Калейдоскоп

«Дорогая моя Гортензия. Прости, что снова зову тебя полным именем. Но решение окончательно принято. И Айри, твоя замечательная внучка, согласилась помочь мне с разрывом этой противоестественной резонаторской связи. Лит видит, я хотела действовать иначе. Я писала письмо отцу этого мальчишки, но граф Савиньяк уперся оленьими рогами на мой намек, что неплохо было бы развести этих героев. Он меня в письме отчитал, словно я ему во внучки гожусь. Возмутительно. Отвратительное поведение. Впрочем, скоро Савиньяку станет не до Эмона. Признаюсь, мне очень жаль, что Айри так противен мой несчастный внук. Он то как раз ей очарован и вероятно мог бы выйти из той отвратительной любви… Он думает, что я не вижу, когда бросает «тайные» взгляды в сторону Арно. Я не скриплю зубами только из-за понимания, что это будет неподобающе эреа моего возраста. Рензи, знала бы ты, как я зла на Эмона. Не расстраивайся и не возмущайся, когда в ваше поместье придет пара экипажей. Драгоценные камни и золото — небольшая цена за такую неоценимую помощь. А Айри у тебя весьма талантлива и умна, и к тому же прекрасно понимает — такие дела бесплатно не делаются. Она с характером, не то что мой внук, которому я, кажется, давала слишком много воли. Цветок, что я прилагаю к этому письму, вели девочке добавить в сонное зелье. Так оно выходит намного крепче, поверь моему опыту»… Эгмонт не стал читать дальше. Для сегодняшнего дня потрясений ему было уже не просто достаточно — он тонул в них. Хотелось плакать, будто мальчишке. Или… доломать чертов стол, от первого удара внезапно открывший бабушкин тайник, о котором и не подозревал Повелитель Скал. Весь мир, казалось, обернулся против его окончательно. Сын, скалы, едва его не отобравшие… Так еще и бабушка, оказывается, предала, посчитав противоестественным его счастье! Нет, большего Эгмонт выдержать не мог… следовало… немедленно отправить письмо Рудольфу. Он не откажет хотя бы убрать мальчишек из Надора, чтобы они не видели падения герцога Окделла. *** — Наконец я найти вас! — Дик и Арно вздрогнули, не разжимая объятий. Они совсем не ожидали увидеть Рудольфа Катершванца, тем более на пороге комнаты Дика. С опрометчивой прогулки в горах прошло несколько дней. Герцог Окделл, вернувшись, и правда велел отвести мальчишек по разным комнатам, но Дик и Арно быстро соскучились друг по другу. И слуги, питавшие слабость к юному графу Горику, старательно притворялись, что ничего не видят и не слышат, когда мальчишки пробирались друг к другу. К тому же, сам герцог Окделл с того же дня не покидал своих покоев. Дикон даже пробовал прийти к отцу, несмотря на то, что должен был быть у себя. Но дверь оказалась заперта, и на стук отец не отозвался. Ричард не знал, что и думать. Неужели отец больше даже видеть его не хочет?.. — Дядя Рудольф… А почему вы здесь? — растерянно отмер Ричард. — Твой отец хотеть, чтобы я отвести вас в Сэ на время, — Катершванц, увидев, как Дик едва не разрыдался, подошел ближе, мягко коснувшись плеча мальчика. — Он очень сожалеть о чем-то и не хотеть, чтобы ты его видеть таким. Пожалуйста, тебе надо понять. Дик растерянно шмыгнул носом. Благо Арно приобнял его за плечи и прижал к себе, подбадривая. Он и сам не понимал, что случилось с герцогом Окделлом, но очень надеялся, что старшие, в лице Рудольфа Катершванца, смогут разобраться в происходящем. А то на Дике совсем лица не было. — Мы помогать Эгмонт, — заверил Рудольф, погладив обоих мальчишек по головам. — Сразу, как вас отвести, я пройти к нему, разобраться. — Вы расскажете… что происходит? Это из-за разочарования во мне? — голос Дика против воли дрогнул, он часто заморгал, пытаясь справиться с накатившими слезами. Непроизвольно Дик прижался сильнее к Арно, его тепло помогало держаться и не рассыпаться. — Рассказать, как быть возможность. Может, Эгмонт объяснить сам, как прийти в себя, — Рудольф кивнул и снова погладил мальчишек, на этот раз по плечам. — В Сэ вам сейчас быть лучше. Дик только кивнул, соглашаясь двигаться. Он не признался бы никому, но свалился со спины большой камень от слов дяди Рудольфа. Было бы слишком больно стать отцовским разочарованием. Ведь у Дика, кроме вот теперь Арно, был только отец. — Предлагать двигаться, — Рудольф постарался переключить мальчишек на дело. — Я идти впереди, вы за мной, друг за друг. — Хорошо, — Арно решительно кивнул. Он тоже ничего не понимал, но был уверен, что в Сэ найдет куда больше способов утешить своего резонатора. Хотя бы бояться им будет нечего, а герцогом Окделлом займутся те, кто лучше них понимает, что это с ним вдруг случилось. — Все будет хорошо, Дикон. Чем раньше мы будем в Сэ, тем раньше барон Катершванц вернется к твоему отцу. Ричард решительно кивнул. Переход по тропе не должен был занять много времени… *** Они вышли в гостиной особняка Сэ, сопровождаемые недоуменным взглядом убиравшей здесь служанки, которая тут же убежала доложить хозяевам. Вскоре в гостиной появились Арно и Арлетта Савиньяк собственной персоной. — Хорошо, что я застать тебя тут, — после приветствий обратился к Арно Рудольф. — Я надеяться, ты пойти со мной в Надор. — Для чего? — как-то устало вздохнул Арно-старший, задумчиво поглаживая сына по голове. — Мы много раз пытались, Эгмонт не захочет меня видеть, что бы у него там ни случилось. — Сейчас я не быть так уверен, — Рудольф покачал головой и бросил красноречивый взгляд на растревоженных подростков. Арлетта нахмурилась, понимая намек. — Ричард, раз уж вы будете жить здесь как минимум какое-то время, мне и Арно стоит показать вам дом, чтобы вы не заблудились. Пойдемте, — ее ласковый, но властный голос не предполагал возражений, и Дик, и Арно, даже понимая, что им просто не хотят о чем-то говорить, покорно вышли из гостиной вслед за графиней Савиньяк. Рудольф Катершванц, подождав, пока за мальчишками закроется дверь, заговорил вновь: — Когда я прийти, Эгмонт быть очень пьян и расстроен. Он велеть мне забрать детей к вам и… извиниться за него. За все годы сразу. Я надеяться, он хотеть утопить себя только в виски, но если… — Веди, — не дал договорить Арно. *** Эгмонт Окделл сидел у себя в комнате и пил. Хотя правильнее было бы сказать — налакался до состояния нестояния. Виски, к счастью, не кончалось, он мог себе позволить наливать себе еще и еще. Рудольф уведет мальчишек… и Дикон не увидит отца в таком состоянии. Эгмонт давно скинул с себя колет, сидел в одной рубашке и штанах и глотал то из бокала, то из горла. Виски, сидр, какое-то вино, непонятно каким образом оказавшееся в Надоре — все шло в ход. А пустые бутылки отправлялись в сторону стены. «Как я не понял? Легковерный надорский дурак», — пьяно всхлипнул Эгмонт, рассматривая очередную бутылку. Он и сам не знал, сколько пил и вообще какое время суток — вставать с пола и подходить к окну не хотелось. А вот забыть прочитанное не так давно хотелось. Вот только строки проклятого письма жгли душу и сердце вернее огня. И даже пьяный дурман нисколько не помогал. Эгмонт успел пьяно выплакаться. Глаза горели, но больше слезы выдавить он был не в силах. Желудок тоже, кажется, достиг своего предела. Эгмонт твердо собирался допить вот эту бутылку, которую держал в руках, но сил было мало. — Почему…вот так… — пьяно бормотал он, понимая, что задать вопрос бабушке не сможет. Ну, сейчас, по крайней мере. Для этого ему надо было попасть к ней за Грань. Эгмонт снова икнул и сделал глоток.