, однако в ответ лишь водили голову подальше от этой стряпни.  — Я не буду есть эту дрянь. — Но тебе все же стоит, хотя это не лучшая еда, это съедобно.  — Мне хочется к себе человеческого отношения. Я не псих.   Санитар растерялся, он работал здесь от силы месяцев 5, в сравнении с коллегами, он еще зеленый. Однако, навидался здесь прилично. Блондин был достаточно сострадающей личностью и его поначалу все пугало и даже сейчас, он не знает как вести себя в такой ситуации. Подсказок нету, тебя пытается убедить человек с амнезией в смирительной рубашке, что не заслужил такую форму. Довольно бредово, однако где-то внутри есть необъяснимое желание поверить ему. — Я хочу тебе помочь, правда. Если ты не будешь есть, то тебя посадят на трубочное питание, а это ужасно.   О, да. Он видел это собственными глазами у пациента тяжелого режима. Это было до дрожи омерзительно. То как их насильно сковывали, всовывали трубку через нос, хотя их глаза были полны безумства, они живые. Их тошнило, им было противно и плохо, однако нежится со ними никто не будет, лишь холодно посмеются в ответ. Продолжалось такое мучение около часа, но можно же быстрее? Врачи садисты.  — Твоя помощь будет, если ты поверишь мне.   Лололошка стоял на своем, пытаясь выглядеть в чужих глазах веру. Скорее всего, никто его не послушает, а одним из шансов являлся этот санитар, что имеет очень высокое чувство жалости к другим.  — Я ничего не помню, не знаю как здесь оказался. Единственное, в чем я уверен, это в моем вполне здоровом ментальном состоянии.- Ло продолжил давить на простого работника. — Вот именно. Ты не можешь быть уверен.- Голос санитара стал жестче. Казалось, ранимый и пушистый, но к тому же, жестко принципиальный.- Если ты не помнишь в чем повинен, это еще хуже, к тому же,- Он нахмурился и  отвел взгляд, вспоминая что-то.- это не повод снять с себя ответственность. — Нет. Для начала нужно вспомнить, а потом судить повинен или неповинен.    Блондин внимательно посмотрел на пациента, выискивая в глазах намек на безумство, а потом сказал.  — Не смотря на то, что говорит досье…Ты прав.- ему хотелось обронить еще пару слов, однако осторожность резко заткнула его.    Ло слабо улыбнулся в ответ.  — Я Чед.- Его серьезная мина спала на секунду, а потом блондин ответственно произнес.- Тебе все-таки нужно покушать, я не шутил про кормление через трубку, а другую еду я не могу приносить.   Но Лололошка все равно отказывался от еды. Санитар устало вздохнул его капризам.  — Я не доложу об этом, но помереть с голоду тебе не даст клиника. Лишние трупы не хватало вывозить.   Слова прозвучало сухо, раздраженно, хотя чего таить, мол разошёлся совсем пациент в больнице. Чед собирался уходить, но шатен остановил его подозвав.  — Постой. Можешь мне рассказать немного о клинике?   Санитар задумался и с осторожностью спросил.  — Какая именно информация?  — Устои, правила. Например про режимы. Кто в каком режими сидит и за что?   По лицу Чед колеблялся, но все-таки начал рассказывать.  — В легком режиме — пациенты не несущие опасность; в среднем — совершавшие преступления ненормальные или невменяемые, но не несущие особого вреда, как не контролирующие себя «дети».- Последнее слово Чед произнес тише и снова с неуверенностью посмотрел на Лололошку.- Тяжелый режим — поголовно невменяемые и совершавшие преступления средние, тяжкие или особо тяжкие  преступления. Средний режим очень промежуточный, отсюда проходят как и в тяжелый, так и в легкий режим. Если тебя переведут в легкий, то возможно выпишут. Тебе лишь не стоит делать резких движений, я слышал, что твой доктор очень праведен в отношении пациентов!    Про себя Лололошка подумал, что «праведность» скорее всего очень натянута, он даже на нормального специалиста не походит с его выходками.    С минуту Чед молчал. Шатен не подавал ни звука, просто смотрел. — Ты не сильно похож на психа, я хочу верить тебе.- Блондин устало вздохнул и сказал.- У нас заканчивается время, я пошёл.   Напоследок Ло произнес тихое «спасибо», ему по доброму улыбнулись и ушли. Первый человек за все время, что относился к нему по человечески. И все-таки, стоило его попросить перевязать руки спереди, а не оставлять неудобство.     Медленно, но голод к нему подступит. Условия антисанитарии таковыми и оставались, но что-то немного переменилось, скорее всего настроение. Можно описать как умиротворение. В восприятии появилась толика надежды? Безразлично. Цель та же и она не достигнута. Все глупости.

***

— Погодите! Доктор Вейд!- Блондинка шла за брюнетом, что так старательно игнорировал ее. Было унизительно при других служащих больницы, но поделать нечего.- Послушайте, это важно! Касаемо Лол…    Как только он услышал имя, Вейд резко остановился и Шэрон сбилась об него.  — Давай по этому поводу отойдём в сторону.- Он чуть ли не прорычал это, хотя мило улыбался.   Быстро перейдя из рабочего блока в житейский, врач отошел в сторону балкона где вытащил трубку и поджег. Свежий воздух был очень даже хорош, слабо доносились нотки хвойного леса, погода была пасмурной, осень. Облака были плотно уложены друг на друге, дождя скорее всего не будет, воздух сух, но веял приятный холодок мягко проходящийся у висков и шеи. Это все давало успокаивающий эффект. — Говори.- Первая затяжка и не приносящая того самого кайфа. — Ты сегодня несколько… нервный.- Шэрон не сводила глаз с сигареты доктора.    То что его, скажем так, «ранил» пациент, он позволил и спустил ему это с рук было достаточно раздражающим фактором. Но докладывать по этому поводу Вейд не собирается. Поскольку ему нужен этот гад. Невыносимо, но когда ему в следующий раз выбьется возможность к среднему режиму — неизвестно.   Брюнет устало вздохнул на эти слова, он сам понимал, что импульсивно себя повел. Он любит власть, как и все люди, а когда дают отпор, бывает обидно. — Да, прости.- В словах не было искренности, он выпустил колечко дыма и в обычной незаинтересованной манере сказал.- Были некоторые раздражающие обстоятельства.    Медсестра тяжело вздохнула.  — Хорошо. Я узнала кто является врачом назначившим госпитализацию Лололошке, это был доктор Габриэль Ван. Расспросив коллег о нём, есть слухи о том, что он имеет близкий контакт с доктором Харрисом, но это не точно. С доктором Харрисом вообще контакт тяжело поддерживать…   Шэрон ушла в свои мысли по этому поводу, ее не прерывали, вдруг она что-то будто вспомнила и сказала.  — Кстати, не помню чтобы ты курил. И запах… — Это не табак, обычные травы. Один знакомый передал, говорил, что цепляет сам процесс. Проверяю. — О! Я слышала о таких, они не вредоносные, даже наоборот.  — Верно. Но не будем отходить далеко от темы.- Врач отсек личный и бесполезный диалог. Нужно иное. — Да, конечно.- Сначала запнувшись, она быстро продолжила.- Я не смогла узнать кто забирал его. Либо они не из нашей больницы, либо они больше не числятся в нашей.    Здесь уже интереснее. Первый вариант, конечно, не блещет чем-то особо подозрительным, а вот второй… Собственно, неважно. Первый наиболее вероятен.  — Подтверди что-то одно из.  — Положись на меня.- Шэрон улыбнулась.- Я так же зашла за доками по запросу на использование ЭЭГ и РЭГ.- Она вытащила документы из сумочки и передала доктору.- На этом вроде все?  — Замечательно. Донеси их до заглав отделения. Спасибо.    Настроение поднялось, врач не сомневался в одобрении. Здесь их выдают быстро, зачастую в течении двух суток, максимум неделя, если насолил кому-то. И все равно приятно.   Медсестра быстро удалилась по своим делам, доктор Вейд пошел разбирать документы и искать информацию в своем кабинете.    Ему, как врачу, нужно было так же выполнять документацию, которую никому не доверишь, и, помимо основных пациентов, у него есть надобность проверять «непрошеных» пациентов. Обычно, таких везунчиков(а может быть наоборот) делят 1 или 2 врача, поочередно проводя осмотр, что-то дав и прочее прочее. Работа пыльная будто персонала мало и медсестер не хватает. Эти пациенты — аксиомы, то бишь совершенно не тешат большое эго докторов. Лечение максимально простое и утвержденное, никаких непредсказуемостей, никаких сюрпризов, а значит и нет интереса с восторгом. Таких можно и в другие лечащие заведения отправлять. Но здесь по большей части по связям, у кого-то да урождаются солнечные дети. Идиотизм или запущенный классический аутизм, когда они не люди, а овощи, не лечится. К сожалению, такие обычные заболевания редко встречаются с синдромом аспергера в сравнении с показом таковой частоты в фильмах. И зачастую это может быть в совсем ненужной отрасли, бесполезной отрасли. Зачем человеку уметь точно сказать за пару секунд какой день недели будет 3 марта 372 года или 29 февраля 2345 года не понимая принципа счета(как и почти всего окружающего)? В повседневной жизни может быть актуально, но, это все? И в самом деле, полно бесполезных способностей невероятного уровня. Они как узконаправленные вещи, настолько мал их вывод применения, что купив и использовав их, они начинают пылиться где-то далеко на полке. К примеру, как скучная закрепка.   С одной стороны за это тоже платят, и платят хорошо. С другой, всем было в падлу заниматься этим. Здесь работа — любимое хобби, не принудительная нагрузка бумагой, скучной и противной занятостью. Что ж, в труде не часто люди сыщут радость, хотя издевательство над ниже стоящими определенно стоит того.

***

  Шел день, другой, Вейд не навещал Лололошку. Один думал об отказе от его персоны, другой об интересной проделке-мести. Шатен был полностью изолирован, это сводило с ума, но не сильно, были короткие разговоры с Чедом по утрам, Ло узнал чуть больше информации о клинике, но санитар все так же мялся, нехотя отвечая на расспросы больного. Каждый раз ведя с самим собой некую борьбу. Блондин чуть успокоился когда перевязал руки смирительной рубашки вперед, ведь у бедного пациента затекли руки, а чувство «правильного» поступка прекрасно. Не сказать, что держали сурово, человек привыкает ко многому, но привычно забиться в наименее грязный угол и пытаться уснуть стало привычно, даже успокаиваще. Время отсчитывать можно было только по приходу санитара, что любезно говорит время, это помогало держать сознание в тонусе. Чед приходил около 9 утра, а потом туалет и умывание. По графику каждые пару дней он должен заходить выводить Ло на полноценные ванные процедуры. Вечером приходили другие, однако с ними на контакт выйти не удавалось, они не имеют права законодательно, но свободно могут просто по желанию причинить вред. Смотрят холодно, если не с презрением, то безразлично. По недолгим диалогам с Чедом можно было узнать, что он недавний и вовсе не имеет большого опыта и знакомств здесь. После 9 класса Чед искал работу, его семья не могла позволить продолжить учебу, поступить в колледж, а потому он устроился уборщиком, и как попалось, в больницу. Далее события коротки, пара лет работы, случайная встреча в благоприятных условиях со старым доктором нейрохирургом, милый диалог и хорошее настроение специалиста, впоследствии рекомендация на это место. Когда блондин узнал о заплате он был испуган как котенок, но и заинтересован как в свежей рыбе. Условия работы в контракте смущали, и все же, хотя бы не подпольная продажа на органы.    Восторг блондина достиг амплитуды на тот момент, у него есть младшие. А младшие,  как известно, боль головная, и зачастую, очень любимая. Вместе выживаете и в гнете личном от окружающих, и в гнете людей давших жизнь, но научившихся лишь экстраполировать «ответственность» как понятие. Питая жалость, раздражение и привязанность, то самое желание держать или держаться человека вблизи, ты заботишься и прощаешь родителей. Они пересекали черту часто, далеко, и не доходя до точки невозврата. Не возненавидишь, верно же, живой, полноценный и самый настоящий человек без дефектов? Напоминай, выливай неприязнь, выговаривай ненависть, получай удары и ни за что не отпускай. Испытывай и жалость, и отвращение, ни разу не сочувствие, ни разу не восхищение. Посмотри человеку в глаза, он позовет своими тяжелыми страданиями, а ты найдешь там давно потерянный свет, что окружен черным туманом прошедшего опыта, и утони вместе с ним, может быть вытащишь? Пусть умрет раньше и далеко от тебя, чтоб совесть не грызла. Страдай и отпусти. А в конце заживи счастливо, распустившись розой средь дерьма. Романтично. Реальность другая. Проходя через тот же круг «взаимоотношений построенных на любви» стань не пародией, полной копией, своих родителей для младших, пойми прошлое поколение, или останься ребенком и другом,— братом. Родитель не ты, к черту брать всю ненависть на себя и отдавать ее словесно-физически при этом делая лучшие, в своем лично верном виденье, действия для них? Заботой назовется это только тогда, когда точки зрения совпадут. До тех пор страдай от неблагодарных(самых важных) тварей.   «Люби ты мир,   И любим ты миром будешь.»   Одни из слов, что сорвались в бормотание санитара.    Лололошка зацепился за эту фразу, будто это являлось тем самым «важным». Заставляло мысль идти, а голову чуть нагреваться и снова проводить утро в конвульсиях кошмара, в погоне за прошлым.

***

   И снова хрупкие противные ручонки тянутся в мусорку за куском съестного. Перебирая не особо нужный лом, нйдены в том  неплохом количестве опарыши. Отвратительные белые червячки так и лезут от почти съеденного куска мяса. Возможно это был кусок хорошо и довольно вкусно приготовленного стейка, однако сейчас, наверняка, просроченная плоть какого-то животного(нельзя было определить точно) была ужасна до нужды блевать. От запаха вянет нюх, но выбор есть: между этим куском и 10 днем голода. Белые черви белок, съестно. Можно испытать большую неприязнь к этой хрени, но более не остается кроме как взять в рот, с примирением разжевать и глотнуть. Чувствуя как во рту двигаются еще живые и склизкие опарыши было омерзительно. Рвотный рефлекс прерван и насильно ушёл в мурашки от неприязни.     Глаза ясные, синие и смотрят будто вырвут душу. Грязные русые волосы закрывали взор, но не яркость эмоций взгляда: смирение, легкую ненависть и сознание. Бледность кожи и омерзительно выделявшиеся кости так и были поводом для абгроресценции в личный счёт и со стороны окружающих.    Выйдя из переулка впалую кожу порезал холодный ветер. Погода портилась, дул сильный ветер, значит, скоро будет дождь. Наверняка, уже в зенит следующего дня польёт сильный ливень. Кому есть где погреться — тот рад, а тому кто выживает на самотёк — уготованы страдания. Пока погода лишь предупреждает, мальчишке стоит не терять данное время и уже искать защиту. Только кто же, хотя зачем надеется, что же даст кров от стихийных бедствий?    Рванная одежда не грела, но создавала хоть некоторую иллюзию защиты. Юнцу повезло в находке из помойки и с сытым желудком пошел вперёд. Он знал неплохую и даже хорошую жизнь, но отказался по глупости мимолетных желаний. Что выберешь ты, абсолютные ценности иль предпочтешь бессмысленные рвения? Малец сделал свой выбор, и лишь вперёд, с сожалениями, ненавистью, неприязнью и прочими чувствами когда люди теряют что-то, что до того не ценили, то, что, как думалось, естественно положено. Таков человеческий удел и порок.   Хладная земля терзала ступни, слабила тело и дух; резкий ветер вёл назад, к смерти; а несокрушимая воля вела вперёд пусть и никогда не вернётся. «Я найду.»- вот что срывалось с уст, а понимал предложение  только сам владелец этих слов, и то не точно. Неизменно, синеглазый шагал по грязи, острым камням и мелкому гравию.  Тело дрожало, но лишь в даль вело. Ощущается чьё-то присутствуие, не первый раз.    Дома были грязные, как и те кто в них проживал, а в узких промежутках между ними валялись пьяницы, бывали трупы. У каждого на лице было недовольство жизнью, но никто и не собиралася становится лучше, похабные свиньи. Не хватает только только рыла да хрюканья(они валялись в дерьме), иль можно такой сброд классифицировать иначе? Синим глазам видано лишь отвратное.    Маленькой душе, которая еще не растерзана жизненной рутиной, узреть было шокирующе и невозможно до желания блевать, да забыть все виданное хотелось, может до воли атеиста взмолится богу? Пусть так, но время не подвластно такому жалкому роду как человечество и изменить ничего нельзя, только ошибок последствия.    И все странное, совсем неживое.   Дрожащие руки, совсем бледные, подобно мертвечине, как тела на земле. Неуверенный взгляд полный страха и шока. Глаза бегают, мозг осознает. Тело было изранено: яркие фиолетовые синяки, ушибы, царапины — мелочь, бок пробит насквозь, нога вывернута, с головы текла кровь, мышцы ныли, кости адски болели, а левая рука закрывала рану венозного кровотечения. Больно в сердце, человек близкий, драгоценный. Тьма забирает. Бежишь миг один, а уже сам в липком омуте тонешь в пустоте.   В одно  такое утро обыденно пришёл санитар.  —…ошка!   Было мыльно в ушах, глазах, восприятии и даже в словах.  —…лолошка!    Раскрытые глаза, встревоженный взгляд, блонд, а сзади размыто. В ответ шепчется тихое «Громко, Чед».  — Лололошка, я здесь минут 10 будил тебя. Сначала ждал, ты не просыпался и двигался в конвульсиях, а еще кричал. С тобой все хорошо?- В его глазах появилась капля спокойствия, но глаза смотрели жалобно.- Мне нужно сообщить о твоем состоянии. Еду и воду на сегодня оставлю здесь, ты третий день не ешь. Тебя беспокоят кошмары, твой терапевт должен знать об этом. Это не нормально! - В голосе жгла паника и беспокойство. — Нет! Постой! - Ло резко двинулся в сторону Чеда, в глазах потемнело, равновесие терялось, особенно со все так же перевязанными руками, он снова пал на земь.    К нему сразу подбежал санитар. Шатен приходил несколько секунд в себя и судорожно повторял шепотом: «Постой, постой-ка, постой-ка, постой-ка…». Ло смотрел с широко раскрытыми глазами в никуда. Зрачок увеличен, дыхание стабильное, а смущало судорожное, при этом совершенно безразличное, повторение. Его будто заело. Но в секунду, он успокоился, зрачок сузился, а появившаяся осознанность в зрачках успокоила Чеда, что со страхом смотрел на это.  — Вот это было правда крипово! — Просто в глазах потемнело. Странное ощущение.- Больной ушёл в свои мысли и бормоча под нос, достаточно громко для того, чтобы блондин услышал.- Вроде все и слышно, а вроде и нет, так же со зрением. Одна моя подруга очень часто в детстве в один момент могла подкосить ноги чуть ли не падая, а в следующий миг спокойно встать, отряхнуться и пойти дальше. Она всегда очень самоотверженно говорила, что не нуждается в помощи. Мы всегда смеялись над этим.- Раздался смех.  — Что? - Чед вовсе не понимал, что происходит. Что за подруга? О чем он? Кто мы? Нет. Это не важно. Лололошка, как никогда  ранее, был похож на такого же психа, какие водятся в особых камерах. Это пугало.   Глаза засверкали, как описано в сказках, по лицу расплылась легкая улыбка и из уст радостно вырвалось: — Вспомнил! — Ты меня пугаешь, Лололошка. - Наконец произнес вслух Чед. — Но нет… воспоминания не полные. Я еще не знаю кто они. - Шатен и вовсе проигнорировал слова блондина. — Это не смешно! Ты не здоров…     Эти слова и вывели, только что нашедшего частичку своего прошлого, Ло из далеких мыслей. — Прости, Чед. Я напугал тебя? - Его глаза виновато ушли в сторону. - Мне вспомнились близкие, я резко ушёл в новооткрытые воспоминания.- Хотя вины и не было, но желание вспомнить еще что-то душило любопытством и поиском побыть наедине с собой. Шатен не врал, хотя эмоции подражал. Они не его, чужие, и не имеет значения чьи.    Санитар снова увидел в нем безвредную жертву, хотя и стоит подумать в свободное время о его нормальности. Может быть стоит попробовать спросить у терапевта? Однако, кто его-то пустит к разговору с доктором… — Ничего. Я понимаю. - Сказал Чед когда успокоился. - Но тебя точно необходимо отправить к доктору Вейду, сейчас. — Нет, не сейчас. — Нет, сейчас.- Решительно отрезал блондин.   Они смотрели друг другу в самые зрачки, ведя безмолвную борьбу-переговоры. В конце концов Лололошка моргнул и вздохнул все так же глядя на строго смотрящего санитара.  — Прошу тебя, Чед.   Голос шатена был умоляющим, глаза полны просьбы. Чед колебался, но не мог ничего поделать, кроме как вздохнуть и пойти на уступки.  — Я не буду подставлять себя,- Какое логичное заключение для такого доброго человечка.- напишу отчет в письменной форме и отдам доктору Вейду. Обычно врачи не сразу берутся за письменную работу, тем более он сам к тебе в скором времени зайдет, прошло 3 дня, сегодня 4 день.- Губы сомкнулись и почти сразу продолжили.- Будь честен с ним. Выполни ответную просьбу, пожалуйста.- А звучал он твердо.    Можно и сразу было предложить нечто подобное. Удивительно, как этот блондин всегда был честен и дружелюбен, всегда ищет компромисс, настоящий главный герой. Не в этой жизни. Информация легко черпается из Чеда, так роется личная могила. — Конечно,- «нет». - да.    Лжец врет в первую очередь себе, а потом другим, потому и никогда не удается соврать. Умный человек ни за что не будет заниматься самообманом. Политик не врет себе и говорит свою правду другим, хотя достаточно расплывчато, потому ему и всегда удается заставить других верить ему. Просто дает поверить себе и другим своим словам, и так же быстро перестает верить в них сам, а другие-то верят.  — Спасибо.   Сказав это санитар ушёл, шатен знал, что такая мягкосердечность окружающих спасет ему жизнь и обречет чужие судьбы. Однако, прости Чед, ты занимаешь более безопасную позицию и наивно веришь такому доблестному званию как «врач» или «доктор».    Оставшись один, больной думал о своих действиях как об отражении его личности, что построена на событиях прошлого. Вместе с этим, собирая крупицы доступных знаний о себе, модно было построить из себя нечто. Нечто, будет ли верное оно? В голове пьянящее воодушевление, бардак. Пытаться сосредоточится на самокопании бесполезно, зато можно подумать о своем окружении в прошедшем. Кто эти люди, что возникали как кошмар? Кто остальные?    Помимо прочего, есть 3 человека, что приходят в голову размытым образом. Пара людей из снов… Они странно заставляли содрогаться в трепете, хотелось перейти в мир иллюзий прислушиваясь к теплому, тихому смешку, нежной и приятной атмосфере комфорта. Был предосенний ветерок и освежал дух, даря яркое и бесконечное спокойствие. Это чувство можно было описать как что-то обволакивающее со всех сторон и греющее с мягким, разливающимся по всему телу, ощущением. Забота и любовь.   И человек вспомнившийся во время первой встречи с доктором Вейдом… Очень недовольный и агрессивный. Более нечего.    Забавно, но все остальное, что Лололошка рассказал своему ведущему терапевту, является неточной и вовсе наполовину вымышленной информацией. Под чувством Шатену еще воротило сознание после пробуждения с амнезией и напичканостью, кажется, классическими и пробными препаратами вместе. Он гордо скукурузил почти полнейший бред и с самодовольством думал об этом, но все-таки, там была доля правды или надуманных иллюзий? Этого Лололошка и сам разобрать не мог. Когда его кинули  в камеру уже тогда мысли начали разлетаться в никуда.  Честно говоря, пациенту было сильно все равно, он и забыл про это. С одной стороны, возможно, ему бы было все так же безразлично и его ситуация в больнице если бы не утихающее чувство чего-то «неправильного», это правда угнетало в край. Будто забрали неотъемлемо важную часть Лололошки. Тут не о сознании личности или душе идёт речь, а будто… все это не подходит и есть что-то важней. Это и заставляет его быть «человеком», вспоминать, а не мириться с реальностью и невинно знакомиться, как маленький ребенок, со столь неизведанным и маленьким мирком радуясь его правильным и неправильным устоям. Словно и это устраивает его, но это «ошибочно».    Дальше вспомнить, о людях и о том как они были вплетены в собственную жизнь, было не под силу. А в сон клонило так, будто был не полдень, а глубокая ночь после истерики. В конце концов, скука являлась большей пыткой подстегивающей к безумию, чем что-либо ещё.  «Очаровательно доктор Вейд. Правила игры твои.» -  Мысли таковы, может быть больной выдумывает все? Неважно.    Руки скованы в тканях, а единственное, что развлекало взор, это редко выходящие тараканы.  «Ха-ха, все-таки они имели хозяина.» - побаловал себя мыслями Ло.    Эти букашки, с уходом Аза, постепенно растерялись по щелям стен. Хотелось мыслить, что таракашки скучали, однако это уже смахивает на шизофрению при нынешних обстоятельствах. Как глупо.  Рядом все так же лежала порция еды, но больной и не посмеет к ней прикоснуться. Отвратительна же, хотя почем ему знать? Все равно не ел и не попробует. Забавно, но вечерняя еда выглядела приятнее всего. Утром давали в основном крупы, а чаще всего перловку. Ее трудно возлюбить, да и была она похожа не на кашу, а на миску жирных личинок. К тому же, вместе с ней хорошо виден, без лишней скрытности, смешанный порошок, что это — непонятно. Пытаясь расспросить Чеда, ответ следовал простой: «Я не знаю». В любом случае, звучит непривлекательно. Вечером могли дать что-то попитательнее, но все так же дешевую хрень. Хотя… картофельное пюре — это картофельное пюре, даже без соли и с водой вместо молока.    Итог. Привередлив ли Лололошка? Ни разу. Утренняя еда просто подозрительная.    Подозрительна как и лысые люди. Хорошо, что Чед не лысый, иначе был бы снобом как политики или другие «высокоинтеллектуальные». Лысый Чед, смешно представить его образ без приглушенного блонда. Наверняка бы он всегда очень тщательно протирал лысину, чтобы быть опрятным, ведь это же «верно».    Шатен саркастично засмеялся, думая о такой глупости и, что еще хуже, о том, что это ему попалась такая мысль в голову. Он точно сходит с ума. — К черту. Смешон сейчас только я, что думает о таком бреду в скуке.- Тяжелый выдох крайне актуален.

***

  Мысли так и не отставали, тоска тяжелым грузом тащило сознание в темный омут. Было не смешно, но смешно. Мозг искал как бы развлечь себя, лучше бы заставил себя вспомнить новый забытый фрагмент прошлой жизни. К сожалению.    Все это перебил звук двери. Зашли санитары, не было Чеда. — Вставай! - И в очередной раз пнули. Бок защищали ребра, не больно, ведь не то чтобы сильно собирались бить.   Вроде плохое начало, но хоть что-то разбавляющее белый шум в голове из абсурда. Чуть замерев, пациент постарался быстро встать, ему удалось.  — Выходите. - Прокричал кто-то спереди.    Синеглазку грубо потащили по коридорам. Из старого корпуса его повели, кажется, в другой, новый, по благоприятному внутренему виду, корпус. Через соединяющую корпуса лестницу, можно было увидеть других, что вели куда-то. Очередной эксперимент? Будет увлекательно и боязно. Однако:  «Испугаться чего-то после той ужасной камеры… Что ж, опыт обещает быть ярким, в таком случае.» - На Лололошку это вовсе не наводило ужаса. Чувство небезопасности и привычности к худшим условиям будто приелось еще давно. Что ожидает в этот раз?