Циркадные ритмы

      Сердце

      Ким целует его вновь. Уже чёрт знает какой раз за эту ночь. Из лёгких выдыхает дым ментоловой сигареты прямо в губы. Кимхан никогда не думал, что от человека можно настолько сойти с ума, уничтожать разум, но с каждым разом возвращаться к нему снова и снова, похуже тех дошедших до ручки нариков в подворотнях дешёвых клубов в поисках новой дозы. В комнате тусклый свет, играющий на его коже, на линии скул, на влажных губах, всё это кажется почти нереальным, будто в бреду. — С годовщиной, — подмигивает Ким, с трудом оторвавшись от его тела, взглянув на часы.       Целый год прошёл. Нет, не с той фальшивой встречи, когда он, как наивный идиот, оказался под чарами очаровательного Саншайна, обчистившего до нитки все банковские счета и карманы. Этот момент пусть и остался ярким пятном в их совместной истории, но лишь после жизнь обрела настоящий смысл. Когда все маски были сброшены и в жизни Саншайна появился Муншайн, а в жизни Кима — Че.       Кимхан денег не пожалел. Он никогда не жалеет каких-то бумажек ради улыбки своего мальчика. Его улыбка — оружие массового поражения. Ким это знает и всё равно попадается, каждый раз. Люксовый номер в самом дорогом отеле Бангкока на двоих, заваленный цветами, самыми любимыми — нежно-розовыми пионами. Одна бутылка дорогого красного из Бордо, другая — белого, лёгкого, с нотками цитрусов. Их опьяняющее влияние ощущается в каждом движении, каждой искре смеха и каждом шёпоте, вырывающемся из уст. Порче едва заметно улыбается, притягивая его за запястье к себе, взгляд становится мягче, но искры всё ещё пляшут в темноте зрачков. — С годовщиной, — вторит ему Че, слизывая со своих губ вкус их поцелуя.       Его обнаженное тело едва прикрыто одеялом, не скрывая последствий двухчасового секса. Неземной. Человек, с которым он пережил этот год, этот сумасшедший, запутанный, самый охренительный год в жизни. Даже если бы хотел, Ким не смог бы объяснить себе, что заставляет его идти всё дальше в эту пропасть. Это не банальная страсть. Что-то, что выворачивает изнутри, заставляет забывать обо всем неважном: о времени, о пространстве, о самом себе. Всё остаётся смутным, почти неосознаваемым, но когда его взгляд встречается с глазами Че, становится настолько очевидным. Как он мог так долго жить без него? — Не прожги постельное, — указывает Порче, намекая на сигарету между его пальцами. — Не похуй? — Кимхан призывно стряхивает пепел прямо на белоснежные простыни, расплываясь в лукавом оскале.       Когда хоть кого-то из них ебали последствия? Че просто смотрит в ответ, чуть приподняв бровь, но не говорит ничего. Только усмехается. Ким улыбается в ответ, не скрывая того, что в его взгляде читает всё то, что Порче молчанием не сказал. — Похуй, — смеётся Че, отпуская его руку и тянется за бутылкой вина.       Звякнув стеклом, он вонзает штопор в пробку, вытаскивая её плавным, почти медитативным движением. Порче не утруждает себя бокалами, пьёт прямо с горла, не обращая внимания на то, как несколько капель скатываются по его шее. Ким наблюдает за ним, почти не отрываясь, будто под гипнозом. Он снова вдыхает дым, разрывая молчание. В голове не помещается мысль, как это возможно — так сильно желать, так терять себя в другом человеке. Всё в их отношениях не имеет ни начала, ни конца, ни меры.       Кимхан затягивается снова, дотягиваясь свободной рукой до лежащей на тумбочке пачки с сигаретами. На секунду задумчиво смотрит на них, будто раздумывая, стоит ли вытряхивать ещё одну, но затем откидывает их обратно и выдыхает дым, поднимая взгляд на Че. Тот всё ещё лежит, подперев голову рукой, с ленивой улыбкой смотря на Кима, будто изучая его заново. — Из всех моих вложений ты, пожалуй, самая удачная инвестиция, — говорит он, не отводя взгляда, Порче усмехается, медленно проводя пальцем по краю бутылки. — Надеюсь, ты не ждёшь дивидендов, потому что я банкрот. — Да ты что? — Ким качает головой, убирая сигарету в пепельницу и подвигаясь ближе. — Всё, что я вложил, давно отбилось. Причём с лихвой.       Че прищуривается, пытаясь понять, где именно он лукавит. Его глаза, темные и глубокие, словно втягивают свет в комнате. В этих глазах всегда таится нечто особенное — будто можно утонуть в их глубине и не бояться, что когда-нибудь вылезешь оттуда живым. Порче медленно отпивает еще глоток вина и ставит бутылку на пол рядом с кроватью. — И откуда в тебе такая предпринимательская жилка? — спрашивает он с искренним любопытством в голосе. — От отца, видимо, — пожимает плечами Ким, не задумываясь.       Его мысли немного возвращаются назад, в тот период, когда он был еще не тем Муншайном, с которым Че сейчас делит постель. Тот Кимхан был другим, наивным, каким-то даже более прозрачным. Он не особо любитель вспоминать те гнилые времена. Прошлое должно оставаться в прошлом, даже если место ему на помойке. Ким вздыхает, заваливается на спину, рассматривая люстру на потолке. Цветные хрусталики переливаются в полумраке редкими отблесками света фар проезжающих за окном машин. — Твой отец, он… — начинает Порче, уже менее уверенный в своих словах, словно проверяет почву для следующего шага.       Кимхан никогда не рассказывал о своей семье, разве что в общих чертах, хотя о самом Че знал всё досконально. Может, это и несправедливо в какой-то степени, но Ким не хотел, чтобы Че что-то знал. Не хотел размыть этот невероятный образ, который создал для себя, который внушил ему. Иногда Ким сам забывал, кем был до этого. И что-то в этом ощущении было одновременно освобождающим и пугающим. — Он у меня был настоящий акулой, — голос его звучит тихо, рассказывая нечто почти интимное. — Деньги делал из воздуха, а идеи продавал так, что верили все — от партнёров до врагов. Терапаньякуны не просто фамилия, это целая информационная империя. Весь бизнес — от центральных новостных каналов до производства компьютерного оборудования. И всё это было у меня на виду, — вспоминает Кимхан. — Впрочем, хоть он и был хорошим бизнесменом, но весьма дерьмовым отцом.       Порче молчит, не сразу осознавая, как воспринять эту информацию. Он не может скрыть своего удивления, и на его лице медленно появляется нечто вроде недоумения, когда он встречается с глазами Кимхана, пытаясь понять, насколько эта история реальна. — Подожди, стой, — не в силах совладать с эмоциями Че едва не вскакивает на кровати, роняя сползшее одеяло на пол. — Танапон Терапаньякун твой отец?! — Так что, — продолжает Ким, — все эти месяцы ты думал, что мы просто однофамильцы? — Прикалываешься? — спрашивает Порче, приподнимая бровь, будто ожидает, что он сейчас рассмеётся, разобьёт это всё на шутку. Но Ким не смеётся. Он только улыбается с какой-то лёгкой грустью, почти не замечаемой. — Как к такой мысли вообще самостоятельно прийти можно?       Че с удивлением, но и с какой-то почти наивной обидой смотрит на него, дуя губы. Такой очаровательный, самый чудесный на земле. Он же сам уже давно привык к этим маленьким и большим тайнам. Иногда думаешь, что знаешь всё, что можно, а потом вдруг открывается новая грань, как эта. — Так, подожди, — продолжает размышлять Порче. — Ты мне говорил, что родился в… А как ты вообще решился так уйти от такого отца? Неужели не было никакого желания использовать его деньги, его связи, всё это на халяву? Это же такие возможности… — Я как-то не думал об этом на тот момент, знаешь? — наконец отвечает Ким, ожидая, что тот поймёт, что всё это осталось в другом времени, в другом человеке. — Я попал в одну… неприятную ситуацию и больше всего ждал от него защиты и поддержки. Но он просто отвернулся. Не потому что не мог помочь, а потому что не считал нужным. Он мне не поверил, и я ушёл.       Порче молчит, не перебивая, только слушает. Может, для него и странно видеть своего Муншайна таким уязвимым. Но от этого не менее любимым. Ким прикрывает глаза, ощущая вес чужой головы, опустившейся ему на плечо, и мягкую руку, поглаживающую по груди в попытке поддержки. Че мгновенно теряет былой запал, становясь тёплым и заботливым. Этот контраст, эта способность перевоплощаться — то, что всегда завораживает. — Ким, — тихо зовёт он, едва слышно, — почему ты никогда мне об этом не говорил? — А ты никогда не спрашивал, — так же мягко отвечает, улыбаясь уголками губ.       Их мир, хаотичный, полный страсти и безумия, на мгновение становится спокойным. Этих минут хватит, чтобы утонуть в тишине, согревая друг друга. Порче цепляется крепче, словно пытаясь впитать в себя все его тревоги, всё, что Ким старался скрыть под маской чрезмерной уверенности. — Ты и без всего самый лучший, — шепчет он, зарываясь лицом в шею Кимхана. — И я не хочу, чтобы ты когда-нибудь думал иначе.       Внутри поднимается тёплая волна, смывающая накопившуюся за годы боль и обиду. Может быть, он действительно этого ждал. Пусть даже не осознавал. Тех самых слов, которые вдруг превращают всё, что казалось неправильным, в нечто значимое. Ким тихо смеётся, обнимая его одной рукой и утягивая ближе. Тепло Че будто растекается по всей его груди, заполняя пустоты, которые он привык считать своей полноправной частью. Быть с ним значит позволять себе слабости, которые Кимхан так долго и старательно хоронил, щедро засыпая случайными связями, алкоголем и дурью. Но, чёрт возьми, это не было страшно. Наоборот, впервые за долгое время — чертовски правильно.       Ким улыбается, и на мгновение его взгляд становится мягче, чем когда-либо. В тишине ночи, в этом захламленном пьяной любовью номере, он чувствует, что его хрупкие, порой изломанные части наконец-то нашли место, где они могут быть цельными. Тихий шёпот за окном ночного города сменяется ровным дыханием. Сигарета медленно догорает в пепельнице, оставляя тонкую линию пепла, единственное свидетельство того, что минуту назад в этой комнате ещё витал запах табака. Теперь всё наполняет другой аромат: смесь вина, цветов и близости, изученный наизусть, но совсем не приевшийся. — Я часто думаю о том, что всё могло быть иначе. Кем бы я стал, оставшись в этом мире блядских белых воротничков, — наконец говорит Ким, его голос звучит низко, почти шёпотом. — Если бы мы не встретились, если бы я не рискнул… — И что ты думаешь? — спрашивает Че, заглядывая через глаза, кажется, в самую душу. — Что, наверное, я бы никогда не понял, каким счастливым могу быть, — в порыве он с силой сгребает Порче в охапку, притискивая к своей груди до хруста позвонков.       Че мягко смеётся, упираясь ладонями в грудь, но даже не пытается освободиться. Его пальцы скользят вверх, останавливаясь на шее, где чуть заметно бьётся пульс. Только с ним возможно быть по-настоящему счастливым. Кимхан медлит лишь мгновение, чтобы ответить. Он наклоняется ближе, медленно, намеренно, чтобы растянуть этот момент до последнего. Их губы встречаются не в порыве страсти, не в спешке или голоде. Это поцелуй, в котором нет ничего, кроме честности. Нежный, почти робкий, но от этого только более значимый. Ким накрывает ладонью его щёку, большой палец мягко скользит по коже, ощущая её тепло. — Ты же знаешь, что я никуда не денусь, да? — шепчет Че, когда губы, наконец, расходятся всего на мгновение. — Знаю, — тихо отвечает он, и в его голосе слышится больше уверенности, чем когда-либо. — А я никогда тебя не отпущу, солнце.       Можно ли теперь считать это обещание враньём? Ведь за все годы их отношений Ким никогда не смел пренебречь столь священной для него клятвой: защищать, оберегать, любить. Но не сейчас. Сейчас всё совсем иначе. Удар может прийти откуда угодно, и он не знает, сколько у них ещё есть до того момента, когда придётся встречаться лицом к лицу со смертью. Он не боится за себя. Ему давно не страшно. Но Че… Че — это другое. И мысль о том, что его могут забрать, вырвать из его рук, сводит Кимхана с ума.       Ким вглядывается в мягкий свет, скользящий по лицу Порче, пока тот беззаботно притихнув спит, забившись в угол. Тихий, будто ничего и не произошло. Как будто весь этот кошмар остался где-то далеко, совсем не здесь, не с ними. Но Кимхан знает: это не так. Он не успел, черт возьми, он просто не успел, и теперь это бесконечно крутится в голове. А потом кровь. Крик. Грохот тела об пол. И Че, стоящий посреди комнаты, его трясущиеся руки красные до локтей. Ким сжимает зубы, вспоминая тот ад. Если бы он был быстрее, всё это можно было бы предотвратить.       Ноет разбитая от ударов губа, и, кажется, что-то явно треснуло внутри. Но лучше это будут кости, чем душа снова и снова изламывается в этом беспросветном пиздеце. Он кое-как находит в себе силы доползти до ванной, приводя себя в порядок. Не хватало ещё, чтобы Порче увидел его в таком состоянии после пережитого им сегодня. Ублюдок Макао постарался на славу. Но в какой-то степени Кимхан ему даже благодарен. Лёжа на лестничной клетке в полном одиночестве, в голове само собой созрело единственное решение.       Он вынимает забытый телефон из кармана куртки, открывая список контактов. Почему-то Ким точно уверен, что он тоже не сомкнул глаз этой ночью. — Что-то случилось? — сразу же раздаётся обеспокоенный голос Порша после непродолжительных гудков. — Приехать сможешь? — спрашивает Кимхан прямо. — Нужно поговорить с глазу на глаз. Чучело своё тоже прихвати.       О том, что они с этим самым «чучелом» виделись всего около часа назад, решает промолчать. Порш тяжело вздыхает, не менее уставший. На фоне звучат голоса, тихий шум больницы и отдаленные голоса. — Будем через полчаса, — отвечает он. — Тише только, Порче спит. Он не должен знать о нашей встрече, — прибавляет Ким, голос чуть грубее, чем он хотел бы. Он слышит, как на том конце трубки Порш резко выдыхает, но не задаёт лишних вопросов. Только короткое «понял» перед тем, как линия обрывается.       Кимхан глубоко вздыхает, пряча телефон обратно в карман. Ему нужно несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Голова раскалывается, но боль сейчас неважна. Он осторожно возвращается в спальню. Сначала просто стоит у двери, глядя на то, как Че, свернувшись калачиком, едва заметно шевелится во сне. — Прости, — шепчет он так тихо, что даже сам едва слышит свои слова.       Ким опускается на кровать, стараясь не разбудить. На мгновение прикрывает глаза, его голова опускается в ладони. Все планы, все обещания, все мечты — ничто не имеет смысла, если нет его. Порче — это его всё, и сейчас, когда угроза так реальна, он снова чувствует себя беспомощным. Слишком привык контролировать ситуацию, привык быть на шаг впереди. Но не сейчас. Сейчас остаётся только держать то, что есть, спасать то, что ещё можно спасти.       Полчаса пролетают быстрее, чем Кимхан ожидал. Порш Мы подъехали, ждём внизу 05:23       Ким смотрит на экран, мельком проверяя входящее сообщение. Глубокий вдох помогает немного успокоить дрожащие нервы. Всё должно пройти тихо. Сейчас главное — Че не должен ни о чём догадаться. Он ещё слишком слаб после случившегося, и Ким готов хоть тысячу раз соврать ему в глаза, лишь бы не допустить новых потрясений. Стараясь не шуметь, он быстро накидывает футболку и штаны. Босиком выходит из спальни, бросив последний взгляд на спящего Порче позади. Это всё ради него.       Черный бронированный внедорожник теряется среди дорогих машин на подземной парковке, но по количеству телохранителей вокруг определяет нахождение Порша безошибочно. Дверь приоткрывается бесшумно, приглашая занять место на заднем сиденье. Порш сидит напротив, хмурясь, его взгляд цепляется за Кима сразу, как только тот садится. Даже не присматриваясь, заметно, как сильно вымотал его прошедший день. Внутри пахнет дорогим кожаным салоном и лёгким перегаром. Макао с небрежным выражением на лице развалился рядом, бутылка воды в руках, но запах спиртного всё ещё ощутимо витает вокруг него. — Что у тебя с лицом? — недоверчиво косится Порш. Его глаза мгновенно изучают каждую рану, синяк, трещину на губе.       Кимхан не отвечает. Он медленно переводит взгляд на ебанашку рядом. Тот лениво поднимает голову, будто ничего не произошло, на губах его мелькает слабая, почти насмешливая ухмылка. — Неважно. Сейчас нет времени на это, — отмахивается Ким, тяжело вздыхая.       Он снова прокручивает в голове план, который крутится в мыслях последние несколько часов. Это как попытка решить сложнейший ребус, зная, что на кону жизнь, буквально. Че — его мир, его якорь. Но именно сейчас этот мир трещит по швам, распадаясь под тяжестью пережитого. Порш терпеливо ждет, пока Кимхан заговорит. Макао, кажется, и вовсе не слушает, хотя его присутствие слишком ощутимо, чтобы его игнорировать. Наконец, Ким поднимает взгляд, тяжело выдыхая. — После сегодняшнего… — с трудом подавляя удушающую тяжесть в горле, шепчет он. — Мы все убедились, кто на чьей стороне. Я должен извиниться за всю ту хуйню ранее. — Ничего, не в вашем положении доверять каждому незнакомцу. Это была необходимость, — соглашается Порш, кивая. — Как там Че?       Ким поджимает губы, закрывая глаза на секунду, пытается собраться с мыслями. Когда он снова открывает их, взгляд становится острее, в них слишком глубоко засела горечь и бесконечная усталость. — Плохо. Я не знаю, что делать, — признается Кимхан, и эти слова звучат для него непривычно, почти болезненно. — Это очень подкосило его. Я не могу смотреть на него таким и не переставать думать, что это всё ещё не конец. Порш… Ты уже очень помог нам двоим, я не знаю, как благодарить за это всё… Но могу я ещё раз попросить тебя? — Ты ведь знаешь, что я сделаю всё, что смогу, — его тон снова приобретает эту созидательную нотку. — Порче для меня не чужой человек.       Раньше Ким посчитал бы это за унижение. Он и сам был в состоянии позаботиться о них двоих, а уж о том, чтобы обеспечить своему солнышку безопасность, и речи не было. Но теперь одному ему не выстоять. И чтобы защитить Че, Кимхан готов даже на коленях молить о помощи. Лишь бы снова не видеть тот ужас в любимых глазах. Лишь бы кровь не касалась больше никогда его нежной кожи. — Я прошу… Поможешь мне увезти его? Из города, из страны, в безопасность. Я не знаю, что нас ждёт, но Че не должен быть здесь, не в это время.       Порш вслушивается в каждое слово, и по мере того как Ким излагает свои мысли, на его лице проступает всё больше понимания. Трудно не заметить, как тяжело даются ему эти слова. Ким окончательно сломлен, измучен и растерян. Его взгляд выдаёт всю вину, страх, отчаяние. Но больше всего — безграничную любовь. — Я хочу увезти его подальше, — продолжает он, засматриваясь в одну точку на полу. — Ему нужно время, чтобы прийти в себя, перестать бояться каждого шороха. Но я не могу быть с ним там. Я должен остаться здесь и закончить это всё.       Порш молчит некоторое время, обдумывая слова Кима. В его взгляде нет осуждения, только твёрдое понимание. Он знает, что такое прятаться, а больше всего знает, какого это терять того, кто любишь. Сам был в этой ситуации, когда жизнь ставит безвыходные ультиматумы. Тогда ему помогли выбраться. Теперь он может предложить то же самое. — Не волнуйся, я всё организую, — Порш прикрывает глаза от усталости, вздыхая. — Основной филиал моей компании в Японии, недалеко от Киото. Там есть люди, которым я доверяю. А ещё мой личный психотерапевт. Он помог мне в своё время, вытащил из ямы, в которой я оказался. Че сможет пройти курс реабилитации. И, самое главное, там безопасно.       Для него это решение означает отказ от всего, что заставляет сердце биться. Порче остаётся его жизнью, смыслом, душой. Но одновременно и самой уязвимой частью. Хуже всего, что Кимхан больше не знает, как это исправить. Все его попытки кажутся тщетными. Любовь и забота — это только часть пути. Ему нужен кто-то, кто сможет помочь Че не просто выжить, а начать дышать заново. Кто-то, кто вернёт его к жизни, пока Ким справляется с тем, что может окончательно лишить её их обоих.       Кимхан кивает, благодарность немым эхом отражается в его глазах. Он не привык полагаться на других, но сейчас выбора просто нет. Эта идея — единственное, что кажется хоть сколько-то правильным. — Спасибо, — выдавливает он, чувствуя, как с груди немного срывается груз. — Я отплачу тебе. Когда это всё закончится. — Не стоит, — отвечает Порш, отмахиваясь. — Это в интересах нас обоих.       Тяжесть ответственности почти невыносима. Она давит на грудь, лишая возможности полноценно дышать. Если допустит ещё одну ошибку, всё, что он пытается сохранить, исчезнет, как вода сквозь пальцы. Но есть ли у него вообще выбор? Остаться вместе с Че значит оставить его в центре опасности. А отправить одного — всё равно что бросить на произвол судьбы.       «Я должен отправиться с ним», — мысль кажется такой логичной и правильной. Но тут же следует другая, ещё более мучительная: «Я не могу». Пока угроза нависает над их домом, пока опасность дышит им в затылок, его место здесь. Ким привык сражаться, привык защищать — это его способ любить, его смысл. Он не может бросить всё это и просто сбежать. Он не остановится, пока лично не убедится, что тот ублюдок, сделавший с его мальчиком такое, будет страдать куда больше. Смерть — слишком лёгкая кончина для такого уёбка.       Ким с трудом глотает горечь, застрявшую в горле, когда понимает, что ему придётся сделать следующий шаг. Отправить Че одного — это невозможно. Даже в самых смелых фантазиях он не может позволить себе оставить его без защиты. Ким поджимает губы, исподлобья перемещая внимание на Макао. Это решение настолько правильно, но при этом настолько ему отвратительно. В конце концов, единственный человек, которому он может доверить Порче, тот, кого он ненавидит больше всего на свете. Кимхан тяжело выдыхает, сжимая кулаки. Ему придётся переступить через себя. Через свою ненависть, ревность и обиду. Это ради Че. Ради его безопасности.       Он поворачивает голову и встречается взглядом с Макао. Тот лениво поднимает бровь, словно заранее зная, о чём пойдёт речь. Это самодовольное выражение лишь усиливает желание Кима вышвырнуть эту чувырлу из машины, но он заставляет себя проглотить этот порыв. — Ты полетишь с ним, — озвучивает он холодно и безапелляционно.       Макао медленно отрывает взгляд от бутылки воды, насмешливую ухмылку не скрывает. Ему нравится эта игра, нравится, как Ким вынужден опускаться до того, чтобы просить его об этом. Даже если слова Кимхана не прозвучали как просьба, это лишь иллюзия контроля. — Серьёзно? — лениво тянет он, качая головой. — Я думал, ты скорее отрежешь себе руку, чем попросишь меня о таком. — Макао хватит, — рявкает на него Порш, смиряя строгим взглядом.       Тот лишь пожимает плечами, но ухмылка немного гаснет под тяжестью взгляда начальника. Он отпивает воды, откидывается на спинку сиденья и театрально закатывает глаза. — Я знаю, что ты ненавидишь меня. Поверь, это взаимно, — Ким старается говорить чётко, не позволяя эмоциям взять верх. — Но ты единственный, кто сможет защитить его, если что-то случится. Ты знаешь Че лучше, чем кто-либо другой. Он тебе доверяет, а значит, с тобой он будет чувствовать себя спокойнее.       Макао некоторое время молчит, ухмылка постепенно исчезает с его лица. Он смотрит на Кима, затем на Порша, пытаясь найти подвох в их словах. Но, встретив настойчивые взгляды в ответ, его выражение становится серьёзнее. Као выдыхает, ставит бутылку воды на пол машины и слегка наклоняется вперёд, прищуриваясь. — Значит, ты хочешь, чтобы я полетел с ним? — медленно переспрашивает Макао, сомневаясь, что услышал всё правильно. — Да, — без колебаний отвечает Кимхан. — У меня нет другого выхода. Как бы сильно я тебя ни ненавидел, я уверен в одном: ты никогда его не предашь. Ни за что.       Макао долго пялится на Кима, пытается понять, насколько тот серьёзен. Лицо его по-прежнему ничего не выражает, но в глазах появляется проблеск чего-то неожиданного: уважения? Сожаления? Трудно сказать. Наконец, он кивает. — Ладно, — коротко бросает Као, без всяких насмешек. — Но учти, я это делаю не для тебя. — Не для меня, — тихо добавляет Ким. — Для него.       В машине повисает напряжённая тишина. Порш, явно чувствуя накал, проводит рукой по лицу и выдыхает. — Хорошо, теперь, когда всё решено, нужно составить план, — его голос звучит спокойно, уверенно. Он уже привык справляться с хаосом вокруг. — Завтра утром мой самолёт будет готов. Макао, ты займёшься обеспечением безопасности и всем, что нужно на месте. Ким, убедись, что Порче готов к вылету, но ничего не говори ему заранее.       Кимхан кивает, но слова о подготовке ударяют по сердцу больнее, чем он ожидал. Времени осталось немного. Остаётся только убедить себя, что это правильное решение, что он поступает так, как нужно. Когда разговор завершён, Ким не спешит вернуться обратно, он остаётся стоять в холодной тишине парковки, позволяя себе несколько мгновений слабости. Сам не знает почему. Боится лгать в глаза, боится больше никогда не посмотреть в них снова? Его плечи опускаются, в груди зреет глухая боль. Ещё немного. Ещё один шаг. Ради Че он выдержит всё. Даже если для этого придётся отдать часть своей души, оставшись одному.       На деле всё оказывается куда больнее. — Нет! Стой! Не бросай…       Голос его, самый любимый, прерывается гудками. Ким ещё некоторое время стоит на месте, крепко сжимая телефон в дрожащей руке. Слёзы сдержать не в силах, и они вовсе не от того солнца, слепящего глаза в попытке рассмотреть растворяющийся среди облаков самолёт. Где-то в глубине души он уже сожалеет. Эта пустота внутри медленно затягивает бездонной чёрной дырой, лишая возможности дышать. Но выбора нет. Его любовь к Че сильнее этой боли. Сильнее желания быть рядом. Если это цена за его безопасность, он заплатит её.       Кимхан едва волочит ноги, возвращаясь в их пустую квартиру. Всё словно в тумане, ватные ноги ведут к двери на автомате. Дверь поддаётся с уже привычным скрипом, и холодное, безжизненное пространство встречает его гулким эхом. Здесь больше нет света, нет тепла. Ким опускается на пол, не в силах больше держаться. Его руки трясутся, когда он наконец позволяет себе сломаться. Слёзы текут, горячие, обжигающие. Он пытается сдержаться, но что-то внутри сдаётся.       И эта ночь оказывается бесконечной.       До полуночи Кимхан выпадает из жизни, опершись спиной о холодную стену, смотря в никуда. Тишина квартиры давит грузом, одиночеством. Только теперь он понимает, как страшно терять не только физически, но и эмоционально. Он не успокаивает себя ложной надеждой, что всё будет хорошо. Ким точно знает: каждый день, проведённый в одиночестве, будет пыткой.       Утро, ожидаемо, встречает сурово. Ни облегчения, ни отступившей боли. Всё так же пусто, так же тяжело. Но нет времени терять себя. Оставаться сломленным — роскошь, которую он не может себе позволить. Кимхан медленно встаёт, чувствуя, как каждая клетка тела сопротивляется ломотой в мышцах. Он машинально приводит себя в порядок: холодная вода, свежая футболка. Все эти действия механические, лишённые смысла. Всё, что нужно — двигаться.       Для начала хотя бы позавтракать, в полуживом состоянии он бесполезен. И снова на автомате. Скидывает на сковороду всё сносное, что нашлось в холодильнике. Всё идёт как обычно: яйцо разбивается в миску, ломтик хлеба отправляется в тостер, сковорода накаляется. Только вот всё ощущается… не так. Он замечает, что варит слишком много кофе. Лишняя чашка стоит рядом, ожидая, что её вот-вот заберут, но только остывает, так и нетронутая.       На другом конце стола никого нет. Даже лёгкий шум холодильника кажется громче обычного. Ким бросает взгляд на вторую тарелку с яичницей, и горечь подкатывает к горлу. Он не может себя заставить выбросить лишнюю порцию. Просто убирает её в холодильник, оставляя надежду, что она кому-то понадобится. Может, завтра.       После завтрака он плетётся в спальню, дать себе хоть пару часов сна. Посуду сваливает в раковину, пошла она к чёрту. Кимхан задерживается в дверном проёме, снова в желании приложиться об него головой. На кровати нет беспорядочно раскинутого одеяла, на прикроватной тумбочке не лежат разбросанные фантики от конфет и телефон, вечно болтающийся на зарядке. Подушка справа ровно заправлена, будто на неё никогда никто не ложился.       Он тяжело вздыхает, борясь с желанием просто лечь и притвориться, что это ещё одно утро, когда Порче просто задержался в душе или слишком долго прихорашивается возле зеркала. Но всё это ложь. Боги, он такой жалкий. Всю жизнь Ким умел справляться с одиночеством, но теперь это одиночество мучает его своей новизной. Оно стало совсем другим, пронизанным отсутствием того, кто стал его вторым дыханием. Мелочи, которые он раньше не замечал, теперь кажутся невыносимыми: тишина в квартире, отсутствие второго голоса, звуков шагов.       Как он там? Наверное, всё ещё невыносимо обижен. Или вовсе в истерике разносит каждого встречного, пытаясь вернуться домой. Возможно, Порче не поймёт сразу. Возможно, не поймёт никогда. Но он готов быть для него злодеем, если это означает, что Че сможет дышать спокойно. Всё, что остаётся, — ждать. Пережить ночь. Пережить день. Пережить себя.       Телефон на столе мигает от непрочитанного уведомления. Кимхан нехотя берёт его в руки, ожидая увидеть сообщение от Порша или Макао о том, что всё прошло по плану. Но экран показывает имя, которое заставляет сердце сжаться. Солнышко Почему ты не сказал сразу? 07:12 Ты дурак, ясно тебе 07:12 Если с тобой что-то случится, я тебя никогда не прощу 07:13       Кимхан долго смотрит на экран, сдерживая дрожь в пальцах. Он не знает, что ответить. Все слова кажутся неправильными. Как можно объяснить то, что, спасая Че, он убивает самого себя? Он едва удерживается, чтобы не перезвонить, не услышать голос, который ему сейчас так необходим. Но Че должен научиться жить без него. Это правда, которая убивает надежду на лучшее.       Он пишет ответ, стирает, пишет снова. Наконец отправляет то, что кажется самым правильным:

You Потому что люблю тебя слишком сильно, чтобы позволить остаться 07:20

Обещаю, скоро увидимся 07:21

      Эти слова — ложь, которая утешает только на мгновение. Скоро может никогда не наступить. Однако и на честность сейчас у него нет права. Че больше не отвечает. Ким смотрит на экран до тех пор, пока глаза не начинают жечь, а свет телефона перестаёт быть теплым и становится лишь раздражающим. Он кладёт его на стол, но тянется заглянуть снова всего через несколько минут, точно надеется, что сообщение появится само собой, просто из воздуха.       Порче больше не отвечает. Может быть, он уже успел разозлиться настолько, что просто выбросил телефон, или просто плачет, обхватив его в дрожащих руках. Кимхан больше не может себе позволить гадать. Каждая мысль о том, что Че может чувствовать сейчас, похожа на то ощущение, когда сдираешь корку из только начинающей заживать раны. Им двоим просто нужно немного времени.       Дела не ждут. Чем быстрее они объебут Кинна и всю его подноготную, тем быстрее смогут увидится. Это придаёт немного сил. Ким влезает в кроссовки, спешно поглядывая на часы. Машина ждёт его внизу уже пару десятков минут. Пустая голова совсем позабыла о сегодняшней встрече, и если бы не смачный нагоняй от Порша в сообщении, то так бы и не вспомнила.       Всю дорогу он проводит в полудрёме, так и не уснув ни разу за последние двое суток. Водитель ловко разворачивает машину на стоянке перед больницей, и Кимхан нехотя выбирается наружу. Он машинально поправляет воротник куртки и поднимается по ступеням к главному входу.       В вестибюле встречает привычный хаос: люди снуют туда-сюда, телефонные звонки, тяжёлые шаги медсестёр и стук колёсиков больничных каталок. Но всё это словно за стеклом. Весь шум приглушён для него, затянут в кокон из собственного горя и выматывающего чувства вины. Кимхан бросает взгляд на телохранителя у стойки регистрации. Тот молча кивает, узнав его, и жестом показывает, куда идти. Лифт медленно поднимается на нужный этаж, останавливаясь с бьющим по ушам пиликаньем.       В коридоре пусто, будто весь этаж вымер. Кто бы ни была та девушка, но, видимо, у Порша в сердце она выжжена не меньшим клеймом, чем Че в его. Приглушённый свет ламп тянет длинные тени по бледным стенам. На мгновение Ким замирает, выравнивая дыхание и пытаясь сосредоточиться. Взгляд его невольно цепляется за знакомую фигуру в дальнем конце коридора. Порш стоит у окна, разговаривая с врачом. Он коротко кивает, время от времени переводя взгляд на бумаги в руках медперсонала. Что-то в его осанке кажется непривычным. Может, дело в том, что строгий костюм, его привычная броня, заменён на простую серую толстовку и джинсы? Или в том, что его лицо — обычно сдержанное — кажется сегодня уставшим и опустошённым?       Ким останавливается на несколько секунд, не решаясь сразу подойти. Это редкий момент, когда Поршу можно увидеть таким. Он выглядит… уязвленным. В какой-то мере даже хрупким. Весь этот строй позади него, телохранители, оборона, оружие — дело не в силе. Дело в страхе. За этой спокойной внешностью скрывается тот же груз, который давит и на него. Тот же страх за близких, то же мучительное чувство ответственности.       Порш замечает его, едва повернув голову. На его лице появляется слабая улыбка — приветствие, смешанное с ожиданием. Врач коротко кивает и заканчивает разговор, ссылаясь на необходимость вернуться к работе. — Как ты? — спрашивает Порш, опуская руку в поддержке ему на плечо. — Не знаю, — единственный ответ, который можно посчитать честным. — Тяжело, — добавляет Кимхан, чувствуя, как с каждым словом расползается трещина внутри.       Порш слегка сжимает его плечо, не отводя взгляда. В его глазах читается всё: и сочувствие, и понимание, и, как ни странно, скрытая боль. Он знает, через что проходит Ким. Сам проходил это когда-то и слишком хорошо помнит, каково это — жертвовать всем ради тех, кого любишь. — Всё это временно, — произносит он тихо, почти шёпотом. — Ты сделал всё, что мог.       Кимхан отворачивается, пытаясь скрыть охватившее его смятение. Он устал. Устал от всех этих разговоров, от оправданий, от самой ситуации. Всё, чего он хочет, — вернуть его. Просто вернуть и больше никогда не отпускать. Но реальность далека от этих желаний. — Что насчёт той девушки? — переводит Ким тему. — Вы знакомы?       Порш мрачнеет на глазах. Да так, что Кимхан мгновенно жалеет, что задал этот вопрос. Лицо его каменеет, взгляд становится отстранённым. Вздохнув, он медленно убирает руку с плеча и отворачивается к окну. — Знакомы, — отвечает Порш наконец, его голос звучит глухо. — Мы дружили… До тех пор, как она пропала. Кинн… Я даже представить не могу, что он сделал с ней тогда, но я даже помочь ей не смог. Я думал, что она мертва. Столько лет… — Он заплатит за всё, — твёрдо произносит Кимхан, прерывая затянувшееся молчание. — Кишки ему выпущу наживую, чтобы он умирал мучительно.       Порш сжимает губы в тонкую линию, слушая последние слова Кимхана. Его взгляд всё ещё устремлён куда-то вдаль, за окно, но, кажется, он видит не город за стеклом, а что-то своё, куда более болезненное. Его руки крепко сцеплены за спиной, пальцы чуть дрожат — еле заметно, но достаточно, чтобы выдавать внутренний шторм. — Мы не можем уподобляться ему, — наконец звучит голос, низкий и хриплый от сдержанных эмоций. Но это не упрёк. Нет в его тоне обвинения или осуждения, только суровое напоминание. — Ты думаешь, что месть принесёт облегчение, — продолжает Порш, слегка качнув головой. — Но правда в том, что она только добавит ещё один груз к тому, что уже раздирает тебя. Я знаю.       Кимхан молчит, позволяя словам Порша проникнуть глубже, чем хотел бы. Он знает, что тот прав. Но принять это слишком сложно. Гнев — единственное, что сейчас хоть как-то поддерживает его на плаву. Он ощущает, как эмоции снова поднимаются волной, сжимая горло, и заставляет себя глубоко вдохнуть.       Тяжело оставаться гуманным. Ещё тяжелее унять ту жажду крови, что поселилась в нём несколько месяцев назад, мучительно копилась, усилилась и достигла апогея вчерашним утром. Когда ему пришлось наступить себе же на горло, чтобы хоть немного унять тот адский страх за жизнь самого близкого сердцу человека. И отпустить его, тем самым предав.       Ким молчаливо следует за Поршем в одну из палат, падая на стул в углу. Он касается виском стены, рассматривая девушку на больничной койке. В прошлый раз было как-то далеко не до этого, но даже спустя время следы того кошмара всё ещё отчётливо читаются на её лице. Она улыбается натянуто в приветствии и кивает, будто собираясь сказать что-то, но слова застревают где-то на полпути. В комнате стоит гнетущая тишина, нарушаемая только едва слышным писком аппаратов и приглушёнными звуками из коридора.       Кимхан чувствует, как его взгляд неосознанно задерживается на её руках. Тонкие, бледные пальцы нервно теребят одеяло. Они будто пытаются найти опору, которой больше нет. Он замечает царапины, следы борьбы, те невидимые шрамы, что остаются на душе, когда тебя ломают. — Нин, это Ким, — представляет Порш, кивая в его сторону. — Спасибо… что пришли, — её голос слабый, чуть дрожащий. В нём звучит нечто, что не так просто раскусить на первый взгляд. — И за тот раз… тоже.       Это благодарность, смешанная с отчаянной попыткой держаться, не развалиться прямо на глазах у тех, кто так старательно пытается помочь. Порш тихо садится рядом с ней, осторожно касаясь её руки в знак поддержки. Его пальцы мягко сжимают её ладонь, пытаясь передать через это прикосновение хоть немного тепла и уверенности, которых у самого осталось едва ли больше. Кимхан отворачивается, чувствуя себя лишним. — Это малость, нам твоя помощь сейчас нужна не меньше. Расскажешь, — подаёт он голос, — что с тобой произошло? Любая информация будет полезна.       Нин на мгновение сжимает губы, пытаясь найти силы заговорить. Её взгляд перемещается с Кима на Порша. Тот молча кивает, подтверждая, что он рядом и готов выслушать. Она тяжело вздыхает и, склонив голову, начинает говорить. — Это было давно, — вспоминает Нин с тоской. — Мне было всего семнадцать, но всё ещё хорошо помню тот вечер. Он единственное, что заставляло меня держаться все эти годы. Это было наше первое свидание. И последнее… — она поджимает губы, мельком поглядывая на Порша, словно с опаской. — Ты провёл меня домой, но на следующий день… по пути в школу. Там была темная машина. Несколько людей скрутили меня сзади и затащили внутрь. Тогда я уже не сомневалась. Это был Кинн.       Нин замолкает, её голос срывается, и несколько долгих секунд она просто смотрит в одну точку, словно вновь переживая тот день. Порш продолжает держать её за руку, но даже его присутствие не помогает разогнать тени, окутавшие её лицо. Кимхан молча наблюдает, как она собирает себя по кусочкам, цепляясь за каждое слово. Он знает, что торопить её нельзя. Это словно ходить по тонкому льду: одно неверное движение — и она сломается.       Наконец, она выдыхает, будто выпуская из груди то, что так долго сжимало её. — Они отвезли меня в какое-то место, далеко за городом. Маленький дом, почти развалина. Вокруг ничего, только поле. Я кричала, пыталась вырваться, но… — её голос снова дрогнул, и она сделала паузу, чтобы успокоиться. — Тогда я поняла, что это конец. Иногда мне казалось, что я умру там, и никто даже не заметит.       Её слова текут медленно, словно через силу. Воспоминания об этом месте пропитаны ужасом: грязные стены, резкий запах сырости и гниения. Кинн редко показывался, но его присутствие ощущалось во всём. В каждом углу дома была его власть: жестокая, подавляющая, всепроникающая. Он заставлял её чувствовать себя сломленной ещё до того, как прикасался. Каждый раз, когда он приходил, это был новый кошмар. Сначала угрозы, потом побои, после — что-то хуже. Нин говорит об этом сдержанно, не вдаваясь в детали, но её голос выдаёт всё: боль, страх, ненависть.       Она была там год. Год ада, за который она перестала надеяться на спасение. Единственное, что держало её, — воспоминания о Порше. Они стали её тихим укрытием, куда она возвращалась мысленно, чтобы хоть на мгновение забыться. Но эти воспоминания с каждым днём становились всё слабее, едва ли различимыми сквозь слёзы и боль.       Порш молчит, но без слов в его глазах видна непомерная вина. Потому что в произошедшем виноват только он. Его простое желание обрести немного счастья в мраке повседневности. Он сам натравил Кинна на неё, дал отыграться. — Что дальше? — мягко подталкивает Ким. — Спустя год меня увезли… В порт. Огромный склад. Там было много людей. Женщины, мужчины, даже дети. Их держали в контейнерах, как… Как товар, — она зажмуривается, чтобы не дать слезам потечь по щекам. — Они ставили нам метки. Проверяли, кто из нас по параметрам, разбивали на группы. Меня не переправили, отправили в Паттайю, где я и была все эти годы. Про происходящее там… Рассказывать не буду. Я почти ничего не помню, почти всё время всех девушек наколачивали наркотой и выпускали только в комнаты к постояльцам. — Торговля людьми, — тихо произносит Кимхан.       Удобно иметь при руках столько бизнесов, ведь среди них никто и не заметит той чернухи, что таится за блеском и гламуром, выносящихся на показ. У Кинна всегда было прикрытие: рестораны, клубы, казино. Но это лишь фасад для чего-то более гнилого и страшного. Торговля людьми, наркотики, оружие — его руки по локоть в крови. И Нин — лишь одна из сотен тех, кто прошёл через этот ад. — Этот порт, ты помнишь его название? Или как он выглядел? — Кимхан наклоняется чуть вперёд, стараясь не выглядеть давящим.       Нин глубоко вздыхает, будто пытаясь выловить из хаоса памяти хоть что-то полезное. — Это было где-то в окрестностях Чонбури, — отвечает она, переводя взгляд с Порша на Кима. — Большая территория, огороженная высоким забором с колючей проволокой. Там были склады, но главный был с номером… кажется, «12». Я помню его, потому что его номер часто звучал, когда охранники говорили между собой. Больше я ничего не знаю.       Больше она не выдерживает. Губы шевелятся, будто она хочет сказать что-то ещё, но вместо слов вырывается тихий всхлип. Порш обнимает её, осторожно, чтобы не напугать, шепча слова поддержки.       Ким отводит взгляд, чувствуя, что стал свидетелем чего-то слишком личного. Это была зацепка, хоть и слабая. — Если мы сможем найти доказательства, что Кинн использует эти порты для торговли людьми, это станет катастрофой для него, — озвучивает он, устремив взгляд на Порша. — Даже его связи в полиции и правительстве не помогут скрыть такую грязь, если об этом узнает общественность.       Порш медленно кивает, поглаживая Нин по голове. — Нам нужно время, чтобы всё собрать, — размышляет Ким. — Если у неё есть ещё детали, они могут быть ключевыми. — Мы вернёмся к этому позже, — отвечает Порш, не отпуская рыдающее тело из своих рук. — Она и так сказала больше, чем я ожидал. Сейчас ей нужно восстановиться.       Ким кивает, понимая, что сейчас главное — не спешить. Но внутри него всё кипит. Мозг в кашу превращает лишь мысль, что на её месте мог бы быть… Боги… — Даже так, я не смогу рассказать об этом сам, пока слишком рано вступать с ним в борьбу открыто, — продолжает Порш. — Если опубликовать анонимно, люди просто не поверят. Интернет полон таких историй, и без реальных доказательств никто не станет воспринимать их всерьёз. Нам нужен кто-то, кто сможет выдать это как разоблачение, кому поверят.       Кто-то, кто сможет вынести правду в свет, но при этом не укажет на них. Взвешивая все «за» и «против», Ким морщится от мысли, которую всё ещё воспринимает дикостью. Пусть сейчас и единственно верной. И снова приходится наступить себе на горло, отступить от клятв, от обещаний, данных себе. Блядская тварь эта судьба. — Есть у меня один такой человек, — шипя сквозь зубы заявляет он.       К сожалению или к счастью, когда дело касается Че, Ким готов пойти на всё. Даже на сделку с дьяволом.