Мы сделали это. Перезагрузка

17 февраля 2024 года

Плейлист Оли Чеховой

Включить — Перемешать

Hedley — Hello

Гречка — Хочется

      Рецепт лучшего лекарства от любых проблем: мягкая тёплая кровать, на которой прошлым вечером сменили бельё, «Теория большого взрыва» на ноутбуке и чашка ароматного кофе со сливками. Лежишь себе, балдеешь и периодически поглядываешь в окно, за которым медленно расцветает день. Но сработает это лекарство только в том случае, если предварительно отключить мобильный и закрыть все двери на железные засовы.       Услышав сквозь наушники трель телефона, я жму на паузу и со вздохом тянусь к аппарату, затерявшемуся в недрах постели. Ищу долго и в итоге сама путаюсь в простыне. Дёрнув с психом одеяло, я едва не сваливаюсь на пол в обнимку с ноутбуком. Чудом отыскав мобильный, бросаю взгляд на экран и вижу пропущенный вызов от «Начальника дурки». Не успеваю я нажать на иконку, чтобы перезвонить матери, как от неё приходит сообщение:       Начальник дурки: Через час подъедем в вашему дому. Надеюсь, ты не забыла о моей просьбе и уже проснулась.       Закатив глаза, быстро отвечаю матери «Ок» и отбрасываю от себя прочь телефон. Циферблат электронных часов показывает девять утра, и я, покряхтев, сползаю на кровать, жму на пробел ноутбука и закутываюсь в одеяло до подбородка.       Вот где справедливость? Когда мне надо прийти к первой паре, я с трудом поднимаюсь с пятым будильником и первую половину дня двигаюсь, как сонная муха. Зато на выходных, когда можно спать до отёка во всём теле, я открываю глаза ещё до того, как толком расцветёт. Так случилось и сегодня: я проснулась ни свет ни заря и не знаю, чем себя занять до приезда семейства Козловых.       Вчера мать всё же смогла зарядить телефон, перезвонить и сообщить, что они выезжают на полуостров и к утру приедут в Вят. Можно подумать, это уже ужасная новость, но затем она огорошила меня просто охренительным известием: пока мать с Костей будут заниматься организацией похорон, я должна посидеть с Лизой. Вот на этих словах я правда свалилась с кровати и сидела на полу до тех пор, пока Киса, которому надоело уговаривать меня подняться, не кинул, как мешок с картошкой, на кровать.       Лизе четырнадцать и в последний раз я видела её два года назад. Честно? Премерзкая девчонка. У нового поколения подростков раздутое эго, самомнение китайского императора и постоянное желание умереть, а перед этим довести всех вокруг до истерики. Но Лиза куда хуже. Намного хуже. Она совсем не похожа на свою старшую сестру Аню, хоть у них и общие родители.       При всех недостатках Козловой, Аня — умный, целеустремлённый, принципиальный человек, который, при желании, найдёт общий язык с любым человеком. Козлова ещё со школьной скамьи училась на отлично и по сию пору выбивает себе отличные оценки в нешуточном бою с преподами-мудаками, которые искренне не понимают, какого хрена женщины пришли получать образование, а не прозябают у плиты с пятью младенцами на плечах. Внеучебной деятельности у Ани столько, что она должна спать всего пять минут в сутках, чтобы всё успеть. Бег, плавание, курсы французского и испанского и подработка секретаршей в охранном предприятии. А ещё у Козловой есть прелестная такса, которая участвует во всевозможных собачьих выставках.       Её младшая сестра Лиза же полная противоположность: необщительна, ленива, ничем не занимается, кроме своих поделок из спичек и зубочисток, сидя перед телевизором все каникулы. Мать так и не смогла записать новообретённую падчерицу ни в одну секцию — Лиза оказалась во всём бездарна. Логично, что любительницу строить всякие макеты следует пристроить в кружок рукоделия, но она и оттуда ушла. Мотивация проста: мне лень туда ходить. Мрачный, депрессивный, грубый подросток портит атмосферу в комнате одним своим присутствием.       Я честно пыталась с ней подружиться, но Лиза стала закатывать истерики и заявлять, что её во мне раздражает абсолютно всё. Сначала я терпела, старалась быть умнее и взрослее, но, когда она назвала меня колуном с уродским макияжем и отвратительным вкусом в одежде, я чуть не ударила мерзавку. Никто не смеет оскорблять мои шмотки и охренительные цветные стрелки на веках. С тех пор мы — злейшие враги. И теперь мне придётся провести в её компании несколько часов.       Снова отыскав телефон, я набираю сообщение Лоле в надежде, что она уже не спит. Сегодня у неё выходной от смены в больнице, и она обещала с утра заглянуть ко мне.       Я: Привет, спишь?       Лол Кек: Только пришла домой. Хочу принять душ и часик вздремнуть.       Лол Кек: Ты же не обидишься, если я приду к тебе попозже? Я реально без сил.       Я: Конечно. У меня охренительная новость.       Лол Кек: Это же сарказм? Не помню, когда в последний раз слышала от тебя реально хорошие новости.       Я: Мать с козло-отчимом приезжают сегодня. У мудака мамаша копыта отбросила. Они приедут, чтобы заняться похоронами, а мелкую мерзавку скидывают на меня.       Лол Кек: Охуеть. Нет, тогда я пасс. Напиши, как она съебёт, и тогда я прискачу.       Лол Кек: Сорян, я тебя люблю, но если мы с этой пиздючкой проведём в одной комнате хотя бы пять минут, меня посадят за убийство.       Я обиженно выпячиваю губы и отправляю Лоле смайлик какашки. Предательница.       Дверь балкона, которую я на ночь оставила приоткрытой, внезапно распахивается, и на пороге появляется Киса в серых трениках и помятой белой футболке. В руках он, словно посох, держит чёрную зубную щётку. Парень косится на меня хмурым взглядом, и я выдёргиваю наушники из ушей.       — Мне надо зубы почистить, — хрипло говорит он и в наглую идёт в сторону моей ванной.       — Отличная идея! — кричу я, когда он скрывается в санузле, не закрыв за собой дверь. — Но почему бы тебе не сделать это у себя дома?       — Охуительное предложение, Чехова! — отвечает Киса и высовывается из ванной, держа во рту щётку. — Вот только у нас смеситель в раковине наебнулся.       — А раковина на кухне?       — Я что, дикарь, зубы на кухне чистить, — фыркает Киса и снова исчезает за дверью.       — Ну точно, — бурчу я себе под нос, — а вваливаться утром в чужую ванную — нисколько не дикость.       — Чехова! — кричит из глубины ванной комнаты Кислов. — Нахуй ты сладкую зубную пасту покупаешь? Это что... — Воцаряется пауза, и он орёт ещё громче: — Дракоша? Тебе сколько лет?       Я не успеваю достойно ответить наглецу, как телефон снова оживает, и на экране высвечивается фотография Риты. Свайпнув, я прижимаю трубку к уху:       — Я тебя не разбудила? — запыхавшись, говорит Рита, и на фоне звучат автомобильные гудки. — Это ты куда прёшь, урод! Не видишь, зелёный для пешеходов!       — Не разбудила, — смеюсь я и вытягиваю свободную руку, чтобы потянуться и размять шею. — А ты уже вся в делах?       — Вообще-то, я к тебе лечу. Пустишь?       — Конечно, ты по делу или просто так?       — Просто так, — мигом отвечает Ритка и тут же добавляет: — И дело тоже есть, но скажу при встрече.       — Хорошо, через сколько будешь?       — М-м, — тянет подруга, — минут через сорок. Мне надо ещё маме ключи отвезти.       — Поняла, — киваю я и наблюдаю за тем, как Киса выходит из ванной, вытирая лицо моим полотенцем. Я возмущённо вскидываю руку, а парень демонстрирует мне средний палец. — Жду тебя. Напиши, как подходить будешь, я хоть трусы надену.       — Надень лучший комплект ради меня, — хихикает Грошева и отсоединяется.       — То есть при встрече со мной ты трусы не надеваешь? — ехидно интересуется Киса, кидая полотенце беспорядочной кучей на стол. — Не по-христиански это.       Хочется сострить, достойно, но в голове сплошное перекати-поле, поэтому я делаю вид, что не слышу вопроса и спрашиваю:       — Ты чё так рано проснулся?       Подтянувшись на руках, Киса плюхается рядом к стене и подставляет под голову руку.       — Решил, что тебе понадобится помощь в убийстве пиздючки отчима.       Я бросаю парню благодарный взгляд, на что он морщится и отмахивается.       — Нет, правда. Спасибо. Мать написала, что они через час приедут. Не представляю, как смогу в одиночку вытерпеть Лизины истерики.       — Без проблем, — ухмыляется Киса. — Надо же как-то косяк сгладить. Чё смотришь?       — Теорию большого взрыва.       — О, дай наушник.       Не успеваю я нажать на паузу, как дверь в комнату тихо отворяется, и в проём просовывается отцовская голова. Он, улыбаясь, открывает рот, но тут же хмурится, глядя на нас.       — Не понял.       — Здрасьте, Борисыч, — щерится Киса, демонстрируя сразу все тридцать два зуба. — Как дела?       — Были отлично, пока тебя не увидел. — Папа прищуривается и задаёт вопрос в лоб: — Ты чё забыл в кровати моей дочери?       — Он только пришёл, пап, — отвечаю я, закатив глаза. — У них со смесителем какие-то траблы, он зубы чистил.       — Опять через балкон припёрся? — продолжает допрос с пристрастием отец, заходя в комнату. — Спал хоть у себя?       Я на всякий случай сползаю на кровати ниже. Вдруг родитель решит чем-то треснуть наглого парня, не хочу попасть под горячую руку.       Киса прикладывает ладонь к груди и с самым честным видом заявляет:       — Обижаешь, Борисыч. Чтобы я, без брака, лёг с девчонкой в кровать? Да никогда. Оля, конечно, пытается, но я твёрдо стою на своём: ни-ни до свадьбы.       — Ой, Кислов, — морщится папа и отмахивается от веселящегося парня, как от назойливой мухи. — Не бреши. Будто я тебя не знаю.       — Пап, — решаю я переключить отцовское внимание от того, что Киса рано утром тусуется в моей кровати, — мама написала, что они где-то через час приедут.       — Бля, — цедит отец, мгновенно позабыв обо всём. — Мне на тренировку пора.       — В субботу? — интересуется Киса, садясь на постели. — Выходной же.       — В спорте нет выходных, — тренерским тоном отрезает папа и выходит из комнаты. Уверена, понёсся собираться, чтобы поскорее смыться из дома.       Киса склоняется к моему лицу и тихо спрашивает:       — У него же нет сегодня трени, так?       Я киваю, давясь от смеха.       — Папа просто очень хочет избежать встречи с бывшей женой.       — А как же шанс гордо пройти мимо, взмахнув волосами? Тип, смотри, сука, кого потеряла.       Я представляю, как папа трясёт головой, чтобы его короткие чёрные волосы разлетались на ветру, и взрываюсь хохотом, накрыв рот рукой.       — Я бы ещё им на колёса тачки нассал, — продолжает Киса парад шедевральных идей для мести бывшей. — Можно ещё под дверь насрать.       — Ага, — фыркаю я, — и порчу на понос навести.       Сунув наушник в ухо, Киса откидывается на спину и придавливает меня плечом. Он пытается уложить голову мне на грудь, и я тут же его отпихиваю.       — Эй, — возмущается Киса, — мне нужно под голову что-то мягкое подложить!       — Возьми подушку. — Я тычу пальцем в гору сваленных на пол разноцветных подушек. — И будет тебе счастье.       — Ну нет, — морщится Киса, снова пытается умоститься на моих сиськах и получает кулаком по лбу.       — Я сейчас отца позову, — угрожаю я, с трудом сдерживая улыбку поджатыми губами. — И полетишь ты с балкона, как Икар с обрыва.       — Сучка, — буркает Киса.       — Мудак, — парирую я. — Всё, не мешай мне смотреть.       Минут десять мы смотрим сериал, периодически тыкая друг друга. Ну, как тыкаем: Киса действует мне на нервы, щипая то за ногу, то за руку, а я в отместку бью его по голове. Наверное, не стоит этого делать — иначе выбью тупице последние мозги.       — Оль, — зовёт папа из коридора, и я, выдернув наушник из уха, перекладываю ноутбук на колени Кисы. — Я пошёл.       Я выхожу в коридор и облокачиваюсь на дверной косяк, глядя на то, как папа торопливо зашнуровывает кроссовки, в которых обычно ходит на пробежку. При этом оделся он не в спортивный костюм, а синие джинсы, чёрную футболку с мёртвым Гомером Симпсоном и на плечи накинул кожаную куртку с цепями.       — Ты сегодня на рок-стиле, — улыбнувшись, говорю я и качаю головой. — Вот только кроссовки к образу не подходят.       — Почему? — вскидывает голову отец, продолжая возиться со шнурками.       — Потому что они красные.       — Не вижу противоречий. — Брови отца сходятся на переносице, и на лице появляется выражение крайней степени задумчивости. — Отлично смотрятся.       — Не, Борисыч, — встревает Киса, возникая за моей спиной, — такое чувство, будто ты дорожные конусы на ноги напялил.       Папа выпрямляется, сканирует долгим изучающим взглядом Кислова, затем косится на свою обувь.       — Конусы оранжевые, а кроссовки красные. Где логика?       — Логика в том, что на дороге они будут отлично видны, и тебя не собьёт тачка в темноте, — отвечаю я за Кису, тщательно маскируя смех за кашлем.       — Ой, всё, — отец раздражённо взмахивает рукой и хватает свою спортивную сумку, — вы мне надоели. Я пошёл.       Я провожаю спешно убегающую фигуру отца задумчивым взглядом и дёргаю Кису за ткань футболки.       — Мне показалось, или его сумка выглядела слишком лёгкой? — шепчу я, выглядывая на лестничную площадку.       — Ага, — также тихо отвечает Киса, утыкаясь подбородком мне в макушку, чтобы тоже посмотреть на спускающегося вниз отца. — Она пустая.       Хмыкнув, я запираю дверь и запускаю пальцы в волосы.       Папино поведение меня нисколько не удивляет. Пусть родители и разошлись пять лет назад, отец, который никогда и ни перед чем не пасует, делает всё, чтобы никаким образом не пересечься с бывшей женой. Жаль, что у меня такой привилегии нет. Приходится общаться с начальником дурки, а потом пить успокоительные вперемешку с вином. Неизвестно, что я посажу раньше — печень или психику.       — Слышь, Чехова, — Киса закидывает руку мне на плечи и увлекает в сторону кухни, — давай пожрём, а? У меня в желудке бермудский треугольник, щас засосу весь твой холодильник.       — Да только не факт, что там есть что-то съедобное, кроме подсолнечного масла.       Я распахиваю дверь холодильника и с интересом разглядываю полки, освещённые ярким светом. М-да, я оказалась права — негусто. В ящике пара помятых томатов, три клубня мытого картофеля и огромный оранжевый грейпфрут. На одной полке в гордом одиночестве лежит пачка масла, ниже — огрызок копчёной колбасы и две упаковки греческого йогурта. В двери нахожу коробку томатного сока, на дне которого плещутся остатки. Вот и всё, даже подсолнечного масла не осталось. Похоже, папа не рискнул оставить меня, валяющуюся с мигренью, в одиночестве, поэтому не ходил в супермаркет, чтобы заполнить холодильник.       Тяжело вздохнув, я закрываю дверь и, уперев руки в бока, смотрю на Кису, который уселся за стол, и теперь верти между пальцами мою электронную сигарету со вкусом малины.       — У меня плохая новость, — с мрачным видом изрекаю я и подхожу ближе к столу. — Жрачки нет. Вообще. Точнее, есть колбаса, но зато нет хлеба. Тебе хватит погрызть колбасу с чаем?       Киса задумчиво вертит сигарету в руках, затем затягивается, выпускает носом облако пара и склоняет голову к плечу.       — Так в чём проблема? Погнали в магаз.       — Ну не знаю, — тяну я, глядя на циферблат настенных часов. — Вдруг мать раньше приедет. Ещё устроит мне скандал, что я их дома не ждала.       — Да вообще похуй, — отмахивается парень и выпускает новую порцию пара с запахом малины в пространство между нами. — Ты им одолжение делаешь, хотя не обязана нянькаться с малолетней пиздой. Поэтому, погнали. Я энергос хочу.       — Ну не знаю-ю, — продолжаю мяться я, переминаясь с ноги на ногу. — Рита ещё подъехать должна...       Закатив глаза, Киса поднимается со стула и, схватив меня за плечи, подталкивает к коридору.       — Идём. До магаза пять минут идти. Успеем, не ссы. Ты только быстро собирайся, без этого своего боевого раскраса.       — Ты имеешь что-то против моего мейка? — с подозрением прищуриваюсь я, неумолимо приближаясь к своей комнате. Киса настойчиво толкает меня в спину, не давая возможности обернуться.       — Ничего, просто ты три часа красишься. Давай по-быстрому, ноги в джинсы, пятки в тапки и по съёбам.

***

      Я торопливо переставляю ноги, пряча руки в карманах куртки, и останавливаюсь посреди дороги, чтобы обернуться к отставшему на добрый десяток метров Кислову.       — Ты чё как черепаха плетёшься?       Киса идёт медленно, вальяжно, держа в зубах тлеющую сигарету. Полы куртки распахнуты, взъерошенные волосы мягко качаются в так плавным движениям — он будто слушает музыку и подчиняется её ритму.       — А куда торопиться?       — В магазин, — цежу я и, подхватив парня под руку, с силой тащу его вперёд. Киса в ответ только хмыкает, пожимает плечами, но послушно ускоряется. — Я же сказала, по-быстрому надо смотаться, ещё Ритка придёт.       — У тебя не хата, а проходной двор, — недовольно фыркает Киса, когда мы заходим во двор, в центре которого, окружённый кипарисами и пальмами, стоит большой продуктовый магазин с красной облицовкой на стенах. — Вечно кто-то тусуется.       — Ага, — смеюсь я, — и этот «кто-то» — всегда ты.       — Эй, — возражает Киса и толкает меня бедром, — я сосед, мне можно.       В ответ я только цокаю языком, и мы, всё ещё держа друг друга под руки, входим в раздвижные двери. Киса тащит меня к тележкам, хотя уверяю, что достаточно одной корзинки, но парень не слышит, и в сами ряды мы заходим уже с тележкой.       — Чё брать-то будем? — интересуется Киса, разглядывая корзины с увядшими цветами в горшках, оставшиеся после дня Святого Валентина.       Я задумчиво разглядываю товары на полках, устремившихся к потолку. Хороший вопрос, даже не знаю.       — Ну, наверное, надо самое базовое взять, — задрав глаза к подбородку, отвечаю я, и принимаюсь загибать пальцы. — Колбасу, сосиски, сыр, майонез, овощи, картошку, воды, молоко, яйца...       — Яйца у меня есть, — перебивает Киса, уставившись на меня немигающим взглядом.       Я недоумённо вдёргиваю бровь, и губы парня медленно растягиваются в дразнящей ухмылке. Закатив глаза, я шлёпаю его рекламным буклетом, который мне сунули на входе.       — Одна сосиска, видимо, тоже есть, — бурчу я, двигаясь вдоль ряда, и хватаю с полки пакет с молотыми зёрнами кофе.       — Неправда, — говорит Киса на ухо, следуя за мной шаг в шаг и наступая на пятки. — Никаких сосисок, только баклажаны.       Поморщившись и замахав руками, я ускоряюсь под сопровождающий меня гаденький смех Кисы. Оказавшись в ряду с напитками, я беру с полки две бутылки минералки и подзываю Кису с тележкой. Парень добавляет к воде бутылку колы, две банки энергетика и три бутылку пива. На мой вопросительный взгляд он пожимает плечами и зарывается пятернёй в лохматую шевелюру.       — Я два дня ни гу-гу. Вёл трезвый и здоровый образ жизни.       — Ага, конечно. Ты просто два дня на отходосах был, а сегодня тебе полегчало.       — Не без этого, — кивает Киса и легонько толкает меня тележкой в бедро. — Топай дальше, ты же боишься опоздать.       Мы быстро набираем тележку продуктами, и я недовольно оглядываю набор. Вроде, всё нужное, но я не планировала топать обратно, держа по пакету в каждой руке и в зубах. Но Киса, шагающий рядом, весело насвистывает и не выглядит озабоченным нагруженной тележкой. Когда мы встаём в очередь перед кассой, он хватает с полки пачку презервативов и швыряет к куче, выросшей на ленте.       — У тебя на сегодня большие планы? — как бы невзначай интересуюсь я, кивая на плоскую коробку, лежащую поверх моего бананового йогурта.       — Не, — качает головой Киса, выкладывая на ленту бутылки, — это про запас. Вечером у меня смена в баре. А после закрытия Игорь хочет перестановку замутить.       — Зачем? У вас, вроде, и так нормально.       — Да этому хрену вечно неймётся, — морщит нос Киса, вынимая из кармана куртки карту с изображением персонажей из «Гравити Фолс». — Он решил освободить больше пространства и снять люстру с потолка. Угадай, кому придётся лезть на стремянку?       Я окидываю длинноного худого Кису внимательным взглядом.       — Полагаю, что тебе.       — В точку, — щёлкает пальцами Киса и опирается рукой на моё плечо. — Так что, после работы у меня не будет сил на еблю. Но защиту всегда надо иметь в запасе.       — Молодые люди, — окрикивает нас недовольная женщина из соседней очереди, — вы можете свои развлечения обсуждать в другом месте? Тут люди, так-то стоят. Не всем хочется слушать вас.       — Так не слушайте, — равнодушно пожимает плечами Киса и вновь обращается ко мне: — Го групповуху устроим? Можно даже гэнг-бэнг. — Улыбнувшись, Киса поворачивает голову к тётке, которая сверлит его недовольным взглядом, и участливо поясняет: — Если вы не в курсе, то гэнг-бэнг — это когда одну тёлку ебут больше трёх мужиков.       Я с силой дёргаю Кису за руку и спешу накрыть без остановки болтающий рот своей ладонью.       — Прекрати сейчас же, — шиплю я, и Киса, закатив глаза, кивает. Состроив виноватую мину, я обращаюсь к остолбеневшей женщине, лицо которой стремительно наливается краской. — Простите, пожалуйста, мой друг так неудачно пошутил. Извините.       Остальные покупатели не проявляют к нашему диалогу никакого внимания, уткнувшись в свои телефоны или считающие ворон на потолке. Одна только тётка полыхает факелом, глядя на Кислова испепеляющим взглядом.       — Вам пакет? — лениво спрашивает продавщица, когда приходит наша очередь, а затем поднимает глаза, видит меня и часто моргает. Её татуированное лицо расплывается в радостной улыбке. — Олька! И Киса!       — Привет, Надь, — улыбаюсь я и протягиваю кулак хорошей знакомой. Надя отбивает его и приветствует Кису. — Давай нам сразу четыре пакета.       — Лады, — кивает девушка, ритмично двигая челюстью с чавканьем — во рту у неё перекатывается жвачка. — Вы на пикник собрались? Или продукты дома кончились?       — Продукты кончились, — вздыхаю я. — А кушать хочется.       — Смотрю, не только кушать, — хихикает Надя, пробивая пачку презервативов.      — Это его, — тут же отпираюсь я и тычу пальцев в Кису, спокойно раскладывающего продукты по пакетам. — Не моё.       — Неправда, — чеканит ледяным тоном Киса и с брезгливой миной берёт коробочку в руки. — Я девственник, зачем мне эта дрянь?       — Ой, не могу, — громко хихикает Надя и хватается за живот. — Насмешил, Киса!       — Рад стараться, — одними губами улыбается парень, но я вижу, как в его глазах пляшут чертята. — Сколько с меня?       — Бонусная карта есть? — деловито интересуется продавщица, стуча пальцами по клавишам. Я протягиваю прямоугольный пластик, и Надя быстро его сканирует. — Две тысячи пятьсот тридцать шесть рублей, — чеканит она и задирает голову. — Кто платит?       Я не успеваю протянуть телефон с приклеенным к чехлу стикером для оплаты, как Киса быстрым движением прикладывает свою карту с мультяшными героями к терминалу. Раздаётся писк, и из аппарата возле кассы высовывается длинная лента чека. Я бросаю на Кису возмущённый взгляд, а Надя кладёт чек в один из пакетов.       — Спасибо за покупку, хорошего дня! — не забывает девушка о дежурной фразе и машет нам рукой, перед тем, как заняться продуктами следующего покупателя.       Киса хватает разом все четыре пакета и идёт к выходу, а я, убирая бонусную карту и телефон в карман, семеню следом.       — Ты зачем мои покупки оплатил? — сердито спрашиваю я, когда мы оказываемся на улице. — У меня, вообще-то, есть деньги.       — Очень за тебя рад. У меня тоже. И там не только твои покупки, но и мои.       — Я переведу тебе деньги на карту, — бубню я, вынимая телефон.       Киса быстро опускает пакеты на сукой участок тротуара и выхватывает мобильник у меня из рук. Я застываю с поднятыми руками и недоумённо смотрю на парня. Киса деловито смотрит на себя в отражение тёмного экрана и убирает мой телефон в карман треников. Затем он наклоняется, поднимает пакеты и, как ни в чём не бывало, идёт дальше. Я, выбравшись из оцепенения, спешу за ним.       — И что это сейчас было? Зачем ты спиздил мой телефон?       — Не спиздил, а забрал на время.       — Чтобы я не перевела тебе деньги? — догадываюсь я.       — Именно, — кивает Киса.       — Но так нечестно, — всплёскиваю я руками. — Это же продукты для моего холодильника, почему ты платишь за них, когда тебе самому нужны деньги и причём немаленькие.       Киса резко тормозит, и я запинаюсь о его ногу. Он возвышается надо мной и твёрдым голосом чеканит:       — Давай мы больше не будем возвращаться к вопросы денег, ладно? Я тебе рассказал, что случилось с матерью, но не надо трястись за мои копейки. Если я решил заплатить за тебя в магазе или в кафе, просто прими это и не выёбывайся.       Я набираю полную грудь воздуха, чтобы дать достойный отпор, объяснить Кисе, что я не трясусь над его деньгами, просто не хочу ими пользоваться до тех пор, пока парень не решит все свои финансовые проблемы.       Но не успевают слова вылететь из моего рта, как Киса резко наклоняется и быстро целует меня в губы. Нет, не целует, скорее чмокает и тут же отстраняется. Я застываю с выпученными глазами и судорожно открываю-закрываю рот. Киса расплывается в довольной усмешке и, кивнув, идёт дальше.       Я заторможено поворачиваюсь и смотрю на то, как он медленно удаляется, и не могу сделать ни единого шага. Всё тело сковало цепями, а ладони моментально вспотели. По позвоночнику с неистовой силой бежит стадо мурашек, а к щекам приливает кровь. Это что сейчас было?       Приложив руку к груди, я пытаюсь унять внезапно ускорившееся сердцебиение. Так, Ольга, спокойно, ты просто от неожиданности испугалась. Вот и всё. Киса мастер делать несуразные глупости, от которых перехватывает дыхание.       Сцепив пальцы в кулаки, я быстрым шагом нагоняю Кису и задаю вопрос в лоб:       — И что это сейчас было?       — Надо же было тебя как-то заткнуть, — ухмыляется Киса и ведёт головой, откидывая чёлку в сторону. — А то так бы и зудела про бабки, пока меня инсульт не долбанул от перенапряжения.       — Нельзя так делать! — возмущённо восклицаю я и, не придумав ничего лучше, бью Кису кулаком по рёбрам.       — Это ещё почему? — вдруг совершенно серьёзно спрашивает Киса, тормозя на полпути к нашей пятиэтажке.       Неожиданность и глупость вопроса ставит меня в тупик. Как почему? Просто нельзя! Логично же!       — Вы же с девками постоянно в губы сосётесь и ничего, — продолжает тем временем Киса, воспользовавшись моим внезапным онемением. — Я чем хуже?       — Но ты же... — я качаю головой, подбирая слово. — Мальчик!       — Спасибо, что заметила, я всё намекал и намекал, — хмыкает Киса и вдруг указывает подбородком мне за спину. — Это не тачка мудака?       Серьёзная тема разговора внезапно улетучивается из головы, и я разворачиваюсь на пятках. И правда, в наш двор заезжает машины, которую я раньше только в клипах рэперов видела — майбах. От матери я знала, что Костя приобрёл охренительную тачку за немыслимую сумму денег, но видеть её вживую — не то же самое, что просто представлять. Среди кирпичных пятиэтажек и на фоне серого неба чудо автомобильной промышленности выглядит идеально огранённым алмазом. Настоящее сокровище.       — Ебать, — выдыхает Киса у меня над ухо, — какая же охуенная тачка.       — Ага, — придыханием киваю я, — просто улёт.       Чёрный автомобиль с серой полосой на боках медленно катит по неровной дороге и тормозит возле подъезда. Опомнившись, я толкаю Кису и спешу к дому.       Первой из машины выбирается мама. Выглядит она, как всегда, безупречно: светлое каре аккуратно уложено на левый бок, на высокой стройной фигуре офигительно сидит светло-бежевый брючный костюм, а из-под пиджака выглядывает воротник белой полупрозрачной блузки. На ногах пыльно-розовые лодочки на тонком каблуке, в руках — стопроцентно дорогущая сумка приятного травяного цвета от какого-то известного бренда. Ритка должна на неё посмотреть, уверена, подруга точно узнает производителя.       Выглядит мать на все двести процентов — словно сошедшая с обложки модного журнала жена олигарха. Ну, немудрено, Костя Козлов же и правда олигарх, имеющий четырёхкомнатные хоромы в элитном районе Сочи и четырёхколёсную мечту многих мужчин.       Пока Козлов был женат на матери Ани и Лизы, он долгие годы оставался никому не известным владельцем маленького бизнеса — рестораном на задворках города, расположенным слишком далеко от главных культурных улиц, где тусуются все туристы. Не знаю, как ресторан столько лет держался, наверное, с божьей помощью.       Но после женитьбы на моей матери карьера неудачливого бизнесмена резко пошла в гору. Теперь Сочи полнится ресторанами из единой сети «Константа». Я была в одном из них всего раз, когда приезжала в гости к семейству Козловых, и на несколько минут разучилась говорить, когда увидела ценник на простой салат из овощей и козьего сыра. Вот и не верь после такого, что правильно сошедшиеся люди приносят друг другу успех. Именно после развода и новой свадьбы Екатерина, в прошлом Чехова, в нынешнем Козлова, прошла обучение и открыла кабинет психолога, который, насколько мне известно, сейчас приносит ей неплохие деньги.       Мама снимает солнцезащитные очки в круглой оправе и оглядывает двор, а когда замечает меня, надевает обратно.       — Оля, — томно вздыхает она, когда я оказываюсь рядом, и вытягивает вперёд руки, раскрывая их для объятий, — рада тебя видеть.       Я натягиваю на лицо дежурную улыбку и позволяю матери обнять меня. От неё пахнет вишнёвыми духами и лёгкой нотой древесины. Незнакомый запах, раньше она душилась другими ароматами. Я словно обнимаю совсем незнакомого, чужого человека. Не уверена, что такие ощущения нормальны для дочери, которая впервые за два года увиделась с матерью.       — Привет, ма, — выдавливаю я из себя, когда она похлопывает меня по спине и отстраняется, удерживая за плечи. — Как доехали?       — Тяжко, — вздыхает мать и поправляет причёску. — Дорога долгая, ещё и на мосту долго досматривали, весь багажник перерыли. И Косте так тяжелой...       Я выглядываю из-за матери и всматриваюсь в лобовое стекло, за которым на месте водителя сидит Костя, опустив обе руки на руль. Как статуя застыл и не двигается, глядя перед собой. Младшей сводной сестрички я не вижу.       — Спасибо, что согласилась присмотреть за Лизочком, — словно прочитав мои мысли, говорит мать. — Девочка очень тяжело перенесла новость о смерти бабушки. Мы хотели отвезти её отцу Кости, но он тоже захотел принять участие в организации похорон.       — Нет проблем, — бессовестно вру я и натянуто улыбаюсь. — Вы долго отсутствовать будете?       — Точно не скажу, — задумчиво отвечает мать и касается наманикюренным пальчиком подбородка, — скорее всего, до вечера. Ничего, если Лиза у вас переночует? Не хочется таскать девочку ночью, если мы сильно задержимся.       Порыв ответить «Лиза ни за что не будет спать в нашем доме» приходится задушить в зародыше. Вместо этого я киваю и улыбаюсь ещё шире.       — Да, без проблем.       — Здрасьте, — раздаётся за моей спиной голос Кисы.       Мать окидывает Кису брезгливым взглядом с головы до ног, и уголки её накрашенных губ стремительно ползут вниз. Стиснув зубы, я делаю шаг назад и упираюсь спиной в грудь друга. Матери Кислов и Лариса никогда не нравились, и по сию пору ничего не изменилось. Сколько бы мы ни срались с Кисой, сколько бы я не обзывала его алкашом и наркоманом, не позволю мамаше смотреть на него, как на птичий помёт.       — Помнишь Ваню? — интересуюсь я, нацепив на лицо слащавую улыбку, и опускаю на плечо друга ладонь, неосознанно вцепившись в него пальцами с такой силой, что Киса едва заметно вздрагивает. — Мы с первого класса дружим, помнишь?       — Помню, — цедит мама и поднимает очки на голову. — Такое чудо трудно забыть.       Её слова полны яда, и я ещё сильнее впиваюсь пальцами в плечо Кисы. Мать отворачивается, чтобы взмахнуть рукой, а Киса шипит мне на ухо, приседая:       — Чехова, ты мне сейчас ключицу сломаешь. Расслабься.       — Ты видел её реакцию, — цежу я, уставившись на затылок матери. — Она сука.       — Забей хуй и отцепись от моего плеча. Внатуре больно, ты где так пальцы накачала?       Я оставляю его вопрос без ответа. Дверь майбаха распахивается и наружу выбирается Лиза. Дочь Козлова с последней нашей встречи почти не изменилась в росте, зато потеряла детскую полноту и превратилась в Дашу Васнецову, когда та ещё готом была. Вся в чёрном, Лиза выглядит болезненной с бледной кожей и впалыми щеками. Когда она тянется за рюкзаком в салон, её руки выныривают из безразмерного чёрного балахона, и я вижу ужасно тонкие запястья. Такие, кажется, переломятся от малейшей тяжести.       Закинув сумку на плечо, Лиза хлопает дверью, ленивым шагом приближается к нам, и я могу вблизи разглядеть её макияж: синеватые круги под глазами явно нарисованы тенями, веки же намазаны чем-то больше похожим на уголь, а на щеках подводкой выведена маленькая перевёрнутая пентаграмма. В душе поднимается волна возмущения от несправедливости — когда я была в возрасте Лизы, мать запрещала мне самовыражаться с помощью одежды и макияжа. Спасал папа: он втайне от матери давал деньги на косметику, и я красилась в школьном туалете, а потом смывала макияж в торговом центре перед тем, как вернуться домой.       Видимо, Лиза находится в большем почёте, чем когда-либо была я.       Мать приобнимает падчерицу за плечи и расплывается в широкой искренней улыбке.       — Вот, зайчик, оставляю тебя у сестры, если что, пиши и звони.       Не сразу понимаю, что не так в её словах не так, а потом меня прошибает, да так, что я наваливаюсь на Кису всем весом, и ему приходится подхватить меня, ударив по бёдрам тяжёлыми пакетами.       Мама назвала Лизу зайкой. Зайкой. Детское прозвище больше не принадлежит мне. Теперь зайка — Лиза.       — Не реви, — едва слышно произносит Киса, удерживая меня за талию. — Не показывай ей свои чувства.       Легче сказать, чем сделать. Да, между мой и матерью давно разверзлась непреодолимая пропасть, но меня всё равно задела кража моего детского прозвища. Это же не платье, чтобы новый ребёнок донашивал за старшим.       — Ну мы идём? — недовольно спрашивает Лиза, разглядывая трещину на асфальте под ногами. — На улице холодно.       — На улице тепло, — тут же отвечает Киса, незаметно хлопая меня по спине, чтобы я пришла в себя.       — Не хами, — мгновенно реагирует на его слова мать и сверлит Кислова недовольным взглядом. — Не пора ли тебе домой? Чего тут трёшься?       Глаза Кисы опасно сужаются до щёлочек. Я тут же щипаю его за руку. Только не ввязывайся в ругань. Но Кислов меня удивляет, как и всегда.       — А у нас теперь общее жильё с Чеховыми.       — Да ну, — цокает языком мать. — С трудом верится.       — А что так? — Киса вскидывает брови в притворном изумлении. — Стену между хатами снесли. Моя мать теперь с Борисычем мутки мутит, а я — с вашей дочерью. Правда, Солнышко?       Я растерянно разеваю рот, но тут же получаю ощутимый тычок в бок и согласно киваю, как болванчик.       — Вот видите. Не верите? Поднимитесь к нам в гости, уверен, Борисыч и мама встретят вас, как желанных гостей.       Мама несколько секунд молчит, переводя взгляд с Кисы на меня и обратно в поисках подвоха, но мы оба сохраняем серьёзные выражения на лицах, и, в конце концов, она качает головой.       — Как-нибудь в другой раз.       К счастью, на языке моей матери это значит «никогда». Конечно, Лиза сразу поймёт, что Киса соврал, но сейчас мать испытывает дискомфорт от услышанного, и мне становится от этого легче. Друг выбрал правильную тактику: мать ненавидит Ларису, и знание того, что бывший муж не тоскует по ней до сих пор, а вполне счастлив с неприятной особой — злит её до предела.       — Оля! — По двору разносится истошный вопль Ритки, и я растерянно верчу головой в поисках подруги.       Грошева обнаруживается бегущей по тропинке между песочницей и качелями, и её длинные завитые светлые волосы развиваются парусом за её спиной. Она несётся в нашу сторону со всех ног, и я в ужасе кошусь на её ботильоны на экстремально высоком каблуке. И как подруга до сих пор не переломала ноги? Я с каблуков падаю почти сразу, как делаю несколько шагов.       — Срочно домой! — верещит Рита и, подлетев ко мне, хватает за руки, игнорируя всех присутствующих. — Мне нужны твои шмотки, пошли!       — Это кто? — грубо спрашивает Лиза, насупив брови. Повернув к мачехе голову, она недовольно цедит: — Почему ты не предупредила, что у неё на квартире соберётся весь местный сброд?       Рита, переведя дыхание, медленно, будто робот, поворачивает голову в сторону мерзкого подростка, окидывает её внимательным взглядом, а затем говорит мне:       — Не знала, что к тебе в гости приедет потомок Голлума и Дементора.       Я усиленно поджимаю губы, сдерживая рвущийся смешок, а Киса не сдерживается и ржёт в голос. И правда, есть сходство. Не знаю, смотрела ли Лиза Гарри Поттера и Властелина колец, но она понимает, что это оскорбление и вытягивается в лице.       Мать, вовремя поняв, что назревает скандал, выпаливает:       — Ну, ладно, ребята, мы поехали, у нас ещё масса дел! — наклонившись, она целует Лизу в щёку и взмахивает рукой. — Пока, Оль, если что, пишите.       Я запоздало вскидываю руку, а мать уже садится в машину, и Козлов тут же срывается с места, оставив после себя взметнувшееся облако пыли.

***

      Киса первый заходит в квартиру и, скинув на коврик обувь, по-хозяйски шагает вглубь коридора к кухне. Я пропускаю сначала Лизу, затем Риту и, дождавшись, когда место освободится, захожу следом. Грошева, не говоря ни слова, тут же несётся в мою комнату, стягивая по пути прелестную белую шубку. Лиза же медленно снимает ботинки и с отвращением оглядывает обстановку в нашем с отцом доме. Даже ступает по полу осторожно, словно это не обычная чистая квартира, а помойка и блядушник.       Стиснув зубы, я прикрываю глаза и медленно считаю от пяти до одного, выдыхая носом воздух. Спокойно, Оля, спокойно, тебе всего-то надо потерпеть дрянь несколько часов и всё. В конце концов, я же не обязана собирать с ней пазлы и развлекать болтовнёй. Уткнётся в свой телефон и не будет доставлять мне неприятности.       — Гостиная там, — говорю я, указывая сводной сестре на арочный проём, из которого в коридор льётся дневной свет.       Лиза только фыркает и, подхватив рюкзак, идёт по указанному пути. Я иду следом и застываю в проёме, глядя на то, как Лиза бросает рюкзак на диван и вынимает из кармана телефон.       — Какой пароль от вай-фая? — спрашивает она, не поднимая головы.       — Антон Павлович, — отвечаю я и добавляю: — Латинскими буквами.       Лиза морщит нос и поднимает на меня глаза поверх телефона.       — Это кто?       — Не знаешь? — удивлённо переспрашиваю я. — Чехов же, писатель.       — А-а, — брезгливо тянет мерзкий подросток, — понятно. Кринж.       Следует заткнуться и уйти в свою комнату, оставить отпрыска Козлова плеваться ядом в одиночестве, но я моментально завожусь.       — И что же тут кринжового?       — Да всё, — равнодушно отвечает Лиза и заваливается на диван, подогнув под себя ноги. — И ты, и эта хата, и твой тупой пароль от вай-фая.       — А ты не оборзела? — приторно-сладким голосом интересуюсь я, подбоченившись. — Что-то не нравится? Бери свои шмотки, которые ты спиздила у владельца ритуальных услуг, и вали в подъезд. Мне твои выступления, как мёртвому минеты — нахуй не сдались.       — Ты мне не указ, — огрызается Лиза и закатывает намазюканные чёрными тенями глаза. — Чё хочу, то и говорю. А будешь меня доставать, я маме всё расскажу. Посмотрим потом, кто пиздюлей получит.       — Слышь, малолетка охуевшая, — шипит Киса, заглядывая в гостиную. — Если ты не завалишь ебальник прямо сейчас, то я набью тебе на лбу жирный толстый хуй.       Я его угрозу всерьёз не воспринимаю, зато Лиза пугается и вжимает голову в плечи.       — Не посмеешь! — пищит она противным сопрано.       — О, — зло смеётся Кислов, — ещё как посмею. Хочешь проверить? Тебе как больше нравится: рисунок в цвете или просто чёрным? — Лиза молчит, набрав в рот воды. — Не хочешь? Вот и заебись. Ещё раз на Олю гавкнешь, я тебе покажу небо в алмазах.       Опустив ладонь на живот, выталкиваю парня в кухню. Киса бьёт кулаком стену и, раздражённо сопя, падает на стул. Вынув из одного пакета энергетик, он щёлкает металлическим язычком и громко отхлёбывает напиток.       — Не реагируй на неё, пожалуйста, — прошу я, вынимая из пакета йогурт, и, толкнув Кису бедром в плечо, иду к гарнитуру и вынимаю из ящика ложку. — Надо просто перетерпеть. Она ненадолго здесь.       — Да как терпеть? — цедит Киса, зарываясь пятернёй в шевелюру и встряхивая. — У тебя самой-то не очень получается.       — Ты прав, — киваю я, со вздохом опускаясь на стул рядом с парнем. — Но надо постараться.       — Как получаются такие мерзкие пиздюки? — едко интересуется Кислов, вынимая из кармана штанов пачку сигарет. Вынув одну, он суёт сигарету за ухо и сжимает в пальцах зажигалку. — Нет, ну серьёзно. У меня от одного взгляда на неё давление хуярит, и глаза кровью наливаются.       — Хороший вопрос, — отвечаю я, поджав губы, и отрываю от упаковки бананового йогурта крышку. — Думаю, дело в папаше.       — Точно, — кивает Киса и резким движением вырывает йогурт у меня из рук. Я не успеваю даже возмутиться, как он высовывает язык и, как кот, зачерпывает мою любимую вкусняшку прямиком из банки. — Ебать, вкусно. Это с бананом?       — Да, — выдавливаю я из себя, сжав в кулаке ложку. — Какого хрена ты в него языком залез?!       — А ты что, брезгуешь после меня есть? — Киса облизывает губы и возвращает баночку. — Не боись, я ничем не болею.       — Я не брезгую, — закатив глаза, отвечаю я и зачерпываю ложкой йогурт. — Просто это некультурно. Надо было попросить и взять ложку.       — Бла-бла-бла, — качает головой парень и изображает рукой болтающий рот. — Не нуди. Чё Грошева-то пришла?       — Ой, — вскрикиваю я и вскакиваю со стула, — совсем про неё забыла!       Прижав к груди бутылку колы, я несусь в комнату и нахожу в ней жуткий беспорядок. Рита вынула половину моего гардероба, разбросав его по полу и кровати. Я застываю в дверях и удивлённо осматриваю бардак, а Рита, прижав к себе моё жёлтое платье на бретельках, вертится перед зеркалом.       — Шкаф что, взорвался? — осторожно интересуюсь я, входя в комнату, как на минное поле — переступая через ворохи одежды. — Чё случилось?       — Не парься, — отмахивается Рита и бросает платье на стул, — я всё уберу. Ищу лучшую шмотку в твоём гардеробе. Всё классно, но не то, что мне нужно.       — А что тебе нужно? — вкрадчивым голосом спрашиваю я, опускаясь на кровать между кожаными штанами и летними коричневыми бриджами. — Расскажи, что за повод.       — Ох ебать, — высказывает мои мысли Киса, тормозя на пороге комнаты с банкой энергетика в одной руке и бутылкой непочатого пива в другой. — Это чё за взрыв в модельном доме? Жертвы есть?       — Скоро будут, — обещает Рита, прилаживая к бёдрам короткую кожаную юбку тёмно-зелёного цвета. — Если я не найду, что надеть, то сегодня кто-то точно умрёт. Ради вселенской справедливости.       — Странное у тебя понятие о справедливости, — качает головой Киса и, не наступив ни на одну валяющуюся вещь, проходит к кровати. — Думаешь соблазнить Мела шмотками Чеховой? Зря стараешься, Чехова одевается, как Кэрри Брэдшоу в климаксе.       — Ты критикуешь мою манеру одеваться? — шиплю я, прищурившись.       — Ты смотрел «Секс в большим городе»? — одновременно со мной интересуется Рита.       Киса вскидывает руки, держащие напитки, и тычет в нас пальцами.       — Во-первых, нет, я не критикую твои образы. Ты соска-нереалка и всё такое прочее. И, во-вторых, да, я смотрел «Секс в большом городе», потому что думал, что там будут трахаться каждую минуту. Довольны? А теперь отвяжитесь от меня.       Выпалив это, Киса падает на кровать рядом со мной и, повозившись со вскинутыми руками, устраивается лёжа.       — Короче, рассказываю, — начинает Рита и наполовину скрывается в моём изрядно опустевшем гардеробе. — У нас на работу сегодня выйдет новый сотрудник. Молодой парень, Семёном зовут. Он будет вести наши соцсети и работать с сайтом. Отзывы, обращения, записи и так далее. И я хочу выглядеть так охуенно, чтобы у него не было шансов не кончить при виде меня. Понятно излагаю?       — Вполне, — киваю я. — Он симпотный?       — Не знаю, — глухо отвечает Грошева, всё ещё роясь в шкафу. — Я его не видела.       — Нормально, — ржёт Киса. — А если он хромоногий, косоглазый урод?       — Всё может быть, — вздыхает Ритка, выныривая с белым топом и короткой зелёной рубашкой в руках. — Но первое впечатление можно произвести лишь раз. Поэтому, лучше заранее выглядеть сногсшибательно — вдруг он окажется неземным красавчиком?       — Попробуй надеть этот топ с зелёной юбкой, — советую я, тыча пальцем в одежду в руках Риты.       Подруга только разочарованно вздыхает.       — Да на меня не налезет, у меня жопа больше твоей.       — А она мне большая, так что, померь.       — А как же Мел? — вдруг спрашивает Кислов, приподнявшись на локтях. — Про него ты уже забыла?       — Да пошёл он в жопу, — морщится Рита. — Вся эта ситуация с Анжелой и наркотой стала последней каплей. Не хочу больше тратить на него ни время, ни силы.       — Правильно, — хмыкает парень, подпирая рукой голову. — Лучше потратить их на нового коллегу. Не тормози, сразу затащи поца в койку.       — Не понимаю твоих агрессивных намёков, — беззлобно огрызается Грошева и, взмахнув юбкой, скрывается в ванной.       Я шлёпаю Кису по бедру.       — Зачем ты так?       — А чё я не так сказал? — вскидывает он брови. — Наоборот, нормальная тема. Потрахается с другими и забудет про Мела. Все счастливы. Ну, кроме самого Мела.       — С одно стороны, да, ты прав, — киваю я, забирая у Кисы банку энергетика и делая глоток. — Но с другой стороны, пускаться во все тяжкие — не выход. Можно таких проблем нахватать, что потом с психологом не проработаешь.       — Да ну, — морщится Киса и отбирает у меня йогурт, но на этот раз вместе с ложкой. — Ритка же с башкой. Ничё плохого с ней не случится. Не переживай.       Пожевав губы, я делаю ещё один глоток энергетика и в задумчивости барабаню пальцами по банке. Ладонь Кисы опускается на ногу и крепко сжимает.       — Расслабься, Чехова.       — Угу, — киваю я и шумно выдыхаю. — Расслабляюсь.       Дверь ванной комнаты распахивается, и Рита, облачённая в мою одежду, предстаёт перед нами в модельной позе — выставив вперёд одну ноги и уперев руки в бока.       — Ну как?       — Отпад, Ритка! — улыбаюсь я и хлопаю в ладоши. — У этого парня нет никаких шансов остаться равнодушным!       Почувствовав пинок коленом в спину, я оборачиваюсь на Кису.       — А чё ты эту юбку никогда не носила?       — Она мне большая. А ещё слишком короткая — в них мои ноги выглядят, как две тумбы. Так что, — я взмахиваю рукой, обращаясь к Рите, — забирай себе. Она отлично тебе подходит.       Рита громко взвизгивает и бросается ко мне с объятиями. Чмокнув меня в губы, она принимается кружить по комнате и красоваться перед зеркалом.       — Да, — кивает Рита своему отражению в зеркале, — я пиздато выгляжу. Так, — она склоняет голову к плечу, чтобы посмотреть на часы, и подпрыгивает на месте, — всё, мне пора.       Не успеваю я даже глазом моргнуть, как Грошева хватает свои вещи, сумку и лёгкой птичкой выпархивает из комнаты в коридор. Слышится негромкая возня, а затем раздаётся хлопок входной двери.       Уставившись на разбросанную по комнате одежду, я громко хмыкаю. М-да, обещала убрать за собой и сбежала. Молодец, Ритка. Ну ничего, я ей это ещё припомню. Грошева злится, когда берут её косметику, а потом не возвращают на место. Вот тогда и случится моя маленькая месть. Повернувшись к Кисе, я опираюсь рукой на кровать и, взмахнув ресницами, интересуюсь:       — Поможешь убрать вещи?       — Среди них есть лифчики и стринги? — лениво спрашивает Киса.       — Я не ношу стринги. И нет, бельё в шкафу не лежало.       — Тогда не помогу, — вздыхает Кислов и закрывает глаза. — Мне лень.       — Вот ты какой, — обижено тяну я и скрещиваю руки на груди. — Может, я рано простила тебя за валентинки?       Глаза Кисы резко открываются.       — Это что, манипуляция?       — Ага, — радостно киваю я. — Она самая!       — Солнышко, проспись, — усмехнувшись, отвечает Киса, ёрзая на кровати и подкладывая руку под голову. — Я не поведусь на твои жалкие манипуляшки.       Поняв, что Киса и правда не собирается мне помогать, я ставлю банку энергетика на тумбочку и принимаюсь за уборку. К счастью, половина раскиданных вещей валяется вместе с вешалками, поэтому я довольно быстро заканчиваю прибирать беспорядок, оставленный Риткой, а Киса за это время успевает выпить первую бутылку пива.       Почувствовав себя уставшей, я вытягиваю руку, и Кислов протягивает мне остатки. Залпом допив пиво, я выдыхаю и оглядываю комнату. Ну, более-менее приемлемо. Надо, конечно, ещё пыль протереть и вымыть пол во всей квартире, но мне слишком лень, поэтому я ощупываю карманы в поисках мобильного. И не нахожу его.       — Где мой телефон?       Киса запускает руку в карман спортивок и протягивает мне мобилу. Я захожу в диалог с отцом и вижу, что он прислал сообщение.       Батёк: Тебе надолго подкидыша оставили?       Я: Хороший вопрос. Мать и сама не знает, сколько времени они провозятся в ритуалке. Надеюсь, они вернутся до вечера и не оставят Лизу у нас ночевать.       Очередное доказательство, что папа не на тренировке: он отвечает практически сразу.       Батёк: Ночевать?       Батёк: Ну пиздец.       Я: Правильно я понимаю, что после этой новости ты вернёшься только утром?       Батёк: Если я разрешу тебе взять из бара мятный ликёр, ты простишь мне оставление дочери в трудной ситуации?       Я: Мятный ликёр и ужин во «Французской ривьере».       Батёк: По рукам.       Батёк: Увидимся утром.       Батёк: Надеюсь, мне не придётся забирать тебя из ментовки за то, что ты избила дочь Козлова.       Я: Постараюсь избежать этого позора.       Заблокировав мобильный, я приближаюсь к кровати и пихаю дремлющего Кису коленом в бедро. Он лениво открывает глаза и щурится, глядя на меня.       — Что, уже ночь?       — К сожалению, ещё утро. Но папа подкинул идею, как можно пережить долгие часы соседства с Лизой.       Киса заходится в долгом зевке и ёжится.       — Я весь во внимании.       — Мятный ликёр, — произношу я два заветных слова, и Киса резко садится на постели.       — Ни слова больше. Идём к бару.       — А как же вечерняя смена? — ехидничаю я, наблюдая за тем, как Киса вертит головой, разминая шею.       — До вечера ещё вагон времени, успею протрезветь.

***

      За окном уже смеркается, хотя часы показывают только пять вечера. Я переворачиваюсь на живот и случайно придавливаю руку Кисы. Но он даже не возмущается и молча лежит дальше, втыкая в потолок.       Хорошая штука, этот мятный ликёр. Пьётся быстро, легко, первые несколько рюмок совершенно не ощущаешь его влияние, а потом поднимаешься на ноги, чтобы сходить в туалет, и ловишь сногсшибательные вертолёты. В буквальном смысле. Я упала на пол, пытаясь схватиться за стену и нащупав только пустоту. Киса поржал надо мной, а пять минут спустя врезался лбом в открытую дверь кухонного шкафа. Тогда уже посмеялась я.       Лиза так и просидела весь день в гостиной, не показывая носа. Я, конечно, тоже люблю позалипать в телефоне, но столько часов подряд... У Лизы уже голова должна была стать квадратной, но вредный подросток упорно блуждал в виртуальном мире, не выныривая даже поесть. Но я, собственно, не беспокоилась о её желудке — захочет есть, сама найдёт, чем подкрепиться, в холодильнике. Благо, теперь он полон.       В какой-то момент мы с Кисой оба понимаем, что не можем держать тела в вертикальном положении и заваливаемся в моей комнате на кровати, передавая друг другу малиновую электронку. Выпустив под потолок облако пара, Киса тяжело вздыхает, и я поднимаю ужасно тяжёлую голову, чтобы посмотреть парню в лицо.       — Ты чё такой?       — Какой? — пассивно реагирует на мой вопрос Киса.       — Ну такой. Не такой, как всегда.       — Отлично объяснила. — Кислов кривит губы в усмешке и делает ещё одну затяжку. — Думаю, что надо надыбать из бара кальян. Списать и прибрать к рукам.       — О, класс, — киваю я и падаю на кровать, раскинув в стороны руки и задеваю пустую бутылку из-под ликёра. — Пить хочу.       — Так выпей.       — Дай колу, она на полу.       Киса кряхтит и пытается достать до бутылки, не поднимаясь с кровати. Наконец ему это удаётся, и он протягивает мне двухлитровую, почти полную колу. Я тяну руку, но Киса слишком рано расслабляет пальцы, и я вскрикиваю от боли, резко садясь на кровати. Бутылка приземлилась мне точно в глаз.       — Чё такое? — подскакивает Киса и хватает меня за плечо. — Почему орёшь?       — Ты мне бутылкой по лицу попал, — хнычу я, прикладывая холодные пальцы к ушибленному веку, в котором уже собираются слёзы. — Блять, как больно...       — Дай посмотрю. — Киса силой отводит мою руку от лица и цепляется за подбородок, вынуждая повернуть к нему голову. — Так, ну, глаз на месте. Это хорошая новость.       — А какая плохая? — жалобно тяну я, чувствуя, как от боли по лицу градом катятся слёзы.       — Будет синяк, — мрачно выносит вердикт пьяный врач. — Сиди, щас холодное принесу.       Я послушно жду на кровати, прижимая руку к лицу. Ну всё не слава богу. Тридцать три несчастья. И почему все мои друзья пытаются ненароком меня прибить? Что за карма такая?       Киса возвращается с куриным окороком в руке, вынутым из морозилки. Часть курицы он предусмотрительно закутал в кухонное полотенце. Присев рядом, он прикладывает ледяной окорок к моему веку, и я принимаюсь бессовестно ныть:       — Как я с синяком на пары ходить буду?       — Замажешь тоналкой.       — Я ею не пользуюсь.       — Тогда сиди дома.       — Охуенная идея! Мне же так нужны пропуски!       — Ты и без веской причины прогуливаешь пары, подумаешь.       — Да Киса, блин! — вспыхиваю я от возмущения. — Ты меня чуть не убил, а теперь даже пожалеть не можешь?       — Так, а чё сказать-то?       Я открываю глаза и вижу перед собой озабоченное лицо парня. Киса ершит и без того спутанные волосы и пожимает плечами.       — Ну, не плачь. Всё пройдёт. Так нормально?       — Не очень, — честно отвечаю я и шмыгаю носом. — Ты плохо стараешься.       — Да не умею я сопли подтирать, — закатывает глаза Киса и суёт мне в руку окорок в полотенце. — На, сама прикладывай. Я устал.       И с этими словами он падает на спину, согнув ноги в коленях. Мне в голову не приходит ни одна хорошая идея, поэтому я молча бью Кису курицей по лбу. Он вскидывает руку и ловит моё запястье.       — Ты щас этой курицей по жопе получишь. Прекрати...       — Зачем ты поцеловал меня утром? — выпаливаю я, перебив парня.       Повисает напряжённое молчание, и Киса пожимает плечами, глядя в потолок.       — Просто?       — Это не ответ.       — Ну, тогда у меня его нет.       Позабыв об ушибленном глазе, я швыряю окорок на тумбочку и забираюсь на кровать с ногами, садясь в позе лотоса. Киса поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня мутными от алкоголя глазами. Я замечаю, что его зрачки чересчур широкие, карий цвет почти невиден.       — Ты что, закинулся таблами?       Киса вскидывает руку и демонстрирует указательный палец.       — Только одну съел.       — Ты можешь хотя бы при мне эту херню не жрать? — морщусь я и отодвигаюсь к изголовью кровати.       — Окей, — равнодушно отвечает Киса и складывает руки на груди, зажав пальцами электронную сигарету.       — Так что насчёт поцелуя? — не сдаюсь я. — Зачем ты это сделал?       — Так я вроде ответил уже.       — Ну скажи ещё раз.       — Чтобы заткнуть тебя и прекратить доёбы по поводу денег. Руки были заняты, поэтому я воспользовался ртом.       — Почему такая тупость приходит тебе в голову? — шумно выдыхаю я, потирая переносицу. — Друзья не сосутся.       — Кто сказал? — вскидывает брови Киса. — С девками ты постоянно сосёшься. Я чем хуже?       — Ты не сравнивай, а, — качаю я головой. — Ты мальчик, а я девочка. Мы друзья, а не подружки.       — Охуенный аргумент, — смеётся Киса и чешет прикрытые веки. — Вообще-то, согласно традиционным ценностям, как раз-таки мальчик и девочка должны сосаться. Завязывайте уже со своим лесбийским вайбом.       — Не смей трогать наш лесбийский вайб, это святое.       — Ага, очень по-христиански.       Надо бы возмутиться, но меня почему-то пробирает на смех. Поджав губы, я скрещиваю руки на груди и сползаю ниже, чтобы положить голову на подушку, и сгибаю ноги в коленях. Минуту Киса молчит, а потом выдаёт:       — Спасибо, Чехова. Отличный вид, я в экстазе.       Я непонимающе вскидываю брови и раздвигаю колени, чтобы посмотреть на Кису. Мгновение, и до меня доходит, что взгляд парня устремлён на мою задницу. Я резко опускаю ноги и свешиваю их с кровати.       — Придурок.       — Ну чё ты малину обламываешь.       — Блин, Киса, — цежу я, — это уже не смешно. Завязывай со своими пошлыми шуточками.       — А с чего ты взяла, что я прикалываюсь?       Кровать рядом со мной прогибается, и Киса оказывается рядом, удерживая свой вес на руке. В комнате прохладно из-за того, что балконная дверь стоит нараспашку, но мне внезапно становится жарко. Киса находится слишком близко, и от его тела даже сквозь одежду исходит сильное тепло.       Открываю рот, чтобы попросить парня отодвинуться и не нарушать моё личное пространство, но охмелевший язык меня не слушается.       — Чехова, — тихо произносит Киса, и его пальцы опускаются на мою щёку, смахивая прилипшие волосы, — ты, когда напиваешься, не испытываешь сильное желание с кем-то засосаться?       — Нет, — с трудом выдавливаю я из себя, но ответ выходит каким-то жалким. Похожим на писк. — С чего бы?       — Не знаю, — пожимает плечами Киса, и его рука опускается ниже, на мою шею. Надо остановить его, скатиться с кровати и запереться в туалете, но я не могу пошевелиться. — Я, когда под кайфом, хочу просто целоваться. Понимаешь? Типа, я не про секс даже. Не обязательно трахаться. Но ласки хочется. Так сильно, что аж зубы сводит.       — П-понятно, — тихо отвечаю я, начав заикаться. — Рада за тебя.       — И сейчас мне очень хочется целоваться с тобой.       Тупое пьяное сердце от этих слов делает смертоносный кульбит, и я отчаянно пытаюсь вжаться в матрас с такой силой, чтобы стать с ним единым целым. Что с Кисловым творится?       — Н-нельзя?       — Почему? — вскидывает брови Киса. — Я, как парень, тебе настолько отвратителен?       — Нет, — качаю я головой. — Потому что мы друзья. У нас стаж дружбы тринадцать лет...       — И что? — Губы Кисы украшает ухмылка, а глаза опасно поблёскивают в полумраке комнаты. — Мы по-дружески. Лично ты мне, как девчонка, очень даже нравишься. И зря ты так про свои ноги говоришь. Они у тебя пиздатые, засмотреться можно.       — Спасибо, — буркаю я и тут же прикусываю язык. — То есть, я... ну... Понимаешь...       — Солнышко, ну отключи ты свою голову, а, — вдруг просит Киса и нависает надо мной. Его губы оказываются в опасной близости от моих.       Сердце начинает лихорадочно ломиться наружу, барабаня по грудной клетке. Ладони становятся влажными, перед глазами плывут яркие пятна. Пальцы на ногах отчаянно поджимаются, руки стискивают края пледа. Я, широко раскрыв глаза, смотрю на Кису, а он, не моргая, смотрит на меня.       Всё вокруг кажется миражом, каким-то нереальным сном. Киса сгибает локти, и его губы осторожно касаются моих. Он прощупывает почву, ждёт, ударю ли я его как в тот раз. Но руки вместо того, чтобы зарядить парню по роже кулаком, только крепче сжимают плед. Киса замирает, я тоже не шевелюсь, и он углубляет поцелуй.       Я чувствую вкус мяты, колы и сигарет, и земля начинает стремительно проваливаться. Опираясь на одну руку, Киса запускает вторую в мои волосы и крепко сжимает на затылке. Я вздрагиваю, как от удара током, и отвечаю.       Губы Кисы мягкие, напористые, жадные. Я запускаю пальцы в волосы Кисы и притягиваю его ещё ближе, углубляя поцелуй. Мои губы приоткрываются, и горячий мокрый язык парня скользит в рот. Не могу сдержать глухой стон.       Киса вжимает меня в кровать, прижимается всем телом, стягивает волосы на затылке, и мне это... нравится. Я чувствую его возбуждение; горячая волна прокатывается мощным цунами от макушки до пяток, и воздух в лёгких резко воспламеняется. Бёдра сводит приятной судорогой, и я вздрагиваю всем телом, когда ладонь Кисы опускается меж моих разведённых ног и сильно надавливает. Запрокинув голову, я жадно ловлю ртом воздух. Потолок перед глазами вертится, переворачивается, меркнет, снова вспыхивает; я закрываю веки и стискиваю бёдра, захватывая руку Кисы в капкан.       Мощная волна возбуждения атакует моё слабовольное тело с такой силой, что в голову приходит дикая мысль, что секс с Кисой уже не такая плохая идея. Да и мысль — не такая уж и дикая.       Кислов словно читает мысли и, высвободив руку из плена моих ног, ловким движением расстёгивает пуговицу и молнию на джинсах. Схватив меня за ноги, Киса перетаскивает меня на середину кровати, а я только и могу что тяжело дышать, ловя крышесносные вертолёты, причина которых — не алкоголь.       Перекинув колено через меня, Киса приспускает джинсы, но не снимает их полностью. Я хватаюсь за лицо, пытаясь остудить полыхающую голову, но ничего не помогает — губы Кисы снова находят мои, и я опять подлетаю над землёй, а затем резко проваливаюсь. Холодная ладонь проникает под кромку белья, спускается ниже, и два пальца резко входят в меня. Я выгибаюсь в пояснице, и Киса ловит вскрик губами, заглушая стон.       Пальцы легко скользят внутри, и от яркого контраста холодной кожи и горячего нутра, меня раздирает на части. Схватившись за плечи Кисы, я вжимаюсь лбом в его шею, стискиваю зубами воротник его футболки, чтобы не вскрикивать от наслаждения. Киса выходит из меня, гладит, размазывая влагу по бёдрам и снова грубо входит, надавливая большим пальцем на бугорок. Второй рукой Киса проникает под футболку, задирает чашку лифчика и больно сжимает грудь.       Внизу живота происходит настоящее безумие. Мне и раньше делали петтинг, но ещё никогда это не было настолько охренительно. Я и сама не заметила, как начала насаживаться на пальцы Кисы, всё глубже и глубже, а он позволил мне это.       Внезапно Кислов вынимает пальцы, вытаскивает руку из штанов, и я вся съеживаюсь от внезапно нахлынувшей пустоты. Он шарит по карманам штанов и раздражённо цедит:       — Забыл гандоны на кухне. Щас принесу.       — Не надо, — останавливаю я парня и притягиваю обратно, схватившись за завязки его серых треников, которые не способны скрыть вставший член. — Я на таблетках.       — Заебись, — ухмыляется Киса и, схватившись за края футболки, снимает с себя футболку. Я касаюсь пальцами татуировки змеи на талии парня, пробегаюсь по ярко выраженным кубикам пресса и касаюсь редкой дорожки волос, уходящей под резинку штанов.       Киса помогает мне снять футболку, швыряет на пол и быстро расправляется с застёжкой на бюстгальтере. Поднявшись с кровати, он стягивает треники, а я понимаю, что утром горько обо всём пожалею. Но сейчас мне так хочется, хочется, хочется... Просто, блять, хочется. В конце концов, кто, сука, посмеет меня осудить? Я просто хочу заняться охуительным сексом с красивым парнем, даже если он — мой лучший друг. О последствиях пусть думает завтрашняя Оля.       Боксеры Кисы летят к куче нашей одежды, а я быстро стягиваю джинсы вместе с бельём. Парень устраивает у меня между ног, и я в полумраке вижу, как сильно трясутся его руки от напряжения и нетерпения. Да что там, я сама вся трясусь, как вагонный состав. Головка члена уже касается меня, и я подаюсь навстречу, умоляя Кису скорее войти и прекратить мои страдания. Но он резко хватает меня за шею, грубо целует, не требуя ответа, и резко входит.       Сколько мною было прочитано порно-книг, где героиня утверждала, что член партнёра идеально подходит ей, как недостающая деталь. И каждое подобное утверждение казалось мне такой чушью. А вот теперь до меня дошло — такое и правда бывает.       Я прогибаюсь в пояснице, стискиваю ноги вокруг бёдер Кисы и подаюсь навстречу, кусая губы парня, чтобы не стонать. А так хочется — хочется быть открытой, не таиться от младшей сестры в соседней комнате и просто кричать от того, что я — под самой настоящей наркотой. Боже, да я в край обдолбалась!       Киса двигается во мне, ускоряясь и замедляясь, снова ускоряясь и замедляясь. Каждый новый рывок не похож на предыдущие. Я быстро подстраиваюсь под ритм и двигаю бёдрами навстречу. Тихие влажные шлепки заполняют тишину комнаты, и я не могу сдержаться от громкого стона, когда пальцы Кисы спускаются вниз.       — Я... — с трудом говорю я, пытаясь справиться с прерывистым дыханием. — Я хочу сверху.       Киса не сопротивляется: он перекатывается на спину, а я забираюсь на него верхом. Нашариваю ладонью мокрый от моей смазки член и крепко сжимаю у основания. Глаза Кисы закатываются, пальцы впиваются в мои бёдра с такой силой, что останутся синяки.       — Блять, — цедит Киса и шумно сглатывает. — Чехова, почему мы не трахались раньше? Клянусь, я больше ни на кого не посмотрю.       Я тихо смеюсь и, приподняв бёдра, насаживаюсь. Я не профи в сексе, не знаю всех тонкостей, но природа сама подсказывает, как двигаться, чтобы глаза Кисы закатывались раз за разом, а с губ срывался гортанный звук. От того, как он наслаждается процессом, я возбуждаюсь только сильнее, и желание получить разрядку скручивается тугим узлом внизу живота. Я ускоряюсь, Киса двигает бёдрами навстречу. И в секунду, когда я ловлю мимолётную передышку, чтобы не отключиться от переизбытка чувств, парень хватает меня за ягодицы и опускает до конца.       Пульсирующий член заполняет меня до основания космоса, вселенная взрывается внутри моего маленького тела, и я кусаю себя за ладонь. Из глаз брызжут слёзы, а Киса кончает, падая на кровать. Я замираю, уперевшись руками ему в грудь и пытаюсь остановить вращение комнаты перед глазами. Локти подгибаются, и Киса успевает поймать меня. Я падаю на кровать рядом с ним, прижимаю колени к животу и накрываю лицо руками.       Пульсация расходится по всему телу мощными волнами и постепенно затихает, оставляя усталое блаженное послевкусие.       — Я никогда не кончала одновременно с парнем, — шепчу я, потирая полыхающее, наверняка красное лицо.       Рядом звучит довольный смешок Кисы.       — Не за что.       Надо бы пнуть его, чтобы не возгордился, но сил совсем не осталось. Наполнившись, я резко опустела, и на меня навалилась тяжесть, как после долгого дня, в конце которого принимаешь горячий душ перед тем, как лечь спать. Вслепую нашарив край пледа, я заворачиваюсь в него и прижимаюсь лбом к боку Кисы.       — А говорил: «Поцелуи без секса».       — Прости, — Киса приподнимает мою голову, и я прижимаюсь щекой к его плечу, — не сдержался.       — Мы ведь утром пожалеем об этом. Когда протрезвеем.       — Солнышко, в жизни всякое бывает, но жалеть об охренительном сексе — последнее дело. Такое надо только повторять. И, желательно, регулярно. Для здоровья полезно.       Я тихо смеюсь, чувствуя, как на веки наваливается сон. Киса в прямом смысле вытрахал из меня все силы.       — Друзья такими оздоровительными процедурами не занимаются.       — Хорошим сексом дружбу не испортить.       Я хочу что-то ответить, нечто колкое, остроумное, достойное, но тяжёлый язык отказывается подчиняться, голова погружается в темноту, и я засыпаю на плече у Кисы.

***

      До ушей доносится слабый писк мобильного. Он, словно противный комар, зуди и зуди, зудит и зудит.       Шмыгнув носом, я сильнее заворачиваюсь в плед и прижимаю колени к животу. Какого чёрта мне так холодно? Сжавшись в комочек, я продолжаю лежать с закрытыми глазами, хоть и понимаю, что уже проснулась. Вытягиваю руку и нашариваю пустую половину кровати — Киса ушёл.       Тяжело вздохнув, я переворачиваюсь на спину, натягиваю одеяло до подбородка и открываю глаза. В комнате царит полумрак: через окно льётся жёлтый цвет фонаря, установленный прямо перед домом, а на столе горит ночник в виде пингвина, катающегося на самокате. Я точно помню, что не включала его.       В голове медленным калейдоскопом проносятся воспоминания. Я, Киса и мятный ликёр. Я, Киса и наши переплетённые тела на постели. Глухо простонав, накрываю ладонями лицо и остервенело тру. Пальцы задевают ушибленную глазницу, и я морщусь, от неприятного жжения в глазу.       Телефон продолжает тихо вякать; склонив голову, понимаю, что он валяется на полу. Удерживая плед на голой груди, свешиваюсь с кровати и подбираю мобильник. Первым высвечиваются сообщения от матери:       Начальник дурки: Мы уже выезжаем. Минут через тридцать подъедем.       Начальник дурки: Ты Лизу покормила?       Начальник дурки: Ольга, ау, отзовись!       Начальник дурки: Что-то случилось? Почему ты не отвечаешь?       Я закатываю глаза и со скрипом сажусь на кровати, подогнув под себя ноги.       Я: Всё норм. Мы ждём вас.       Отвечать на вопрос, покормила ли я Лизу, не стала. В конце концов, она же не собака, а человек, причём довольно взрослый. Сама разберётся со своим питанием.       Следом идут сообщения из чата с девчонками, где есть и Кристина, но я замечаю уведомление от Кисы и, резко задрожавшим пальцем, тыкаю в экран.       Киса: Тебя хуй разбудишь.       Киса: Я ушёл в бар, не теряй.       Киса: Попиздим завтра, да?       Коснувшись языком распухших от поцелуев губ, медленно перебираю пальцами, набирая парню ответ.       Я: Завтра не получится, я же на похороны и поминки иду.       Отложив погасший телефон на подушку, я, закутавшись в плед, как в сари, слезаю с кровати, подбираю валяющуюся на полу одежду с трусами и лифчиком, и медленно ковыляю в ванную. Тело не болит, но определённо всё помнит, слишком хорошо. Низ живота покалывает, а ноги до сих пор дрожат. Хотя, может это уже интоксикация от ликёра пошла.       Забравшись под душ, я сползаю на пол кабинки и утыкаюсь лбом в колени. Ну и что мне теперь делать?       Жалею ли я о сексе? Нет. Жалею ли я о сексе с Кисой?       Хороший вопрос, знать бы ещё на него ответ.       Мне определённо давно не было так хорошо. Валя хороший любовник, но с ним всё было иначе. Про первого полового партнёр и вспоминать нечего — там было плохо всё. Но с Кисловым... Я определённо перешагнула какую-то границу собственного сознания, так легко раскрепостилась и позволила себе просто оторваться. Так, чтобы без головы, одним только телом.       Выдавив на руку светло-жёлтый банановый гель для душа, усиленно втираю мыльную пену в плечи, грудь, живот, а мысли продолжают блуждать где-то в Зазеркалье.       Как теперь себя вести с Кисой? О чём он хочет поговорить? О том, что нам стоит продолжить в том же духе? Или попросту забыть? Что мне больше подходит. Так, следует рассуждать рационально.       Киса тащится по сексу, для него он также необходим, как воздух, вода и еда. И наркота. Он точно не заговорит со мной об отношениях и привязанности. Секс по дружбе? Мне такое подходит? Честно, я только сейчас об этом задумалась. Раньше любые подобные вбросы воспринимались мною как бред. Что-то, над чем мне даже лень было размышлять.       Мои подруги, например, спокойно относятся к сексу без обязательств. Нет, не так, чтобы без разбору кидаться на первого встречного. Ладно, Анж не в счёт, у неё тайная любовь с Романом. А вот Рита и Лола — другое дело. Рита, после расставания с Мелом, который стал её первым парнем во всех отношениях, стабильно каждые два месяца меняла партнёров. Ей с ними хотелось физической близости, ласки, внимания, но об отношений грезила только с Мелениным. Надеялась, что он одумается и вернётся к ней. Этого не случилось, и теперь Ритка нацелилась на новенького коллегу.       Лола же не пытается никого забыть. Она даже не ввязывается в краткосрочные романы. Её цель — тупо секс без продолжения. Никаких цветов, флирта по телефону, любовных признаний. Встретились, потрахались, разошлись. Но парней для «здоровья» Лола не ищет в нашем университете или на своей работе. У неё правило: никаких общих полей. Разные компании, разные учебные альма-матер, разные специальности — они с партнёром не должны ни в чём пересекаться. Желательно, у них вообще не должно быть ничего общего по интересам, чтобы избежать нежелательной привязанности.       И если Рита более бездумна и скоропалительна в своих выборах, то Лола действует как чистый стратег: изучает объект под лупой, шерстит соцсети, встречается только с теми, кто пользуется презервативами, имеет на руках справку из СПИД-центра и не имеет проблемных бывших и ревнивых нынешних. Лола раз и навсегда уяснила, что связываться с занятыми мужчинами — себе дороже. А Гараева не хочет никаких трудностей. Ей их хватает в остальных сферах жизни.       Что же касается меня? Я ложусь в кровать только со своим молодым человеком. Ну, ложилась. Сегодня моя статистика пошла по одному месту. И как быть, и что делать? Отпустить вожжи и поддаться беззаботной юности? В конце концов, наша дружба с Кисловым выстраивалась годами, может ли её разрушить секс, к которому мы оба будем относиться просто как к забаве, которая нравится двум людям? Разве это к чему-то нас обязывает?       Смыв с себя пену, я вымываю лицо пенкой и, выбравшись из кабинки, насухо вытираюсь полотенцем. Натянув чистое бельё, надев домашние штаны и разношенную футболку с принтом зомби, я на нетвёрдых ногах выхожу в комнату и вздрагиваю — на моей кровати, сгорбившись, сидит Лиза. Её бледное лицо освещает синеватый свет смартфона, который девчонка держит в руке.       — Ты что делаешь в моей комнате? — прищурившись, спрашиваю я и бросаю влажное полотенце на стул.       — Сижу, — безразличным тоном отвечает Лиза, пожимая плечами.       — Отлично. — Поморщившись, я взмахиваю рукой. — Сиди лучше в гостиной, предки скоро прикатят за тобой.       — Знаю, — кивает сестричка. — Мне стало скучно. И я есть хочу.       Стоит сказать Лизе, что у неё две руки и две ноги — с лёгкостью дойдёт до кухни и найдёт себе пропитание в холодильнике. Но мой живот начинает тихо урчать от голода, и я цепляюсь пальцами за ручку двери.       — Идём на кухню, сварганим что-нибудь на перекус.       Лиза, покорно и без выебонов, идёт за мной следом. Я зажигаю в кухне свет и распахиваю дверь холодильника.       — Как ты смотришь на горячие бутерброды с чаем?       — Смотрю положительно, — вполне миролюбиво говорит Лиза, продолжая двигать пальцем по экрану телефона.       — Тебе сколько сделать?       Я раскладываю на столе колбасу, сыр, пачку майонеза и выворачиваю из целлофанового пакета хлеб.       — Два.       Мы молчим, пока я варганю мини-ужин и сую тарелку с горой бутербродов в микроволновку. Чайник с шумом закипает, и от его носика поднимается горячий пар, а по кухне распространяется слюневызывательный запах горячего хлеба, сыра и поджаренной колбасы. Разлив по чашкам кипяток, ставлю на стол сахарницу, пачку чая в пакетиках и водружаю в центр большое блюдо.       Лиза, наконец, откладывает телефон в сторону и принимается за еду. Она кладёт в чай аж четыре ложки сахара и ритмично помешивает, подцепляя кончиками пальцев один из бутербродов. Я наматываю горячий расплавившийся сыр на палец и с наслаждением засовываю в рот. Господи, как же вкусно. Нет, есть кое-что в мире круче любого секса — еда. Знаю, что есть люди, которым процесс трапезы не доставляет никакого удовольствия — они едят, чтобы заглушить чувство голода, и больше ничего. Но я никогда не смогу этого понять. Кулинария — это целое искусство, и даже простые бутерброды, сделанные за десять минут, способны вознести человека на вершину блаженства.       Вытерев пальцы о кухонное полотенце, я снимаю с телефона блокировку и захожу в чат с Кисловым.       Киса: Ничё, найдём время.       Киса: Ты как, пизда не болит? А то я мог перестараться.       Я беззвучно фыркаю и отправляю парню стикер с Гомером, демонстрирующим средний палец. Киса отвечает незамедлительно.       Киса: Значит, ты в прекрасно расположении духа. Утром повторим?       Я: Притормози, а. Я ещё не одуплилась.       Киса: Кайфуй, Чехова. Жизнь мимолётна, смерть бесконечна.       Я: Спасибо за напоминание. Иди работать дальше.       Киса: В баре почти никого нет, я умираю от скуки. Но надеюсь закадрить какую-нибудь сорокалетнюю тётку, чтобы она оставила пиздатые чаевые.       Я: Ну ты прям барная шлюха.       Киса: Хочешь жить — умей вертеться.       Удивительно, но я не испытываю смущения или стыд, пока переписываюсь с Кисловым. Даже улыбаюсь, быстро стуча пальцами по сенсорной клавиатуре.       — Оль, — зовёт Лиза, и я, вопросительно вскинув брови, поднимаю голову. Она указывает пальцем на свою шею. — У тебя дохера засосов.       Я рефлекторно касаюсь шеи и тут же одёргиваю руку. Стягиваю резинку с пучка на голове, и волосы волнами рассыпаются по плечам.       — Всё равно видно, — хмыкает Лиза. — Тебя будто сожрать пытались.       — Ты только маме не говори, — прошу я, даже не надеясь, что подросток станет держать язык за зубами.       Лиза кривит губы.       — Тебе чё, десять? Мамку боишься, что она даст пиздюлей за то, что ты уже не девственница?       Я пожимаю губы. Не нравится мне, каким тоном девчонка со мной разговаривает, но после недолгой паузы всё же отвечаю.       — У матери своё понимание о том, как я должна себя вести и как жить. Секс без брака — дурное поведение.       Лиза резко раздражается громким смехом, и я тоже не могу сдержать усмешку. И правда, звучит пиздец мемно.       — Ой, не могу, — хохочет сестричка, вытирая рукавом балахона выступившие на глазах слёзы. — А в её кодексе чести нет параграфа о сексе с женатым мужиком, имея своего?       Поджав в усмешке губы, я тянусь за новым бутербродом.       — Интересные слова, Лиза. Я думала, ты Катю любишь.       Лиза морщится и чешет бровь огромным перстнем, похожим на бижутерию.       — Любовь, ха! Я живу с ней под одной крышей — как мне ещё себя с ней вести?       — У тебя есть мать, — пожимаю я плечами и откусываю бутерброд. — Ты могла остаться с ней и Аней жить.       Лицо Лизы искажает брезгливая гримаса.       — Вот ещё, сестрица — эгоистичная сука.       — Так ты такая же, — смеюсь я. — Та ещё эгоистка.       — Моём случае, эгоизм — способ выжить, — безапелляционно заявляет дочь Кости и смотрит на меня немигающим въедливым взглядом. — Что моё, беру и никому не отдаю.       Я прищёлкиваю языком, но ничего не говорю. Интересная у Лизы позиция. Аню, значит, эгоизм делает нетерпимой сукой, а для её младшей сестрички — это вопрос выживания. Лицемерненько, однако.       — А ещё мать. — Лизу прорывает на искренность, и она без запинки вываливает мне на голову всё своё недовольство. — Больная на всю голову истеричка! Сколько себя помню, мать всегда и по любому поводу ныла. Ныла, ныла, ныла. Разобьёт чашку? Сразу в слёзы. Порежет палец? Мгновенная истерика. Неприятный пациент в клинике обзовёт её дурой? Рыдания на неделю и бесконечное прокручивание этой ситуации. Мать — та ещё рёва, и жить с ней под одной крышей просто невыносимо. Проще застрелить, чтобы не мучилась.       Глотнув ртом воздух, Лиза замолкает и снова чешет брови, а затем стискивает зубы.       — А ещё, — продолжает она совсем тихо, — я не дура и прекрасно вижу, что Катя пытается заменить тебя мной. Все эти сюсюкания, зайчики-кошечки, доченьки-сыночки у меня уже вот здесь, — Лиза ведёт ребром по своей шее. — Наелась уже. Постоянно оговаривается и называет меня твоим именем. Я уже забила хуй и откликаюсь на Олю. А до мачехи не доходит, как жалко она выглядит. Фу, — съёжившись на стуле и вдруг уменьшившись в размерах до крохотной девочки, Лиза вытягивает руки и барабанит пальцами по столу. — Вот окончу школу и уеду учиться в Питер. Тогда меня никто не достанет. Папахен без проблем отпустит. Ему, в целом, плевать, что я делаю, главное, чтобы не мешала. Денег на карманные сунет, купит, что прошу, и всё — поговорили, доченька.       Мне внезапно становится жалко Лизу. Как и Киса, она обрела дурной характер не от счастливой жизни. Дети, растущие под гиперопекой родителей, мечтают избавиться от внимания и тупо получать деньги. Но вот она, обратная сторона, сидит передо мной. У неё есть всё, о чём мечтают подростки, а счастливым ребёнком не растёт. Может, перепрыгнув порог совершеннолетия, Лиза обретёт свободу от старых обид, но, по себе знаю, справиться с этим ой как непросто. Я до сих пор обижаюсь на мать, хоть и стараюсь убедить себя в том, что мне плевать.       — Слушай, — я наклоняюсь вперёд и упираюсь рёбрами в столешницу, — ты можешь на лето приезжать сюда. Жить в этой квартире. Отец постоянно катает в командировки, дом пустует. Я не стану тебя поучать, мне, в целом-то, плевать. Гулять, ходить на море, завести тут друзей.       — В Сочи тоже есть море, — буркает Лиза и украдкой вытирает глаза. — Чё мне говно на мочу менять.       — Я помню, где находится ваша квартира, — с улыбкой отвечаю я. — От неё до моря два часа на машине добираться. И там не такие пляжи, как у нас. Здесь круто, ты просто этого не помнишь. К тому же, лето отдельно от родителей научит тебя самостоятельности, чтобы потом без проблем жить в Питере. Катя тебя не достанет со своей гиперопекой. Сможешь наладить отношения с сестрой и мамой. Восстановить нормальные отношения, не живя в одном доме, куда проще.       Лиза морщит нос и роняет подбородок на грудь. Её нога нервно качается под столом, а пальцы продолжают со скоростью перфоратора долбить по столу.       — Я подумаю, — тихо говорит она.       — Хорошо, — киваю я. — Бери второй бутерброд, я поставлю тарелку в посудомойку.       Я успеваю вымыть руки и вытереть со стола крошки, когда раздаётся трель домофона. Я поворачиваюсь к Лизе.       — Откроешь?       Она кивает и шаркающим шагом плетётся в коридор, допивая из кружки чай. Я выжимаю тряпку, вытираю руки полотенцем и наливаю в стакан воды. Надо таблетку выпить.       — Они не поднимутся, — громко говорит Лиза, когда я выхожу в коридор. — Катя сказала спускаться.       — Боится натолкнуться на целующихся Ларису с моим отцом? — хихикаю я, прислоняясь к стене и наблюдая, как Лиза запихивает провод от зарядки с переходником в рюкзак.       — Сто проц, — кивает Лиза и поднимает голову. — Я не скажу ей, что вы с Ваней напиздели про совместную квартиру.       Я глупо моргаю. Какой ещё Ваня? О ком она говорит?       Но до меня быстро доходит, что Кису-то Иваном зовут и благодарно киваю.       — Спасибо.       — Не за что, — хмыкает Лиза, и я сторонюсь, пропуская её в коридор.       Дочь Козлова быстро обувается, поправляет тёмные, блестящие здоровым молодым блеском волосы и неуверенно вскидывает руку.       — Ну, пока.       — До завтра, — улыбаюсь я и закрываю за сводной сестрой дверь.       Минуту стою в коридоре, глядя на своё отражение в зеркале. Разглядываю наливающиеся фиолетовой синевой синяки на шее и качаю головой. Из тысячи всевозможных вариантов развития событий, этот вечер прошёл совсем не так, как я ожидала. Открытия по всем фронтам.

***

      Колонка моргает и переключается на следующий трек. Я лежу на кровати, закинув ногу на ногу, и покачаю ступнёй в такт песне. Часы показывают час ночи, но спать совсем не хочется, поэтому я убиваю время в тик-токе. Ничего интересного я там не вижу, поэтому закрываю приложение и захожу в телегу. Лениво листаю диалоги и натыкаюсь на чат с Хэнком, который прямо сейчас находится в сети.       Новых сообщений от друга нет — он и правда решил дождаться, когда я успокоюсь и сама явлюсь с повинной головой. Тяжело вздохнув и переборов упрямство, я набираю ему и, включив громкую связь, кладу телефон рядом с головой.       Хэнк отвечает через три гудка. Я даже оскорбляюсь: держит телефон в руке и так долго отвечает.       — Привет, — звучит хриплый голос Бори. — Чё не спишь?       — Вечером выспалась. У меня из-за этой дурацкой мигрени весь режим сбился.       — Будто он у тебя до этого был.       — А ты чего не спишь?       Хэнк тяжело вздыхает, и в трубке раздаётся громкое шебуршание.       — Вероника устроила истерику. А затем истерика началась у Оксанки. Мелкая орёт, потому что ещё говорить не умеет, а Оксана — потому что кукухой едет.       — У меня есть пара неиспользованных затычек для ушей. Ещё со времён лагеря остались.       — И сильно они тебе помогли?       — Не особо, — честно отвечаю я. — Дети так орут, что стёкла вылетают.       — Вот и я о том же.       Несколько минут мы обсуждаем ничего не значащие темы, и я со вздохом перехожу к той, ради которой позвонила.       — Хэнк, я извиниться хотела.       — Забей, — усмехнувшись, отвечает друг. — Тебя тоже можно понять.       — Нет, послушай меня, — перебиваю я его. — Я, правда, очень сильно разозлилась на вас с Мелом, на тебя — сильнее всего. Я была уверена, что ты должен рассказывать мне такие вещи, потому что... Ну, просто потому что. Но ты прав — нельзя разбалтывать секреты друзей, это не круто. Прости, что я поставила тебя в такое положение и обвинила. На самом деле я больше всего зла на себя за то, что не увидела того, что творится перед моим носом. Я считаю себя такой крутой и внимательной подругой, в итоге так проебалась. И выместила злость на тебя. А ты её не заслужил. Прости меня.       — Оль, — с улыбкой в голосе отвечает Хэнк, когда я умолкаю, — я ни секунды на тебя не обижался. Понял, что тебе нужно время всё переварить и принять. Всё хорошо, я рад, что теперь ты в курсе, и мне не придётся делать вид, что ничего не происходит.       — Ты замечательный друг! — в запале восклицаю я. — Мне кажется, если бы не твоё спокойствие и мудрость, я бы таких делов в пылу истерики натворила... Спасибо, что ты есть.       — Я всегда буду рядом. Не переживай.       — Я знаю, — улыбаюсь я и тычу пальцем в иконку, где отображается улыбающееся лицо Хенкина. — Люблю тебя, Хенки.       — И я тебя люблю, Олькинс.