Циркадные ритмы

Смирение

      Такое мерзкое чувство. Неподвластный контролю страх, но имеющий его в чрезмерных количествах. Отбирающий способность ясно мыслить, делающий из тебя последнее ничтожество, готовое на всё, чтобы почувствовать безопасность. Грёбаный страх сдохнуть. Ким до больного боится смерти. Ведь если он умрёт, то Порче некому будет защитить.       В отдельности его жизнь ничего не стоит, может, и заслужил её лишиться. Самое грустное будет только то, что он не сможет больше увидеть блеск своего солнышка. Весь смысл существования заключается только в том, чтобы любить, радовать и оберегать доверенное ему сокровище. С одним пунктом уже проебался, за что уже справедливо будет сложить голову. Главное справиться с самым главным, ни одному волоску с Че не дать упасть. Кажется почти невозможным, когда их окружает с дюжину головорезов во главе со сраным источником всех проблем и его разукрашенным прихвостнем. Ублюдки.       Их много, они вооружены и не оставляют ни одного варианта для отступления. Ни одного предположения об их следующем шаге. Ким отчаянно заслоняет собой Че, и более беспомощным он ещё не был. Нихера же это не спасёт. Пустят пулю в его тупую башку, а после погасят самый яркий свет. И ничего он с этим не сделает, потому что неуловимый дуэт в очередной раз загнан в западню. Перед смертью даже не сможет в последние секунды смотреть в любимые глаза, потому что пугливо мечется от одного урода к другому, пытаясь предугадать их действия. Закончит здесь, так и не получив его прощения, не ощутив напоследок родного тепла и не сумев защитить самое дорогое. — Только дёрнетесь, я вам всем шею посворачиваю нахрен! — хрипло кричит Кимхан. Совсем идиотская угроза, очевидно пустая, но на большее он и не способен.       Не сразу замечается, что во вражеских глазах тот же страх. Порш, сука, какого-то хрена напуган, а его щенок сейчас вовсе свалится в обморок. После заявления Кима их испуг подпитывается непониманием. — Вы же сами нас позвали, — недоумевает Порш. — Мы думали, вас тут убивают, приехали спасать!       Теперь секундно в ступор впадает и Ким, однако быстро вновь настораживается, не поддаваясь на явный обманный манёвр, пока Порче бесстрашно не выходит из-за его спины. — Успокойся, — он закатывает глаза. — Это я позвонил Као. — Порче?.. — удивляется Ким. — Зачем? — Затем, что нам помощь нужна, — чуть раздражённо выплёвывает Че. — Или что, снова меня попытаешься задушить за измену?       Слова укалывают слишком больно, вызывая очередной приступ отвращения к самому себе. Теперь до конца жизни ему буду тыкать этим дерьмом, напоминая, какой он подонок. А Ким даже возникнуть не посмеет, у него отныне нет права даже на ревность, хоть она и будет точно так же душить обеими руками. Остаётся только стиснуть зубы и смолчать. Почти невозможно, когда этот хмырь с позорным фингалом на роже, знатно отхватив за свою самоуверенность, всё равно продолжает пялить на его мальчика. — Че, ты в порядке? — с трогательным беспокойством спрашивает он. Тошнит. — Что случилось? О каких прослушках ты говорил? Напугал до смерти!       Макао порывается броситься к нему, решительно делая шаг вперёд, однако Порш хватает его за плечо, жёстко пригвоздив обратно. Тот возмущается, но больше дёрнуться не смеет. — Порче, расскажи, пожалуйста, что произошло, — мягко спрашивает Порш таким тоном, будто они тут на приёме у психолога.       И Че легко ему доверяется. С их появлением он вообще крайне быстро успокоился, даже мелкая дрожь пропала, а голос почти выровнялся. Ким не поймет его доверчивости, когда ещё непонятно, кто из них насувал в их квартиру жучков. Как, вообще, этот гадёныш узнал, где они живут, когда героически примчался на белом коне спасать своего принца из лап злобного дракона-абьюзера? — Я прибирался и нашёл прослушку под столом на кухне, — повторяет Порче, заговорив об этом, ему снова становится жутко. — Мне стало страшно. Непонятно, сколько их ещё, и что этот конченый сделает, когда узнает, что их нашли. Я в панике выбежал на улицу и решил позвонить, потому что нам больше не к кому обратиться. Простите, что напугал. — Не извиняйся! Правильно, что позвонил, — строго говорит Порш. — Я знал, что вы одумаетесь.       Вы? Кто это «вы»? Если Порче хватает наивности, то Ким ещё не определился, кто из этих двух хмырей с холёной мордой меньше всего подозрительный. Пока доверия не внушает ни один и ни второй. Кинн узнал, где они живут, не спрашивая у них лично. Узнал их настоящие имена, узнал об их передряге с казино. Наверняка ему известно о них ещё больше, с самого начала не было ни одной причины полностью верить человеку, имеющего столько власти в руках. Однако и этим чертям всё о них известно, к нужному дому примчались безошибочно. Настоящим врагом может быть кто угодно, и мысль о том, что кто-то был у них дома без их присутствия, рассовывая там свои игрушки, вводит в ужас. И хорошо, если кто-то один, а не сразу оба.       Ким не представляет, кому может доверять, а определиться нужно как можно скорее. На кону самое дорогое. — Пожалуйста, помогите, — Порче просит так жалостливо, смотря на Порша, как на единственную надежду.       Возможно, это она и есть. Если они не лгут, то им больше не к кому пойти. Если лгут, то совсем не к кому. Обидно, что Че больше не чувствует себя с Кимом как за каменной стеной. Перед такой угрозой он лишь соломенный шалаш, который развалится от дуновения ветра. Ким чувствует из-за этого себя просто отвратительно. Ему нужны чьи-то силы, чтобы защитить своего Саншайна. Глупо себя за это винить, словно тогда был иной выбор, но Кимхан себя ненавидит за то, что просто позволил всему этому с ними случиться. Порче так устал от всего этого, а он только делает всё хуже, оставляя лишь вариант молить о спасении кого-то чужого. — Садитесь в машину, побудете пока у меня, так будет безопаснее, — распоряжается Порш, указывая головой в сторону распахнутых дверей небрежно припаркованной BMW, на которой он приехал. — Позже решим, что делать.       Порче без споров и даже с неким облегчением спешит нырнуть в салон автомобиля. Ким, настолько не ожидая, что он без каких-либо разговоров так спокойно усядется в чужую машину, на мгновение теряется. Заспорить не успевает — Че уже сидит внутри, и Порш, отдав какой-то указ своим людям, садится следом. Ничего не остаётся кроме как подавить недовольство и сесть тоже.       Ситуация начинает бесить в край, когда к ним третьим на заднее сиднее, прямо к сидящему по середине Порче, подсаживается ещё один пассажир. — Макао, сядь спереди, — невозмутимо просит Порш, бросив на него взгляд через зеркало. — Но… — пытается заспорить он. — Макао, — настойчивее повторяет его начальник, — я попросил тебя пересесть.       Не скрывая недовольства, а наоборот, очень ярко его показывая, Макао злобно косится на Кима, но больше не противится. И спасибо. Была угроза, что поездка завершится чьим-то трупом. Порче делает вид, что всё это не замечает.       Ким не расслабляется ни на секунду. Напряженно следит за сменяющимися городскими пейзажи за окном. Недоверчиво косится на Порша, едущего за рулём, и его мерзкого прихвостня, готовый подскачить и убить их обоих, едва стоит одному из них хоть дёрнуться. Очень чутко и беспокойно поглядывает на Порче. Он нечитаем. Совсем невозмутим, просто смотрит прямо. Нельзя сказать, что у него на уме, хотя Ким убеждён в творящемся там хаосе.       Его хочется касаться. Это необходимо, как воздух. Ким не делал ни вздоха уже несколько дней. Мучительно долгих, подобных худшей пытке. Всего один раз в глубоком ужасе он позволил ему такую роскошь, но отнимало это столько же жизни, сколько и давало. Разрешит ли сейчас? Наверняка не станет перед этими двумя клоунами показывать, что между ними что-то не так. Определенно захочет показать своему бывшему правильность сделанного выбора не в его пользу, даже если всё ещё обижен. Ким этим самоуверенно пользуется, кладёт руку ему на бедро, чуть ощутимо сжимает. И в секунду в сердце будто какой-то тяжёлый груз исчезает, впуская вместе себя нежность тепла Че, а лёгкие наконец-то наполняются спасительным кислородом.       Но всего на мгновение, потому что Порче, делая в сто тысяч раз хуже, сразу убирает руку, даже не посмотрев и никак не изменившись в лице. Кинжал в грудь и пуля в лоб. Слепая надежда, что между ними всё снова хорошо. Порче слишком обижен. Ким отворачивается к окну, в его сторону больше не смотрит, не дразнит себя недоступным, таковым сделавшим собственным идиотизмом.       Муравейник, колоритно перетекающий из зданий в три этажа в гигантские многоэтажки, хорошо изученный, Ким знаком с каждой улочкой, но не перестаёт ждать подвоха от любой из них. Когда поворот оживлённого центра обернётся чёрной подворотней, в которой им обоим всадят по пуле. Пульс учащается на парковке одного из небоскрёбов, элитного жилого комплекса. Кимхан сдерживает себя, чтобы в очередной раз не схватиться за Порче и прикрыть собой, когда закатное солнце резко скрывается, не попадая в подземный паркинг.       Напряжённая атмосфера в лифте, наполненная неловкостью и желанием убивать. Толпа ряженых придурков с пистолетами на поясе и кирпичом вместо рожи, следующие за ними по пятам, порядком действуют на нервы. Удивительно, как обычно нервному Порче вообще всё происходящее побоку? Никакой реакции, полное спокойствие. Единственное, что вдруг нарушает этот штиль, становится его восторженный визг: — Собачки!       И на такие эмоции, впервые положительные за столько депрессивных дней, его выводят два огромных ебучих добермана, с которых даже Ким шарахается, когда они налетают на них, едва стоит переступить порог. — Это Шторм и Шелли, — представляет Порш двух псов, радостно выбежавших встречать своего хозяина. — Можешь погладить, если хочешь. — Хочу!       Собаки почти сразу кидаются к нему, с первой секунды пропитавшись симпатией к гостю. Порче без всякого страха гладит обоих по голове, выглядя при этом до невозможного радостным. Ким, конечно, поражён внезапным источником его счастья, но отрадно, что хоть что-то в этом всём дерьме вызывает у его мальчика улыбку. — Пожалуйста, проходите, располагайтесь, — приглашает Порш, уходя внутрь квартиры. Собаки оставляют игры с Порче и несутся за ним.       Охрана с ними заходить не стала, осталась ждать у входной двери. И слава богу, бесили не меньше, чем этот пиздюк, каждую минуту переводящий взгляд с Порче на Кима, чередуя между влюблённым и не прикрывающим его отвращение. И сейчас, уходя вслед за своим начальником, Макао не забывает осуждающе посмотреть на Кимхана, и обратиться к Че: — Пойдём, Порче, тебе нужно отдохнуть, — сюсюкается с ним, как с ребёнком.       К удивлению, Че на это легко ведётся, устремляясь за ним. Ким остаётся топтаться на пороге один, как ненужный никому хлам.       Квартирка у этого Порша роскошная, даже накатывают воспоминания, потому что в похожих местах когда-то они с Че проводили самые страстные ночи, не считая ни одной купюры. Панорамные окна открывают обзор на весь Бангкок, лежащий как на ладони с тридцатого этажа. В самой квартире два этажа, целиком наполненные простором и сдержанной роскошью. Стильно, дорого и без фанатизма.       Порче сидит на диване, почёсывая за ухом одного из развалившихся у его ног доберманов. Посадить сюда можно ещё человек десять, но задница этого ублюдка мастится именно рядом с Че почти вплотную. И резко становится насрать на всё, потому что Порче всё ещё его, и настолько откровенно харкать себе в рожу Кимхан не позволит. Он садится по другую сторону от него и рывком притягивает за плечи, отсаживая подальше от Макао.       Но в морду ему всё-таки плюют. Порче и секунды не сидит у него в объятиях, сразу стекая на пол, продолжая тискать собак, даже бровью не поведя. Впервые так завидно парочке псов. — Мои люди сейчас осматривают ваш дом. Как только они закончат, решим, что будем делать, — Порш расстёгивает пуговицы на пиджаке и садится в кресло напротив. — Пожалуйста, если вам что-то будет нужно, не стесняйтесь, говорите.       О, если им что-то будет нужно? Кажется, крайне очевидно, что им нужно, и это стоит предоставить как можно скорее. — С чего этот Кинн решил, что твоя компания принадлежит ему? Что вас с ним вообще связывает? — требует объяснений Ким, потому что уже задрало быть в центре событий, но при этом в полном неведении.       Порш видимо не хочет отвечать, запинаясь. Недоверие к нему усиливается с каждой секундой молчания, и он это понимает. — Скажем так, мы давние знакомые, — мутно отвечает Порш. — Кинн — психически нездоровый человек, поэтому не стоит искать логику в его мыслях и поступках. Мне очень жаль, что вы нарвались на него, и попытаюсь сделать всё возможное, чтобы вы не стали жертвами его бреда. — Не стали жертвами? — усмехается Ким. — Хочешь сказать, что мы ещё ими не стали? Всего этого пиздеца недостаточно?       Порш смеряет его неподъемной тоской в глазах, мрачнея всё больше. — Вы не представляете, на что способен Кинн.       Кимхан на этот счёт спорить не собирается. Ему и половины неизвестно про этого человека, но он явно при власти, раз без труда смог вытащить из тюрьмы двух преступников, наворотивших себе на несколько сроков, и прямо при всей полиции устроить чаепитие. На что ещё он может быть способен, и знать не хочется. Главное, чтобы и Порш не был способен на подобное. — Хорошо, допустим, — соглашается Ким. — Как вы собираетесь с ним бороться?       Ещё один вопрос, на который у Порша нет ответа, зато есть сильное желание его найти. — Мы пока работаем над этим, — сухо отмазывается, в чём скрывается прямой ответ, что плана у них никакого нет. — Отлично, — Кимхан, вздохнув, откидывается на спинку дивана.       Собакам Порче явно нравится. Конечно, как такое золото может кому-то быть не по вкусу? Ким очень понимает, хоть и не менее бесит влюблённые глаза, наблюдающие за тем, как он всё не наиграется с доберманами. Выколоть бы их к хуям. Только больше беспокоит другой взгляд, ведь если с Макао всё предельно понятно, почему Порш так смотрит на Че, можно только догадываться. — Любишь собак? — вопрос чисто риторический, потому что тут уже и слепой, и глухой бы догадался, как Че они нравятся. — Да, очень, — счастливо отвечает Порче, не отрываясь от игр с собаками. — Хочешь себе? — следом спрашивает Порш. — У нас нет времени ухаживать за собакой, — уже не так весело. — И в наш образ жизни она не очень впишется. — Понятно. Говори, пожалуйста, если тебе что-то нужно будет, хорошо? — следом просит он. — Неважно, что. Я постараюсь сделать для тебя всё возможное.       Порш и до этого говорил, что они могут обращаться к нему с чем-то, однако это персональное внимание замечает даже сам Порче, потому, смутившись, мямлит в ответ: — Хорошо…       Весь следующий час кажется бесконечным, будто в нём каждая минута равна ему самому. Ким себя ощущает четвёртым лишним, не считая собак. Радует, что Че наконец-то весел. Бесит, что даже с этим сраным Поршем он какого-то чёрта общается милее, чем с ним. Взглядом ищет, где в этой стеклянной коробке можно было бы закурить. Не отыскав ни одного открывающегося окна, решает выйти на улицу. Всё равно в этом цирке успокоиться ни одна сигарета не поможет.       Только нервы она не успокаивает. Кажется, делает ещё хуже: дурацкая зажигалка с первого раза не срабатывает, а поднявшийся ветер не даёт поджечь и с третьего раза. И если хоть какой-то эффект от дозы никотина был получен, он растворяется моментально, стоит снова переступить порог квартиры. Заплаканные глаза Че и его испуганный вид пробуждают зверя. Ким готов порвать глотки каждому уёбку-телохранителю, стоящих по периметру комнату, но первый делом сделать это с их начальником. — Какого хуя?! — ярость и паника берут его под контроль. И всё лишь из-за отпечатка страха на любимом лице.       Ким кидается к Порче, падая на колени у его кресла, в тревоге хватает за трясущиеся запястья, пытается заглянуть в глаза. — Что случилось? — спрашивает он у него беспокойно, самого пробивает на дрожь. — Эй, да успокойся… — вмешивается Макао, однако тут же оказывается жёстко перебит: — Я, блять, не с тобой разговариваю! — Ким похож на бешеного пса, сдерживаемого от кровавого убийства только цепью — внезапно перехватившего его руки пальцами Порче. — Хватит, меня никто не обижал, правда, — успокаивает Че. Он хочет продолжить, только на это его не хватает, ужас в глазах становится ярче.       Объяснять за него берётся Порш. — Мои люди осмотрели вашу квартиру и машину, которую вам в пользование предоставил Кинн, — мрачно начинает он. — Было найдено четыре скрытые камеры и пять прослушивающих устройств, помимо того, которого нашёл Порче. В машине был установлен ещё один жучок.       Порш указывает на журнальный столик, куда вывалена горсть уже неработающих железяк и проводов. Тогда Ким сам чувствует подступивший к горлу ком, увидев, сколько дряни было напихано в их доме и безустанно следило.       Всё это время не было ни одного угла, где они смогли бы остаться наедине. Все их разговоры были записаны и кем-то внимательно прослушивались, вызывая ехидную ухмылку на их наглую ложь. Все их ссоры были кому-то потехой, а страсть в постели хорошим порно. Слов на это не находится. Ким только крепче сжимает ладонь Че, пока он это позволяет. — Всё уже хорошо, ребята всё убрали, — сообщает Порш. — Но я не считаю безопасным вам туда возвращаться. Мы не знаем, что решит выкинуть Кинн, особенно после того, как все его побрякушки были найдены. — И что ты предлагаешь? — не выдерживает Ким. — Поживите пока в одной из моих квартир, — отвечает он. — Даже если Кинн захочет до вас добраться, ему понадобится время найти вас. На дверях установлена современная охранная система, а телохранители будут круглосуточно караулить у всех выходов. Там вы сможете быть в безопасности.       Хочется покрепче въебать по чему-нибудь, потому что накопившуюся злость уже невозможно хранить в себе. Ким без понятия, как ему правильно поступить, потому что на кону самое-самое дорогое. Возвращаться домой он точно не станет, это похоже на самоубийство, и паранойя теперь вряд ли когда-то отпустит в этих стенах. Но может ли он доверять Поршу, или их союзник лишь мнимый? Не будет ли наивность стоить ещё дороже? — Ладно, — это выбор без выбора. — Пусть будет так. — Отлично, — Порш рад, что обошлось без уговоров. — Предлагаю вам сейчас заехать домой, возьмёте всё необходимое. Охрана будет с вами, я буду ждать на месте.       Даже ненадолго, просто за вещами, вернуться в стены, которые ещё этим утром были их защитой от мира, кажется чем-то страшным. Не спасает понимание, что никакой слежки за ними больше не будет — вдруг одну пропустили? Не помогает также и толпа качков в чёрных пиджаках с пистолетами. Словно их недостаточно, чтобы защитить одного человека. Словно они и могут оказаться предателями. Поэтому Ким доверяет только самому себе. Когда дело касается Че, полностью положиться ему больше не на кого.       Собираются потому суматошно. Спешить некуда, но не покидает ощущение, что вот-вот где-то в шкафу начнёт тикать бомба, и у них будет всего три секунды на то, чтобы смотаться, иначе их разнесёт вместе со всем, что находится в радиусе километра. И всё это в полнейшем молчании. Даже без переглядок, случайных касаний. Че будто делает всё возможное, чтобы этого избежать. В какой-то момент кажется, что будет лучше, если бомба всё-таки взорвётся.       Вещи Кима умещаются в один небольшой рюкзак. У Порче же не застёгивается дорожная сумка, и часть приходится оставить брошенной на кровати. Загрузив всё в багажник, их снова везут по знакомым улицам в неизвестное место. Вечер подкрался незаметно, уронив на Бангкок небесную тьму, развеивающуюся светом сотен вывесок, квартирных окон и фар. День был чертовски длинный и ебано изматывающий. Или не только день. Это проклятье преследует их уже несколько недель, или возникло ещё раньше? Обострилось, пожалуй, когда между ними поселилось молчание. Самое отвратительное, отбирающее последние жизненные силы, и даже пропадает всякое понимает, ради чего идёт вся эта борьба, когда весь смысл заключается в лишённых в наказание поцелуях?       Высотка, к которой их привозят, от предыдущей малым отличается. Такой же подземный паркинг, огороженная территория со шлагбаумом, та же многоэтажная стеклянная коробка. Порш встречает их на парковке, и, к сожалению, противное ебло, трущееся около него, никуда не делось. — Давай помогу! — Макао сразу кидается к Порче, как только водитель достаёт из багажника сумку и вручает ему.       Взять не успевает, Ким перехватывает её из рук Че раньше. На рожу ебаного Макао-какао не смотрит, и без того знает, что оно перекошено от возмущения. Порче старается их пассивно-агрессивное соревнование по метанию друг в друга говном мастерски игнорировать, а вот Порш от тяжёлого вздоха не воздерживается. — Пойдёмте, покажу вам всё, — приглашает он, направляясь к лифту.       Сама квартира тоже от жилища Порша не отличается. Разве что совсем нет вещей, говорящих о том, что тут кто-то живёт, делая этот аквариум совсем бездушным. И всё же, пожалуй, дело совсем не в обстановке. Ким в принципе ничего душевного не чувствует, потому что его душа сейчас безразлично проходит мимо, оглядывая новое место. — Порче, если что-то нужно будет, то скажи, устроим, — просит Порш. — Я остаюсь здесь только тогда, когда приезжаю на сделки или мероприятия в этот район, поэтому тут не особо обжито, но всё необходимое есть. Клининг приезжает раз в неделю, но от него можно отказаться, если вам некомфортно. — М-м-м, — Че задумывается и всё-таки решается: — Да, пожалуй. Мы сами справимся, спасибо, — страх чужаков на своей территории теперь долго не будет отпускать, и лучше никого лишнего сюда тоже не впускать. — Как скажешь, Че. Пойдем, я тебе всё покажу, — улыбчиво зовёт Порш, позволяя себе накрыть рукой плечи Порче, поведя за собой. А тот и не против.       Сука, вымораживает. Киму впервые хочется назвать Порче глупым, потому что не выходит ни с чем иным связать его безграничное доверие. Повёлся на этот бред лишь из-за того, что Макао же хороший, он никогда не станет работать на плохих людей. Только не берёт в учёт факт, что он может оказаться таким же наивным дурачком или гнусным лжецом. А возможно, Ким просто завидует, что Порче мил с кем угодно, но не с ним. Хорошо понимает, в чем по большей части причина. Признавать не хочет.       Не выдержав, Ким уходит в спальню, чтобы зависть не мучала так сильно. Просторная комната, окна от потолка до пола, гигантская кровать, дверь в гардеробную, зеркало, пара кресел и полное бездушие. Кимхан не собирается жаловаться, его в предоставленном жилье всё устраивает, но раскладывать вещи и наслаждаться роскошью желания нет, как и доверия к этому месту. Пока хочется только повеситься. Хоть куда-то деть надоевшие тревожные мысли из больной башки. Кажется, только петля сможет вытряхнуть их из неё. — Муншайн, — окликает его вошедший Порш. — Потерял тебя.       Лучше бы сам потерялся.       Когда Ким оборачивается, Порш кидает ему ключи, которые он ловит налёту. С ними висит брелок с номером. — Найдешь на парковке. Взамен предыдущей. — Тоже с прослушками? — язвит Ким, скептично осмотрев ключи. Но машине рад. Без колёс тяжеловато. — И двумя скрытыми камерами в салоне, — шутливо отвечает.       Главное, чтобы шутка отказалась просто шуткой. — Я знаю, что ты не доверяешь мне, — вдруг серьезным тоном говорит Порш, сражая проницательностью.       Ким чувствует, как сердце вмиг становится неподъемным камнем, а в груди всё сжимается, видя направленный ему прямо между глаз пистолет. Но он тут же опускается, с ухмылочкой Порша повиснув у него на пальце. — Может, так спать станет спокойнее?       Если он вдруг думает, что Кимхан откажется, то крупно ошибается. Не будет скромничать и уверять в доверии между ними. Ким берёт, потому что одно неправильное движение, и в его лоб войдёт вся обойма. Он говорит ему об этом прямо, направив заполученный пистолет на него. — Что за слепое доверие к двум преступникам? Это легкомыслие, или ты просто очень любопытный? — Кимхан не собирается опускать пистолет. Более того — он готов выстрелить. — Не наслышан, сколько беззаконий стоит за нашими именами? Думаешь, у меня со всем этим списком мало смелости, чтобы тебя прикончить? Из-за ваших разборок с Кинном мы с Порче оказались во всё это втянуты, и больше всего на свете мне хочется прикончить вас обоих за то, что нам приходится это переживать!       Губы Порша в очередной раз трогает ухмылка. Пистолет его нисколько не пугает. — Если ты убьёшь меня, то это будет стоить ваших с Порче жизней, — голос даже не дрожит. — И ты прекрасно понимаешь, что я ваш единственный шанс выстоять против Кинна. Можешь сколько угодно устраивать эти спектакли, но ты сам в глубине души только и надеешься на то, что я действительно смогу вас спасти.       Ким сжимает зубы, и в отличие от речей Порша, рука у него не такая твёрдая. Пальцы на рукояти начинают белеть от того, как он сильно сдавливает пистолет. Потеряв всякую убедительность, Кимхан всё-таки опускает оружие, едва не зарычав. Порш хмыкает и разворачивается к двери. — Ах да, помирился бы ты с Порче, а то у него уже, кажется, кандидат на замену вырисовывается, — бросает он ехидно перед тем, как выйти. Его спасает лишь захлопнувшаяся дверь. — Ублюдок! — разъярённо кричит Кимхан ему вслед, чуть не рванув следом, чтобы сломать ему челюсть.       Останавливает нечто в последний момент. Страх сделать ещё хуже, наученный опытом. Хоть и кажется уже, что хуже некуда, ведь этот подонок абсолютно прав. Совсем непонятно, как, блять, заполучить это ебучее примирение, когда раньше никогда и ничего подобного у них не случалось. Это кажется концом света, от которого нет спасения. И грёбаный Макао уже действительно записан в кандидаты, потому что Порче не может без ласки. Ему круглые сутки нужно чувствовать любовь и заботу, а когда предыдущий раб его пленительных чар потерял честь дарить их ему, Саншайн быстро найдёт себе достойнее.       Ким убирает пистолет подальше, пока не вышиб им мозги сам себе, и выходит из комнаты. Ему хочется к Порче. Прямо сейчас, неотложно. Чтобы они все съебались подальше со своими проблемами и дали им побыть одним, только друг для друга. Если бы этот придурок только знал, как сильно Кимхану хочется помириться с Че и без его дебильных советов, то, может быть, варежку бы и не раскрывал. Оно необходимее кислорода в лёгких. Без прощения Порче словно и солнце не заходит, и луна во тьме не является. Хоть один шанс всё исправить, Ким схватится за любую возможность. — Макао, нет! — привлекает внимание раздражённый вскрик из другой комнаты.       Вся сооброжаловка начинает покидать его крайне стремительно, вкладывая в голову только жажду порвать любого, кто обидел Че, но, благо, в последний момент мозги всё-таки начинают работу. Ким встаёт за углом, слушая. — Че, пожалуйста, — обречённо, на грани отчаяния, — я лишь хочу дать тебе хорошее будущее, помочь тебе. — Мне не нужно никакое будущее без него! — осаждает Порче. — Я просил тебя перестать это делать, почему ты продолжаешь?       И мимолётно в груди приостанавливается стук, чтобы через секунду забиться сильнее. — Он же уголовник! — пытается достучаться Макао, явно не понимая, как можно не осознавать такую истину. — А я что, нет?! — вконец расходится Порче, вынуждая поумерить пыл и заткнуться. — Че, — ещё мягче, так мягко, насколько это возможно, — у тебя вся жизнь ещё впереди, тебе действительно хочется, чтобы она прошла вот так? Тебе совсем не страшно загреметь за решётку или словить пулю при побеге? Я могу тебе помочь начать всё сначала, помочь… — Не нужна мне эта жизнь без Кима! — перебивает Че, заведясь ещё сильнее. — У меня впервые в ней смысл появился вместе с ним, и насрать глубоко, в тюрьме или в аду, мне хорошо будет только с ним! — Тебе так кажется. Он просто первый, кто дал тебе почувствовать заботу после тех лет. Ты достоин гораздо большего с лучшим человеком.       Тогда его раздражение достигает апогея, а Ким чувствует, что сейчас сорвётся и кинется ему в ноги. — Ещё одно слово, и я снова перестану для тебя существовать, — сквозь зубы предупреждает Порче. — Я говорил тебе не вмешиваться в наши отношения. Для меня самый лучший — Ким. Я не уйду от него ни за какими перспективами, потому что люблю его, и ничего это не изменит, поэтому оставь уже свои попытки меня переубедить.       Макао виновато смолкает, а после произносит несмело: — Хорошо, Порче, прости меня, — в нём кипит сожаление. — Но знай, что если когда-нибудь передумаешь, я всегда буду рад тебе. — Я не передумаю, — звучит надорванным шёпотом. — Я никогда не…       Кимхан слышит оглушительный треск внутри себя, и преследующая паршивость умножается на два. Прилив эмоций — облегчения, вины, страха — грозит захлестнуть его. Порче продолжает любить, даже после той мерзкой выходки. Поддаётся своей гордости, но всё ещё готов в преисподнюю шагнуть за ним. Как Ким только мог решить, что Че способен на измену? Каким идиотом надо быть, чтобы усомниться в его верности, когда она до сих пор непоколебима? Видимо, Кимом.       Сожаление неумолимо, однако довольная лыба тянется непроизвольно. Ну разве такие слова о себе, сказанные из уст его милого Саншайна прямо в рожу этого хмыря, не могут не тешить самолюбие? Порче не поведётся на все эти золотые горы и счастливое будущее, он останется верен своему Муншайну, а это недоразумением может катиться нахуй. — Ну что ж, — Порш тихо подходит со спины и, мельком бросив на него лукавый взгляд, выходит из-за угла, — все очень устали. Отдыхайте, пожалуйста, встретимся завтра. Макао, пойдём.       Его прихлебатель, не желая оставлять Порче, в некой попытке воспротивиться, смотрит на него, после в мольбе смотрит на Порша, и всё-таки сдаётся. Насупившись, уходит к выходу. — Ключи оставил на столике в прихожей, — оповещает он и прощается: — До завтра, звоните, если что! — Хорошо, спасибо больше, — благодарно произносит Че. — Пока!       А вот Ким не прощается и даже лицо попроще сделать не пытается, пока эти двое копошатся у порога. Ждёт, когда хлопнет дверь, чтобы наконец-то выдохнуть. У Порче же вмиг исчезает вся жизнерадостность, и он снова наполняется безэмоциональным холодом.       Ну всё, теперь точно нельзя позволять продолжаться этому дерьму между ними после услышанного. Порче гордость не позволит подойти и сказать, что Ким прощён, хотя сам уже скулит от одиночества. Ничего страшного, у него-то зато никакой речи о самоуважении и идти не может, когда дело касается Че. Извинится без проблем и ещё сто раз это при необходимости сделает. Уверенности тем более теперь хоть отбавляй. — Порче!.. — с решимостью начинает Ким, но Порче игнорирует его так мастерки, просто уйдя в другую комнату, словно к нему никто и не обращался.       Сучка, всё продолжает свой характер ебучий показывать. Ну ничего, Кима теперь сломать не так просто. Пусть повыёбывается ещё маленько, он с него всё равно своё прощение вытрясет. Знает, что к нему близок.       В ванной начинает шуметь вода, и льётся она добрых тридцать минут. Ким терпеливо ждёт. Ходит из стороны в сторону, обходит всю квартиру, от скуки залезает в каждый ящик, заодно исследуя на наличие сюрпризов. Если Порче там всё это время моется, то уже должен до крови себе всю кожу стереть. Нет, он просто тянет время, исследует его на прочность и оттягивает разговор.       Бангкок окончательно поглощают сумерки. Весь город расстилается под бархатным пологом ночи мерцающим океаном. Окружив со всех сторон через панорамные окна, он словно пытается поглотить, стать одним целым. Прекрасный вид. Но едва ли прекраснее вида обнажённого Саншайна.       Бесстыжий. Абсолютно бесстыжий. Без всякого стыда выползает из ванной совершенно голый и даже за неимением позабытого полотенца ничем не прикрывается. По роскошному телу сексуально стекают капли воды, вышибая из Кима весь воздух. И оторваться никак не в силах от того, как этот дьяволёнок шлёпает босыми ногами по дорогому паркету, прогибается, выставляя напоказ все свои прелести, и лезет за вещами в сумку, полностью игнорируя на себе пожирающих взгляд, словно он здесь совсем один. Какая подлость.       Взяв одежду, Че уходит как ни в чём не бывало. У Кима вернуться в реальность выходит только тогда, когда он исчезает из поля зрения. Отмерев, он идёт за ним в спальню. Порче в чистой футболке натягивает домашние шорты, которые своей длиной положение не очень спасают. — Че, давай поговорим, — просит Ким, взяв в себя в руки. — Я…       Его нагло затыкают шумом фена. — Да блять! — этого уже даже сам Кимхан не слышит.       Он терпеливо вздыхает и садится на край постели, дожидаясь, пока Че закончит. Смотрит на его лицо через зеркало, всё ещё не получая ни одной эмоции. Выдержка по-тихоньку начинает кончаться. Совсем её не остаётся, когда фен наконец-то выключается, но Порче снова не даёт сказать и слова, выйдя за дверь.       Ну это пиздец уже какой-то! Чего он добивается? Пусть хотя бы скажет, что именно ему нужно, если даже шанса не даёт извиниться. На колени встать? Да встанет, неужели думает, что нет? Бегать только хватит. Совсем бредово от любви задыхаться, но пролжать эту драму, когда только и хочет поскорее всё наладить.       Ким нагоняет его в коридоре. Сам не понимает, откуда в нём берётся столько смелости, резко сменив тактику. Отрезав все пути отступления, он прижимает Порче к стене, поставив руки по обе стороны от его головы. А ибо заебало это уже который день. — Завязывай это, блять, — почти рычит.       Всё ещё пустота, даже бровью не поводит, смотрит вниз, не выражая ничего. И сбежать не пытается, и на контакт не идёт. Ким хватает его за подбородок и поднимает голову, заставляя смотреть себе в глаза. — Что тебе нужно? Я проебался, да, но если ты меня прощать не собираешься, то лучше прямо сейчас прикончи, — Кимхан зол, но почти не может себя сдержать, чтобы не впиться в эти пухлые губы, колдовскими чарами тянущие прикоснуться. Нельзя, и это заводит ещё больше. — Скажи уже, сука, что мне сделать надо, чтобы эта хуйня кончилась? Сколько издеваться можно?       Порче так и продолжает играть в молчанку, но результат определённо есть — в тёмной бездне глаз мелькает едва уловимая нотка тоски. Он обнимает слишком неожиданно и чересчур нежно. Ким и среагировать не успевает, и даже осознать не выходит. Тонкие руки мягко смыкаются на крепкой спине. Че зарывается носом в его плечо, прикрывая глаза. — Пожалуйста, не обижай меня больше, — на грани слышимости. — Я никогда больше не хочу думать, что сделал неправильный выбор.       Его просьба уничтожает, и кажется, что Порче всё-таки решился его убить, потому что ощущается ножом в грудь. Накрывает полное осознание, насколько больно ему сделал. Ему не нужно просить о таком, Ким покончит с собой, если это ещё раз произойдёт. — Милый, — сожаление сочится из дрожащего голоса. Ким сжимает его со всей силы, пропуская пальцы в мягкие волосы. — Нежный мой, солнышко, — и так жалостливо в своё оправдание, хоть и нет ему его: — Я даже мысли боюсь о том, чтобы тебя потерять. Ты всего мира достоин, а я не могу тебе его дать. Мне страшно, что ты найдешь кого-то лучше. Эта ревность тупая лишь из-за страха в один день проснуться без тебя. — Ты даёшь мне достаточно, — заверяет Порче всё так же тихо, сжимая в кулаках футболку у него на спине. — Давай просто никогда больше эту тему не поднимать, хорошо? — Конечно, котёнок, конечно, — бормочет в неверии, что всё это не сон. — Тебе не нужно меня об этом просить. Это больше не повторится.       Не может надышаться его запахом, наконец-то вернувшимся к нему. Каждый вдох приносит аромат его кожи, такой любимый и до боли знакомый. Че пахнет как солнце, выступившее после затяжной грозы, как мечта, как всё хорошее. Неужели действительно наступил финал этих мучительных дней, когда они всё ещё вместе, но далеки как никогда? Ощущение родного тепла, растекающегося по венам, будто снова вдыхает жизнь и успокаивает все тревоги, болезненно не дававшие существовать. Без Порче вообще ни одну минуту проживать не выходило. Больше походило на долгий кошмар, и проснуться никак не получалось.       Наверное, от вины перед ним уже никогда не получится избавиться. Ким для Порче единственный человек. Он для него любовник, лучший друг и семья. Он же и единственный, в ком Че видит опору, поддержку. Защиту. Когда его же каменная стена, спасающая от всех бед мира, на него обрушивается, непонятно, что тогда может помочь и можно ли вообще кому-то доверять. Ким ненавидит себя за то, что заставил Порче это чувствовать. Когда нужно было всеми способами доказывать свою правильность в своей партии для него, он лишь дал повод задуматься о кандидатуре получше. Идиот.       Объятия настолько крепкие, словно он вот-вот снова может оттолкнуть и исчезнуть. Порче же ответно жмётся так, будто боится того же самого. Нерешительно, в страхе, подобно первому разу, но так, как требует всё существо. Это не поцелуй, больше извинение за все возможные обиды и подтверждение, что между ними всё снова хорошо. Это жалкая попытка насытиться друг другом за все секунды томительной разлуки. Подобен наркотику этот вкус, бархат нежнейшей кожи под пальцами, тонкие нотки его парфюма. Хочется кровь ими наполнить, лёгкие забить, на всю жизнь на себе оставить. Чтобы никогда не исчезал, даже ни на секунду не покидал.       Ким цепляет зубами шарик пирсинга на его языке, едва не разваливаясь от того, насколько сильно хотел это сделать, до боли, до ломки. Че мычит в поцелуй — хотел, чтобы с ним сделали это, не меньше. Но это даже не первое из всего списка накопившихся желаний. — Я очень хочу выебать тебя, Че, — Ким отрывается от губ и влажно проводит языком по открытой шее. — Можно мне сделать это? — Зачем спрашиваешь? — крупная дрожь прокатывается по всему телу — от бесстыжих просьб или его действий. — Ты же знаешь, что можно.       Конечно, вопрос больше риторический, чисто из вежливости. Ким и не надеялся на другой ответ, видя, собственными руками ощущая, как на него реагирует тело Порче. Соскучился, бедный, изголодался. Ничего страшного, сейчас всё исправят.       На плечо закидывает бесцеремонно, сразу залепляя по аппетитному заду, вздумавшего подло дразнить, разгуливая голышом. Порче вскрикивает, но осознает, что заслуженно, и на второй раз, оказавшись вжатым в диван, даже не возмущается. Одежда вся улетает с треском и в секунду — зачем только надевал? По ягодице снова прилетает шлепок, к красным пятнам в дополнении останутся и синяки на бёдрах от пальцев, сжавших до боли.       Потянувшись поцеловать, Ким засматривается ненадолго. Соскучился по нему такому, по наготе его. Порче обнажённый прекраснее всего. В такие моменты крепче всего осознаётся, кому он принадлежит, и что это без всяких других вариантов. Перед ним одним он такой прекрасный, на всё готовый. Только для Кима такая картина существует, ничьи больше глаза не вправе увидеть. Татуировка с ключицы до сих пор никуда не делась, каждому чужаку говоря, кто здесь хозяин. И от алкоголя отказаться можно, и больше ни одной сигареты не скурить, но эта зависимость никуда не денется. Только если вместе с мозгами выковырять эту необходимость в Саншайне. — Не медли, ну, — в нетерпении требовательно торопит Че, притягивая к себе объятиями за шею.       Языки снова сплетаются. Не разрывая, Ким спускает руку с бедра к промежности, на пробу проводит пальцами по входу. Голову кружит от того, какой он гладкий там и узкий. Непременно хочется попробовать. — Блять, смазки нет, — вспоминает Порче с невероятной досадой. — Детка, обижаешь, — ухмыляется Ким и бросает его одного.       Че приподнимается с дивана, наблюдая с удивлением, как он из брошенного рюкзака достаёт тюбик. — Ты чё, шутишь? — спрашивает, прекрасно понимая, что нет. — Конечно нет, — заверяет Кимхан с абсолютной серьёзностью. — Вещь первой необходимости. — Ты дурак, — Саншайн отчего-то заливается краской. — Иди давай сюда, — Ким притягивает его к себе за талию, не отказывает в очередном поцелуе.       Обе ладони нежно обхватывают лицо Кимхана. Че отвечает торопливо, вкусно. Не ожидает, что сейчас вдруг его грубо толкнув к окну, вжав щекой в стекло. Вскрикивает от внезапности, однако оценивает, и почти сразу кричит громче от вжавшихся в плечо зуб и очередного удара по заднице.       Киму нравится над ним измываться. Доводить до состояния, когда он со слезами начнёт умолять о его члене, просить дать ему больше. Наиграться с ним вдоволь, а потом всё-таки дать такое желанное, по глотку засадить, как просил, и выебать следом как блядь последнюю. Сейчас в планах то же самое. Необходимо услышать, как сильно Ким ему нужен. Дать почувствовать, как он нужен Киму. Порче уже готов расплакаться. Тактильный голод как никогда дикий, подпитываемый возбуждением. На скользящие между ягодиц пальцы реагирует несдержанным стоном. Виляет задом, сам пытается насадиться, только Ким не даёт, лишь издевательски оглаживает. — Сука, пожалуйста, сделай со мной уже что-нибудь, я сейчас сдохну! — не молит, а приказывает, и Киму вставляет с этого даже больше.       Голод нечеловеческий, животный. Кимхан в половине шага, чтобы дать ему то, что он просит, разодрав на части. Когда он выпрашивает, то намного приятнее, это показывает необходимость в нём. Довести до края, а после обрушить всё возможное удовольствие, ни единого сомнения не оставив, как сильно он важен, сделав наслаждение этим ожиданием ещё ярче.       Языком по шее водит, точно глумясь, зная, как сильно Че это заводит. Он тихо постанывает ответно, жмурясь. Каждое касание старается ощутить полномерно. Изнывает от жажды большего. — Пи'…       Милое солнышко, так сильно просит, так необходим ему его Муншайн. Ким просто не может больше отказывать, резким толчком вгоняя два пальца вместе с укусом на шее. Как голос Че окрашивается в блаженстве — просто бесподобно. Кимхан бы на повторе слушал эти симфонии. Самое прекрасное — знать, что это совсем не предел и он может получить ещё больше. Получать ещё больше.       Никакой сдержанности, сплошное нетерпение. Ким трахает его пальцами почти насильственно, второй рукой вжимая лицом в стекло. Вид ночного мегаполиса всё ещё и не в половину так же прекрасен как Порче, обнажённый и доступный, изнывающий от жажды, чтоб его любили страстно и грубо. Ким любит так сильно, как только способен. Ни на что и ни на кого больше на свете у него не найдётся столько, сколько он дарит Порче. Кимхан вот-вот сгорит от того, как в нём много любви, если хотя бы часть продолжит держать в себе. — Я жалеть не буду, — предупреждает Ким, с самыми развратными звуками вынимая пальцы.       В ответ только всхлип. Слишком соскучился, чтобы бояться.       Ким встаёт сзади, а Порче заставляет прогнуться, выставив зад, и развести ноги шире. Не отказывает себе в очередной раз прижечь шлепком и без того раскрасневшуюся кожу. Мысль о том, что их сейчас ждёт, всё внутри переворачивает в предвкушении. До сих пор не верится в реальность происходящего. Его сладкий Саншайн изнывает от жажды быть выебанным и покорно подставляется, позволяет своим запахом заполнить лёгкие и снова свихнуться от безумной близости. Больше ни секунды Кимхан не собирается проёбывать такую возможность.       Им не нужна нежность. Она будет позже, после сорванного голоса и разодранных губ, когда уже саднить будут от поцелуев. Ким к этому умело ведёт. Засаживает так, что Че воздухом давится и глаза закатывает. Темп сразу берёт бешеный, не тратясь на раскачку. Заебало существовать без Порче, Кимхан хочется его всего сразу. С пошлыми шлепками кожи об кожу, пеленой перед глазами и удовольствием до судорог, которое доставить могут только они друг другу.       Порче роскошен. Настолько прекрасно лишь с ним одним. Собственник Кима обезумевает. Это его. Это для него. Хер там, чтобы ещё хоть один шакал посмел на него позариться, зубы не соберёт. Это его мальчик, его свет и тьма, его жизнь и погибель, его Саншайн. Ким, притянув к себе, вгрызается в шею, и не планирует себя контролировать. Всю кожу окрашивает россыпью алых засов, зализывает их, опять кусает и присасывается. Дерёт как суку и позвонки едва не выкручивает, заламывая голову. Стоны уже больше походят на крики, но для Кима звучат, как симфония.       Ну как он скучал, блять, до истерики, до боли, до смерти. Че близко, так близко, что кроет сумасшедше. И всё никак не насытится. С Порче много не бывает, его хочется всегда, а когда так долго не было, даже и крупицу голода утолить не выходит. Упиться им, самым дорогим вином, до беспамятства, помня только имя этой катастрофы, наводящую ему в сердце бесконечную бурю. Уже казалось концом, буквально концом, ведь Ким бы сдох, если бы Порче дал понять, что прощения никогда заслужить не выйдет. Какого-то чёрта у него теперь есть ещё один шанс. Потому что Че такой же больной, такой же помешанный, и паразита этого из башки уже ничем не вывести. — Чувствуешь, как сильно ты мне нужен? — спрашивает Ким низким голосом, почти диким.       Порче может только кивать, его тело реагирует на каждое прикосновение Кима, на каждый толчок. Слезы продолжают течь, но теперь они несут другую тяжесть. — Да, — удаётся ему выдохнуть. — Чувствую.       Улыбка Ким хищная, удовлетворенная. — Хорошо, — шепчет он, поворачивая его голову, чтобы снова поцеловать, сильно и требовательно, словно пытаясь поглотить каждую часть в нём. — Я хочу, чтобы ты запомнил это. Помни, кому ты принадлежишь.       В ответ дрожащий стон. Порче прогибается под прикосновением Кима. Боль и удовольствие сливаются в идеальную смесь, снова толкая на край. — Я твой, — бормочет почти неслышно, но шёпот переполнен убеждённостью. — Всегда…       Глаза Кима темнеют от удовольствия при этих словах. Ритм ускоряется, движимый потребностью, которая кажется ненасытной. — Правильно, Саншайн. Только мой.       Граница удовольствия и боли стирается — любимый этап, когда до звёзд перед глазами, и когда из горла рвётся изнеможённый хрип. Тела блестят от пота, дрожат от окутавшего жара. Ким крепче сдавливает ногтями бёдра Че и доводит его до конвульсий, усиливая темп. Кружит голову контроль, который он над ним имеет, как может заставить вот так беспомощно хватать ртом воздух, содрогаться в накатывающем оргазме и реветь от ощущений. Может довести до пропасти и отвести обратно.       По стеклу стекает вязкая сперма. Порче трясётся как в припадке, сам себе неподвластный, а Ким долбиться продолжает уже в обмякшее тело, прижимая его к запотевшему окну. Изливается со звериным рыком, вбиваясь жёстким толчком до упора. В моменте кажется, что Че действительно становится всем миром, заменяя в нём каждую вещь. Для Кима уж точно ничего и никого более не существует. Только он, с которым так потрясающе, который делает из него настоящего безумца.       Че в изнеможении падает на колени, как только его отпускают. Опирается руками об окно, пытается беспомощно отдышаться, но только закашливается и трясётся ещё больше. Ким в себя не приходит. Сразу берёт его на руки и тащит в спальню. Кинув на кровать, нависает сверху, сев между разведенных ног. Не успевает снова вгрызться в губы, в плечи из последних сил отчаянно впиваются ногти.       Взгляд переполнен мольбой, и им Порче в бессилие смотрит на Кимхана. Почти неощутимы его скребущие кожу пальцы, слабость одолевает. Он просит с надеждой быть услышанным, но Ким ведь предупреждал, что не будет жалеть. Оторвав от себя руки Че, он хватает его за запястья и прижимает к постели по разные стороны от его головы. Слишком сильна жажда, чтобы так просто остановиться. Да, может быть, ненормально, но именно Порче делает его таким. Он знает и винить не будет.       Киму неизвестен контроль, когда он с Че. Мозги отключаются, работает лишь инстинкт обладать и дикая мания, которую этот мальчишка рождает в нём собой, будоража кровь одним своим видом. Входит в ватное тело, набирая прежний темп. Порче обречённо взвывает, однако сдаётся. Даёт ему вседозволенность, перебарывает страх.       Ким трахает бешено, по-звериному. Почти выходит и опять грубо вгоняет член в растраханную дырку до самого упора, выжимая уже не рёв, а задушенные хрипы. Продолжает удерживать руки, словно Порче может вырваться, хоть и сил уже нет даже на стоны. Это осязаемое напоминание о его доминировании. Он крепко прижимает запястья к кровати, становясь тяжелым грузом, от которого Че не может избавиться. Не то чтобы он этого хотел — это то, что ему нужно, чего он жаждет, и то, как Ким удовлетворяет эти потребности, одновременно жёстко и прекрасно. Слёзы по щекам катятся непроизвольно. Кимхан слизывает их, кажется, пьянея ещё сильнее, чем от градуса. Они даже лучше, слаще, упоительнее. От шеи его оторваться всё не выходит, всё тянет снова поцеловать, пометить. Саншайн — самый опасный из всех наркотиков.       Каждый момент с Порче — это битва между нежностью и грубым желанием, но сегодня последнее одерживает решительную победу. Жажда превосходит простую физическую потребность — это первобытная связь, стирающая всякое подобие сдержанности. Теперь нет места тихому шепоту или нежным прикосновениям; их общее безумие требует большего. Нерушимая связь, выкованная в тигле общей страсти и боли. Дыхание Че становится прерывистым, он кончает снова, изливаясь уже без сил на звуки, окончательно теряясь.       Казалось, пылающему пожару уже разгореться ещё сильнее некуда, однако Ким с накрывшей Че эйфории заводится больше. Руки собственнически скользят по коже Порче, оставляя следы, которые кричат о собственности и любви, граничащей с разрушением. Его губы оставляют жгучие поцелуи, которые кусают и сосут, заклеймив Саншайна как безвозвратно его. Ещё, ещё, больше…       Бусины слёз на подрагивающих ресницах в очередной раз скатываются на лицо, а они сами всё норовят сомкнуться, спрятав мутный взгляд, затуманенный ритмом общего безумия. Ким возвращает в реальность пощёчиной, но ненадолго, через минуту веки всё же тяжело смыкаются, а голова падает набок. Блять.       Ким вбивается во всю длину, замирает, кончая в него уже бессознательного. Больной ублюдок, поганый грешник, но отрицать не станет, что этот оргазм один из лучших за жизнь. Вернуться на землю требуется время, отдышаться, осознать, переварить. Лежит в тишине, нарушаемой лишь тихим сопением, до тех пор, пока тяга покурить не начинает вытеснять собой весь хаос в башке и будоражить едва успокоившееся сердце. Приходится пойти на поводу.       В пизду так жить, когда ни одно окно не открывается, а до улицы миновать под тридцатник этажей. Закуривает в ванной, сев на край джакузи, надеясь на качество работы вытяжки. Впрочем, насрать. На душе чертовски приятный штиль, и всё остальное приятное, что лежит на ней, усиливается по возвращению в спальню.       Че смотрит на него пьяно, едва разлепляя веки, ещё находясь в полудрёме. Ждёт, и Ким его ожидание не тянет, опускается рядом, притягивая к себе за плечи. Теперь время нежности. Угасшая до следующего раза страсть уступает место ласке. Поцелуй в лоб трепетнее чего-либо. Такой долгожданный, будто сказочный.       В тихие моменты, когда мир неподвижен и их дыхание синхронизируется в тусклом свете, Ким осознает хрупкость того, что у них есть. Именно в эти моменты хаос внешнего мира кажется далеким, а маленькая вселенная, которую они создают в объятиях друг друга, кажется непобедимой. Однако это спокойствие — тонкая иллюзия, легко развеиваемая утренним светом.       Темнота за окном постепенно уступает место первым намекам на рассвет. Кажется, Ким всё ещё не проснулся, потому что так хорошо в его действительности быть не может. За эти мучительные пару дней, по-немногу он начал свыкаться с их нынешними ролями. Кимхан — тупой абьюзер с переполненным чувством вины, Порче — профессиональный игрок в молчанку, нарушающуюся парой дежурных фраз на отвали. Даже пропустить мысль о том, что всё вновь будет как раньше казалось смехотворным.       Внутри нечто обрывается и вновь расцветает с новой силой, едва не прорываясь наружу восторженным воплем с последующими рыданиями. Рука затекла до онемения, но пошевелить ей и потревожить тем самым своё спящее сокровище Ким себе до могильной плиты не простит. Он лучше руку себе отрежет, чем прервёт этот хрупкий момент. Возможность вновь быть рядом, касаться, ощущать, любить кажется иллюзорной. Но Че здесь, трепетно жмётся к нему во сне, сладко причмокивает зацелованными губами и прячет нос в забитое татуировками плечо.       Невозможно прекрасный. С того самого дня как он встретил ту сладкую ванильку в розовых блестках, раскрыв свой истинный сучий лик после, в глазах Кимхана он ни на грамм не потерял восхищения. И даже спустя перенасыщенных друг другом три года, спустя сотни ссор его любовь остаётся неизменной. Конченая одержимость, во всех проявлениях их отношения дикие, неправильные, но оба хуй на это клали, когда вместе так до одурения хорошо.       Порче что-то неразборчиво мурчит во сне, закидывая руку на его торс. Удержаться становится ещё труднее и тормоза срывает окончательно. Ким тянет Че на себя, хватая в крепкие объятия до хруста позвонков и возмущенного мычания. Глаза Порче распахиваются, остатки сна все еще цепляются за ресницы. — Ты что делаешь? — кряхтит он едва дыша. — Совсем из ума выжил?       Кимхан на колкости внимания не обращает, они только прибавляют желания съесть его целиком или хотя бы раздавить от большого прилива рвущейся любви. Зарывается носом в волосы, оставляя мнимый поцелуй на макушке. Между ребер щемит от счастья, такого переполняющего, что дышать становится трудно. — Я скучал, — если бы у Кима был хвост, то сейчас он явно взлетел на нем от силы чувств к своему хозяину. — Просто люблю тебя. — Ты бестолочь, — сонно бормочет Че, несмотря на попытку звучать строго, в его голосе отчётливо проскальзывает улыбка.       Порче бьёт неожиданно, поднимая на него вновь тот самый, переполненный печалью, взгляд. Червь вины снова яростно точит сердце, и Ким уже готов разбить себе голову, как тихонечко звучит заветное: — Я тоже скучал, — насупившись, признается Саншайн. — Но ты всё равно бестолочь.       Стеснение в груди утихает, сменившись нежным теплом, о существовании которого он почти забыл. Кимхан наклоняется и прижимается губами к губам в непривычно нежном поцелуе, молчаливом обещании грядущих лучших дней. На данный момент этого достаточно. Будущее неопределенно, а прошлое — хаос, но в этот момент они есть друг у друга. И это всё, что имеет значение. Груз ошибок висит тяжело, но тепло в его руках зажигает надежду на лучшее, пока Че рядом. Пока они вместе.       Рассвет приносит мягкое сияние, разливая его по стенам солнечными разводами. Золотой час, долгожданная передышка после долгого бега в никуда. Ким бы всё отдал, чтобы каждое утро было таким. Беззаботным. Чтобы не держать глаза востро, ожидая подвоха за каждым углом, чтобы все проблемы за день ограничивались дилеммой, чем пообедать или куда сходить вечером, а страх за жизнь казался бы таким далёким и чуждым. Так будет, обязательно будет. За дождливой ночью всегда следует светлый день.       Где-то там, их маленький домик у моря и долгожданная свобода рука об руку, до самой старости. Где больше нет ебучих кукловодов, держащих их на поводке, как послушных шавок, кидая кости и насмехаясь над их покорностью. Ким в мечтах подарить Че счастливые дни, которые ему не нужно будет заслуживать, вырывать голыми руками и горько плакать, зализывая раны после. Заклеить каждую его болючую, даже может самую незначительную царапинку, и слёзы горечи наконец превратить лишь в слёзы радости, и их же собственными руками стирать, зацеловывая. А там, где счастлив Порче, Кимхан сам по себе обретает своё счастье. — Не хочу вставать, — хнычет Че, вновь прикрывая глаза. — Из-за тебя у меня всё болит. — Как же так? — наигранно хлопает глазами Ким. — Даже тут? — рука накрывает ягодицу, сжимая с гадкой ухмылочкой. — Конечно, даже здесь, — Порче скулит, слабо ударяя по его предплечью. — Идиотина.       Кимхан слегка ослабляет хватку, его рука смещается на поясницу, нежно массируя вдоль позвоночника. Протесты Че переходят в тихое довольное бормотание. — Мне очень жаль, — смеётся он, сочетая нежность с весельем. — Это повторится.       Порче прищуривается, лениво потягиваясь и наслаждаясь быстротечным моментом покоя. Его недовольство быстро испаряется, млея под ласковыми прикосновениями Кимхана. Настоящий котёнок. Прекрасен в мягком утреннем свете, кутающем теплым касанием обнаженную кожу, соблазнительно едва прикрытую одеялом. В прошлой жизни Ким явно как минимум планету спас, чтобы теперь иметь возможность наблюдать такое сокровище каждый день.       Каким бы вкусным ни было начало дня, трудно избавиться от ощущения, что всё это временно. Стоит только выйти за дверь, всё вернется на круги своя. Весь этот сброд вокруг них дико странный, этот Порш едва ли не диснеевская принцесса, поющая птицам в сопровождении солнца и радуги, и ее приспешник карлик-гремлин, даже один вид которого, вызывает желание отправить его обратно в болото. У обоих в головах скрывается хуй пойми что, но Кимхан на сто процентов уверен, что если он не разберется сам, то ответов им никто не даст.       Предел доверия Порче к ним также бьёт все рекорды. Иногда начинает казаться, что он даже к Киму не проявляет такой благосклонности, как к этим чудикам. Чем они ее заслужили, черт знает, но похожих чувств он точно пока не испытывает. Сегодняшняя встреча, если и не даст ответы на все вопросы, то обязательно подтолкнет к ним. Остается только придумать, как на время слинять, чтобы не исключить лишних подозрений. Пока у Кима не будет доказательств, переубедить упертого Че, к сожалению, не удастся.       Удивительно, но предлог возникает сам собой. Порче неохотно отклеивается от кровати, аппетитно виляя расписанной красно-синими отпечатками задницей. — Порш обещал поехать по магазинам, — мило мурлычет он в предвкушении.       Когда дело доходит до унятия своего потреблядства, Порче никогда не упустит возможность. Только Кимхана эта идея совсем не впечатляет. — Когда вы с ним так подружились? — Да ладно тебе, — отвечает он с не меньшим раздражением. — А когда ты стал таким занудой? — прячась за дверью ванной.       Ким наблюдает, как закрывается дверь, звук льющейся воды приглушается сквозь тонкие стены. Очередная дилемма. С одной стороны, вопрос о том, как беспалевно съебаться отпадает сам собой, с другой — отпустить Порче неизвестно с кем и неизвестно куда он тоже не может. Не может позволить себе быть безрассудным, особенно сейчас. Как же заебало это.       Телефон вибрирует входящим оповещением, заставляя напрячься. unknown number Сегодня как договаривались? 08:14

You всё в силе, буду после обеда 08:15

      Пути назад нет. Да и что может произойти? Нельзя отрицать, насколько бы гадким пиздюком не был этот Макао, в обиду он Порче вряд ли хоть кому-то даст. А там Ким ведь недолго, туда и обратно.       Шум в ванной стихает, перерастая в недолгое вошканье. Обычно за ним следует получасовая рутина из всей той кучи скляночек и баночек, занимающих все свободные полки в ванной. Сегодня ничего не меняется. Кимхан уже успевает задремать снова, как дверь наконец открывается, выпуская клубы пара, как в каком-нибудь старинном боевике. Такой Саншайн его отдельный фетиш. Полотенце обернуто вокруг талии, с волос капает вода, стекая по раскрасневшейся коже. Он шлепает босыми ногами, бубня достаточно угрожающе: — В следующий раз подрежу тебе свисток за такое. — А? — Ким непонятливо хлопает глазами, в попытке понять, что он успел сделать за то время, пока лежал в кровати. — На мне места живого нет! — восклицает Че. Пальцами тыкает на кучу отметин, оставшихся после прошедшей ночи, едва находя среди них нетронутый участок кожи. — Как я с такой поеботнёй поеду?       Пожалуй, пропустить недовольное ебало Макао будет самым большим упущением. Кимхан мысленно гаденько потирает ручки, с восторгом рассматривая следы от засосов и укусов на нежной коже. — Думаешь, никто из охраны не слышал, как ты голосил без остановки? — дразнит он, не пытаясь скрыть удовлетворение в голосе. — Они уже точно доложили всё своему хозяину, что тебя здесь убить пытаются. — Идиотина, — фыркает Порче, заметно рдея. — Ты с нами поедешь? — Прости, зайка, сегодня обещал Вегасу помочь, — Ким отвечает, стараясь говорить непринужденно. Он быстро хватает телефон и проверяет время, надеясь не выдать в своём поведении намёк на ложь.       Её Че мастерски научился раскусывать лишь по одному взгляду. И пусть продолжает пялить столь недоверчиво, но, к счастью, не возражает. — Как хочешь, — незамысловато тянет он.       На самом деле пиздец как хочет. В последнее время простое желание быть рядом накаляется до безумного. Виной тому постоянно катящий свои яйца недоумок или же его босс, с не менее вводящими в ступор замашками, разбираться не хочется. И так в самом себе накопался за последнее время столько, что до сих пор отойти не может. — Хочу…       Порче не успевает среагировать, осознание накатывает на него в последний момент, когда Ким перехватывает тонкое запястье, утягивая к себе на колени. Лапищи сжимаются на талии крепко, при этом отдавая чем-то по-тёплому родным. Он зарывается носом в влажные волосы, вдыхая аромат шампуня. Им просто незаконно быть порознь, если такое случится когда-нибудь, Кимхан, наверное, умрет сразу. — Если с тобой что-то случится, я ведь не переживу, ты знаешь? — срывается он на шепот. — Пожалуйста, если только почувствуешь, что ты не в безопасности, сразу звони мне. — Пи', — потакая его тону, Порче разворачивается в объятиях. Лицом к лицу, вновь невозможно не раствориться в любимых глазах. Он мягко касается острых скул, успокаивая всякий шторм. — Ты всегда готов бежать на помощь, но никогда не думаешь о себе. Я ведь без тебя тоже не смогу.       Как и луна не сможет сиять без солнца, вечно следуя за ним в слепой попытке догнать, к сожалению, остаётся ни с чем. Ведь стоит им коснуться друг друга, и миру придёт конец. Любовь зла. Поэтому и остаётся ей лишь одиноко наблюдать со стороны, омываясь слабым касанием его тепла. Ким вниманием своей звезды не обделен, быть может, оттого и их чувства столь сокрушающие? Ради друг друга ничего не стоит превратить планету в пепел.       Ожидание чего-то пугающего повисает в воздухе, и без того наполненного невысказанными страхами и хрупкими надеждами. Взгляд Кимхана смягчается, в его чертах мелькает редкая уязвимость. Он крепче сжимает Порче, вжимая так отчаянно, словно пытаясь слить их существа в одно. — Не стоит беспокоиться о таком, — заверяет Ким, внушая иллюзию надежности. — Я всегда буду рядом.       Отпускать его, так сильно нуждаясь в близости, слишком тяжело. Сердце Кима болезненно сжимается, когда он неохотно ослабляет хватку, позволяя Че ускользнуть. Мимолетный контакт оставляет ощущение жжения на коже, яркое напоминание об их связи. Порче поправляет полотенце на талии, на лице отражается бейспокойсто.       Смиренно проводив Че, удаляющегося в сопровождении двух охранников, спокойнее не становится. Выезжает он только к десяти, когда солнце уже начинает нехило подпекать макушку. Новенькая машинка, услужливо подаренная Поршем, кажется едва сошедшей с витрины салона. Чудила. Бабок даже здесь не пожалел. В этом человеке странно всё, и пока ни одну из замашек здравым образом оправдать не выходит. Потешить самолюбие? Взять двух бедных крысёнышей с улицы, отмыть, обогреть, дать еду, чтобы потом отдать на съедение животному покрупнее?       Двигатель отзывается приятным рычанием, руль в руках ощущается как никогда вкусно. Больше всего на свете Ким любит только Порче, но где-то сразу после него стоит большая страсть к дорогим автомобилям. Если за что и продаваться, то явно за такую конфетку. Дорога не столь дальняя. От шумного Бангкока до душной Паттайи займет как минимум пару часов, не учитывая возможные пробки и прочие казусы. Он просто хочет расправиться с этим побыстрее и вернуться обратно к Че.       Стремительно сменяются люксовые отели на фасады бедных домишек. Таиланд — королевство контрастов во всех проявлениях. Небоскребы возвышаются над трущобами, роскошные автомобили проносятся мимо тук-туков, а аромат местной кухни смешивается с выхлопными газами перегруженного транспорта. На улицах внизу кипит жизнь: торговцы расставляют магазины вдоль тротуаров, предлагая прохожим эклектичное сочетание уличной еды и безделушек.       Покидая просторы бурного мегаполиса, пейзаж начинает меняться. Бетонные джунгли перерастают в буйствующую зелень, где изумрудные рисовые поля тянутся как волнистое море под лаской лёгкого бриза. Традиционные деревянные дома с покатыми крышами выглядывают из-за пышной листвы, а их красочные фасады рассказывают истории прошлых поколений. Путешествуя по меняющимся пейзажам Таиланда, Ким не может не ощутить закрадывающееся чувство ностальгии.       Контраст между богатством города и простотой сельской жизни что-то пробуждает в нем, напоминая о его собственных скромных начинаниях. Когда он сбежал из дома, у него почти ничего не осталось, и тогда впервые так остро ощутилось различие с лоском, в котором он так привык существовать ранее. Пальцы Кима скользят по гладкой коже руля, наслаждаясь ощущением, когда машина легко движется по извилистым дорогам. Мимо проплывают холмы, усеянные кокосовыми пальмами, их листья покачиваются в такт легкому ветерку. Далекий силуэт гор вырисовывается на горизонте, окутанный мягкой дымкой, придающей пейзажу загадочность.       Пользуясь моментом, он наощупь находит небрежно отброшенный на соседнее сиденье телефон. Сладкое «Солнышко», отображается на экране, Кимхан без раздумий нажимает на звонок. Гудки тянутся, кажется, целую бесконечность, настолько нагоняя паники, что в мыслях уже разворачиваться и ехать на помощь, но Че опережает: — Да, Пи'Ким? — отвечает он вполне радостно. — У тебя всё хорошо? — Да, всё чудесно, не стоит беспокоиться, — голос Порче несет в себе обнадеживающую теплоту, снимая часть того огромного напряжения, которое Кимхан даже не осознавал. — Мы сходили пообедать в очень милое место, а потом немного прошлись по магазинам. Всё супер! — Рад слышать, детка, — выдыхает Кимхан, позволяя нотке облегчения просочиться в его тон. — Хорошо провести время.       В самом деле так. Че больше всех заслуживает немного отдыха в том пиздеце, в котором им приходится существовать на данный момент. И если он действительно счастлив, то и Ким счастлив тоже. — Я хотел заехать к Поршу после всего, заберешь меня как будешь возвращаться домой? — Конечно. Просто держи меня в курсе, где ты, ладно? — Хорошо, Пи'Ким, — счастливо щебечет ему в ухо. — Ой, меня уже ждут, я побежал. Увидимся вечером! — До вечера, — успевает бросить он напоследок.       Кимхан завершает разговор и бросает телефон обратно на пассажирское сиденье. Он делает глубокий вдох, позволяя воздуху наполнить его, прежде чем медленно выдохнуть. Может, это и неплохо вовсе. Че хорошими друзьями всё это время был обделён, всё своё свободное время проводив лишь с Кимханом и в редких случаях Вегасом. С последним времяпрепровождение сводилось чаще всего к перепалкам с колкостями и паре выпитых бутылок чего-нибудь покрепче.       Ближе к Паттайе атмосфера снова меняется. Воздух становится тяжелым от запаха соли и морских брызг, а далекий шум волн, разбивающихся о берег, становится громче с каждой милей. Предвкушение усиливается, когда перед его глазами появляются знакомые достопримечательности прибрежного города, сигнализирующие о последнем отрезке пути. Ким не то чтобы любит Паттайю. Для него она всегда казалась слишком неуютной. Перебитая скопом туристов и загаженных улиц, она сразу вызывает желание помыться.       Но есть в ней и свой антураж. Ближе к ночи, когда наконец стихает весь этот дешевый балаган. Расцветает яркая ночная жизнь, шумная Уолкинг-стрит с её какофонией звуков и огней, оживает после наступления темноты неоновыми огнями, музыкой и множеством баров, ночных клубов и борделей. Когда-то давно он и сам загуливал сюда за случайным перепихоном на одну ночь. Улица — сенсорная перегрузка, звуки живой музыки, ароматы морепродуктов в смеси с въевшейся уже навечно шмонью травки и подверженных её дурманящим действием туристов.       С приближением к месту назначения возрастает нервозность. За всей курортной мишурой совсем не вписывается в антураж колорит психиатрической больницы. Пускай и на первый взгляд совсем не скажешь, что перед тобой не очередной отельчик или офисный комплекс. Впереди вырисовываются ворота лечебницы, их кованые решетки резко контрастируют с идиллическим окружением беззаботности. Кимхан тяжело сжимает зубы, испытывая очередной прилив волнения. Дурное предчувствие становится ощутимым, когда он въезжает на парковку, двигатель машины урчит и останавливается.

You

я на месте 12:17

unknown number Сейчас спущусь 12:19       Чтобы немного прийти в себя, Ким покидает пространство душного салона, закуривая. Где-то на фоне маячит табличка о запрете курения, которую он презрительно игнорирует. Фасад больницы с ухоженными садами и стенами пастельных тонов обманчиво привлекателен, но знание того, что находится внутри, портит красоту чувством страха. По коже вновь проходятся мурашки. С сигаретой между пальцев он пытается заземлиться, никотин дает короткую передышку, но не может сравниться с нарастающей паникой между ребер.       Телефон снова вибрирует, выводя из мыслей. unknown number Просто заходи в вестибюль 12:22       Недокуренная сигарета тушится подошвой кроссовка. Пора. Автоматические двери приветливо приглашают внутрь, открывая перед ним прохладный кондиционированный вестибюль. От контраста между жарой снаружи и холодом внутри по спине пробегает дрожь. Звуки далеких разговоров и случайное позвякивание медицинских инструментов эхом разносятся по залам, усиливая его нервозность.       Ким в атмосферу совсем не вписывается. Ему, скорее, к списку местных пациентов положено. Пара медсестер проходит мимо, кося на него испуганный взгляд, быстро скрываются в одном из коридоров, перешептываясь. И где черт возьми его носит? — Кимхан? — удивлённо окликает голос позади.       Да неужели. — Совсем не узнал тебя, — неловко смеётся Монгкут, протягивая руку. — Сколько лет прошло, ты сильно изменился.       Кимхан принимает рукопожатия с легкой улыбкой. А вот его старый знакомый не поменялся совсем. Разве что повзрослел заметно, заменив привычную спортивную куртку университета на больничный халат. Много воды утекло с того самого дня, когда… А впрочем, уже неважно, важно лишь то, что всё сложилось вполне удачно, и заручившись помощью Монгкута, по счастливой случайности работающего в нужной ему психиатрической больничке, удастся встретиться с более занимательным человеком. — Как жизнь? — интересуется он невзначай. — Вполне себе, — отмахивается Ким. — А ты, я вижу, всё-таки пошёл по стопам отца. — Да, на самом деле я не особо хотел этим заниматься. После университета думал продолжить заниматься баскетболом, но потом жена забеременела, и пришлось остепениться наконец.       Жена, дети — звучит как никогда печально. Эдакое напоминание о том, что Кимхан и сам мог попасть в эту вереницу, не заимей смелости оставить всё позади в один день. А сейчас, сталкиваясь с последствиями того выбора, он ничуть не жалеет. Вокруг него множество действительно дорогих людей, и насколько бы жизнь не казалась дерьмовой, он никогда не желал вернуться назад, чтобы всё изменить. В конце концов, у Кима есть Порче. Его любимая звёздочка, ради которой даже пережить всё то дерьмо снова не жалко.       Кимхан связался с Монгкутом накануне. Какого было его удивление, когда из списка врачей нужной ему больницы всплыло знакомое лицо. Помниться едва не лучшими друзьями были когда-то, до тех пор пока вся их шайка не подставила его перед копами. Может, былое чувство вины заиграло, может, просто захотелось помочь по старой дружбе, но устроить ему встречу с неким «Танаватом Бунракса» после недолгих уговоров он согласился. — Тот пациент, — смещает тему Монгкут, — кто он тебе? — Отец дорогого мне человека, — честно объясняет Ким. — Мне нужно поговорить с ним. — Он немного… — Кут задумывается ненадолго, пытаясь подобрать более подходящее слово. — Своеобразный. Постарайся не выводить его на конфликт и не дави. Много времени вам обещать не смогу, но лучше, чем ничего.       Кимхан кивает, понимая серьезность ситуации. Монгкут ведет его через лабиринт коридоров, их шаги эхом отражаются от стерильного пола, выложенного белой плиткой. Запах антисептика невыносим, и Ким чувствует, как с каждым шагом у него в животе сжимается узел. Стены, увешанные различными медицинскими плакатами и объявлениями, давят сильнее, усиливая его тревогу. Речь идёт о встрече с родителями Порче, какими бы они ни были. Уж не так он представлял ту самую неловкую сцену знакомства с семьей возлюбленного.       Они подходят к двери без номера, выделенной, по всей видимости, для посещения. Монгкут делает паузу и с серьезным выражением лица поворачивается к Кимхану. — Помни, что я сказал. Не дави на него. Он может быть… непредсказуемым, — снова предупреждает он.       Ким делает глубокий вдох, готовясь к встрече. Он снова кивает, и Монгкут открывает дверь. Комната за ней тускло освещена, что резко контрастирует с яркими и шумными коридорами больницы. Одинокий мерцающий флуоресцентный свет освещает помещение. В центре комнаты сидит Танават Бунракса, или же Пхэт Киттисават, мужчина лет пятидесяти с растрепанными волосами и глазами, которые, кажется, смотрят в другое измерение.       Кимхан входит внутрь, дверь закрывается за ним с решительным щелчком. Он замирает на мгновение, решаясь, прежде чем подойти к столу, за которым сидит Пхэт. Мужчина медленно поднимает глаза, его взгляд сначала расфокусирован, затем обостряется, когда он узнает присутствие другого человека. Нет никаких сомнений, что человек перед ним — отец Че. Черты лица, нос, линия губ — всё напоминает его мальчика. — Кхун'Пхэт, — начинает Кимхан, сохраняя голос спокойным и ровным. — Кто ты? — бормочет с небольшой опаской Пхэт, его голос грубый и надтреснутый от неиспользования. — Меня зовут Кимхан, я… — Ким задумывается, пытаясь выразиться корректнее. — Друг вашего сына, Порче.       Глаза мужчины слегка сужаются, словно пытаясь собрать воедино фрагменты далеких воспоминаний. Кимхан садится напротив него, сохраняя почтительное расстояние. В комнате кажется становится холоднее, а напряжение ощутимее. — Че… мой мальчик… — бормочет Пхэт, его взгляд скользит по какой-то невидимой точке в комнате. Кажется, это имя вызывает в нем смесь эмоций, одновременно болезненных и нежных. — Да, — мягко отвечает Кимхан, — Порче попросил меня приехать сюда. Он хотел, чтобы я поговорил с вами.       Взгляд мужчины снова возвращается к Кимхану, и проблеск надежды на мгновение озаряет его усталое лицо. С надеждой он, едва дыша, задаёт вопрос: — Он… с ним все в порядке?       Врать, если честно, становится непосильной задачей. А что ему сказать? Что он угодил в полнейшее дерьмо на грани смерти? Что его ебали в детском доме, а потом покупали за деньги ублюдки побогаче? Ким сглатывает тяжкий ком в горле, стараясь выглядеть увереннее с обнадеживающей улыбкой. — Да. У него всё хорошо. Он скучает и часто о вас думает. — Расскажи мне о нем, — просит он, а сам едва не дрожит от смеси рвения и страха. — Как у него дела? Он, наверное, совсем взрослый сейчас.       Человек напротив не вызывает ничего кроме жалости. Он такой же заложник обстоятельств, просто с судьбой посложнее. Трудно представить как он существовал всё это время с осознанием убийства собственной жены и потерей сына. Запертый навечно в лечебнице, в изоляции от общества. — Порче сильный, — начинает Кимхан. — Несмотря на все, через что ему пришлось пройти, он продолжает двигаться вперед.       Пока Ким говорит, глаза Пхэта, кажется, смягчаются, сквозь усталость сияет проблеск гордости. Он слушает внимательно, цепляясь за каждое слово, за единственную ниточку, связывающий его с сыном. — Он страстно любит дорогих себе людей, — продолжает Кимхан, его губы трогает легкая усмешка, когда он вспоминает все эти небольшие детали. — Хотя может показаться, что он очень холоден и язвителен, Порче чуткий и больше всех жаждет дарить любовь и быть любимым. — Да, это очень на него похоже, — соглашается мужчина, на его лице отображается вселенская тоска. — Че всегда был солнечным ребенком. В детстве я на пальцах одной руки мог посчитать разы, когда он плакал. Когда он улыбался, сразу становилось тепло. Он так мечтал поступить в университет, учится, наверное, сейчас, не покладая рук?       Киму взреветь охота. Он ожидал чего угодно, только не тупого желания разреветься. Потому что тот мальчик, которого знал его отец, и тот, кого любит Кимхан сейчас, одновременно одинаковые и самые разные в мире люди. — Да, он… — пытается придумать на ходу. — Он учится в Чуле, сам поступил. Ему очень нравится. — Мой мальчик, — воодушевлённо шепчет Пхэт, прикрывая губы ладонью, пытаясь скрыть заметную дрожь. — Не было ни дня чтобы я не вспоминал о нём, мне так жаль, что ему пришлось пережить всё это. Я так скучаю.       В глазах его застывают слёзы, грозясь вот-вот скатиться по щекам. Ложь во благо всё равно остаётся ложью, насколько бы правильной она ни была. Ким чувствует себя, мягко говоря, паршиво, а последующий вопрос и вовсе выбивает землю из-под ног: — Порче он… — начинает мужчина нерешительно, с опаской. — Он приедет? Он, наверное, боится меня…       Сердце Кимхана рвётся от отчаяния в чужом голосе. — Он вас не забыл, — мягко уверяет его Кимхан. — Просто ему нужно ещё немного времени. — Понятно, — шепчет он со смесью печали и смирения. — Я бы не стал винить его, если бы он никогда больше не захотел меня видеть.       Нужно собраться. Он приехал сюда за конкретной целью. В недолгом молчании, Кимхан старается подавить трясучку в руках, закусывает щеку изнутри. У него была целая речь, заранее заготовленный алгоритм, весь слетевший к чертям под весом необъятного горя, ощущаемого так ярко, словно это Ким сейчас на его месте. — Кхун'Пхэт, — предпринимает он попытку наконец. — На самом деле, я здесь не только рассказать о Че. Нам нужна… нужна небольшая помощь. От этого может зависть многое, поэтому прошу вас… — О чём ты? — с подозрением косится Пхэт, хмуря брови в достаточно знакомой манере. — Есть один вопрос, на который только вы можете дать нам ответ, — Ким подводит постепенно, страшась и предвкушая одновременно. — Прошу скажите, кто тот человек на кого вы работали раньше?       На мгновение кажется мужчина застывает словно статуя. Мёртво пялится куда-то сквозь пространство, теряя прежние остатки разума. А затем на его лице расцветает настоящий ужас. Столь огромный и поглощающий, что Кимхан невольно поддаётся ему следом. — Они нашли его? — каждое слово леденит душу, погружая всё в больший хаос. — Нашли?!       Дверь позади открывается, на неё Ким внимания не обращает. Пхэт с каждой секундой становится всё хуже, едва не превращаясь в другого человека. Зарывается в собственные волосы, оттягивая те до боли. — Посещение закончено, — кто-то хватает Кимхана за плечо, с намерением вышвырнуть отсюда подальше. — Прошу вас! — предпринимает он последнюю попытку. — Порче может быть в опасности, прошу скажите, кто!       Пхэт на секунду поднимает взгляд, пронизывая им насквозь. Лицо кривится в необъяснимой гримасе. — Порш Ваттанагитипат.       Внутри обрывается всё живое. Потому что человек, сделавший с этим мужчиной такое, прямо сейчас находится с ним. Находится с его Че. Он едва замечает грубую хватку охранника, вытаскивающего его из комнаты. Все становится туманом из шума и движения, но мысли сосредоточены на единственном ужасающем открытии. Это откровение кажется предательством, иронией судьбы, слишком жестокой, чтобы быть правдой.       Знал же ведь, знал, что нельзя оставлять Порче с ним. Дышать становится трудно, сердцебиение накатом звучит в ушах. Нужно бежать, скорее двигаться, но как-то не выходит с первого раза. Страшно. Страшно быть здесь и знать, что где-то за сотней километров там, кто-то старается потушить его солнце. — У тебя всё нормально? — голос Монгкута выдергивает из пелены отчаяния.       Ким не отвечает, едва не задевает старого приятеля плечом, спешно покидая стены больницы. Блять, блять, блять. Руки трясутся так сильно, что даже телефон из кармана удаётся достать не с первого раза. — Пожалуйста, Порче, пожалуйста, — бубнит он под нос, набирая его номер. — Да? — весёлый голос на той стороне не успокаивает совсем. — Где ты? — с ходу интересуется Ким, заводя машину. — Где ты, Че?! — С Поршем, у него дома. Я же говорил.       Слова вызывают у Кима новую волну ужаса. Его разум лихорадочно собирает воедино фрагменты разговора. Истерия на лице Пхэта, имя, произнесенное в панике: Порш Ваттанагитипат. — Если он рядом, отойди, чтобы тебя не было слышно. Ты цел? Пожалуйста, скажи, что с тобой всё нормально! — последние силы уходят на то, чтобы сохранять контроль на дороге. Хотя и получается весьма хуёво.       По ту сторону слышен шум и звук удаляющихся шагов. — Ким, что происходит? Ты меня пугаешь, — замешательство Че очевидно, но времени объяснять нет. — Всё, всё нормально, просто… — осознание того, в какую панику он погружает самого Порче находит внезапно. — Пожалуйста, не подавай вид, что ты что-то знаешь. И будь осторожен с Поршем, если что, беги, прячься. Дождись меня, я скоро приеду за тобой. — Что не так с Поршем? Где ты?       Ким делает глубокий вдох, пытаясь выровнять голос. — Я не могу сейчас объяснить. Просто доверься мне, пожалуйста. Будь в безопасности. Я буду там как только смогу. — Пи'Ким… — Пообещай мне, Че! — в голосе Кима наконец прорывается настойчивость, и наступает момент молчания, прежде чем Че отвечает. — Я обещаю. Но ты должен рассказать мне, что происходит, как только доберешься сюда. — Я уже еду.       Выжимает из бедного автомобиля всё, что может. Есть огромное желание въебать самому себе за беспечность, и оно особенно возрастает по отношению ко всему цирку, который так феерично разыгрывался перед их глазами всё это время. И если уж тот же Порш достаточно понятен, то вот его желторотый прихвостень. Порче, блять, верил ему, как Киму нахуй никогда не верил. Весь этот сброд ублюдков, кидающий их из рук в руки, насмехаясь над беспомощными попытками просто выжить.       Пейзаж за окном превращается в сюрреалистический кошмар. Его руки крепко сжимают руль, костяшки побелели, пока он доводит машину до предела. Дорога впереди кажется бесконечной, извилистой тропой, ведущей в неопределённое будущее. Машина виляет, когда он едва избегает столкновения, адреналин кипит. Внезапным рывком он въезжает на подъездную дорожку к дому Порша. Без раздумий вылетает из машины, на ходу успевая заблокировать двери.       Шкафы-охранники провожают его каменным взглядом, пропуская к входной двери. Зря. Лучше бы им прикончить его прямо здесь, пока он не сделал это с их боссом. Пистолет, спрятанный за курткой, больно давит осознанием, что прямо сейчас у него есть два выхода, один из которых навечно обрывает жизнь под крышкой парного гроба. Второй… пока неизвестно.       Влетает в квартиру, сумбурно осматриваясь по сторонам. Атмосфера царит достаточно будничная. Порш окидывает его вопросительным взглядом, замечая его агрессивный настрой. Макао делает то же самое, только при этом напрягаясь всем телом, в готовности напасть в любой момент. И боги, Порче, живой и невредимый, поднимает на него не менее взволнованный взгляд, без слов поднимаясь с места и сразу спеша в родные объятия. — Пи'Ким, что случилось? — шепчет он едва слышно, так, чтобы только для двоих.       Кимхан не отвечает. Вместо него говорит протянутый на вытянутой руке пистолет, целящийся прямиком в рожу подонка. Ладонью сильнее давит на лопатки, прижимая Че к себе так близко, что точно чувствует его учащенное сердцебиение своим собственным. Главное, что с Порче всё нормально, осталось лишь вытащить их отсюда.       Макао ждать себя не заставляет, наставляя дуло в ответ прямо Киму в голову. Подоспевшие шавки в чёрных костюмах окружают где-то позади, готовые превратить их обоих в решето за одно неправильное движение. Только сам Порш защищённым себя не чувствует, бледнея едва не до оттенка стены позади себя. Неужели всевышний потерял контроль над ситуацией? — Опустите оружие! — приказывает он в панике. — Сейчас же!       Охранники колеблются, но подчиняются, осторожно опуская оружие, всё ещё оставаясь наготове. Напряжение в комнате ощутимо едва не физически: часики на обратном отсчёте скоро взорвущейся бомбы. Ублюдский слизняк оружие опускать не спешит и смотрит так, словно вместо человека перед ним мешок с говном. Его бы Ким прикончил в первую очередь, с большим удовольствие посмотрев как мозги разлетятся на обивке дорогого дивана. — Макао! — рявкает Порш намного суровее обычного.       Но Макао не вздрагивает, его хищный взгляд прикован к Киму. Понятно, что он не отступит так просто. — Должно быть произошло недоразумение, — Порш побеждено поднимает руки на уровне головы, вновь включая свой тон психотерапевта. — Муншайн, пожалуйста, опусти оружие, и мы поговорим спо… — Нет уж, — холодно обрывает Кимхан. — С меня достаточно лапши на уши. Мы уходим. — Ким, какого черта ты делаешь?! — голос Че подрагивает, едва не срываясь совсем. — Не тебе здесь диктовать условия, — Макао шипит ядом, кривя нос. Его палец зависает в опасной близости от спускового крючка. — Или говори, или прекращай разыгрывать хуйню. Хватит наконец быть эгоистом и подвергать Че опасности.       В комнате царит душащее ощущение смерти, такое, что давит на грудь и мешает дышать. Ким чувствует, как пот стекает по его спине, адреналин туманит взгляд. — Ебальник закрой, не тебе решать, — рычит Кимхан в ответ, теряя терпение. — Босс твой ничего не хочет нам рассказать? — он с вызовом кивает в сторону главной проблемы происходящего пиздеца.       Порш сменяет беспокойство на нечто отстранённое, Ким точно уверен, что видел в его глазах проблеск понимания. Голос спокоен, но властен, достаточно авторитетен, чтобы на мгновение остановить эскалацию конфликта: — О чём ты? — его брови надламываются, делая до этого пышущий благородством вид жалким, словно это он сейчас жертва на самом деле. Порш сжимает кулаки крепко и смотрит так, что Кимхан на мгновение теряется. — Я был у отца Порче, — он ощущает как Че вздрагивает в его руках, затаив дыхание. — Он работал на тебя, Порш. Ты изничтожил его, а теперь пытаешься сделать это и с его сыном. Ну же, расскажи нам, что же на самом деле произошло?       Маски сорваны. Теперь под ней отображается реальный лик, но совсем не тот, который Ким предполагал. Там столько плещущейся на глубине зрачков жалости и вины, сколько и необъятного сожаления. О неужели, хоббита-прислужника о грязных делишках господина не оповестили? Макао оружия не убирает, но взгляд недоумевающий с Кимхана на Порша смещает. — Что? — Че выкручивает шею, пытаясь посмотреть назад. Он мягко отталкивает Кима ладонью в грудь, испуганно засматриваясь в одну точку. — Всё не так, — пойманный заживо Порш бегает глазами по комнате в поиске отступления. Но от правды не скрыться. — Всё не так, как вы думаете, — его плечи опускаются, он побежден. — Прошу выслушайте. — Мы не станем… — Кимхан сжимает пистолет сильнее, его глаза сужаются, когда он слушает слабую попытку отвести вину. — Расскажи, — перебивает Порче, подавая тихий голос, ощущаемый так оглушающе для всех. — Я слушаю.       Горькая правда всегда лучше сладкой лжи, верно? Но что если правда на самом деле настолько ужасает, что жить во лжи, кажется было бы не столь плохим исходом.