то, что чего-то стоит

в этот день они отрабатывали навыки владения световым мечом. это была обыденная, но чрезвычайно тяжёлая для оби-вана тренировка. его мастер уже дважды одержал над ним верх, и их третья дуэль двигалась по тому же сценарию. оби-ван выдохся. ему удавалось отражать каждый новый удар меча учителя в последнюю секунду. он оказался загнан в угол, и заметить не успел, как квай-гон приставил к его горлу тускло горевшее зелёным светом лезвие. оби-ван опустил свой меч, и, когда квай-гон погасил свой, утёр пот со лба тыльной стороной ладони. его грудь вздымалась от тяжёлого, заполошного дыхания, а взгляд выискивал в лице учителя недовольство или разочарование: предполагалось, что он выиграет если не большую часть из серии поединков, то хотя бы один. но квай-гон был как всегда спокоен. мягкие черты его лица, казалось, не искажала ни одна эмоция, а глаза смотрели со свойственной ему одному теплотой. он повесил рукоять меча себе на пояс, протянул оби-вану бутылку с водой. — ты сегодня рассеян, — произнёс квай-гон без упрёка, — что занимает твои мысли? оби-ван сделал несколько крупных глотков в попытке утолить жажду и привести мысли в порядок. — я хотел спросить вас, мастер, — ответил он, возвращая бутылку квай-гону и принимая из его рук полотенце. было бессмысленно отпираться — его мастер был проницательным человеком даже тогда, когда не прибегал к использованию силы, — так ли опасны для джедая привязанности, как гласит кодекс? — зависит от рода привязанности, от обстоятельств и от самого джедая, — голос квай-гона был ровным, а его ответ — лаконичным. он располагал к тому, чтобы рассматривать каждый случай отдельно, что сильно рознилось с установленными правилами о том, что каждый джедай должен был следовать кодексу беспрекословно. квай-гон снял крышку бутылки и отпил из неё. в тот момент, когда его губы коснулись горлышка, оби-ван отвёл взгляд в сторону. внутри него поднималось странное окутывавшее сердце, мешавшее дышать чувство, которое появлялось всякий раз, стоило ему задержать взгляд на наставнике дольше нескольких секунд. чувство, которое пугало его самой своей природой. — не припомню, чтобы ты интересовался этим раньше, — как бы невзначай заметил квай-гон и отставил бутылку на пол, — тебя что-то тревожит? за его непроницаемым, умиротворённым участливым взглядом было сложно разобрать какие бы то ни было чувства. хотя оби-ван знал, что его мастер позволял себе задумываться, мыслить и чувствовать куда больше, чем было дозволено кодексом. — да, учитель, — оби-ван всегда был честен с наставником, даже в те моменты, когда не мог объяснить самому себе того, что с ним происходило. даже тогда, когда признаться, разобраться в своих истинных чувствах — значило поставить под сомнение неоспоримый авторитет кодекса, — я испытываю странное чувство, — произносит он, не ища с квай-гоном зрительного контакта, — я думаю, это довольно сильная привязанность. — что ж, я не вижу в этом никакой проблемы, это вполне естественно. — но кодекс… — мы живые существа, оби-ван, — голос квай-гона прозвучал наставляюще. он нечасто позволял себе подобный тон, предпочитая держаться с учеником на равных. это обстоятельство заставляет оби-вана обратить всё своё внимание к лицу учителя, — как бы мы ни старались, мы не можем держать своё сердце в подчинении у разума постоянно. взгляд квай-гона был по-прежнему открытым. он говорил спокойно, почти успокаивающе, но не пытался лукавить с целью смягчить метания оби-вана — за ним никогда не водилось такого обычая. искренность и мягкость квай-гона подталкивали оби-вана к тому, чтобы быть с ним честным до конца. — я испытываю это чувство к вам, — слова сами собой слетают с его губ, пока он смотрит, не смея больше отвести взгляда, в глаза квай-гона. его ноги подкашиваются, или это пол уходит из-под них? в ушах звенит от признания, а из лёгких будто разом пропадает весь воздух. квай-гон напротив него улыбается нежно, но как-то печально и говорит будто дежурное, не до конца настоящее: — это вполне нормально. между мастером-джедаем и его учеником нередко возникают крепкие связи… — нет, вы не понимаете, — оби-ван впервые в жизни перебивает старшего. он впервые в жизни перебивает своего учителя. ему становится стыдно за это, но он, упрямо отказываясь обдумывать это чувство, продолжает совсем тихо, будто, если произнести вслух — слова испугаются и сбегут, так и не прозвучав, — это другое. — другое? — переспрашивает его квай-гон. меж его бровей ложится складка, но выражение его лица не становится сердитым, скорее вопрошающим. сомневающимся, — что же ты чувствуешь ко мне? его голос звучит совершенно серьёзно, но, не меняя окраски, ласково. в его лице есть что-то такое, чему оби-ван не рискнул бы давать описание. но это что-то завораживало сильнее прежнего, не позволяло пойти на попятную; взывало идти до конца. — я люблю вас, — честно признаётся оби-ван, при этом закрывая глаза и отворачиваясь в сторону, будто боится последствий своей откровенности. прежде он ни разу не отважился называть то ноющее чувство в груди, которое испытывал лишь только подумав о квай-гоне, любовью, но здесь, под взглядом его проницательных глаз, всё встало на свои места, получило свои истинные имена. — любишь? — голос квай-гона звучит совсем рядом. и когда оби-ван снова открывает глаза, он оказывается уже не в паре шагов от него — их разделяют считанные сантиметры. — люблю, — повторяет он, больше не отводя взгляда. ему приходится слегка приподнять голову для того, чтобы видеть лицо квай-гона. — как ты это понял? — спрашивает квай-гон тихо. его пальцы касаются юношеской щеки оби-вана. это прикосновение волнует, заставляет кровь прилить к щекам. оби-ван прерывисто вздыхает, прикрывает глаза лишь на секунду, чтобы после снова заглянуть в лицо учителя. — я дышать в вашем присутствии не могу, — откровенно делится он, — и… мне кажется, будто я схожу с ума. от его слов губы квай-гона изгибаются в печальном подобии улыбки. он гладит ласково скулу оби-вана большим пальцем и признаётся в ответ: — мне тоже. из груди оби-вана будто вышибает воздух. весь, до последнего вздоха. он неверяще всматривается в глаза квай-гона, но не находит в них ничего, кроме затапливающей нежности. — что?.. то есть, вы хотите сказать… вы… — взгляд оби-вана бегает по лицу наставника, слова путаются в сознании. у него не получается собирать их в связные предложения. на его вопрос квай-гон только многозначительно, обличающе кивает, но оби-вану этого недостаточно. ему нужно слышать эти слова, произнесённые голосом его мастера. похоже, квай-гон читает это в нём, потому что не проходит и минуты, как он произносит уверенно, безапелляционно: — да. я люблю тебя. его тёплая большая ладонь всё ещё касается щеки оби-вана, и он тянется, чтобы дотронуться до его лица. пальцы несмело ложатся на подбородок, ведут вверх по мягкой, слегка колючей бороде, почти задевают уголок губ, замирают на щеке. квай-гон прижимается к его руке так, словно желает продлить прикосновение, так, словно он жаждал этой близости многие-многие месяцы, и его желание наконец исполнилось. они стоят так близко, что дышат одним на двоих воздухом. оби-ван смотрит в глаза квай-гона и утопает в их безбрежной синеве. ему чудится, будто квай-гон вот-вот поцелует его. но он этого не делает. тогда оби-ван инстинктивно подаётся вперёд, упирается щекой в его плечо и так застывает. квай-гон обнимает его так нежно, так любовно, что под сердцем сжимается, тянет сладкой болью. оби-ван мечтает лишь о том, чтобы остаться в его объятиях навечно. квай-гон касается губами его виска, дышит во взъерошенные коротко остриженные волосы, и оби-ван не может удержаться от того, чтобы ткнуться губами за ухо мастера, спрятать там лёгкий полупрозрачный поцелуй. в его груди разливается счастье. искристое и лучащееся счастье. в этот миг он чувствует столько всего сразу, что не припомнит, чтобы за всю жизнь испытывал единовременно хотя бы одну пятую всех этих чувств. любовь, счастье, умиротворение. покой. но страха в нём нет. как это возможно? неужели кодекс мог обманывать его?.. — мастер, — произносит оби-ван скорее вынужденно, потому что он должен знать ответ на зародившийся в его разуме вопрос, чем потому, что ему действительно хочется говорить, — в кодексе говорится, что привязанности ведут к страху, а страх — к тёмной стороне, — проговаривая последние слова, оби-ван понижает голос, словно одно упоминание зла может разрушить то немногое, что существовало сейчас между ним и его наставником, — но я не испытываю страха. — но ты испытывал его? — больше утвердительно, чем вопросительно говорит квай-гон. оби-вану нравится, что он не разорвал объятий, отвечая ему вопросом. будто демонстрировал, что ни этот разговор, ни что другое в мире не может быть важнее того, что между ними происходит. — испытывал, — соглашается оби-ван, — мне было страшно, когда я был… один. один наедине с этими чувствами, но теперь, когда я знаю, что вы любите меня, — он осекается, краснея щеками, — мне больше не страшно, — слова сами собой находили путь, будто это они вели его, а не он повелевал ими. — это я и имел ввиду, когда отвечал на твой вопрос, — в голосе квай-гона скользила усталость, будто всё его естество противилось начинать этот долгий, долгий и сложный разговор. но оби-ван спрашивал, и поэтому он отвечал, — то, что я тебе сейчас скажу, в совете многим может не понравиться, но если и есть в жизни что-то, что чего-то стоит — это привязанности, — выдохнул квай-гон ему в волосы, — тебя учили, что отрицательные эмоции ведут к тёмной стороне силы. гнев, ярость, ненависть. страх. но страх, как и любая другая разрушительная эмоция, берёт верх над человеком только тогда, когда он позволяет ему это. со страхом можно и нужно бороться. и когда ты победишь его, он не будет иметь над тобой власти. за время, проведённое в учениках квай-гона, оби-ван привык доверять ему. но точно так же он верил в то, что было записано в кодекс. кодекс был священной книгой, написанной многие поколения назад, книгой, завещавшей джедаям вести аскетичный образ жизни, исключающий привязанности. квай-гон был человеком. живым, мудрым, любящим человеком. человеком, который прямо сейчас обнимал оби-вана и вкрадчиво шептал ответы на все мучавшие его вопросы ему на ухо. человеком, нередко пренебрегавшим правилами кодекса, но, тем не менее, являвшимся рыцарем-джедаем. добрым. не сломленным чувствами, но испытывавшим их. кодекс гласил, что джедаю суждено прожить жизнь, не впуская никого в своё сердце. квай-гон предлагал оби-вану иной путь. иной — не значило неправильный. — мы считаем истинным то, что негативные эмоции подпитывают тёмную сторону силы, — продолжал квай-гон, — если так, почему нельзя допустить, что положительные — подпитывают светлую? сторону, которой служу я. сторону, которой будешь служить ты. любовь ведёт нас к счастью, счастье — к покою, покой — к свету. его слова звучали тихо, мягко. квай-гон не пытался навязывать оби-вану того, во что верил, он лишь делился с ним этим, и это виделось оби-вану самым большим откровением в его жизни. ему нравилось то, что рассказывал ему квай-гон. ему было дорого то, что он открывал ему таким образом себя. но оставался один вопрос, который не давал оби-вану покоя. — а страх потери? — выдохнул он пораженчески квай-гону в плечо. ему даже думать об этом было тяжело, не то, что произнести вслух. он не хотел потерять квай-гона. одна мысль об этом заставляла застыть кровь в его венах. — я знал, что ты спросишь меня об этом, — квай-гон выпрямился, отстраняясь от оби-вана, и взял его лицо в ладони, призывая посмотреть на себя. на мгновение оби-вану стало холодно без его крепких рук на своих плечах. он поборол приступ внезапного озноба и взглянул в глаза наставника. — ты никогда не можешь быть уверен в том, что этого не случится, — сказал квай-гон. оби-ван не услышал в его голосе страха. горечь, скорбь, понимание и принятие неизбежности, но не страх, — но ты можешь защищать. защищать тех, кого ты любишь. это всё, что в твоих силах. разве не этому служат джедаи? мы должны защищать тех, кто нуждается в этом. но в первую очередь тех, кого мы любим. эти слова полностью противоречили установленным кодексом правилам, но они не показались оби-вану неверными. в них было заложено куда больше, чем можно было бы сказать вслух. в них была истина. бороться со злом. бороться за свет. бороться за любовь. много ли было в этом различий? квай-гон снова притянул оби-вана к себе. он коротко прижался губами к его лбу, уложил подбородок на его макушку и долго думал, пока оби-ван тихо дышал ему в шею, прежде, чем сказать: — тебе предстоит сделать выбор. тебе и только тебе. следовать ли своему сердцу, нарушив устав, или идти, как ты и шёл, вслед за кодексом, отказавшись от всего, что тебе дорого. ни один из вариантов, какой бы ты ни выбрал, выбрать не стыдно. ни один из них не приведёт тебя ко злу, если ты будешь достаточно силён. оби-ван чувствовал печаль в голосе своего мастера. он явно не хотел ставить столь юного ученика перед выбором, таким тяжёлым даже для взрослого рыцаря. — почему выбирать должен я? — оби-ван задал вопрос невинным, наивным тоном ребёнка, поставленного перед несправедливо тяжёлым решением. — потому что это твоя жизнь. потому что свой выбор я уже сделал, и не могу решать за тебя. потому что из нас двоих ты куда более верен кодексу, — ответил квай-гон, борясь с чувством вины за то, что требовал от юноши так много. комната погрузилась в тишину. оби-ван всё ещё прижимался щекой к груди квай-гона. он слушал его мерное, не выдающее никакого волнения дыхание. ощущал, как рядом с его собственным сердцем бьётся сердце квай-гона. что он должен был делать? оставить всё, что было ему дорого и поступить так, как должно, или иметь достаточно силы и смелости для того, чтобы следовать за собственными чувствами, не боясь их при этом? всё, чего ему хотелось — чтобы время остановилось. чтобы он мог никогда не выбирать. чтобы он мог остаться в руках квай-гона навсегда. один из вариантов предполагал возможность того, что он будет иметь право на это. нужно только…

…быть достаточно сильным.

когда оби-ван отнял голову от груди квай-гона, солнце за окном уже село, зажигались ночные огни. он взглянул в глаза своего наставника. квай-гон выглядел уставшим, а его взгляд был таким тоскливым, будто за то время, что оби-ван молча обнимал его, ему довелось пережить самое ожесточённое сражение в своей жизни. — мастер, — сказал оби-ван неверным от долгого молчания голосом, — думаю, я сделал выбор, — он только теперь ощутил сильные руки квай-гона на своей спине. прежде он держал его крепко, но бережно. в ожидании ответа они напряглись, — я выбираю сердце, — на одном дыхании произнёс оби-ван, пусть ему и хотелось сказать 'вас' вместо 'сердце'. квай-гон улыбнулся ему неверяще, почти болезненно. в его глазах блеснула щемяще-сердечная искра такой красоты, какую оби-вану доводилось видеть впервые. но приобретённая с годами мудрость слегка осадила его счастье, всё же заставила разум взять над сердцем верх. — ты уверен? — квай-гон задал вопрос не как мужчина, влюблённый в оби-вана. он спрашивал его как наставник, желавший оби-вану только добра. — уверен, — отозвался оби-ван. твёрдость его голоса, его искренняя вера в то, что он принимает верное решение, дарят квай-гону умиротворение. они дарят ему покой. его напряжённое лицо вновь смягчается, в него возвращаются такие привычные черты. и оби-ван снова тянется рукой к его щеке. бесцельно, но так нежно. прикосновение его пальцев к коже наставника кажется таким правильным, таким родным, словно всю жизнь ему было суждено касаться его именно так. оби-ван любуется нежным, расслабленным лицом квай-гона. его мудрыми глазами, всегда смотревшими на него с особенным трепетом, длинным, спадающими на плечи волосами, губами. губами, которые ему вдруг так отчаянно хочется поцеловать. оби-ван не знает, дозволено ли ему делать это, думать об этом. но, очевидно, он задерживает взгляд на них слишком долго, слишком мечтательно для того, чтобы квай-гон не заметил. он легко улыбается и склоняется ему навстречу, как бы предлагая, давая своё согласие на его неозвученное желание коснуться его губ своими. оби-ван медлит, и тогда квай-гон наклоняется к нему ещё немногим ближе, задевает носом кончик его носа, ластится к нему, позволяя быть так близко, но не настаивая на большем. на лицо оби-вана ложится его ровное дыхание, и он думает, что хотел бы провести свою жизнь именно так: в крепких руках квай-гона, за секунду до поцелуя с ним. он замирает ещё на мгновение, взволнованно дыша, тянется ближе и юношески, неумело касается губами губ квай-гона. он не имеет ни малейшего понятия, что должен делать дальше, но квай-гон не торопит, осторожно подхватывает под спину, даёт время собраться с мыслями. оби-ван шумно вздыхает, когда он отвечает. квай-гон целует его неспешно, бережно. мягкие губы направляют, ведут, как он всегда вёл оби-вана за собой. стоит его дыханию сбиться, квай-гон словно даёт ему своё. оби-вану кажется, будто поцелуй длится вечность. он нерешительно, медленно скользит рукой по плечу наставника к шее, мягко вплетает пальцы в шелковистые волосы. он с трудом может осознать то, что это могло быть настолько легко — открыть свои чувства; поверить в то, что он имеет право на них. квай-гон был прав. любить его оказалось совсем не страшно. а целовать — не было грехом. целовать его — было благословением.

27 июня — 8 июля 2024