Предан(ность)

      Саймон коснулся щеки Джона. Тому всегда не нравилось гладко бриться, и он оставлял отросшую щетину, которая теперь ощущалась под пальцами. Это не пугало, наоборот, мужественность Соупа привлекала его больше. Гоуст продолжал сидеть рядом и представлял, что Джон всего лишь спит. Такой спокойный и расслабленный. Саймон смотрел на него и просто радовался, что тот находится рядом, что можно взять его за руку, погладить. От переизбытка своих чувств Саймон поцеловал Джона в ладонь и вновь прижал к щеке. Как бы он хотел это сделать, не прячась, открыто выражая свои эмоции, но даже когда Соуп был вменяемым, Саймон не мог. Внутри стоял какой-то запрет, поэтому он молча просто смотрел на Джона, испытывая такие сильные чувства, что не поддавались никакому сравнению. Они бурлили внутри, заставляя гореть, но не сгорать, подпитывали энергией и желанием жить. Из-за Джона его «Мне плевать, что будет со мной» превратилось в большую аккуратность во время боев, потому что Соуп переживал, если его хоть немного цепляло.       Пальцы на щеке чуть дернулись, и Саймон посмотрел на Джона. Тот, медленно моргая, глядел в ответ. Было видно, как ему плохо и больно по изогнутым бровям и мутным глазам.       — Джонни, ты как? — Гоуст опустил руку, но не перестал ее держать, словно боялся, что тот пропадет.       Соуп хотел что-то сказать, но вместо голоса вырвался кашель. С кровью. Первой реакцией Саймона была паника, но он сразу же собрался и встал, чтобы позвать врача, но понял, что это будет слишком долго. Вариант был всего один. Аккуратно подняв Джона на руки, он понес его в медицинский пункт, стараясь как можно меньше его трясти, но идти быстрее, почти бежать.       — Просто дыши, Джонни, ладно? — просил Гоуст.       Тот вместо нормального дыхания выдавал лишь тяжелые хрипы. Частый кашель приносил с собой новые порции крови, которые оставались на плече и груди Саймона.       — Еще немного. Держись. — Гоуст говорил это больше для того, чтобы успокоить себя. — Все будет хорошо.       Саймон прижимал Джона к себе и боялся, что мог сделать лишь хуже, но время было против них. Если Ричи повредил ему органы, то нужно было как можно скорее доставить Соупа к врачу.       — Оставь… — послышалось тихо от Джона, — меня.       Может, из-за слабости в голосе, а может, так и было на самом деле, но Саймону показалось, что в этих словах проскользнула какая-то обреченность вместе усталостью. Соуп тяжело дышал, уткнувшись в плечо Гоусту. В этот момент Саймон осознал, что держит в руках не просто Джона, но и его жизнь.       — Ос… тавь… — повторил Соуп прерывисто.       — Нет, Джонни, — Гоуст прижал его чуть сильнее, — Никогда. — На эти слова Джон лишь вздохнул.       Саймон с ноги открыл двери в медицинский пункт. Несколько врачей, сидящих там, повскакивали со своих мест, увидев состояние Соупа. Быстро осмотрев, они пришли к выводу, что нужна срочная госпитализация, на месте они бы не смогли оказать ту помощь, которая была необходима. Погрузив Джона в машину, Гоуст залез следом, хватая его руку. Она была теплая, а это самое важное. Он поглаживал ее пальцами, рисуя на ней узоры. Как будто это немного даже успокаивало. Взяв салфетку у медика, Гоуст осторожно вытер следы крови на лице Джона, но как только тот начинал кашлять, она вновь оказывалась на губах и щеках.       Саймон нервно дергал ногой, сжимая руку Соупа. Водитель, как назло, ехал медленно. Или так казалось. В любом случае сам Гоуст смог бы ехать куда быстрее и из-за этого нервничал еще сильнее, боясь, что они могут не успеть. Но когда подъехали к отделению, оттуда сразу вышли врачи, чтобы помочь, Джона хотели забрать, но Саймон предостерег, что тот опасен, поэтому Гоуста попросили пройти вместе, видя его оружие и военную экипировку. Он слушал врачей, не понимая, насколько серьезная была ситуация, но на всякий случай представил самое страшное.       — Кислородная маска! Срочно!       — Давление падает!       Все вокруг суетились, превращаясь для Саймона в смазанные пятна. Для него важен был лишь один Джон, который вновь открыл глаза и блуждал ими по комнате, пока не наткнулся на Гоуста. Медленно моргая, Соуп продолжал безэмоционально смотреть. Саймон глядел в ответ, не понимая, что чувствует Джон. Он был совершенно спокоен, будто нет никакой боли. Зрительный контакт прервался, когда кто-то из врачей встал между ними. Хотелось вскочить и подойти к нему, но Саймон понимал, что будет лишь мешать медикам спасать Джона.       — Рентген грудной клетки. Немедленно.       Соупа увезли в комнату рядом, а когда вернули, сообщили, что готовят к операции. Сломанное ребро проткнуло легкое. Саймон сжал подлокотник пластикового стула до треска. Он думал, что обязательно оторвет голову Ричи. Конечно, тот просто выполнял свою работу. Гоуст и сам был далеко не одуванчиком, и какие только методы не использовал. Но это же был Джон! Если Ричи не мог об этом подумать своей головой, то она была ему не нужна.       Гоуст сообщил Прайсу, чтобы прислал бойцов для охраны, и принялся ждать, сидя у операционной. Мелькали люди в белых халатах, лампочка раздражающе моргала, и Саймон прикрыл глаза, чтобы этого не видеть. И заснул, откинувшись на стенку.       Сколько времени он проспал, было неизвестно, но проснулся, когда кто-то коснулся его плеча. Врач стоял рядом с ним, и по его лицу нельзя было прочитать ничего.       — Операция закончилась? — спросил Гоуст севшим голосом и прокашлялся.       Врач кивнул и снял медицинский колпак, опуская глаза.       — Нет… — Саймон покачал головой, — Нет.       — Мы сделали все, что могли, — медик сочувствующе положил руку ему на плечо, — Его сердце неоднократно останавливалось и, в конце концов, не выдержало. Кому-то нужно позвонить?       Саймон вскочил с лавочки, на которой сидел, направившись в операционную. Этого не могло быть. Только не с ним. Только не Джон.       — Мне нужно его увидеть.       — Нет, стойте, — врач зацепился за его плечо и потянул назад, — туда нельзя!       Подбежали другие медики, хватаясь Гоуста в попытке остановить, но у них не доставало сил. Отцепляя от себя врачей, Саймон ворвался в операционную и замер. Там на столе лежал Джон со вскрытой грудной клеткой, всюду кровь и печальные, открытые глаза. Больше не живые.       — Если бы ты успел тогда… — произнес мрачно врач, — он умер из-за тебя. Это ты виноват.       Саймон повернулся, чтобы спросить, какого черта тот несет, но кто-то ударил его под коленом, его ноги подкосились, он упал на пол и…       …проснулся, хватая за руки медсестру, стоящую перед ним.       — Ой, — сказала она, испугавшись его реакции, — Я думала, Вы замерзли.       Саймон, тяжело дыша, отпустил ее и огляделся: он оказался на холодной плитке. Видимо, пока вертелся в кошмаре, не удержался на лавочке и слетел с нее. Рядом был плед, которым медсестра его укрыла. Гоуст сглотнул, коснувшись лба.       — Извини, — сказал лейтенант ей, поднимаясь обратно на лавочку.       — Могу чем-то помочь? — спросила она.       Саймон отрицательно покачал головой, и, улыбнувшись, девушка ушла. Гоуст закрыл руками лицо. Ему приснился исход, которого он боялся больше всего. От пережитого его потряхивало. Все это Гоуст прожил будто по-настоящему: грустный врач, страх, паника, мертвые глаза Джона. Встав, Гоуст направился в туалет, поняв ему необходимо было умыться холодной водой, чтобы прийти в себя. Он шел по коридору и видел, как люди его сторонились, пытались обойти или уступить дорогу. Глядя в зеркало в туалете, он понял, почему: военный в полной экипировке, с оружием, кровью на плече и груди, с уставшими глазами, выглядел совсем непривлекательно и даже пугал. Стянув балаклаву, Гоуст плеснул водой себе на лицо. Капли стекали по щекам, падая в раковину, которую он сжал руками, опираясь на нее. Шум воды добавил тревоги, и Гоуст поспешил ее выключить. Вернув балаклаву на прежнее место, он пошел к операционной и сел на лавочку, продолжая ждать. У него не было другого выбора, да и желания тоже.       Рядом крутилась девочка лет восьми, совершенно одна, без взрослых. Она прыгала по стульям, стоявшими на небольшом расстоянии друг от друга, а потом заметила Саймона. В глазах ее не было страха, там промелькнул интерес, и она слезла со стула. Гоуст отвернулся, наблюдая за ней боковым зрением, стараясь не привлекать внимания : не знал он, как обращаться с детьми, которые почему-то его любили. Девочка подошла и села рядом, сложив ручки на коленки. Послышался вздох и недолгая тишина.       — Ты тоже ждешь кого-то? — спросила она, не сумев молчать.       Саймон ничего не ответил, надеясь, что игнор ей не понравится и она уйдет, но та продолжала сидеть и болтать ногами.       — И я жду. Маму. Папа сказал, что ей нужно сделать что-то внутри, — Она указала на свою макушку.       Гоуст повернулся, нахмурившись. Девочка опустила голову и выглядела очень грустной. Заметив, что на нее смотрят, она подняла глаза.       — Я слышала, что она станет другой и не будет больше меня любить. Это сказал дядя в белом. Я подслушала, — добавила она шепотом.       — Почему? — все-таки спросил Саймон, заинтересовавшись ситуацией.       Он слышал когда-то про операции на мозг, которые меняют людей: те становятся менее эмоциональными, перестают хотеть привычные ранее вещи, но чтобы разлюбить собственную дочь?..       Девочка пожала плечами на его вопрос и вздохнула. А потом вздернула голову.       — А я все равно буду ее любить, даже если она изменится! Даже если больше не будет любить меня! — Она широко улыбнулась.       Гоуст замер, поражаясь оптимизму девочки и беспрекословной любви. Той, которая не из-за чего-то, а вопреки всему. Стало жаль малышку. Слышать о том, что тебя не будет любить твой родитель, наверное, больно, но та держалась. Саймон подумал, а смог бы он так? Но его отвлекли от этой мысли.       — Сара! — воскликнул мужчина и подбежал, — Вот ты где! — тот посмотрел на Гоуста и неловко улыбнулся, — надеюсь, она не доставила Вам неприятностей. За ней порой тяжело уследить.       Гоуст сказал, что она ему не помешала, мужчина еще раз извинился и, взяв девочку за руку, повел ее дальше по коридору. Она обернулась и на прощание помахала ему. Ладонь Саймона дернулась сама по себе ответным жестом. Что-то странное было внутри после короткого разговора с ней.       Вдали он заметил приближающегося Прайса, Майка с больной спиной и еще одного бойца, имени которого Гоуст не знал.       — Ну и переполох, — сказал капитан, — все на ушах стоят. — Затем он повернулся к бойцам, — Тут останется Майк, ему после операции на спину нельзя делать активных действий, — пояснил он, — так что пока пусть следит за ним. И Энди, ну, его ты знаешь.       Саймон не стал говорить, что ему плевать на их имена, лишь бы смотрели в оба и не выпускали Джона из виду.       — Ричи постарался, — произнес Прайс, — с ним мы еще поговорим, но как бы Джон из-за этого еще сильнее не озверел.       — А мне кажется, он хороший парень, — вклинился в беседу Майк, — спокойно пытался говорить со мной, спрашивал про семью, детей.       — У тебя дети есть? — спросил Саймон, удивившись: мало кто из них мог себе позволить завести просто партнера, не говоря уже о том, чтобы жениться и заводить детей — большие риски.       — Есть, — улыбнулся Майк, — старшему пять, младшей полгода.       — Осторожней с Джоном, — вновь предупредил Гоуст и повернулся на Прайса, — ждем.       Тот кивнул, садясь на стул. Ожидание было невыносимо. Из операционной никаких вестей. Казалось, что все идет слишком долго, будто у них возникли какие-то проблемы. Когда двери открылись, Саймон вскочил. Врач, как во сне, вышел в коридор и выглядел печальным. Осматривая военных, он снял медицинский колпак. Гоуст замер на месте и покачал головой, не веря в то, что происходило. Держась за стенку, он присел на лавочку, не чувствуя ног. Прайс сделал несколько шагов к врачу и начал с ним говорить. Их беседу лейтенант не слышал. Его трясло. Он закрыл глаза и сложил ладони вместе. В голову пришло то, что удивило его самого, но оно было от души, он не контролировал это.       «Я никогда ничего не просил у тебя, но сейчас молю. Если ты существуешь, не забирай его. Прошу, не забирай»       Он сам не знал, как эта мысль пришла к нему, но хотелось даже встать на колени, сложив руки в молящем жесте.       — Саймон, — ладонь Прайса упала ему на плечо, и Гоуст дернулся, поднимая глаза, — операция прошла успешно. Джон через несколько часов отойдет от наркоза. Все в порядке. Езжай на базу, отдохни. Заедешь утром, перед заданием.       Гоуст хотел отказаться и потребовать встречи с Соупом, чтобы точно убедиться, что с ним все в порядке, но Прайс надавил. Пришлось согласиться и нехотя направиться на базу. Нужно было попытаться уснуть, пусть теперь это и было сложно. Но когда Гоуст сходил в душ и лег в кровать, он тут же заснул от дикой усталости, даже мыслей никаких не было.       Когда Гоуст проснулся, головная боль никуда не делась и, кажется, даже усилилась. Пришлось принять таблетки, иначе он не мог просто смотреть на свет. Звуки так же раздражали. Саймон быстро собрался и отправился в больницу навестить Джона. Нужно было еще спросить у врачей, насколько быстро он поправится. Первым делом решил зайти к ним, чтобы сразу избавиться от мыслей о плохом. Ему сообщили, что Джону придется пару недель восстанавливаться. Ему повезло, что легкое зацепило не сильно. Через день можно уже будет начать вставать. Эти новости обрадовали Саймона, значит, все не так плохо, как он себе придумал.       Когда Гоуст вошел в палату к Соупу, охраняющий кивнул и сразу же шагнул за дверь. Белые стены, две койки, одна из которых была занята Джоном. Он лежал в кислородной маске и смотрел сквозь приоткрытые веки. Его ноги были связаны, как и руки, за края кровати. Саймон взял стул и подвинул поближе, сев рядом.       — Ты как?       Конечно, Джон ничего не ответил, но глядел так, будто хотел что-то сказать. Саймон решил помолчать. Слова лишь мешают. Они смотрели друг на друга в полной тишине палаты, и лишь из коридора раздавались какие-то звуки. Гоуст взял его за руку ладонью к ладони, аккуратно сжимая, Джон будто даже не думал вырываться. Либо у него просто не было сил на это. Когда он ел последний раз? Когда Саймон принес еду?       Внезапно в палату вошел Чер Эштон, нарушая идиллию.       — Сэр, — сказал он, — Прайс и Гас уже ждут, — Чер окинул взглядом Соупа и чуть дернул бровями.       Гоуст посмотрел на Джона. На его лице было недоумение. Он тяжело вздохнул.       — Нашли… замену? — спросил Соуп тихо сквозь кислородную маску и добавил едкое: — Во всем?       Кажется, Джон пытался съязвить по поводу чувств Гоуста. Даже в таком состоянии он готов был выпускать свои иголки и причинять боль Саймону. Только в этот момент лейтенант осознал, что все еще держит его за руку, а тот сам не отпускает. Чер посмотрел с подозрением и сообщил, что подождет в машине.       — Ты же знаешь… что его не заменить, — сказал Джон, имея в виду настоящего Соупа.       Он говорил хрипло, было видно, что ему тяжело это дается, но все же не упускал возможности задеть посильнее.       — Я знаю, Джонни…       Соуп посмотрел недовольно и попытался выдернуть руку, которую Саймон не отпустил, продолжая сжимать. Сил у него было больше, поэтому рука осталась в том положении, в котором было нужно Гоусту.       — Нова, — в который раз исправил он свое имя.       Саймон усмехнулся, поняв кое-что для себя.       — Конечно, Нова, — Лейтенант приподнял уголки губ, чувствуя, как быстро начало биться его сердце, — Знаешь, я все равно…       «…буду любить, даже если ты изменился»       Саймон до этого не осознавал, насколько сильны его чувства. И даже не думал, что он способен на ту самую «не из-за чего-то, а вопреки всему». Он сжимал руку Джона и улыбался, ощущая, как становится сильнее. В глазах Соупа вновь был тот самый «сбой системы».       — Ненавижу, — шепнул Джон обреченно, — это чувство. И тебя.       Он отвернулся к стене и закрыл глаза, на ресницах которых появилась влага. Саймон дернулся, протянул руку и коснулся щеки, хотелось спросить его об этой реакции, но Джон еще сильнее отвернулся.       — Проваливай, — раздался слабый голос, — Не хочу тебя видеть.       Гоуст кивнул и встал, замечая, как по щеке скатилась слеза. Желание было одно — остаться, попросить рассказать, что у него на душе, но Саймон понимал, что Джон устал и ему нужно больше отдыхать. То, что Соуп выгнал его, нисколько не задело. Внутри него было другое чувство, которое не переставало разрастаться, вызывая счастливую улыбку на лице.