Не отпускай мою руку

POV Анна Придя домой, обнаруживаю в прихожей пару начищенных мужских ботинок: папа дома. Из-под закрытой двери его кабинета пробивается полоска света, и я замираю в нерешительности с занесенной для стука рукой. Наверное, он там занят работой, незачем его отвлекать. Рука медленно опускается, безвольно повиснув вдоль туловища. После всего произошедшего и тренировки по фигурному катанию, которую мне удалось перенести, я чувствую себя опустошенной и жутко уставшей. Бреду по коридору в свою комнату, сопровождаемая тишиной, наступающей на пятки. Лежу на кровати, невидящим взглядом уставившись в потолок. Уроки делать не хотелось, мне ничего не хотелось. На душе тяжелым камнем лежал сегодняшний неожиданный поцелуй с учителем истории, о котором я даже под страхом смерти никому и никогда не расскажу. Даже Стасе. Стася, точно… Хватаю телефон и захожу в переписку. «Извини, сегодня не получится позаниматься у меня, папа дома»,— набираю сообщение и нажимаю «отправить». Через пару минут приходит ответ. «Без проблем, пупсик. Дашь списать?» Тяжело вздыхаю, возводя глаза к небу и качая головой, будто девушка может это видеть. «Списать не дам. Но, если ты выполнишь домашние задания сама, так и быть, соглашусь проверить». «Зану-уда» - гласит следующее сообщение и сразу приходит еще одно: — «Спасибо :)» Что ж, делать нечего, нужно приниматься за домашнюю работу, и, поборов несвойственный мне приступ лени, я сажусь за стол. Через полтора часа все основное уже выполнено, осталось лишь прочитать параграфы, чем я займусь, скорее всего перед сном или непосредственно перед уроками. Откидываюсь на спинку стула, запрокинув голову назад и, отталкиваясь ногой, вращаюсь по часовой стрелке. Увлекательное занятие прерывает неожиданный стук в дверь. — Аня, ты здесь? — раздается голос отца. — Да, входи, — отвечаю я, принимая нормальное положение сидя. Открывается дверь, и в проеме возникает фигура отца в привычном льняном костюме, с очками на макушке. — Занимаешься? — замечает он, кивнув на учебники, разложенные на столе. — Ага, — сама не понимаю, отчего я так напряжена, это ведь мой папа, он всегда был ко мне добр, баловал подарками и любил, как полагается отцу любить свою дочь. — Может… — он мнется в дверях, не решаясь войти, и сам явно нервничает. Необычно. — Может, поужинаем вместе? Сначала я намереваюсь отказаться, сославшись на то, что поела перед возвращением, но, взглянув на его растерянное лицо, тут же отбрасываю эту идею. Он выглядит таким одиноким… Сердце начинает болезненно ныть, и я беспокоюсь, как бы жалость не отразилась на моем лице. — Конечно, — соглашаюсь я, поднимаясь со стула и, как отец пару секунд назад, неловко переминаюсь с ноги на ногу. — Пойдем. Я всегда любила семейные ужины. Мне нравилось садиться за стол втроем, желать друг другу приятного аппетита, рассказывать родителям о своих достижениях на школьных олимпиадах и слушать их похвалу. В детстве я любила незаметно от мамы перекидывать горох в папину тарелку. Папа всегда делал вид, что не видит этого и наигранно удивлялся, откуда же в его тарелке столько гороха, а мама всегда замечала мои проказы и строгим, но мягким голосом говорила: «Анечка, не балуйся». Леди должна вести себя прилично. Сидеть с ровной спиной, не класть локти на стол, не поджимать под себя ноги. Леди не должна громко смеяться, она должна быть сдержанной и всегда вежливой, даже если ей кто-то нагрубил. В ответ на колкость леди улыбнется и промолчит. И уж тем более леди не должна бросаться горохом, даже если за столом собрались лишь члены семьи. — Как дела в школе? — в мои размышления вторгается голос отца, и воспоминания медленно, но стремительно меркнут, возвращая меня к действительности. Только теперь замечаю, что выбрала весь горошек из салата и сложила его на краю тарелки. Никогда его не любила. — Все в порядке, — я пожимаю плечами, отодвигая от себя тарелку. — Началась подготовка к экзаменам, сегодня был факультатив по истории. — Экзамены это важно, отнесись к подготовке серьезно, — начинает наставлять меня папа, а я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Я люблю его, но, когда он начинает читать нравоучения, меня слегка потряхивает. Я ведь никогда не давала повода сомневаться в своем серьезном отношении к учебе, девятый класс закончила с красным аттестатом, теперь на носу золотая медаль. — Учитель хороший? — поперхнувшись, я выплевываю воду обратно в свой стакан, начиная кашлять. — Д-да, — выдавливаю я, пытаясь восстановить дыхание. — Нормальный. Ох, папочка, знал бы ты, что скрывается за моей реакцией… Уверена, он бы меня убил. Хотя, нет, он убил бы историка, а меня запер бы дома до конца своих дней. — Нормальный? — продолжает допытываться папа, чуть прищурившись. — Если тебе кажется, что он не сможет как следует подготовить тебя к экзамену, то мы можем нанять тебе репетитора. — Нет, не стоит, — спешу возразить я, но мысль уже закралась в его мудрую белокурую голову, и теперь ходить мне еще и к репетитору по истории. — Сегодня же найду тебе репетитора по истории, — решительно заявляет отец тоном, не терпящих возражений. — Ближе к дому или к школе? Как тебе будет удобно? — К дому, — недовольно бубню я себе под нос, накалывая на вилку кусок запечённого картофеля. — Лучше вечером, часов в семь. Днем у меня кружки. И зачем я только согласилась на этот ужин? Мало того, что выслушала нотации о важности ЕГЭ, так еще и схлопотала дополнительную нагрузку, притом совершенно бессмысленную. Я и сама могу подготовиться к экзаменам, тем более, Илья Андреевич ведь очень хорошо разбирается в своем предмете. И дернул же черт меня назвать его «нормальным». Загружая посудомоечную машину, я изо всех сил стараюсь заглушить в себе гнев на отца. Он же мой папа, он за меня волнуется и хочет, как лучше. Они всегда желали мне только счастья. Теперь же ему приходится заботиться обо мне за двоих, нужно быть снисходительнее. Ночью я долго не могу уснуть, ворочаясь в кровати с боку на бок. Мои мысли занимает совсем не то, что должно волновать ученицу выпускного класса. Я должна думать об экзаменах и о будущем поступлении в ВУЗ, а вовсе не о зеленоглазом высоком парне, называющем себя учителем и позволяющем себе целовать своих учениц. Чем больше я о нем думаю, чем отчетливее в моей памяти всплывает его лицо, его кривоватая усмешка, от которой появляется едва заметная ямочка на щеке, тем сильнее я начинаю злиться. Все должно было быть не так! Мы не должны были снова встретиться, тем более в таких ролях, как учитель и ученица. Вдруг, словно ужаленная, я сажусь на кровати, тяжело дыша и сильно, до боли, сжимая челюсти. Хочет игры? Что ж, он ее получит. Я не собираюсь тихо сидеть в сторонке, пока он продумывает свой следующий ход. Я буду на шаг впереди, всегда готовая к очередной его уловке, он больше не застанет меня врасплох, как сегодня на факультативе. Теперь я не буду убегать. К великому удивлению, моя новоприобретенная ночью уверенность ни капли не угасла к утру, и я проснулась с тем же боевым настроем, с каким засыпала шесть часов назад. Собираясь в школу, я чуть дольше обычного сидела перед зеркалом, хоть и сделала свой обычный повседневный макияж. Я никак не могла понять, что же такого он нашел во мне? Я никогда не считала себя первой красавицей, в моей внешности не было ничего цепляющего. Обычные голубые глаза, унаследованные от матери, и то в них не было того, ее, огня, мои глаза были более темными, с примесью серой холодности отцовского взгляда. Волосы, которые мне тоже достались от мамы, всегда пушились, и мне пришлось потратить немало усилий, прежде чем я научилась их усмирять. Да, меня обошли стороной проблемы с кожей, от коих страдают многие девочки моего возраста, но зато у меня были сильные синяки под глазами. Это от папы, у него они тоже с детства, я видела на старых фотографиях. Линию челюсти я всегда считала слишком грубой, больше подходящей для мужчины, а отсутствие видимых скул делало мое лицо детским, что тоже не шло в ногу с моим возрастом. А еще у меня странно выдавались вперед два верхних зуба, но родители отказались ставить мне брекеты, потому что других показаний к ним у меня не было, поэтому пришлось смириться. Конечно, вряд ли кто-то, кроме меня заметит такую мелочь, но все же… Боже мой, и чем я занимаюсь? Сижу перед зеркалом и оцениваю свою внешность, выискивая в ней недостатки и критикуя, а все ради чего? Или кого? Бред какой. На столе на кухне нахожу записку от отца, который ушел на работу незадолго до того, как я проснулась. На ней указан адрес найденного им репетитора и время. Среда и пятница в восемь вечера. И ехать, вроде бы, недалеко, на такси минут пятнадцать. Засовываю листок бумаги в рюкзак и, взглянув на часы, спешу в школу. Опаздывать, даже на пять минут — уж точно не в моем стиле, и это то, что не изменится никогда и ни при каких обстоятельствах.