Вопрос времени

      Она не сможет сказать наверняка, когда это всё началось. Не сможет дать точного времени, прикинуть месяц или хотя бы приблизительный год своего помешательства.       Но то, что Элизабет Харрис знала точно, так это сам факт своей безумной одержимости.       Будучи студенткой Рейвэнкло, она всё же имела достаточное количество гриффиндорской храбрости, чтобы признать, что в какой-то момент жизни центром её Вселенной стал Он.       Оминис, мать его, Гонт.       Слепой мальчик, Наследник Слизерина, вечно бродящий по коридорам Хогвартса с вытянутой перед собой рукой с палочкой-поводырём с жутко раздражающим красным свечением на кончике.       Раздражающим, потому что это чёртово свечение уже преследовало её во снах, не давая спокойно вздохнуть хотя бы ночью.       Будто ей не хватало дня.       Она училась в Хогвартсе вот уже семь лет. И все эти годы она успешно выполняла все задания и сдавала СОВ (в этом году она планировала так же успешно сдать ЖАБА), она проводила дни и ночи в библиотеке, посвящая большую часть своего свободного времени учёбе, учёбе и только учёбе, абсолютно игнорируя личную жизнь и всё, что с ней связано.       Те немногочисленные подруги, которые у неё были, в один голос твердили, что так нельзя, что она молодая и красивая девушка, а не книжный червь. Что она уже достигла того возраста, когда благородные леди вступают в брак, но при этом всё ещё не имеет ни одного молодого человека на примете.       И, что ж, ладно.       Возможно, в их словах был смысл. Возможно, даже больше, чем она хотела признавать. Однако, есть одно огромное «но», которое все они предпочитали не замечать или игнорировать. Слон в комнате, о котором никто не знал: у Элизабет был молодой человек на примете.       Если её увлечение вообще можно было охарактеризовать такой простой и ничего не значащей фразой, как «на примете».       Слежка за Гонтом стала одним из её привычных ежедневных ритуалов, как почистить зубы, сходить в Большой Зал на ужин или засесть с книгой в библиотеке.       Она всегда смотрела на него. Возможно, что даже с самого первого дня, когда заметила угрюмого мрачного мальчика с отсутствующим незрячим взглядом, с большим, присущим древнейшему роду, достоинством, выходящего из Хогвартс-экспресса.       Но, самая большая загвоздка была в том, что Он её не заметил, горделиво проходя мимо.       Как и не замечал ни разу после.       Глупо было ожидать чего-то от слепого мальчика, разумеется, но будь он настолько нелюдимым и отстранённым, как о нём говорили, он бы точно не стал дружить с вечно шумными и неугомонными близнецами Сэллоу.       Оминис дружил.       А с Элизабет он обменялся парой слов лишь однажды, когда на то вынудили определённые обстоятельства.       Это случилось в начале этого года.       В расписании первым занятием стояли Чары, которые обычно проходили совместно со Слизерином. Именно поэтому всё время до нужного кабинета она следовала за Оминисом, который, очевидно, тоже направлялся на занятие и не замечал её.       Ей не нужно было много: лишь смотреть и любоваться, как за последнее время хрупкий немощный мальчик расцвёл, превращаясь в привлекательного молодого мужчину. Рассматривать и изучать россыпь маленьких родинок на его затылке, которые являлись очаровательным продолжением тех самых родинок на щеке. Смотреть, как натягивается мантия на раздавшихся плечах, стоило ему сделать глубокий вдох, и как идеально уложены его прямые светлые волосы, прядь к пряди.       Смотреть и подавлять в себе неконтролируемое желание прикоснуться. Завладеть. Позволить Ему завладеть ей.       О, Элизабет позволила бы ему многое. Всё, что тот бы захотел.       Но Оминис Гонт её не хотел.       Оминис Гонт всё своё время уделял лишь Себастьяну и Анне.       Не Ей.       Впрочем, в какой-то степени её это устраивало — больше свободного времени для зубрёжки. Наверное.       Элизабет за своими мыслями и не обратила внимание на то, что впереди идущий парень остановился.       Не обратила внимания и на то, что сделано это было намеренно.       Она лишь столкнулась с его спиной, ударившись носом об его пресловутый затылок. И тут же неосознанно сделала вдох, заполняя лёгкие потрясающим запахом чего-то… лесного, туманного и холодного.       Чего-то такого, что откликнулось приятной волной внизу живота и заставило прикусить нижнюю губу, едва подавляя странный удовлетворённый звук, норовящий вырваться из горла.       Мгновение спустя она отскочила назад, как ошпаренная, сразу же принявшись суетливо приносить извинения:       — Прости, я не хотела, это вышло случайно, я зазевалась, не смотрела вперёд, мне жаль, извини, это нечаянно, я не…       — Я понял, Харрис, — перебил её тогда Оминис, не дав закончить то, что, вероятнее всего, она заканчивать и не собиралась. Он обернулся к ней всем корпусом, отчего его палочка с чёртовым красным свечением теперь была направлена прямо ей в грудь: — Всё в порядке. Впредь будь осторожнее, — продолжил он мягким мелодичным голосом, смотря куда-то поверх неё и возвышаясь над ней на добрые пару дюймов.       Элизабет сглотнула и собрала всю свою волю в кулак, чтобы не отдаться ему прямо там. Прямо в грёбаном оживлённом коридоре при свете дня, умоляя его стать её первым мужчиной прямо при всех.       Вместо этого она натянула фальшивую улыбку, которую он мог услышать в её голосе, и просто ответила:       — Конечно. Я постараюсь.       Это был их первый и, судя по всему, последний диалог.       С того момента прошла пара месяцев, а между ними так ничего и не изменилось: они всё ещё были друг для друга никем.       Иногда, в особенно тяжёлые ночи, когда она тихо плакала в подушку и крепко сжимала кипельно белые простыни в кулаки, не в состоянии вынести всепоглощающего одиночества, она задумывалась о том, чтобы плюнуть на всё и признаться парню в своих чувствах: и будь, что будет.       Но плюнуть на то, что она полукровка, а он — прямой Наследник Слизерина, не получалось.       Они были по разные стороны баррикад. Вместе им быть не суждено.       Поэтому всё, что оставалось Элизабет, так это бесстыжие разглядывания парня при любой удобной возможности, оправдывая это тем, что он всё равно не заметит; это неприличные влажные сны, из-за которых ей пришлось начать накладывать оглушающие заклинания на полог своей кровати, чтобы предотвратить неловкие ситуации; и это девичьи романтические фантазии о том мире, где всё возможно.       О том мире, где у них всё вышло.       Так думала Элизабет.       Но Элизабет никогда не думала о том, что думает сам Оминис.       И в этом заключалась её главная проблема.

***

      Патрулирование было самой нелюбимой частью из всех должностных обязательств Префекта, по мнению Элизабет.       Молчаливые блуждания по тёмным и пустым коридорам старого замка не влияли на неё позитивно.       Отнюдь, она чувствовала себя ещё хуже, чем обычно. Врут те, кто говорят, что такие одиночные прогулки могут помочь справиться с тревожными мыслями и разложить всё в голове по полочкам.       Полный бред.       Когда ты предоставлен полностью сам себе, а из развлечений у тебя лишь возможность ловить и отправлять спать парочку зарвавшихся четверокурсников, то волей-неволей все твои мысли становятся тяжёлыми, поскольку больше думать не о чем.       На поверхность выходят лишь тревоги и переживания.       И Элизабет была с этим знакома не понаслышке.       Идя прямо по коридору третьего этажа и освещая себе путь при помощи Люмоса, она размышляла о многом.       О том, что скоро Рождество, а подарки она не подготовила ни для кого.       О том, что в этом году она выпускается из Хогвартса, а это значит открывается новая глава жизни: новое место работы, новые знакомые, новые проблемы и новые тревоги.       О том, что ЖАБА нужно непременно сдать на высший балл, чтобы родители могли ей гордиться.       И о том, что это последний год, когда она видит Оминиса.       Вряд ли они пересекутся после выпуска, уж слишком разные у них окружения для случайных встреч. И ещё более вряд ли, что встречи будут не случайны.       И ее подруги были правы, когда говорили, что для них настал возраст замужества — не далек момент, когда и её родители, так и не дождавшись жениха на пороге, сами подберут ей достойную, на их взгляд, партию.       Никто у Элизабет спрашивать не будет. Спросят лишь у того мужчины и её отца.       Пожалуй, она сама и виновата в таком исходе. У неё была уйма времени, чтобы покрасоваться и привлечь внимание какого-нибудь волшебника с хорошей фамилией, который будет хотя бы мало-мальски симпатичен ей, и от вида которого не придётся морщиться всю дальнейшую жизнь, имитируя удовольствие в постели и счастье в жизни.       Но её выбор пал на парня, перед которым и красоваться-то не представлялось возможным.       Какая ирония.       Жалкая.       Элизабет тяжело вздохнула, слегка прикрывая глаза и сворачивая за угол в сторону холла с кабинетами.       Люмос освещал ей путь в радиусе примерно полтора-два метра, но с этой стороны замка выходило много окон, так что коридор, ко всему прочему, был освещён ещё и светом луны, поэтому и видимость создавалась хорошая.       Настолько хорошая, что она разглядела сидящего на самом дальнем подоконнике и смотрящего в окно студента.       Она вздрогнула.       Он расположился спиной к ней и был неподвижен. Настолько, что в первую секунду Элизабет показалось, что тот и вовсе был мёртв.       Но с чего бы ему умереть в таком положении?       Она никак не могла разглядеть, кто это, даже сильно прищурившись, поэтому начала уверенно идти в его сторону с вытянутой вперёд палочкой.       — Не хочу нарушать идиллию, но студентам запрещено находиться вне спален в такое время, — отрапортовала она, как мантру, фразу, которую приходилось повторять каждый день.       Со стороны подоконника началось какое-то шевеление, и нерадивый студент начал подниматься на ноги, отряхивая с мантии невидимую пыль.       Но чем ближе Элизабет к нему подходила, тем шире раскрывались её глаза.       Её шаги эхом отдавались по пустующему коридору и были единственным звуком, который перекрыл несдержанный «ох», покинувший её губы, стоило ему повернуться к ней лицом.       — Добрый вечер, Элизабет, — мягко поприветствовал её Оминис, неспешно доставая свою палочку из глубокого рукава мантии и озаряя пространство перед собой привычным красным свечением в дополнение к её Люмосу.       Чёрт.       Чёрт, поэтому она и не сообразила сразу. У него в руке не было палочки.       Она остановилась в метре от него и нервно замерла.       И что говорить? Почему он стоит? Почему не уходит? Она не ясно выразилась?       Или может ему что-то от неё надо?       Или может ей на…       Погодите-ка…       — А откуда ты знаешь моё имя? — вырвалось у неё прежде, чем она успела достаточно обдумать несуразный вопрос.       Оминис снисходительно усмехнулся и слегка склонил голову к своему плечу, спокойно и не без лёгкой насмешки поясняя:       — Мы с тобой учимся на одном курсе.       Мерлин.       Какая же она идиотка.       Элизабет неловко рассмеялась, будто бы не чувствовала себя тупее кого бы то ни было в данный момент, и как можно более нейтрально и равнодушно ответила:       — Точно. Я почти забыла об этом.       Ей казалось, что разговор на этом окончен и прямо сейчас, после этого странного обмена любезностями, по всем канонам им предстояло разойтись, как в море корабли: он — в свою слизеринскую спальню, а она — продолжать патрулирование.       И все счастливы.       Ну, почти все.       Не Элизабет уж точно, но это уже другой вопрос.       Но, к её огромному удивлению, этого не произошло. После её слов парень как-то непонимающе нахмурился и сильнее выпрямился.       В следующую секунду он прохладно заметил:       — Забыла? А я вот владею совершенно иной информацией.       Твою. Чёртову. Мать.       Элизабет вмиг покрылась холодным потом и поджала губы.       Она знала, что так и случится в итоге. Она была уверена, что рано или поздно кто-то бы да заметил её слишком очевидное за ним наблюдение. Кто-то бы да сообщил, не имеет значения в каких целях: искренне помочь или насмехаться.       Оминис Гонт всё равно узнал бы об этом, это был лишь вопрос времени.       Но она всё равно тешила глупую надежду, что это произойдёт ближе к выпуску или уже после него, а не… так.       Не прямо сейчас.       О, Мерлин Всемогущий.       Элизабет могла сказать всё, что угодно, но она решила топить себя до конца, поэтому сделала максимально незаинтересованный вид и бросила нейтральное:       — Правда? И какой же?       Ну давай, пусть там будет что-нибудь другое, ну пожалуйста, слезно думала Элизабет.       Но в планах Оминиса, очевидно, было довести её до обморока.       — Ты не можешь почти забыть человека, с которого целыми днями глаз не сводишь, — поделился он уверенно и без тени шутки в мимике, поднимая палочку чуть выше, на уровень её глаз, будто это могло хоть как-то ему помочь.       Что ж, её молитвы не были услышаны.       У неё перехватило дыхание.       Элизабет стояла напротив Оминиса, крепко сжимая свою палочку с белым светом на самом кончике и думая, как бы прямо сейчас провалиться сквозь землю.       Вот прямо сейчас.       Но пока такого способа она не знает, ей пришлось не умеючи импровизировать.       — Я не… В смысле, о чём ты говоришь? С чего ты взял?       Оминис как-то странно усмехнулся и будто бы уязвлённо свёл брови к переносице, создавая тонкую недовольную морщинку.       — Ты же не думала, что если я слеп, то в равной степени и глуп, правда? — спросил он твёрдым голосом, вынуждая её тут же покрыться стыдливыми красными пятнами вины.       — Нет-нет, что ты! — мгновенно начала оправдываться Элизабет, автоматически размахивая руками, — Оминис, правда, я никогда так не считала и не считаю!       — Тогда почему ты пытаешься доказать мне, что я не прав, Элизабет? — в непонимании воскликнул парень, делая один маленький шаг вперёд.       Но этого маленького шага хватило, чтобы её сердце ускорило свой ритм, а рот наполнился вязкой слюной.       Она не двинулась с места, но тем не менее всё ещё держала перед собой палочку, служащую верной защитой в случае чего.       — Я ничего не пыта…       — Элизабет, — резко оборвал он её на полуслове, опуская свою руку с палочкой вдоль тела, — Это так или нет? — с нажимом спросил он, говоря на полтона тише.       Она замялась.       Элизабет прекрасно понимала, что была зажата в угол. И сейчас избежать ответа на прямой вопрос у неё не выйдет.       А соврать Оминису, глядя прямо ему в глаза, она бы никогда не решилась. Да и не хотела.       Она тяжело выдохнула и с лёгкой дрожью в голосе ответила:       — Так.       Казалось, её ответ в мгновение расслабил Оминиса, отчего он сразу перестал хмуриться и удовлетворённо кивнул.       — Как ты узнал? — не удержалась от терзавшего её душу вопроса Элизабет, напряжённо кусая нижнюю губу.       Оминис вновь снисходительно улыбнулся и терпеливо пояснил:       — Почувствовал. Ты знаешь, хоть я и не имею возможности видеть, другие органы чувств у меня обострены до предела, — а потом, пару секунд помолчав, он все же сдался и тихо добавил: — Не буду скрывать, чтобы подтвердить свои догадки, я обратился к Себастьяну.       Элизабет тихо посмеялась, опуская взгляд в пол и нервно изучая свои туфли.       — Себастьян просто находка для шпиона, — неловко отшутилась она в отчаянной попытке разрядить напряжённую атмосферу.       Но, возможно, она была таковой лишь для Элизабет.       Её слуха коснулся красивый мелодичный смех парня и она, не в состоянии сдержать этот порыв, вновь подняла взгляд и неотрывно наблюдала самую привлекательную улыбку на свете.       — И не поспоришь, — ответил он чуть погодя, с лёгким кивком головы в знак согласия.       Коридор погрузился в полную тишину. В такую тишину, что Элизабет постеснялась даже спокойно дышать, пытаясь делать это как можно тише.       Однако Оминис всё же решил идти до конца и поступил по-своему.       — Так… этому есть какое-то разумное объяснение? — мягко начал парень, вновь пряча свою палочку в рукав.       Конечно есть, ты мне так сильно нравишься, что я без тебя задыхаюсь, подумала Элизабет.       А сказала Элизабет:       — Я… Я думаю, что… Ну, в общем… Я думаю, что объяснение такое, что… Затылок у тебя красивый, вот что!       И оба замерли, думая о своём.       Элизабет думала, что она идиотка в последней инстанции.       А что думал Оминис было сложно представить, пока на его лице отображалось выражение полной озадаченности и непонимания.       — Затылок…? — тихо уточнил он, неосознанно поднимая руку и запуская её в волосы на только что упомянутом затылке. — И всё? А остальное не красивое? — горько усмехнулся он, вновь опуская руку вниз слишком медленным движением.       Что?! Нет же, мысленно возразила Элизабет.       — Что?! Нет же! Я не это имела в виду! — возбуждённо затараторила она, одним ловким движением убирая свою палочку во внутренний карман своей мантии и автоматически ступая на пол шага вперёд.       — Не это? Тогда что ты имела в виду? Что такого особенного в моём затылке? — упрямо настаивал он, опуская голову ближе к ней, будто бы он мог её видеть.       — Это… это сложно объяснить… — замешкалась Элизабет, зацепившись взглядом за его губы, которые сейчас были так близко к её, как не были никогда до этого.       Она смотрела и думала.       Усиленно думала и думала.       — Что ты имела в виду, Элизабет? — твёрдо повторил свой вопрос Оминис, требуя ответа.       И Элизабет сдалась.       Чёрт с ним, будет, что будет.       Она сделала стремительный выпад вперёд, сокращая дистанцию между ними до минимума лишь для того, чтобы схватить его за пресловутый затылок, подняться на носочки и на выдохе прошептать в его губы:       — Это.       А в следующее мгновение их губы соприкоснулись.       Оминис от неожиданности сделал неловкий шажок назад, но она не позволила ему отстраниться, притягивая его лицо ближе к себе за затылок.       Ну давай. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.       И, словно услышав её мысли, парень шумно вдохнул носом и резко подался вперёд, смыкая свои руки на её талии крепкой хваткой и с пылкостью отвечая на поцелуй.       И, возможно впервые за всю свою жизнь, Элизабет чувствовала себя так правильно.       Она с огромным удовольствием, граничащим с помешательством, подалась ещё ближе, обмякая в его объятиях и медленно обвивая руками его за шею.       Элизабет очень хотела прокричать на весь мир, что вот она, стоит в тёмном коридоре Хогвартса и целуется с самим Оминисом Гонтом.       Но вместо этого она голодно целовала его губы, не давая ему даже шанса попытаться прервать это безумие.       Впрочем, Оминис и не собирался.       Казалось, он был вовлечён в процесс так же сильно и бесконтрольно, как и она сама.       Он беспорядочно водил руками по её телу, сначала скромно и аккуратно, будто бы боясь спугнуть, но чем дольше длился поцелуй, тем напористей он становился, целуя глубже, хватая крепче и притягивая её к себе настолько близко, что она чувствовала, в каком бешеном темпе билось в груди его сердце.       Элизабет не сдержала довольного стона, эхом раздавшегося от каменных стен пустого холла.       Его руки на её теле были не такие грубые и неухоженные, как у большинства ребят его возраста, явно отличая его чистокровное происхождение и род высокой аристократии.       Это было потрясающе.       И совершенно неправильно для него.       Поднимая руку к его голове и зарываясь пальцами в копну мягких, словно шёлк, светлых волос, Элизабет осторожно сжала их в кулак и слегка потянула его назад.       С вульгарным чмоком он отстранился, тяжело дыша и непонимающе хмурясь.       — Оминис… — прошептала она на выдохе прямо ему в губы, с трудом подбирая нужные слова, — Нам же нельзя… я полукровка…       — Меня это не волнует, — равнодушно отрезал он и, резко подаваясь вперёд, с ещё большей жадностью впился в её губы голодным поцелуем.       На этот раз Элизабет не смогла сдержать нетерпеливого, удовлетворённого хныканья, открывая рот шире и позволяя ему углубить поцелуй при помощи языка.       Коридор наполнился неприличными влажными звуками слюны и рваными тихими стонами.       Это было слишком идеально, чтобы поверить.       И еще более идеально, чтобы останавливаться.       Но Элизабет всё же предприняла последнюю попытку воззвать к голосу разума, вновь отстраняясь от его губ, отчего между их ртами растянулась ниточка слюны и раздался недовольный стон Оминиса.       — Мы… должны остановиться… это же…— выдохнула она дрожащим голос, но парень снова, как и всегда, не дал ей закончить, перебивая и решительно парируя:       — Мы никому ничего не должны.       И в этот момент все тормоза Элизабет слетели к чертям.       Оглядевшись, она схватила его за руку и молча потянула в ближайший класс, во избежание неловких встреч в коридоре, в хрупкой надежде, что Оминис последует за ней.       И он последовал.       Без вопросов и абсолютно доверительно.       Заперев дверь в класс простейшими блокирующими, она повернулась к парню и яростно набросилась на его губы, получая такую же голодную отдачу в ответ.       Он, на секунду замешавшись, спустил свои руки чуть ниже, находя её бедра и наконец с тихим стоном удовлетворения крепко их сжал, притягивая её к своему паху.       Элизабет прикусила его нижнюю губу в порыве эмоций, ощущая, как низ живота горит пламенем чистого удовольствия.       Ее ноги задрожали и, не удержав равновесия, она пошатнулась, чуть не упав назад, но Оминис тут же подхватил её за спину и сделал непреднамеренный шаг вперёд.       Непреднамеренный, но очень уместный.       Почувствовав поясницей школьную парту, она отклонилась назад, присаживаясь на неё и раздвигая колени, чтоб в следующую секунду порывисто дёрнуть парня на себя.       Он тихо охнул, слегка отстраняясь от её губ и быстро облизнувшись. Его руки автоматически спустились с её бедер всё ниже по её ноге, мучительно медленно и невероятно чувственно, пока не остановились на линии подола длинной юбки.       — Можн… — начал тихо Оминис, но заведённая донельзя Элизабет не стала дослушивать, принявшись активно кивать и немедленно отвечая:       — Да. Да, Мерлин, да, Оминис, можно. Тебе можно. Тебе всё можно.       Стоило последней фразе покинуть её уста, как она почувствовала дрожь в его теле.       Он замер на мгновение.       Лишь на одно мгновение.       А потом он низко простонал и одним резким движением задрал её юбку вверх до самого пояса, полностью оголяя ноги.       — Элизабет… ты просто… — интимно зашептал он ей на ухо, опаляя кожу горячим дыханием, и начал оставлять на её доверчиво подставленной шее ряд нежных, влажных поцелуев.       Она несдержанно простонала, обхватывая его плечи и впиваясь в ткань мантии ногтями.       Чёртова ненужная материя.       Открывая глаза, Элизабет дрожащими пальцами расстегнула пуговицу на его мантии и без разрешения сбросила её им под ноги.       Оминис не переставал расцеловывать её шею, крепко цепляясь руками за её бедра и тяжело дыша.       Элизабет прикусила свою нижнюю губу и неосознанно опустила взгляд вниз.       Ей просто нужно было понять.       Убедиться.       И, что не могло не потешить её женское самолюбие – на его серых портках, в районе паха ткань неприлично топорщилась, моментально привлекая внимание.       Порыв.       Это был порыв, который она не могла проконтролировать или сдержать.       Элизабет спустила свою руку с его плеча к паху и мягко огладила выпуклость.       Оминис задохнулся. Он громко простонал, отрываясь от её ключицы и утыкаясь лицом в изгиб её шеи.       Этого звука хватило, чтобы её бельё предательски намокло, а рот наполнился слюной.       — Оминис… я хочу… — интимным шёпотом выдохнула Элизабет, не отрывая голодного взгляда от его паха и продолжая размеренные движения рукой, — Попробовать кое-что…       Оминис вопросительно промычал, не в состоянии составить ни одно разумное предложение.       — Позволь мне… — с этими словами она аккуратно оттолкнула его назад, вынуждая его попятиться на шаг, — Позволь… попробовать… — продолжила она тем же соблазнительным голосом, вставая с парты, чтобы в следующую секунду решительно упасть перед ним на колени с тихим скрипом пола.       Парень, казалось, забыл, как дышать.       Он мгновенно зарделся от шеи и до кончиков ушей, громко сглотнув.       — Элизабет, ты… уверена? — неверяще уточнил он, едва размыкая губы.       — Пожалуйста, Оминис… позволь мне сделать это… — пробормотала она плаксиво, утыкаясь носом в ширинку на его портках и умоляюще притираясь, — Пожалуйста… пожалуйста… — нежно проводя носом по ширинке снизу-вверх и опаляя дернувшийся орган разгорячённым воздухом.       Парень как-то обречённо промычал и лишь нетерпеливо кивнул, едва сдерживая рвущиеся наружу мольбы сделать это как можно быстрее.       Этого было достаточно.       Элизабет подняла руки на крепкие мужские бёдра, обёрнутые серой тканью, и слегка сжала их, вновь уткнувшись носом в пах. Широко раскрыв рот, она лихорадочно прошлась языком по жёсткой ткани портков и слыша сверху на свои действия поражённый обрывистый вдох.       Подняв одну руку на пояс, она медленно провела пальцами по белой линии живота, чувствуя нетерпеливую дрожь чужого тела, и опустилась до ширинки, ловко расстёгивая тугую пуговицу и вынимая налитый кровью член наружу.       Наверное, как благородной и приличной леди, ей стоило бы стушеваться и изобразить святую невинность, как и было положено. Но, при всей своей абсолютной неопытности, Элизабет чувствовала лишь усилившееся желание и пульсацию в промежности.       Что ж, пусть горы прочитанной ею неприличной литературы помогут ей.       — Элизабет… если ты передумала… — неуверенно начал огорчённый бездействием парень, но она не передумала.       Сглотнув, девушка любовно взяла эрегированный орган в кольцо пальцем у основания, пару раз проведя рукой вверх и вниз и чувствуя кожей то, что ей совершенно незнакомо.       Оминис тихо выдохнул, очевидно расслабляясь и больше не переживая об её замешательстве.       И славно.       Элизабет сделала то, что давно и страстно желала.       Наклонилась вплотную, выдохнула и провела высунутым языком от яичек вверх по стволу, чувствуя солоноватый привкус на языке. Выдохнула на головку, поцеловала в самый кончик и коснулась уретры, в поощрение слыша удовлетворённый стон.       Оставляя ладонь на нижней части члена, тем самым помогая себе, Элизабет, ещё несколько раз нежно лизнув головку, уверенно высунула язык и погрузила его в рот на половину.       Сверху раздалось резкое шипение сквозь стиснутые зубы, а затем Оминис откинул голову назад.       Стараясь двигать рукой в том же темпе, начала мягко насаживаться головой, делая ритмичные движения вверх-вниз.       — Мерлин, так хорошо… — на глубоком выдохе произнес Оминис, чем спровоцировал у неё новую волную горячего удовольствия внизу живота.       А затем Элизабет почувствовала, как его рука медленно зарылась в волосы на её макушке, мягко указывая направление и как правильней.       Из её горла вырвался дрожащий скулёж, и она продолжила начатое с ещё большей охотой.       Из-за обилия слюны, каждое последующее движение сопровождалось характерным чвоком, что вкупе со стонами и напряжёнными вздохами парня делали атмосферу в классе невероятно вульгарной, но ей было совершенно наплевать.       Девушка сжала ноги, чувствуя склизкую влажность, впитывающуюся в нижнее бельё.       Спустя какое-то время член во рту очевидно увеличивался, предупреждая о скорой разрядке.       Оминис и сам подтвердил это участившимся дыханием и более грубыми рывками в её рот.       — Элизабет… я почти… — прошептал он чувственно, пребывая где-то на границе с реальностью, закатывая глаза и поджимая губы.       Тогда Элизабет ускорилась, двигая головой быстрее и увереннее, пока из уголков её рта вытекали тонкие струйки слюны.       — Я уже… Отодвинься, — прохрипел он, сжимая волосы на её макушке в кулак и пытаясь её осторожно оттолкнуть.       Но она не поддалась, просто продолжая и не обращая внимания.       — Что ты… Подожди… Элизабет! — прикрикнул Оминис на громком длинном стоне, дёрнувшись и задрожав всем телом.       Горячая пульсация отдавалась горечью на языке, когда белая жидкость выстрелила в горло, вынуждая закашляться. Парень тяжело дышал, запрокинув голову и медленно спускаясь вниз по стене на дрожащих ногах.       Элизабет резко выпустила член изо рта, судорожно хватая воздух и вытирая солёные дорожки с глаз тыльной стороной ладони.       Ну вот и всё, подумала девушка, бросая на него незаметный боковой взгляд, будто бы он мог поймать её за тревожным наблюдением.       Лоб Оминиса покрылся испариной, из-за чего выбившиеся из идеально уложенных волос пряди прилипали к раскрасневшемуся лицу.       Какое-то время они оба сидели в полной тишине, прерываемой лишь постепенно стихающим тяжелыми дыханием.       В какой-то момент Элизабет почувствовала, что все это было не к месту.       Неправильно.       Словно ей тут не рады.       Она поджала губы и слегка двинулась, намереваясь подняться на ноги и уйти, оставив его без своего назойливого одержимого присутствия.       Но вдруг она услышала ласковое:       — Элизабет, иди сюда.       И Элизабет не посмела ослушаться, чувствую себя значительно более уязвимой, чем парой минут ранее.       Она подползла к нему на четвереньках, не обращая внимания на то, что перемазала юбку в пыли, и судорожно забралась к нему на колени, когда Оминис поймал её в заботливо раскрытые объятия.       И в тот момент, крепко прижимаясь к разгоряченному и слегка потному телу и чувствуя, как ласково его руки гладят её по спине, Элизабет чувствовала себя как никогда счастливой.       — Полагаю, — с доброй усмешкой произнес Оминис, — теперь, как и подобает истинному джентльмену, я должен сделать тебе предложение.       Из груди девушки вырвался смешок. А затем еще один. И еще. Пока она не начала полноценно смеяться, поднимая голову с его плеча и, взяв его лицо в свои ладони, принялась быстро и нежно расцеловывать все его лицо: щеки, лоб, прикрытые веки, нос, губы, растянутые в блаженной улыбке.       Вот, что такое настоящее волшебство.       Вот этот самый момент.       — Полагаю, — ответила она со счастливой широкой улыбкой, прислоняя свой лоб к его, — теперь, как и подобает истинной леди, я должна согласиться.