Романтики с большой дороги

      — Называть меня Фокалорс тоже будет не совсем правильно, — начала Фурина.       Так забавно: у неё прекрасно получалось рассказывать любые истории, как основанные на реальных событиях, так и выдуманные от первой до последней буквы. Фабула сама складывалась из разрозненных кусков, вставали на место завязка с развязкой, в нужных местах выстреливали морозовские ружья, всё как по учебнику драматургии.       Детективы, драмы, сатиру, исторические романы с отдельной главой, в которой перечислены все персонажи и их родня (никогда не помогало, все всё равно запутывались и читали слегка искажённую собственной ошибкой версию), короткие рассказы и пьесы. Любые истории.       Кроме своей собственной. Её Фурина повела откуда-то с конца, но не с того конца, который можно было бы ловко увязать с началом, и, растерявшись, замолчала, раздумывая — не испуганно, а так, скорее, неловко: ошибка-то совсем новичковая. Нилу она не боялась.       — А как? — спросила та, обернувшись и тут же опасно качнувшись в седле от одного движения. Фурина, специально севшая сзади, придержала её за пояс. Нилу смущённо потупилась: — Прости… те?       — Прости.       — Прости. Я не буду больше перебивать, я просто… Я хочу тебя называть так, как хотелось бы тебе самой.       Это был запрос посложнее, чем просто пересказать всё с ней произошедшее. Каролиной жить было просто: у неё хорошая, добрая и спокойная жизнь, она всегда компетентно собранная и находчивая, за словом в карман не полезет, в любой трудной ситуации разберётся. Намин Абдулла, её недавний предок, тоже забот не знала: она чужак на незнакомой земле, ей простительны и ошибки, и недопонимания, и слишком долгое молчание — может, она слово забыла и словарь в голове листает.       Фурина одна из всех троих оставалась настоящая, даже с документами, благополучно оставленными во Дворце, но она так долго ею не была, а была Фуриной де Фонтейн (де юре ещё и Фокалорс), что совершенно себе не представляла, что это за человек. Какая-то смесь ничего не понимающей юной одиночки и повидавшей всякое женщины с обширным жизненным опытом, недоверчивая и изворотливая, как вода, которая чуть что бросалась строить вокруг себя иллюзии да воздушные замки.       В принципе, Фурина теоретически представляла, как свести этих персонажей в одного. Может, если дать ей шанс, то она и к ней привыкнет, как привыкала ко всем своим многочисленным маскам, только это уже будет не маска, а что-то уязвимо искреннее. В конце концов, теперь, чтобы прикрыть незащищённое, подставленное миру настоящее лицо, у неё есть гидро-амулет, называть который обычным глазом Бога казалось, парадоксально-тавтологически, богохульством.       И ещё Кошка.       Кошка, которая с неглубокой, но всё же ножевой раной дотащилась до скалы, чтобы устроить ранившему её человека вооружённому контрабандисту реванш.       С таким защитником никаких выдумок не надо.       Этот самый защитник протяжно мяукнул ей в ухо. Вздрогнув, Фурина осознала, что молчит последние минут пять. На приступ неловкой паники не было сил.       — Фурина, — сказала она. — Тогда зови меня просто Фурина. И, знаешь, будет проще, если ты меня будешь направлять вопросами. Я ни разу эту историю нормально не рассказывала.       Рассказывала, конечно. Путешественнице. Но — она невесело усмехнулась — то было представление, красочное, с душевным надрывом, в парадном костюме и безупречно нарисованными дорожками слёз на припудренных щеках. А сейчас был разговор двух еле живых вымокших насквозь смертных, трясущихся на сонном яке посреди пустыни.       — Договорились, — со всей серьёзностью кивнула Нилу и легонько пожала придерживающую её ладонь. — Ну, меня ты и так знаешь. Я Нилу.       Они устало засмеялись.       Откинувшись на высокую спинку седла, Фурина запрокинула голову к небу. Тучи разошлись, и теперь с небес за ними с любопытством следили незнакомые звёзды. Где-то в этих песках было похоронено древнее королевство, уничтоженное Селестией за самоуправство. Фурина очень долго боялась, что такая же судьба постигнет и её дом тоже.       Вот, пожалуй, с этого можно начать. Со страха.       — Большую часть моей жизни — а это пятьсот лет, со смерти Эгерии — мне было страшно. — Рано или поздно эта история в какой-то итерации станет известна всему Тейвату, Фурина не собиралась обманывать себя надеждой на анонимность. Просто на текущем этапе развития общества индивид ещё мог обогнать новости. — Передо мной поставили задачу — притворись богиней Фокалорс. Обмани всех, кого сможешь. Фонтейн, Тейват, других архонтов, Селестию. Вообще всех. Даже собственных горничных. Хотя, после того, как сменилось их третье поколение, это стало совсем нетрудно.       — Зачем?       — Чтобы Фонтейн не погиб, как ему предсказывало пророчество. Это… не то чтобы особо важно, просто… — Фурина с присвистом выдохнула, чувствуя, как опять начинает дрожать левая рука. Нилу это тоже почувствовала и крепко сжала её ладонь своей. — Давай считать это завязкой. Чтобы все выжили и спаслись, надо абстрактно долго дурить всем головы.       Нилу деликатно промолчала. Фурина достаточно с ней поработала, чтобы знать, что это молчание вместо ожидаемой ответной реплики выражает вежливое несогласие, но Нилу готова придержать его при себе, если собеседник не настроен принимать критику.       — Ладно, что?       — Мне не нравится, что ты описываешь собственную жизнь как нашу новую постановку.       — А вот между прочим, мог бы быть большой коммерческий успех! На главную женскую роль берём только профессионалов с оленьими глазами без аллергии на косметические линзы!..       — Фурина.       Она так привыкла слышать «Каролина», что от неожиданности заткнулась.       И уже совсем другим голосом продолжила:       — Как ты можешь понять, методов отводить от себя подозрения я придумала массу. На тебя, правда, один чёрт ничего не действует, но дома работало. Самая большая проблема была в том, что Фокалорс дала мне задачу — и с тех пор на связь не выходила. Где-то там в будущем должно было быть спасение. Кто его должен был обеспечить? Поди разбери. Я пыталась сама что-то найти или придумать, но в моём распоряжении были только ресурсы страны — людей — и мои собственные — тоже людские. Ни капли божественности, кроме растянутой жизни, во мне не было.       Вообще, конечно, по дороге надо было объяснить, что фонтейнцы были де факто океанидами, которых запихнули в мясные мешки, но Фурина малодушно решила оставить это на следующий серьёзный разговор.       — Я искала, искала и искала. Сначала днями, потом годами. Неудивительно, что в какой-то момент мне понравился театр. Я буквально в нём жила. Просто это был как бы театр одного актёра. Но любое представление рано или поздно заканчивается. Моё закончилось тоже.       Горло сдавило.       Фурина так решительно сбежала от всего, что сейчас рывками извлекала из себя наружу, предлагая это шитое белыми нитками повествование Нилу, что начисто забыла о нём хоть раз подумать. Она-то думала, что погружение в прошлое аукнется ей внезапной истерикой в седле, а по факту оказалось, что у неё упрямо не выстраивалась структура рассказа, и она скакала через целые столетия, пропуская какие-то важные мелочи.       Очень, очень долго ей просто было больно. Больно, страшно и обидно.       — Спасение моего народа заключалось в моём разоблачении. А у меня была миссия — ни в коем случае не допустить разоблачения. Иначе всё потеряно. Все умрут. Из-за меня. Разумеется, никому ничего рассказывать я не стала — я вообще это не рассматривала. А если подозреваемый не хочет идти на сотрудничество со следствием, а следствию надо спасать всё народонаселение, следствие начинает давить. — Не удержавшись, Фурина добавила: — Видишь? Самый настоящий сюжетный конфликт.       Вместо ответа Нилу с такой силой сжала её ладони, что Фурина неловко прикусила язык и пошевелила пальцами, как захваченная в плен водоросль, погладив ту часть рук, до которой дотянулась.       — Ну ладно, ладно. Извини.       — Мне страшно, — сказала в ответ Нилу подозрительно сдавленным голосом.       — Это нормально. Помнишь, люди не приспособлены к таким кошмарам…       — Вот именно! — вдруг громко крикнула Нилу. Курош тревожно обернулся на них с шагавшего впереди яка, но Фурина быстро мотнула головой: потом. — Ты же — ты же тоже просто — так же нельзя!..       Фурина от души пожалела, что они едут на одном яке, и, как могла, высунулась из-за плеча Нилу, чтобы посмотреть ей в лицо. Та сердито шмыгнула носом, утёрла их сцепленными ладонями глаза, и уставилась на неё, не на шутку разъярённая:       — И? И что? И надавили?       …А. Это были не те слёзы, за которыми обычно следовало потрясённое, шёпотом сказанное «мне так жаль».       Это Нилу, как и сама Фурина, просто относилась к тем людям, которые начинали плакать, когда злились. Обычно эти же люди, стоило им успокоиться и перейти на следующую стадию, в гневе оказывались страшнее и взрывоопаснее любого дракона.       — Да, и тем самым спасли страну, — твёрдо напомнила Фурина: ей, конечно, была по-человечески приятна такая реакция. Но концовку истории и её смысл никто не отменял. — Фокалорс — моя божественная часть — решением своего же суда погибла, её престол перестал существовать, и пророчество не сбылось. То есть, нет, наоборот, оно частично сбылось, нас всё равно затопило. Поэтому у вас, кстати, так влажно.       Нилу по-прежнему злилась, Фурина видела, что её убеждения ничуть не помогали утихомирить её праведный гнев, — ровно до этой фразы. Тут она всё-таки изумлённо моргнула:       — Да ладно?       — Правда. Мы просто на возвышенности, поэтому последствия не такие заметные, — Фурина заговорщицки понизила голос и дёрнула подбородком в сторону ехавшей во главе их процессии девочки: — Ей только не говори. У меня даже дипломатический иммунитет вряд ли сохранился.       — Я думаю, она-то точно в курсе, — так же тихо ответила Нилу, явно озадаченная. И тут же возмущённо надулась, как рыба фугу: — Ну прекрати так делать!       — Как? — невинно захлопала ресницами Фурина.       — Отвлекать меня! Я всё ещё злюсь! — Нилу попыталась всплеснуть руками, но болезненно поморщилась и просто сердито дёрнула плечами. — Что это за… ерунда! А дальше что? Как ты в Сумеру оказалась?       Фурина вежливо объяснила, что в её состоянии радикальная смена места жительства после официального увольнения показалась просто гениальной идеей, и, как могла красочно, пересказала свои приключения по дороге в театр Зубаира. Девочки Нилу явно заочно понравились, она впервые за весь её рассказ улыбнулась, ещё раз вытерев слёзы.       — Я тоже хочу посмотреть, — робко заметила она.       — Я думаю, они только рады будут. Хоть на настоящего жителя Сумеру посмотрят.       Нилу захихикала, но тут же устало привалилась к ней спиной. Фурина вспомнила, что они обе были избитые и уставшие, и, как назло, все беды последних двух суток навалились на неё дополнительным весом. Кошка стекла с её плеч на яка, когда они с Нилу неловко развалились в седле, а потом и вовсе спрыгнула на песок. Сейчас Фурина больше не сомневалась, что любого скорпиона Кошка попросту разорвёт, так что ограничилась вялым:       — Не уходи от меня далеко. Пожалуйста. — Конечно, в этих куцых фразах было гораздо больше.       Ты не представляешь, как мне было плохо. Я же без тебя не могу. Не бросай меня так больше никогда. Я тебя люблю.       Кошка обернулась на её голос, мерцая загадочными глазами в темноте, и успокаивающе мяукнула.       Потом, через пару минут, мяукнула ещё раз, теперь почему-то справа. Круги она вокруг них, что ли, нарезала. Фурина, потихоньку проваливавшаяся в лёгкую дрёму, улыбнулась: кажется, ей ответили.       Я тоже.       Нилу вдруг запрокинула голову:       — Фурина?       Она часто повторяла её новое имя, заметила Фурина с чувством глубокой нежности, надёжно спрятанной где-то за облегчением от того, что наконец-то не нужно было напоминать себе откликаться на выдуманное прозвище. Наконец-то всё было по-настоящему. Она говорила как привыкла, со слегка вычурным, столичным фонтейнским акцентом, который Нилу пока что даже не заметила. Или внимание не обратила: в конце концов, они обе были как минимум слегка контуженные.       Снизу опять успокаивающе мурлыкнула Кошка, словно почувствовала, как Фурина собралась занервничать, что давно её не слышала.       — Чего?       — Спасибо, что рассказала.       — А тебе спасибо, что подошла ко мне тогда на базаре, — ответила Фурина. — Мне это было нужно гораздо сильнее, чем вам — хороший консультант.       Правду, продолжая уже всплывшую в голове ассоциацию, говорить было легко и приятно. Даже задумываться не хотелось, насколько неловко или неуклюже это прозвучало. Наверное, так обычно и разговаривали люди, у которых не было за душой короба тайн: в голову пришло, значит, можно и озвучить. Какие-то трудности у неё всё равно будут, Фурина не тешила себя наивной надеждой, что, раз смогла поговорить с Нилу, ни разу прямо не соврав, а только пару-тройку раз недоговорив, то каким-то образом избавилась от своего параноидального недоверия ко всем остальным. Но сейчас было лучше, чем раньше.       В какой-то день, наверное, станет ещё лучше, чем сейчас.       Какое-то время, отведённое ей теперь, после божественного проклятия, эта спираль будет продолжать идти вверх. Потом перестанет. Но Фурина вместе с ней перестанет, поэтому пока что её это не слишком расстраивало.       — Наверное, — не стала спорить Нилу. — У тебя же вообще ни одного свободного дня не было, ещё и друг твой…       Напрягшись, Фурина попыталась соскочить обратно в сентиментальность:       — Нашли друг друга, получается.       Разумеется, опять ничего не сработало. Неужели, это при дворе Фонтейна все были такие тупицы, что раз за разом велись на её проверенные временем трюки? Или это она была такая тупица, раз думала, что хоть кого-то ими обманывает, а все просто понимали, что она не хочет продолжать разговор и не настаивали из страха перед вспыльчивым божеством?       Кошмар какой.       Думать о доме резко перехотелось.       — Подожди. — Фурина пожалела, что не заснула. — А друг из Лиюэ…       — Да, можешь не продолжать. Он самый.       Нилу молчала долго — дольше, чем раздумывала, принимать ей Фуринину помощь или нет. Если это станет соломинкой, сломавшей спину верблюда, после всего того, что Фурина ей рассказала, то всё, она точно сдаётся, человеческий мир будет разбираться как-нибудь без неё, а она пойдёт утопится в ближайшем источнике и будет очень долго упрашивать всех причастных сделать её обратно океанидой, потому что это невозможно так жить, и…       — Вау, Фурина, — с чувством сказала Нилу. — Просто вау.       Ладно, смирилась Фурина, это было заслуженно.