Не отпускай мою руку

POV Анна Заношу руку над дверью в кабинет отца и на секунду замираю, собираясь с мыслями перед тем, как постучать. Спокойно, Аня, он выслушает тебя и поймет. Выдыхаю и стучу костяшками пальцев. — Пап? — зову я, прилагая все усилия, чтобы голос не дрожал. — Можно? — Входи, — доносится из-за двери и, подавив легкий приступ тревожности, я захожу. В кабинете светло, большая хрустальная люстра под потолком ярко освещает всю комнату, на столе горит дополнительная лампа для чтения. — Что-то случилось? — интересуется папа, не отрывая глаз от бумаг, разложенных перед ним. Даже дома занят работой… — Я хотела кое-что с тобой обсудить, — решительно произношу я, проходя вглубь кабинета и усаживаясь на кожаный диванчик. Папа кивает, показывая тем самым, что внимательно меня слушает. Что ж… — Я хотела с тобой поговорить, — снова говорю я, отчаянно стараясь ухватить за хвост медленно покидающую меня уверенность. — О моих кружках… — Что такое? — он поднимает голову, отрываясь наконец от своих бумаг и снимает очки, положив их на стол. Его взгляд спокоен и холоден, как всегда, но где-то в глубине этого серого океана я вижу всплеск тревоги. Теперь, когда он так прямо смотрит на меня, говорить стало в разы труднее, но я все же нахожу в себе силы продолжить. — Как ты знаешь, я сейчас в выпускном классе, — издалека захожу я, старательно подбирая слова. — У меня много факультативов и дополнительных по подготовке к экзаменам, и я… Я замолкаю, не решаясь сказать вслух то, что хотела. Родители всегда так гордились мной, моими успехами, так стремились дать мне всестороннее развитие, что я просто не могу подвести их… Я не могу их разочаровать. — Ты устаешь? — догадывается отец, и я киваю, не решаясь взглянуть ему в глаза. — Да, я хотела… отказаться от некоторых… курсов, — с трудом выдавливаю я, переводя дыхание. Пауза затягивается, заставляя меня все же поднять голову и посмотреть на отца. Он по-прежнему сидит, сложив руки в замок, и устремив взгляд куда-то вдаль. Проследив, я понимаю, что смотрит он на портрет мамы, висящий на стене в рамке. Мне становится стыдно. — Прости, папа, — тихо произношу я, снова опуская голову. — Я понимаю, что вы всегда так заботились обо мне, а я… подвожу вас… — О чем ты говоришь? — вдруг перебивает меня отец, и его взгляд моментально смягчается. — Аня, самое главное сейчас — это подготовка к экзаменам и поступлению в ВУЗ, и моя задача сделать так, чтобы тебе ничто не мешало. — То есть, ты не против, если я брошу балет и… еще что-то? — осторожно подытоживаю я, внимательно наблюдая за реакцией папы. — Конечно, нет, — он кивает, а на губах появляется легкая улыбка, какую я часто замечала за собой. — Можешь выписать те занятия, которые тебе больше не нужны, я позвоню и решу этот вопрос. С сердца словно падает камень, а легкие наполняются воздухом, будто я все это время не дышала. Я облегченно выдыхаю. — Спасибо, папа, — я тоже улыбаюсь и уже поднимаюсь, чтобы уйти, как он окликает меня. — Аня, я тоже хотел тебе кое-что сказать, — он встает и обходит стол, приближаясь ко мне. — Да? — я замираю, выпрямив спину. — На выходных нас пригласили на ужин, так что не планируй ничего на субботу, — он кладет руку мне на плечо, слегка поглаживая через ткань домашней рубашки. — Отказывать уже неприлично, прошло достаточно времени. Грудь пронзает острая боль, которую я старательно игнорирую. Если долго притворяться, что все хорошо, рано или поздно ты сам в это поверишь. — Хорошо, — тихо соглашаюсь я, бросая невольный взгляд на фотографию мамы. — Она тоже гордится тобой, я знаю, — произносит отец, прижимаясь губами к моему лбу и по-отчески проводя ладонью по моим волосам. — Иди, занимайся. На ватных ногах я покидаю его кабинет, бреду в свою комнату и только там с моих губ срывается болезненный вздох. Прижимаю руку к груди, надеясь хоть как-то унять эту боль, сидящую глубоко в сердце. Почему она не проходит? — Анечка, ты готова? — мама в длинном вечернем платье вплывает в мою комнату, озаряя ее своей улыбкой. — Какая ты красивая! Это когда-нибудь прекратится? — Анечка, выпрями спину и подними голову, ты же леди! Улыбайся, но не так широко. Не трогай колье! Почему воспоминания такие яркие? — Анечка, ты у нас красавица! Когда закончится эта боль? Мама всегда любила посещать ужины в кругу наших семейных друзей. Каждый месяц мы ходили на пышные банкеты в самые изысканные рестораны города. Именно поэтому мой гардероб забит дорогущими платьями, сумками, туфлями и украшениями, которые я больше никогда не надену. Все они покупались исключительно на один раз. — Ты — наше сокровище, наша гордость… — Хватит, — шиплю я самой себе, прижимая руки к ушам и плотно зажмуривая глаза. — Хватит, пожалуйста… — Анечка… Голос постепенно затихает, перестает так ярко звенеть в комнате, и только когда он вовсе стихает, я решаюсь отнять ладони от ушей. Тишина. Снова эта тишина, всепоглощающая, удушливая, убийственная тишина, но лучше уж она, чем слышать этот голос из воспоминаний, бередящий не успевшую зажить рану в сердце. — Аня, ты готова? — раздается вежливый стук в дверь, заставляющий меня вздрогнуть и оторвать взгляд от своего отражения в зеркале. — Да, входи, — отвечаю я и поправляю подол платья. — Как я выгляжу? — Как всегда великолепно, — папа улыбается, отчего вокруг его глаз образуется паутинка морщинок. — А я? — Как истинный джентльмен, — я отвечаю ему такой же теплой улыбкой. — Подожди, галстук… Подхожу и поправляю чуть сбившийся в сторону галстук, заправляя его под пиджак, а затем расправляю кое-как завязанный узел. — Теперь идеально. — Спасибо, дочка, — благодарит меня отец, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Эти галстуки… Всегда с ними проблема. Дорога на такси до назначенного места занимает час, и весь этот час я не могу подавить внутреннюю тревогу. Это первый банкет, на который мы едем вдвоем, и для нас обоих это то еще испытание. Папа выглядит спокойным, как и я, наверное, но я знаю, я чувствую, как он нервничает. Замечаю, как его рука то и дело тянется к галстуку, как он сам себя одергивает, сцепляя пальцы в замок. Я, сама того не замечая, дергаю маленькую серебряную бабочку — подвеску на тонком браслете на моем запястье. Такие же бабочки вышиты и на моем платье, которое я выбрала для сегодняшнего мероприятия. Его я уже надевала, но, полагаю, вряд ли кто-то запомнил подобную мелочь. Для ужина арендовали целый банкетный зал, впрочем, как всегда. Куча людей, большинство которых я не знала, приветствовали нас с папой, пожимали его руку, улыбались и выражали радость по поводу того, что мы приняли приглашение. Я вежливо им улыбалась и кивала в знак благодарности на комплименты, но, честно сказать, для меня все вокруг заволокло густым сизым туманом, размывая лица и заглушая голоса. Интерьер в зале был мрачным, и ужин скорее напоминал поминки, нежели светский прием. Темные коричневые стены в тон длинному прямоугольному столу и кожаным холодным стульям, цветы в вазах, выстроенные в ряд среди блюд. С полотка свисали довольно тусклые лампы, а основное освещение, встроенное в потолок, давало лишь рассеянный желтоватый свет, царил полумрак. Атмосферу дополняли зажженные свечи, расставленные в центре стола. Я отсидела ровно столько, сколько предписывал этикет, после чего поднялась из-за стола и, тихо предупредив отца, покинула зал, направляясь в уборную. Дышать было трудно, голова кружилась, и я еле добрела до двери с надписью WC, где заперлась, облокачиваясь обеими руками о раковину. Да что со мной происходит? Поднимаю голову, сталкиваясь взглядом со своим отражением в зеркале. Аккуратный макияж, волосы, уложенные плавными волнами, спадают на открытые плечи, грудь тяжело и часто вздымается. Меня не покидало чувство, что я нахожусь не там, здесь нет для меня места, здесь все чужие. Снова в голове всплывают воспоминания из прошлого, сейчас кажущиеся такими далекими, словно давний полузабытый сон. А ведь раньше я так жила. Раньше это был мой мир, и я ощущала себя его частью, так что изменилось? Почему сейчас он выталкивает меня, как желудок не самую свежую пищу? Брызгаю на лицо холодной водой, пытаясь привести себя в чувства. Нет, я не могу сейчас уехать и оставить папу совсем одного. У него, кроме меня, никого нет, так что я должна быть рядом. По пути в зал я улавливаю поток прохладного ночного воздуха и, немного поколебавшись, сворачиваю в сторону балкона. Отсюда открывается прекрасный вид на сумрачный Петербург, уже освещенный тысячами ярких огней. Дует ветер с Невы, и я ежусь, жалея, что у меня нет с собой палантина, но уходить не хочется. До меня доносится шум машин, разговоры людей, наслаждающихся прогулкой, но такая тишина меня полностью устраивает. Внизу кипит жизнь, а я словно замерла в моменте, как статуя, печально о чем-то задумавшись. — Так и знал, что найду тебя здесь, — раздается позади голос отца, и тут же на мои плечи опускается теплый пиджак. — Ты устала? — Да, — признаюсь я, все еще глядя куда-то вдаль. — Можешь поехать домой, — предлагает он, будто знал, о чем я думала. — А как же ты? — я перевожу глаза на папу, удивляясь, как он может оставаться таким невозмутимым и спокойным. — А я еще пообщаюсь с друзьями, — отвечает он, сверкнув стальными, как Питерское небо, глазами. — Если ты, конечно, не возражаешь. — Ты в порядке? — спрашиваю я, моля, чтобы он сказал правду. Но я и без того знаю, что он ответит. Как всегда, это правило, мой отец слишком гордый, чтобы признать, что что-то идет не так. — Конечно, — и на его лице появляется легкая, такая родная улыбка, от которой сердце снова начинает болезненно ныть. — Поезжай домой. Такси отъезжает от ресторана, но на душе не становится легче. Каждый вдох дается мне с великим трудом. Представляю, как приеду в пустую квартиру, снова окунусь в непроглядную тишину, и меня захлестывает очередной приступ паники. Я не хочу. Я не хочу больше существовать в этом замкнутом круге тишины и боли, я больше просто не вынесу. — Извините, можете отвезти меня по другому адресу, пожалуйста? — выдыхаю я раньше, чем успеваю подумать, куда же я поеду. Решение находится само, неосознанно, спонтанно, и у меня совершенно нет сил думать, правильное ли оно. Да и, откровенно говоря, мне все равно. Ноги сами несут меня по уже знакомой дорожке к нужной парадной, куда я попадаю, когда кто-то выходит. Восьмой этаж, налево, квартира номер сто семь, перед которой я замираю, чтобы отдышаться. Что я делаю? Зачем я здесь? Не важно, я трясу головой, выкидывая из нее все не нужные на данный момент мысли и нажимаю на звонок. А если его нет дома? А если он не один? — Аня?.. Передо мной стоит, как всегда, растрепанный Илья Андреевич, явно не ожидавший гостей. На нем — лишь серые спортивные штаны, низко сидящие на бедрах. Невольно скольжу взглядом по впервые открывшемуся мне виду на оголенный подтянутый мужской торс. — Что ты здесь делаешь? — его голос привлекает мое внимание, и я снова впиваюсь взглядом в его удивленное обеспокоенное лицо. — Что-то случилось? — Я… — начинаю было я, но тут же понимаю, что мне совершенно нечего сказать в свое оправдание. Черт возьми, да передо мной сейчас стоит полураздетый и ужасно привлекательный парень, который точно хочет меня, так, о чем мне раздумывать и главное — зачем? Ну и что, что он мой учитель? Делаю широкий, насколько позволяет платье, решительный шаг вперед, переступая через порог и, бросив на пол сумку, обхватываю руками его шею, скользнув выше и зарываясь пальцами в волосы на затылке. — Аня, что ты… — я вижу в его глазах растерянность, нерешительность, вижу, как он озадачен, но я не могу позволить себе перенять его эмоции. Только не сейчас. Потом — пусть я сгорю со стыда и провалюсь сквозь землю, но пусть это будет потом. — Помолчите, Илья Андреевич, — резко перебиваю я парня, сама поражаясь, насколько сурово и строго может звучать мой голос. Не дожидаясь новых и лишних на данный момент возражений, я быстро сокращаю расстояние между нами и с силой прижимаюсь своими губами к его. В следующий момент чувствую, как мужские руки сжимают мою талию, сминая платье и притягивая меня ближе. Не важно, что будет потом, завтра, через час… Пожалею ли я об этом решении? Может быть. Но главное, что сейчас я больше не чувствую себя лишней. Я там, где должна была оказаться намного раньше, еще летом, но в конце концов жизнь расставит все по своим местам, внося в наши планы свои коррективы.