Циркадные ритмы

Неуместный

      Киму кажется, что его нервозность сегодня вот-вот пробьёт потолок. Раздражение копится начиная от идиотского хохота с убогих шуток, заканчивая причмокивающим звуком жевания жвачки. А ещё то, что находиться здесь для него — вынужденная мера, знатно подливает масла в огонь.       Резонанс — в университете это местечко, в которое хотели бы попасть многие. Студенческий клуб с давней историей и кричащим статусом «Нищим лузерам вход воспрещён!», и пусть на двери клубной комнаты и не висит табличка с подобной надписью, всё и без неё достаточно очевидно.       Находиться здесь означает быть престижным, тыкая в лицо собственным статусом и состоянием родительского кошелька одной прикреплённой зелёной лентой к форменному пиджаку. Мудачьё да и только. Кимхан знает здесь всех, прекрасно осведомлён, сколько дерьма скрывается за каждым присутствующим на этом внеочередном «собрании».       Положение отца обязывает Кима быть на виду, о его участии в деятельности Резонанса и сомнений не остаётся. А это, само собой, побуждает к близкому общению элитного студенческого братства. Кимхан здесь что-то из разряда декоративной вазы — смысла никакого не несёт, но вроде как общую картину дополняет. — Чего напряжённый такой? — усмехается развалившийся на диване Монгкут. — Настроение дерьмо, — отмахивается Ким.       «Заебался сидеть с вами», — остаётся висеть несказанным. Он чувствует себя чужим, его присутствие здесь связано с обязательствами, а не с настоящей привязанностью и дружбой. Гораздо проще было бы просто посещать занятия, временами непринуждённо общаясь с одногруппниками, обычно, без этого притворства. — Да брось, он всегда такой, — Санун не стесняясь курит прямо в окно, говорит так, будто правда знает его всю жизнь.       Длина её юбки едва не доходит до мерок стрипухи, причмокивая густо накрашенными нюдовой помадой губами, накидывающей ей как минимум лет десять, для Кима Санун выглядит смешно. И всё же это не мешает ей оставаться самой популярной девушкой на потоке.       Дверь в кабинет открывается резко, едва не срываю ту с петель. Чет. Пожалуй, из всех присутствующих этот превосходит все возможные границы человеческого ублюдства. Помимо пышущего из всех щелей высокомерия, под скалящейся белоснежной улыбкой скрывается вся глубина его грязных делишек: подпольная торговля наркотиками, секс с первокурсницами под теми же весёлыми веществами и ещё много чего. Кимхан уверен, что если копнуть глубже, то там подобного дерьма всплывёт ещё больше. — Я обо всём договорился, — Чет буквально светится изнутри.       О чём конкретно так и не говорит, но по всей видимости не один Ким невдупляет в чём радость. Чет недовольно цокает языком, закатывая глаза, словно все вокруг тупые и не понимают очевидного. — Вечеринка в честь начала учебного года, — продолжает он. — Один папин кореш владеет клубом в Тхонбури, я смог договориться арендовать его на всю ночь.       Ещё один прикол Резонанса — их университетские тусовки. Попадают туда только сами участники и те, кто по непонятным причинам смог выслужиться перед ними. Глупо скрывать, что Киму нравятся подобные сборища с гудящими басами музыки и морем купленного алкоголя. Он и сам далеко не святой. — Я подготовлю приглашения, — счастливо голосит Санун.       Становится как-то легче. Ким откидывается на кресле прикрывая глаза. Окружающие голоса сливаются в какой-то поверхностный фоновый шум, но среди них он чётко улавливает следующее: — А с остальным всё в силе? — шепчет Монгкут. — Потом поговорим, не здесь, — отмахивается Чет.       Что бы это ни было, Кимхан уверен, явно ничего хорошего. Прошлую вечеринку Резонанса Ким может вспомнить с трудом, отчётливо припоминает только как проснулся утром не один, но смотреть что за сюрприз под одеялом не стал, собрал шмотки и поехал отсыпаться домой.       Алкоголь — это отличное противоядие от ненужной каши в голове. Её в черепной коробке Кима так много, что временами он просто тонет с головой на самое дно. Ему всего девятнадцать, самое то, чтобы бесцельно тереться по клубам, искать знакомства, заводить друзей, но отчего-то Ким просто теряет во всём этом смысл.       А был ли он вообще когда-то в его жизни? Родившись под яркой звездой фамилии своих родителей, Кимхан сам подписал себе билет в один конец, где на остановке его всегда ждёт только одно. «Ты наследник, Кимхан, веди себя подобающе» — накатом звучат слова отца, записанные на подкорку, словно вшитые в программный код. Быть ребёнком богатых родителей — это не только иметь много денег, но и иметь большие ожидания, возлагаемые на тебя ещё с самого рождения.       Английский, тхэквондо, плавание, уроки этикета — всё, что должно волновать его с того момента, как будучи ребёнком Ким едва встанет на ноги. Вместо счастливого детства Кимхан получил лишь ощущение того, что его жизнь не принадлежит ему самому. И он смирился, просто мирно плывя по течению.       Подготовка к тусовке занимает приличное количество времени у всех. Киму достаётся, наверное, самое простое — скинуть деньги в общую кучу и прийти. И если средств у него, само собой, предостаточно, то вот со свободным временем тот ещё напряг. Приходится несколько раз просить телохранителя отменить уроки китайского в субботу, при этом не спалиться перед отцом.       Кимхан полностью готов к девяти. Отец умотал на какую-то суперважную встречу с партнёрами, давая шанс нерадивому сыну ускользнуть без последствий. В гараже поджидает любимый Дукати, отзывающийся приятным рычанием ручного зверя. Мотоцикл совсем новый, даже опробовать его времени не было. Каждая деталь, начиная от изящных колес до мощного двигателя, выглядит безупречно.       Ким надевает шлем, внутри тлеет предвкушение предстоящей ночи. Рёв мотора проникает в уши, наполняя голову острым звуком и будоражащим кровь адреналином. Он ощущает, как мотоцикл под ним оживает, готовый вырваться вперёд и пронестись сквозь ночные улицы города. Ветер, соприкасающийся с кожей, размывает все сомнения и тревоги. Кимхан полностью погружается в мир скорости и свободы, где он может быть самим собой.       На губах расцветает улыбка. Иногда Ким позволяет себе сбежать на полночи, вольный от всех рассекая Бангкок, словно не существует больше ничего, кроме захватывающего сейчас. Пролетая мимо сияющих небоскребов, Кимхан ощущает себя частью большого и могущественного мира.       Въезжая на нужную улицу, шум города постепенно заменяют звучащие биты и громкие голоса. Яркая вывеска клуба «Pulse», неоново-токсичная как и сама тусовка, проходящая в нём. Ким паркует мотоцикл, бросать его здесь досадно. На телефон приходит сообщение. Mongkut ты где только тебя ждём 22:11

You

Я уже на месте 22:12

Mongkut Мы на балконе в вип зоне 22:12

You

Ок 22:12

      Кимхан рад, что пропустил всю эту официальную часть с благодарностями Резонансу, приходить в самый разгар веселья — уже давно понятная истина. На улице попадается всего несколько человек, уже успевших накидаться за недолгий час праздника. Он брезгливо морщится, проходя около блюющей прямо в кусты у входа девушки, наконец оказываясь в царстве дешёвой выпивки, душного запаха сигарет, пота и духов.       Ночь обещает быть долгой. Ким не знает здесь почти никого, а вот его самого, по всей видимости, узнают. С кем он здоровается понятия не имеет, только кивает головой в ответ, ради приличия. Крышу тут сорвало многим: танцующей на барной стойке девчонке, щедро закидуемой деньгами и громкими криками, сосущимся по углам парочкам, лакающим из красных пластиковых стаканчиков дешёвое пойло первокурсникам.       Приходится приложить усилия, чтобы пробиться сквозь этот пиздец и как минимум не поддаться атмосфере всеобщего безумия. Кимхан поднимает голову вверх, встречаясь взглядами с приветливо машущей рукой Санун. Казалось, короче её юбка быть просто не может, но даже у этого нет предела. Глаза у девушки подозрительно взбудораженные, а ещё заметно мутные. — Боже, ну ты и тормоз, — хихикает Санун. — Уже думали, ты и не придёшь, — подхватывает Монгкут, пожимая руку. — Простите, были непредвиденные обстоятельства, — оправдывается Ким. — Да ладно, не парься, — вставляет своё Чет. Он вальяжно растянулся на диване, приобнимая какую-то краснеющую малолетку. — Налейте ему штрафной для опоздавших.       Под ехидный смех самый большой по объёму стаканчик медленно наполняется всем, до чего только может дотянуться рука поймавшего азарт Кьета, сливающего то, что кажется и мешать вообще в мысли не придёт. Жижа воняет, от одного её вида, пенящегося с цветом разведённой водой грязи, хочется блевать.       Отказаться не выйдет. «Пей! Пей! Пей!» — толкают их бесноватые голоса, а нос сам по себе морщится только от понимания, на что его подстёгивают. Залпом проще. Ким задерживает дыхание, вливая в себя содержимое этого тошнотного месива. Кажется, в нем отчётливо ощущаются комки. Он глотает, стараясь не задохнуться, и сразу же чувствует, как обжигает горло и желудок. Все оставшиеся силы уходят на то, чтобы прийти в себя после такого. — А я надрочил туда, — ржёт гиеной Кьет, но видя то, как глаза Кима округляются, а лицо зеленеет, тот мгновенно сливается. — А блять, да шучу я, только не блюй прям тут. — Ну ты и уёбок, — Кимхан старается сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя, благодарно запивая протянутым Лаян соком. — Бармен из тебя хуёвый.       В голову эта муть ударяет неплохо. Всё вокруг становится таким текучим, замедленным, а голова приобретает приятное ощущение пустоты. Уже и окружающие не кажутся такими конченными имбицилами, вполне обычные ребята, все они не идеальны. Последующий алкоголь льётся мягче.       Ким потягивает ликёр, вновь становясь молчаливым наблюдателем. Монкут, забив хер на окружающий, абсолютно обыденно лапает Санун за задницу, а та и не против, только жмется ближе и смеётся тому в ключицу. Кимхан всегда считал отношения чем-то сложным, уж тем более с такой сучкой вроде Санун, но не в его праве судить о вкусах.       Чет, к удивлению, затих. То, что он ещё не создал никому проблем, — настоящее чудо. Ким пересекается взглядом с ним, в мгновение ощущая в глазах напротив слишком много азартного коварства. Затишье перед бурей? — Ты не принёс? — внезапно интересуется Монгкут. — Обижаешь, — Чет веселеет, подрываясь к сваленным в кучу сумкам.       Прозрачный запечатанный пакетик с белыми таблетками. Вот о чём эти двое раговаривали тогда в клубной комнате. Ублюдок всегда знает, где найти дурь, а уж для такого мероприятия не поскупился. Чет гордо бросает упаковку в центр стола, словно принёс сюда не наркоту, а настоящую амброзию. — Опа, — накидавшийся всем подряд Тавин воодушевляется тоже. — Блять, ни секунды в тебе не сомневался.       Ким с интересом рассматривает содержимое пакета. Сказать, что он никогда не хотел попробовать — откровенный пиздеж. И возможность, и средства имеются, только даже подобная мысль в голове никогда не возникала, максимум Кима — выкурить пару сигарет, запив чем-то покрепче. Мозг активно сигналит красной лампочкой, напоминая о том, что пребывание Кимхана здесь абсолютно тайное, и вернуться завтра домой придётся едва не с рассветом, пока отец не приехал со встречи. Заталкивая желание отдаться эйфории в задницу, Ким чувствует досаду. — Всё для вас, — гордости в тоне Чета раздражающе много.       Компания отзывается благодарными возгласами, вновь негласно возводя ублюдка в лик святых. Сердца бьются чаще, дыхание учащается. Все знают, что наступит нечто особенное, но никто не готов к тому, что ожидает их через несколько минут. Когда таблетка начинает действовать, мир вокруг меняется. Каждый цвет становится ярче, звуки становятся глубже, а мысли расширяются до неимоверных размеров. Чистое удовольствие плещется в крови, дофамин вырабатывается с новой силой, отпуская в отрыв безвозвратно. — Что, боишься? — насмешливо спрашивает Тавин, видя колебание в глазах Кимхана. — Чел, просто забей, если хочешь, от одного раза ничего не будет, поверь мне.       Ким бы лучше отрезал себе руку, чем верил кому-то вроде Чета с Тавином. И снова сомнения. Хочется. Просто, блять, отпустить себя и отдаться всеобщей эйфории, но страхи и установки мешают. — Оставь его, — усмехается Чет. — Он слишком помешан на том, чтобы угождать своему отцу.       Это его так на слабо взять пытаются? И ничего Ким не помешан, просто… Чувство неполноценности не покидает даже здесь. Он делает вдох и медленно выдыхает, собираясь принять решение. В голове происходит мешанина противоречивых суждений. С одной стороны, желание оторваться и забыться манит, обещая убежище от тревог и проблем. С другой, голос разума отговаривает, напоминая о последствиях и рисках. Внутренняя борьба продолжается, но наконец Кимхан поднимает руку и хватается за пакетик. — Вау, и где же наш пай-мальчик теперь? — смеётся Кьет в своей тупейшей манере.       Таблетка неприятно горчит на языке, всеобщего кайфа совсем не улавливается. Несколько пар любопытных глаз уставляются на него, с вожделением ожидая реакции. Ким хмурит брови, закусывает изнутри щеку. Обратной дороги уже нет, придётся смириться с тем, что сделал. — И что? — скептично спрашивает Кимхан. — Ну ты быстрый, думаешь, тебя сразу накрыть должно? — Кьет пялит с насмешкой.       Все предаются вечеринке, нетерпеливо ожидая прихода. Пьют, разговаривают о чём-то чуждом, веселятся. Даже решившись на этот шаг, ближе к этим людям Ким себя не ощущает. Неправильный, не такой, неуместный. Чужой. Всем тусовщикам, кажется, вмазывает уже через пару минут, судя по их блаженным лицам, и как веселее зазвучал их смех. А от него пустота никуда не девается. Ему по-прежнему никак.       В дальнейшем всё кажется абсолютно обыденным, разницы от привычного «нормально» никакой. Уже почти смирившись с этим, мир мягко начинает менять очертания. Музыка становится громче, или же так просто кажется, звук такой живой, ласкает уши и вдалбливается в черепную коробку, пробивая насквозь плывущий мозг. Сердце отдаётся в ушах быстрым ритмом, словно щекочет изнутри. Разве Ким когда-то чувствовал собственное тело таким?       Он откидывается на спинку небольшого лакового дивана, прикрывая глаза. Под кожей пробуждается необычное чувство. Кимхан ощущает каждую клеточку, каждую дрожь внутри себя, словно тело обрело новую чувствительность. Привычный алкоголь никогда не давал такого, ещё никогда он не чувствовал себя таким свободным. — Кто-то поплыл, — Чет тычет пальцем в сторону Кима.       Кажется, их здесь было больше. Ни Санун ни Монгкута в вип-зоне не наблюдается, а это, пожалуй, единственные, с кем всё ещё было не тошно. Его съедает невыносимое желание съебать подальше. От гадкой улыбки Чета, от этих идиотских насмешек. Ноги сами несут вниз, теряясь в толпе студентов. Здесь нет лучших или достойных, здесь все словно живой организм двигаются в такт музыке, забывая обо всём.       Со стаканом в руке Ким двигается в потоке, свободно плавая по безмятежному океану людей. Его окружает красочный свет, электронные ритмы и ароматы различных духов. Чьи-то руки вьются на теле, мужские или женские — непонятно, да и плевать. Он закрывает глаза, позволяя музыке взять его под контроль, обмакивает губы в коктейле и погружается в ритмы, позволяя им стать руководителями движений.       Усталость совсем не чувствуется, время словно перестаёт существовать. Сколько уже прошло? Все, что есть сейчас, — это настоящий момент, запечатленный в его памяти. Он смеется и кричит вместе с остальными, вкладывая в это всю свою эмоциональную силу. Ему не нужно знать количество времени, потому что он уже здесь и сейчас, погруженный в эту насыщенную эйфорию.       Кто-то ощутимо хватает за рукав, вытаскивая из этого безумия. Чет. Только лишь в этот раз ни улыбки, ни победного блеска в глазах. Он выглядит зашуганным, совсем непривычным. Некоторое прояснение в голове всё же проступает. — Ким… — начинает Чет нервно. — Помощь твоя нужна, срочно.       Нихуя себе, да чтобы сам король подонков ещё и помощи просил. — Что случилось? — интересуется Кимхан сперва. — Пойдём, — обрывают в ответ.       Становится даже интересно. Несколько раз Ким едва не теряет Чета в толпе, пробиваясь за ним. По его воспоминаниям в той стороне находятся приватные комнаты, только зачем им сюда? Закрадываются некие сомнения, а остатки рассудка навязчиво требуют уходить, но прежде, чем Кимхан успевает опомниться, его затаскивают внутрь. Глаза непривычно щурятся в полумраке, стараясь рассмотреть, что происходит вокруг. Чет щёлкает выключателем света позади.       Санун. Девушка неподвижно лежит на полу, обнимая себя за плечи. Спит? Ким с надеждой всматривается в район грудной клетки, так и не замечая никакого движения. Может, его всё ещё штырит? Руки начинают дрожать, настойчивое понимание с силой вытесняет отрицание. — Она… — всё, что может прошептать он. — Я, блять, не знаю, как это произошло, — Чет хватается за волосы, находясь в полнейшем беспорядке. — Монкгут пришёл к нам, когда уже было слишком поздно что-то сделать. Как я мог проконтролировать, сколько таблеток она выжрала? Это надо… с этим надо что-то сделать, пока никто не увидел. Помоги мне!       Страх ощутимо охватывает всё тело. Бездумные трепыхания Чета ничем лучше не делают. То, как он мечется по комнате, стараясь найти выход, обходит безжизненное тело, таща его за ноги в угол. Это всё дико, отвратительно. К горлу подкатывает собственная истерика. — Я в это не полезу! — голос Кима дрожит.       Слёзы обжигающе текут по лицу, дыхание сбивается в сумбур. Он просто хотел сбежать ненадолго, небольшой подростковый бунт. Заглядывая смерти в глаза, всё приобретает иной смысл. И словно страшнее быть не может, но влетающий в комнату Монгукт доказывает обратное. — Кьет вызвал копов, — добивает он.       В полицейском участке в комнату допроса участников Резонанса заводят по одному. Кимхан бездумно заполняет протянутые ему бумажки. Что дальше? Он должен был вернуться к рассвету, его ведь убьют за это. К чёрту. Санун уже не вернуть, и это ещё страшнее. Чета выводят предпоследним, спустя несколько десятков бесконечных минут. Одна надежда — этому утырку достанется за всё, что тот натворил. Он бросает немногословный взгляд на Кима и уходит за одним из сотрудников. — Заходите, — требуют.       Среди всех допрашиваемых он — самый последний. Следователь, мужчина средних лет с хмурыми бровями, вздыхает устало. Орава беснующихся студентов и мёртвая от передоза девка — явно не то, чем тот хотел бы заниматься ночью. — Представьтесь, — начинает мужчина с ходу. — Кимхан Терапаньякун, — мямлит он в ответ.       Следователь делает несколько пометок в бумагах, а затем складывает руки в замок, одним взглядом пронизывая насквозь. — Кимхан, вы участвовали в организации студенческой вечеринки в субботу восемнадцатого июня? — стандартный вопрос. — Да, — честно признаётся Ким. — На вечеринке вы и другие подозреваемые употребляли запрещённые вещества, участвовали в их распространении? — тон становится строже. — Расскажите подробнее, как это произошло?       Отрицать нет никакого смысла. Ложь вскроется простой экспертизой, поэтому факт остаётся фактом. — Я принимал участие в спонсировании вечеринки, — Кимхан старается восстановить события в голове. — Я не знал, что кто-то должен был принести наркотики. Чет достал их, отдал остальным ребятам из Резонанса. Я пробовал, затем ушёл вниз на танцпол. Чет пришёл ко мне попросил помощи. К моменту, как мы пришли, куда он указывал, Сунан уже была…       Выговорить само это слово не выходит. Следователь вскидывает брови, косится с недоверием. Правда в любом случае лучше, чем ложь прямо сейчас. Да и Ким здесь не при делах, так что его просто обойдёт стороной как дерьмовое воспоминание. — Странно, — хмыкает мужчина. — А все ваши друзья сказали, что именно вы принесли запрещённые вещества с собой.       Что, блять? Эти ублюдки, они… Внутри потряхивает от гнева. Кимхан никогда не был с ними близок, потому что весь Резонанс был поприщем дерьма, а теперь… У Кимхана кипит кровь в жилах. Он смотрит на следователя с яростным взглядом. — Это не правда! Я ни при чём! — возмущается он. — Я ничего не приносил, у меня не было ничего!       Уставший следователь моргает пару раз. Делает ещё несколько пометок черной ручкой, совсем не обращая внимание на агрессию взвинченного мальчишки. Мужчина берет коробку, стоящую рядом, и достаёт из неё знакомую вещь. — Это ваше? — сумка Кима ложится на стол. — Да, — соглашается. — И что? — В вашей сумке был найден пакет с запрещёнными веществами, — объясняет следователь. — Хотите сказать, не ваши?       Ему не верят. С самого начала, переступив порог комнаты допроса, он уже был обречён. Сумбур эмоций сливается воедино. Страшно, очень страшно, а ещё злит до сжимающих стол побелевших пальцев. Если бы он только знал… но было уже слишком поздно.       Неужели он мог стать одним из них? Может, это сбой в системе? Возможно, какое-то отклонение. Судьба предписала ему место в том золотом обществе, а Ким своими руками изменил её, став… ещё хуже них? По крайней мере, отвращение больше не накрывает каждую минуту существования. Нет смысла врать, что ни разу не посещали мысли, что это была его самая крупная ошибка, и если сейчас нет сожалений, то однажды обязательно они настигнут. Например, когда швырнут за тюремную решётку.       Но ничего этого нет. Вот уже три года Ким ни разу не задумался об этом, потому что рядом с правильным человеком и всё вокруг стало казаться правильным. Жизнь обрела, чёрт подери, смысл. Оказывается, он весь был в одном язвительном мальчишке, так сладко произносящего его имя и смотрящего с любовью, которую Ким за всю жизнь не видел ещё ни у одного человека кроме него. И даже угодив в камеру, как навязывали собственные опасение, никаких сожалений. Если нужно было повернуть штурвал и изменить маршрут совсем в иную сторону, чтобы пути по итогу привели ко встрече с Порче, то ни одно мгновение Кимхан не будет вспоминать о прошлом.       Только пиджак богатенького ублюдка слегка выбивает. Будто показывает ему, каким мог стать и что упустил. Честно, противно. Не от него самого, дорогущие тряпки они любят оба — чем круче шмотки, тем приятнее их срывать в порыве страсти. Просто мерзко от самого образа того, кем ему сегодня придётся быть.       Взглянув на Порче, ситуация начинает выглядеть проще. Его все эти игры до ужаса заводят. Вертится перед зеркалом, с восторгом рассматривая на себе все сверкающие цацки — золотые кольца поверх чёрных кружевных перчаток, блестящую цепочку на соблазнительно-тонкой талии с кучей камней и серьгу-кафф, которую Киму уже неимоверно хочется оттянуть зубами. Но пока он только целует изящную шею, удобно пристроившись со спины. — Ты слишком секси, — влажно шепчет Ким, невесомо проводя пальцами по обнажённому животу и забираясь под край топа.       Кожаные штаны, вкусно обтягивающие стройные ноги, и красный полушубок — кто бы мог подумать, что такой вид заведёт круче голой задницы. Порче сегодня тоже умелый актёр, но ему это больше по душе. Впрочем, и Киму роль безмозглой избалованной сучки, вьющейся вокруг члена и денег своего папика, нравится. Этакая ролевая игра. Совмещают приятное с полезным. Высосут всю возможную информацию, а после Ким обязательно вылижет эту блядь с ног до головы. Трахнул бы прямо сейчас, только ответственность не позволяет. — Что, хочешь меня? — игриво спрашивает Че. — Пиздец как, — подтверждает Ким, не стесняясь лапая обтянутые кожей бёдра и облизывая изгиб шеи.       Порче поворачивает и впивается в губы поцелуем, на который Кимхан отвечает с превеликим удовольствием. Неторопливо, растягивая наслаждение, но от этого накрывает ещё быстрее, подводя к точке невозврата. — Сначала разберёмся с делами, — произносит он в зацелованные губы, которые сразу же надуваются от обиды. — А что мне за это будет? — быстро сменив гнев на милость, хитро интересуется Порче. — За что? — удивляется Ким. — За то, что я буду хорошо себя вести, — поясняет Че. — Ну там, знаешь… Не напьюсь, не накурюсь, не полезу танцевать на барную стойку, не буду давать всяким жиробасам лапать свою задницу. В клуб же всё-таки идём. Всякое может случиться. — В первую очередь мы туда идём за информацией, — напоминает, ловя за подбородок, смотрит прямо на дно мутных глаз. — Будешь хорошим мальчиком, и я обязательно за это тебя щедро награжу.       Мелькает азарт. А с ним интрига и возбуждение. — Идёт, — Порче коротко чмокает в губы и лезет в шкаф, доставая оттуда коробку с ботинками на высоком каблуке. — Выглядишь потрясно, — не жалеет комплимент завершённому образу. — Пойдём, принцесса. Карета уже подана.       Задача несложная. Они ведь опытные мошенники, для них это не составит труда. Через обман брать то, что нужно, — это их конёк. Но это на словах, просто в теории. На деле же пока ноль идей, как подбираться к этому Кхуну и высасывать всё необходимое про цель. Пока в этом плане самоё надёжное — информация, что он там будет, и два билета в вип-зону, любезно предоставленные заказчиком. Впрочем, сейчас речь идёт даже не о деньгах, а о безопасности их обоих. Им нужно это выполнить, поэтому Ким сделает всё возможное, чтобы разговорить экстравагантного владельца клуба. Найдёт подход. Обязательно что-нибудь придумает.       Люксовая тачка, любезно одолженная господином Кинном, не должна вызвать никаких сомнений в их респектабельности, и по-началу охрана на входе, два здоровенных мужика в чёрных костюма, действительно у них учтиво спрашивают билеты, а потом уже чуть строже требуют документы.       Почему-то никто не предупредил, что тут принять спрашивать паспорта у богатеев, которые могут на это разобидеться и учинить скандал. К счастью, у Кима есть такой. — Какие ещё документы? — капризно спрашивает Порче, надув свои очаровательные губки. — Папочка, мы что, опять летим на Багамы? — Нет, детка, они просто хотят убедиться, что ты у меня уже большой мальчик, — Ким пытается успокоить свою бестию, только даже не надеется на положительный результат, потому что именно его истерика им обоим и нужна. Документов у них с собой нет, а даже если бы были, то светить паспортами с именами, на которые заведено уголовное дело, они бы не стали. — Но я не хочу ничего им показывать! — возмущается Че, расходясь ещё больше. — Они мне не нравятся! Любимый, скажи, чтоб они отстали! — Господа, в самом деле, вам мало билетов? Зачем же нас расстраивать? — проиграв, Кимхан обращается к охране. — Да! Вам лучше перестать действовать мне на нервы, иначе мой муж сделает так, что вы оба вылетите отсюда!       Двое бугаев молчаливо переглядываются. В лицах не меняются, но Кимхан точно знает, что за тёмными очками прячется страх. — Проходите, — едва слышно произносит один из них, и оба отходят в стороны, открывая путь.       Проще простого.       Местечко в самом деле стоит тех сложностей с тем, чтобы достать билет. Впечатляет. И классика любого клуба сохранена, однако менее мерзкая. Те же шалавы, только в тряпках не из секонда, а из сверх дорогущих бутиков. Музыка долбит битами по ушам, но не режет их. Алкоголь, а не дешманское пойло. Запах пота смешан с элитным парфюмом. Можно сказать, что такое же пристанище для тех, кто хочет с огоньком провести ночь, а наутро ничего не помнить, с тем отличием, что они готовы отвалить за это кучу бабла. — Ахуенно, — выносит вердикт Порче, сияя от восторга. Его тарелка.       Ким бы отчитал, потому что прекрасно знает, что у этого чертёнка на уме, но сам под впечатлением от роскоши клуба. Воздух будто наполнен электрическим напряжением, пробирая до костей. Ритмичные биты в музыке бьются в такт с сердцем. Толпа на танцполе окутывают своими движениями. Яркий свет неона переливается по стенам. И что-то пленящее, выбивающее из головы их истинную цель нахождения здесь. Оазис из смести страсти и веселья. Дурманящей свободы и отсутствия рамок.       Взять себя в руки. Всё приятное будет после. Кимхан осматривается по сторонам. У них есть фото этого мужика, да и вкус в одежде у него такой, что подобного петуха в толпе не потеряешь. А вот Порче вполне можно, поэтому он покрепче берёт его за руку и ведёт вглубь на поиски владельца клуба.       Че смотрит по сторонам, словно идёт по музею. В нём тоже прибавилось серьёзности, поэтому Танкхуна Ким высматривает не один. Хрен знает, где его искать. Может, вообще заныкался где-нибудь у себя в кабинете. Чумными нарядами пока никто не выделяется. Самые яркие тут стриптизёрши на пилоне — девчули в шлюшьих юбках и чулках. Мозг сам рисует ему изваращённую идею. Ким хмыкает. — Хочу тебя в таком прикиде, — наклонившись к уху, говорит он Порче.       Тот внезапному желанию вообще не рад. — Ты чё, ахуел, что ли? — Че пихает локтем в живот. — Я тебе на бабу похож?       Нет ничего на свете очаровательнее его милого малыша. Злится он лишь от смущения. Такой хорошенький. — Пойдём за столик, оттуда понаблюдаем, — Ким тянет за собой в сторону вип-зоны.       Место соответствует цене. Зона находится на балконе, открывая более удобный обзор на шоу стриптизёрш на сцене. Секции, отделённые друг от друга ширмами, и тут-то роскошь точно выкручена на максимум. Музыка тут звучит тише, но буржуи, лижущиеся с шалавами, сидящих у них на коленях, её не слышат вовсе. Ещё компания детишек богатеньких родителей с высокомерными рожами. Никого похожего на их цель не видно. Ну неужели проебались, и его тут вообще нет?       Они проходят мимо всей секций и никого не находят. Теперь Ким чувствует напряжение. Такой движ, а этот придурок именно в это воскресенье решил изменить собственной традиции и кайфануть дома? Что теперь делать? Откладывать ещё на неделю и надеяться, что в следующий раз повезёт? Не разозлит ли такой расклад Кинна?       Наверное, в Порче всё же есть один минус — Ким переживает за него настолько сильно, что любая, даже самая маленькая угроза его здоровью доводит до трясучки, обрекая на вечную панику с их образом жизни. В настолько огромной жопе они ещё не оказывались. Теперь всё зависит от какого-то ряженого клоуна, который ещё и не факт, что предоставит им хоть немного полезной информации. — Да расслабься, может, ещё появится, — заметив напряжение, Порче старается его ободрить.       Сев за столик, к ним сразу подбегает официантка. Для виду заказывают первые попавшиеся коктейли из меню, по привычке не обращая внимания на ценник. После второго и Че успевает слегка занервничать. Оба на грани скатиться в отчаяние.       После очередного Бакарди Порче сваливает голову Киму на плечо, тяжело вздыхая. Совсем загрустил малыш. Тоже переживает, и совсем не за самого себя. Жмётся ближе, выпрашивая тепла. Ким спускает руку со стола ему на бедро. И тянется к ширинке. — Ты чё делаешь? — настороженно спрашивает Порче. — Сиди тихо, — вместо объяснений.       Хочется его как-то развлечь, чтобы хотя бы немного скрасить печальный вечер. Обязательно всё компенсируют ночью, а пока просто небольшая игра, и Порче она нравится судя по тому, как он течёт. — Пи'Ким, — сдавленно стонет, когда по влажному члену проезжается ладонь, размазывая смазку.       Че впивается обеими руками в крышку стола, пытается держать невозмутимое лицо, только всё равно стискивает зубы и хмурит брови. Пробегающие мимо с подносами официантки и пьяный смех за соседними столиками только добавляют искру. Ким кладёт большой палец на головку и массирует её, заставляя Порче откинуться на спинку дивана и закрыть глаза. Он не шевелится, даже не дышит. Всё его тело сейчас скручивает от удовольствия, каждый нерв сходит с ума. Так тяжело не завыть. Зато расплакаться Че почти готов. Ему очень сильно хочется большего. Прямо сейчас. Впившись ногтями в ногу Кима, он жалобно просит: — Пойдём в туалет, пожалуйста. — Я сказал тебе молчать, — отчитывает Ким, в наказание ускоряя темп.       На самом деле наказывает только самого себя, потому что тоже ломит от того, насколько классно сейчас его мальчику. Тянет присоединиться, но это издевательство тоже вставляет. Нравится, как он задыхается и пытается не стонать, сохранять невозмутимость, деря ногтями ткань брюк. — Ты умница, Че, — решает похвалить, ведь такое усердие этого определённо заслуживает.       На пике всё-таки не сдерживается — протяжно стонет, кончая с самым очаровательным лицом. Упирается лбом в стол и тяжело дышит. Ким знает, что в нём сейчас мешается злость и одновременно благодарность. Стерев салфеткой с ладони следы его счастья, Кимхан притягивает Порче к себе и целует в макушку. Всё ещё не в себе, Че не глядя застёгивает штаны и жмётся к своему Муншайну. — Придурок… — сдавленно произносит, вопреки утыкаясь носом в шею.       Ким тянется поцеловать и уже почти касается любимых губ, как вдруг мимо их столика проносится настоящее нечто. Разлетающийся подол пернатой шубы кислотного цвета просто не может не привлечь внимание. — Это он, — Ким тут же подрывается с места.       Они осторожно выглядывают из-за ширмы. Хозяин клуба садится неподалёку от их столика и тут же машет официантке, уже явно пьяный, заказывая себе ещё догнаться. Выглядит господин Танкхун ну уж очень опечаленным. Не на это был расчёт. Ким надеялся увидеть полнейшего клоуна с шилом в жопе, а этот вот-вот расплачется.       Надо менять план и придумывать новый способ к нему подступить, потому что все прошлые варианты, которые Кимхан держал в голове для этого вечера, сейчас не сработают. А пока он думает, Порче уже начинает действовать. Удар в грудь уж слишком неожиданный. — Ты меня совсем не любишь! — истерично кричит он и пытается куда-то сбежать.       Киму требуется пара секунд, чтобы понять, что за чёрт подери происходит, и подстроиться под правила спектакля. — Куда ты пошёл? — Кимхан ловит его за руку, останавливая. — Успокойся, давай поговорим! — Почему ты не можешь подарить мне колечко? Даже Жозефина и Эрик уже поженились, я не хочу тоже ждать двести серий, когда это произойдёт! — плаксиво жалуется Че.       Он кричит очень громко и демонстративно, притягивая к себе взгляды всех пьяниц поблизости. Ким краем глаза наблюдает за Танкхуном. Тот тоже хмуро косится в их сторону. — Солнышко, ещё не время, — терпеливо разъясняет Ким. — Потерпи немного, я скоро улажу все дела и подарю тебе колечко. — Не хочу больше ждать! — капризничает. — Когда это «скоро» закончится? Я хочу сейчас! Ты просто меня не любишь, поэтому тянешь! — Да хватит! — наконец-то перебивает Танкхун, не выдержав. — Разорались тут! И без вас тошно!       Порче сразу подсаживается к нему за стол, не давая сказать ни слова, продолжает жаловаться, но уже конкретно Танкхуну: — Господин, ну вот как мне быть? Мы вместе уже полгода, а он всё находит причины отложить нашу свадьбу.       У хозяина клуба в глазах раздражение вдруг сменятся заинтересованностью. — Детка, ну я ведь уже сказал, мы обязательно поженимся, когда я закончу с работой, — Ким садится рядом.       И тут в спектакле невольно появляется третий актёр, а на Кима напирают уже двое. — Какое это неуважение — заставлять ждать! — разъярённо заявляет Танкхун. — Вот! И я про то же, а он всё тянет, говорит, что надо повременить, а я… я лишь… — Порче на грани расплакаться, и играет до того хорошо, что в уголках глаз действительно поблёскивают слёзы. — Бедный мальчик, — Кхун спешит протянуть салфетку, заметив скатившиеся слёзы. — Мой хороший, ну разве это так важно, что должно стоить твоих слёз? — Ким пытается ободрить Че, осторожно приобнимая за плечи. — Конечно же важно! — вскрикивает хозяин, заставляя обоих вздрогнуть ударом кулака по столу. — Для тебя ваши отношения вообще ничего не значат, а? — Это всё из-за твоего отца, да? — продолжает плакаться Че. — Почему он думает, что мне нужны от тебя только деньги?       Слишком резко стираются границы. Ким теряется, где игра, а где реальность. О чём они вообще сейчас говорят? — Нет, малыш, конечно нет. Он никогда не помешает нам быть вместе, — будто врёт. — Я же не прошу много, — Порче утирает последнюю слезу, но всё равно продолжает выглядеть поникшим. — Обычного счастья. Колечко с камушком, свадьбу в Париже, новую машинку, красивую одежду. Ну разве так сложно сделать меня счастливым? — Не говори ерунды, — строжится Ким. — Ты же знаешь, что я готов на всё ради тебя. — Так почему бы тебе не осчастливить своего возлюбленного? — снова возникает Кхун.       Всё это начинает по-настоящему напрягать, словно обвинения совсем не липовые. И Че вдруг выдаёт: — А ещё он на стриптизёршу пялился! — Вот урод!       Ах ты маленький засранец. Значит, котёночек действительно обиделся? Только этот факт почему-то Танкхуна возмущает больше всех. Недовольства льются таким потоком, что Ким даже и не различает оскорбления. К счастью, цирк прерывает официантка, подоспевшая с бутылкой виски и тремя стаканами, заприметив ещё двух гостей с хозяином. Возмущённо затихнув, Кхун берёт бутылку и плескает по стаканам алкоголь. — Давай, бери, — он придвигает Порче один стакан, снова становясь мрачным. — Чтоб в жизни поменьше всякого говна было. За нас, красивых…       Недоговорив, Танкхун залпом опрокидывает стакан. Ким понемногу прикладывается, просто чтобы пережить весь этот пиздец, а Порче хитренько переводит тему разговора на него: — А что это вы, господин, такой печальный? Вам тоже ваш избранник колечко не дарит? — наивно задаёт вопрос. — Да и без мужиков проблем хватает, — Танкхун вздыхает. — Этот клуб совсем перестал приносить доход. Раньше за одну ночь тут собирались миллионы, а сейчас… Думаю, его нужно продавать. — Ах, так это ваш клуб? — наигранно удивляется Порче. — Ага, — подтверждает Кхун с ноткой гордости. — Кстати, что там за стриптизёрша? Давай я её уволю, чтоб больше глазеть не на кого было. — Нет-нет! — засмущавшись. — Девушка ведь не виновата… А вам незачем продавать такой чудесный клуб. Почему просто нельзя напечатать больше денюжек, чтобы хватало всем? — Было бы отлично, — фыркает хозяин. — Голова от всех этих проблем уже болит, просто невозможно! — Неужели… — Порче мило улыбается с легкомысленностью своего образа, нужно быстрее подводить к делу и валить отсюда, — у такого интересно господина совсем нет друзей, чтобы поддержать его? Почему же вы тут один решили напиваться? — Ох, — Танкхун закатывает глаза. — Мой Порш, он вечно в делах, совсем нет времени на лучшего друга.       Ну всё, попался. Порче просто умничка. Сегодня точно заслужил награду. Теперь дело остаётся за малым. Ким берёт бутылку виски и подливает ему в стакан ещё порцию, которую тот будто на автомате запрокидывает. — Ой, ещё один весь в работе, — Че мило хмурит носик. — Чем же таким важным занят? — Да всё в своей компании пашет, а сейчас вообще какой-то банкет дебильный нарисовался, всё время в его организацию вкладывает, — брезгливо делится Кхун. — А что за банкет? — Порче аж пододвигается поближе к столу. — Там будет весело? Вы пойдёте? — Да нудятина для его партнёров-зануд. Опять будут своим бизнесом хвалиться. Видал я эту чепуху всю, в пятничный вечер можно и поинтереснее дела найти!       В принципе, господин Тхакунауттая сказал им всё, что могло интересовать. Пятница. Банкет. Их всемогущий Кинн точно сможет намутить им вход туда, ведь это возможность так близко подобраться к цели. Осталось совсем немного. Узнают, где эти чёртовы бумажки, и свалят подальше как и хотели. А здесь делать больше нечего. Придётся оставить несчастного хозяина в одиночку добивать виски. Хотя печальным он больше не выглядит. — А пошлите потанцуем? — предлагает Кхун, подскакивая из-за стола. — В моём клубе запрещено находиться с кислой миной! Зажигаем!       Он хватает Порче за руку, уволакивая с собой на танцпол. Приходится невольной куклой тащиться за ним. Толпа с появлением Кхуна начинает двигаться активнее и громче. Вероятно, потому что их обыденные танцы выглядят слишком никчёмно по сравнению с выкрутасами хозяина, все принимают этот ритм. Порче осторожно даёт заднюю, выбираясь с танцпола, и спиной падает прямо в родные объятия. — Хочешь ещё побыть? — уточняет Ким, обвивая талию. — Хочу домой, — отвечает он, и больше никаких слов не нужно.       Че не пьян, но лёгкий градус от выпитого ощущается в голове. Смеётся, подпевает играющей в машине песне и выглядит самым счастливым на свете человеком. Ким любит, когда он такой — беззаботный, игривый, влюблённый. Выжать бы сейчас газ до сотни и, пролетая весь сумеречный Бангкок, увезти его подальше, туда, куда они хотели сбежать вдвоём. В такой же беззаботный мир, где могли бы быть только двое влюблённых, оставив все свои грехи в этой ночи.       Так будет. Очень скоро. У них вышло завладеть полезной информацией, значит, финиш совсем близко, и они смогут всё оставить. А пока можно забыться, что конец этому ещё не настал.       На пороге Порче наклоняется, чтобы стянуть обувь, но Ким опережает и опускается около него, расстёгивая ботинки. Сняв, легко подхватывает его на руки и несёт в их спальню. Как только опускает на кровать, не медлит ни секунды и сразу нетерпеливо целует. Че обнимает за шею руками, запускает пальцы в волосы, отвечая ему. И почему так хорошо не может быть всегда? — Ты что, обиделся на меня? — Кима трогает лёгкая усмешка, он смещается с ласками на шею. — Заревновал? — Нет, — млея от нежности. — С чего ты взял? — А чего жаловаться этому клоуну тогда начал? Разве не для меня шоу было? — он снимает с Че меха, касаясь губами острого плеча. — Хуйню не неси, может, думаешь, я ещё и из-за свадьбы в Париже ныть взаправду буду? — Порче хмурится. — Ну вдруг появилась необходимость напомнить тебе, — губы мажут по обнажённому животу и оставляют поцелуй на цепочке, обвивающей талию, — что я боготворю каждый миллиметр твоего тела. Ты грёбаный идеал, милый. Я ноги твои целовать готов. Как с таким сокровищем можно думать о ком-то другом?       Ким снимает с себя заебавший пиджак, выкидывая куда подальше, и тянется к штанам Порче, с наслаждением стягивая их. Собирается приступить к самому интересному, только Че неожиданно толкает его, сгоняя с кровати, а потом встаёт сам. Заводит вид его задницы и как он такой аппетитный расхаживает по комнате, а Киму нельзя потрогать. Или, может, заводит больше коробка, которую достаёт Порче из шкафа, ведь они оба знают, что в ней хранится?       Не выходит выдавить из себя ни слова, хотя первая реакция — запротестовать, когда Че застёгивает на нём ошейник и садится перед ним на край кровати. Никаких возмущений быть не может, ведь он стоит на коленях перед своей влажной мечтой, пока тот смотрит на него строгим, властным взглядом, наматывая на кулак поводок. Порче закидывает ногу на ногу. — Целуй.       Тяжело сглотнув, Ким безоговорочно соглашается с его правилами. Ведёт губами от колена ниже к лодыжке. Целует каждый подогнутый пальчик. А потом расходится и проводит языком от пятки по всей ступне, залезает между пальцев, посасывает мизинец и переходит на вторую ногу, уделяя внимание обеим.       Сейчас положение Кима очень правильное, потому что сколько бы он ни пытался доминировать, а Порче, хоть и покорно подставлялся ему, власть всё равно была всегда у него. С самого первого дня вместе. Этот мальчишка полностью владеет им, и ему нравится безграничный контроль. Нравится, как свободолюбивый и непокорный Кимхан сидит у его ног, готовый выполнить любой приказ своего хозяина. Потому что это лучший драг, Ким никогда им не насытится. Всё — даже слишком мало, на что он готов пойти, лишь бы каждый раз получать жизненно важную ему дозу. — Молодец, Кимхан, ты такой послушный пёсик, — смеётся Порче, почёсывая его за ухом как самого хорошего мальчика.       Он снимает кольца и кладёт их на тумбу, после чего протягивает руку Киму. Подцепив кончик перчатки на пальцах, тот стягивает её зубами и тычется носом в тёплую ладонь, покрывает несдержанными поцелуями и её, пока она грубо не впивается в волосы, оттягивая. — Что ещё ты готов сделать для меня, м? — Че наклоняется ближе к его лицу, довольно улыбаясь. — Всё, любимый, — Ким почти не слышит, с трудом говорит, потому что доза уже начала действовать. — Всё что скажешь. Всё сделаю. — Трахнешь меня так, чтоб я дышать разучился? — слишком вкусно спрашивает он.       Кимхан никогда не сможет ему ни в чём отказать. — Да, детка, конечно.       Приняв за приглашение, Ким поднимается, но Че тут же сажает обратно. — Куда собрался? Я разве разрешал тебе вставать? — Извини, — голос позорно дрожит.       На кулак наматывается ещё один оборот, делая поводок короче. Порче хватает его за пряди и наклоняет к паху. — Приступай.       Без лишней болтовни. Отодвигает бельё и заглатывает. Вкус любимого мальчика на губах ощущается потрясно. Его ласкающие слух тихие стоны — ещё потряснее. Нет ничего лучше возможности доставить своему малышу удовольствие. Это самая большая честь, поэтому Ким очень старается, обсасывая головку с таким усердием, чтобы Порче точно понравилось. Ошейник удушливо сжимается на шее, что вкупе с членом в горле делает игру поистине садистской. Зато какие приятные звуки и ласки нежных пальчиков за ухом он получает в награду, можно и потерпеть.       Каждое движение венчает силой и контролем. А этот маленький дьявол наслаждается даже не горячем ртом на своём члене. Опьяняет собственное величие, которое даёт ему почувствовать Ким демонстрацией своей безупречной покорности. Только и его мажет уже. Порче в каждой клеточке. В голове, в сердце, под кожей, в лёгких. Так много и одновременно мало, кружит сознание, отбирая здравый смысл. Больше. Больше, ещё больше. — Че, пожалуйста, — жалобно. — Я хочу войти в тебя.       По душе не приходится. — Команды «голос» не было.       Ошейник сдавливает горло, отрезая шанс не подчиниться. Но Ким и не собирался. Возбуждение давит на мозг — стерпит. Лишь бы малыш больше не расстраивался. Нет ничего более важного. Ничего приятнее, чем его вкус во рту. Берёт глубоко и сладко. То, как кайфует сейчас Порче, стоит всех денег этого мира. Так здорово толкается внутрь, находясь уже где-то на грани выпада из реальности, зато всё равно продолжает сжимать в руках поводок и стараться не растерять из взгляда властность.       Ломается. Не выдерживает. Сам отнимает член, притягивает к себе и вгрызается в губы, целуя настолько несдержанно, что сразу понятно — стоило терпения. — Раздевайся, — приказывает Порче с явной срочностью в голосе. — Быстро.       Не медля, Ким поднимается на ноги и торопливо снимает с себя брюки и рубашку, на последних пуговицах не выдержав и к чертям раздирая их. Порче наблюдает как за дорогим представлением и не скрывает восторга от просмотра. — Всё снимай, кого застеснялся? — недовольно произносит Че, когда остаётся только нижнее бельё и тянущийся от шеи поводок.       Не посмеет ослушаться. Снимает, оставаясь полностью голым. Хочется сожрать эту ехидную улыбку Порче, с которой он рассматривает представшую картину. Чего уж там, хочется сожрать его целиком. И он это замечает. Дёргает на себя. Ким нависает сверху, осмеливается коснуться его щеки своими грешными пальцами. Такой прекрасный, невозможно красивый. Что он сделал в жизни, что заслужил делить постель с этим великолепием? — Спрашивай, — позволяет Порче, читая по глазам немую мольбу. — Можно раздеть тебя? — тяжело сглотнув, Ким озвучивает томящее желание. — Можно.       Дрожь в руках унять невозможно. Каждый раз будто впервые, как драгоценный подарок, бесценное сокровище. Обнажённое тело его Саншайна навсегда отпечаталось в зрачках, но Ким всё равно смотрит с восхищением, ведь большего искусства для него существовать не будет. Сердце каждый раз заходится такой истерикой, когда по стройным ногам стягивается бельё, открывая самый невероятный вид из всех. Обнажившиеся от топа соски Ким всё-таки целует, не дожидаясь разрешения. Жажда слишком велика. Безудержные поцелуи покрывают всю грудь, шею, руки. На животе Че останавливает: — Куда разогнался? — он отпихивает его. — Садись.       Лишние вопросы лучше не задавать, а только подчиняться. Ким это и делает. Садится. Наблюдает, как Порче расстёгивает мешающуюся цепочку на талии, выкидывая её куда-то к одежде на полу, а следом тянется к предметам первой необходимости в ящике. На гандоны после пары перепихов ещё в первый месяц отношений забили, а смазки пожизненные запасы. Он достаёт один тюбик и встаёт на колени к Киму спиной. От предстоящего шоу внутри всё скручивает. — Только попробуй меня тронуть — неделю кончать не дам, — предупреждает Порче. — Сегодня только смотришь.       Окончательно решил довести. Смачно поливает пальцы смазкой и по-кошачьи прогибается, выпячивая свою роскошную задницу. Дырка так восхитительно сжимается, манит срочно облизать, но приказ ослушаться нельзя, только пытка выходит куда более ужасная, чем кажется наказание за непослушание. Зрелище блядское. Порче массирует вход и толкает в себя сразу два пальца, очень быстро добавляя третий. Ким чувствует, что больше не может дышать, воздух в помещение исчезает. И как паршивец трахает себя пальцами он уже тоже почти не видит, мир перед глазами плывёт. Возбуждение пытается его прикончить. Или Порче.       Засадить хочется неимоверно. Нет, сначала вылизать, а потом уже выебать до хриплых визгов и слёз. Этот чертёныш всё знает, чувствует сжирающее желание и тянет себя ещё красивее. Раздвигает пальчики, играясь со своей сладкой дыркой. Не жалеет зрелищности, заботится, чтобы видно было каждую деталь, — второй рукой отодвигает смуглую ягодицу. И, блять, Ким бы отдал всё сейчас, чтобы можно было вдарить по ней ладонью и впиться зубами. — Порче, умоляю, — почти готов завыть настоящей псиной. — М? — Че убирает руки и поднимается, бросает на него вопросительный взгляд через плечо. — Что, прям молишь? — Да, малыш, молю, — выпаливает Ким. — Дай мне выебать тебя.       Он для вида задумывается. — Хорошо, — соглашается, вызывая неописуемое облегчение. — Только так, как обещал. Чтоб я дышать разучился, помнишь? — Да, помню, залезай уже, — терпение кончается.       Усмехнувшись, Порче садится ему на бёдра и снова наматывает на кулак поводок, притягивая для поцелуя. Отвечая, Ким нетерпеливо впивается пальцами в ягодицы, раздвигая их. Ощущается как глоток воздуха после перекрытого доступа. Дырочка влажная, упругая, прямо просится, чтобы в неё вставили. Возможность, которой ему наконец-то разрешили воспользоваться, кажется с подвохом после тех мучений, но уже так насрать, как его за это накажут. От своего мальчика Ким покорно примет любую каторгу.       Порче явно сам заигрался, не рассчитал собственные силы, поэтому сейчас насаживается как можно глубже, не сдерживая блаженных стонов. Столько понтов было, а сейчас скачет как последняя шлюха. Ким и не делает ничего толком, Че его член безупречно обслуживает сам.       Наслаждение стоит всех пыток. Порче стоит всего на свете. Его жар, его запах, каждый сантиметр тела — самый острый наркотик, без которого Ким буквально сдохнет. Мальчишка подчинил себе без остатка, и почему-то так радостно быть в этой власти. Пусть не иметь своего слова, зато иметь его. Киму нравится, как Че контролирует в нём всё от головы до сердца.       Границы между ними сливаются, создавая неописуемый поток. Они двигаются в одном ритме, наслаждаясь сладостным экстазом и удовлетворением. Затерянные друг в друге. В полной власти глаз напротив. Доверие и преданность, просачивающиеся сквозь каждую их клеточку. Саншайн и Муншайн. Неразлучный дуэт, где сердце одного принадлежит взаимно другому.       Время неумолимо подходит к утру. Первые лучи закрываются в комнату. Ким по обыкновению курит, стряхивая пепел в пепельницу на тумбочке. Че тоже в привычном виде — головой у него на груди, с кучей свежих засосов по телу, уставший, но удовлетворённый, обводит пальцем края татуировок. Они оба думают об одном, хоть так сильно не хочется возвращаться в реальность. Оставить всё, как есть сейчас. Только никто не позволит. — И что дальше? — тихо спрашивает Порче.       Ким молчит. — Не знаю.       Сделав последнюю затяжку, он тушит сигарету и запускает руку в растрёпанные волосы Че, словно ища в этом способ успокоиться, ведь никотин беспокойство не унял. — Пойдём на этот банкет и по ходу будем думать, что делать, — говорит Ким, пытаясь его успокоить.       Не выходит. — Мы какой-то хуйнёй занимаемся, — Порче отстраняется и садится на край кровати. — Тут изначально успехом не пахло.       Если бы можно было сделать хоть что-то, чтобы унять у него этот страх, Ким бы сделал, только мучается от него сам, не находя себе место. Оба пытаются каждую ночь растянуть объятия и насладиться каждым мгновением, ведь не могут знать, какая из них станет последней. — Че, — ласково шепчет Ким, обнимая сзади. На шею ложатся следы от жарких касаний губ. — Мы справимся, я обещаю тебе, детка, со всем справимся.       Порче поворачивается. Слёзы в уголках любимых глаз толкают в пропасть. — Я люблю тебя, Пи'Ким, — всхлипывает на имени, сжимая в объятиях так крепко, как может.       Сердце щемит от тревог, ставших давно привычными. Всё и даже больше, чтобы навсегда от них отчиститься.       Всё ради друг друга.