Реальный

      Бесконечный лабиринт из темных переулков никогда не закончится. Он бежит, пока под ногами хрустит битое стекло. Вдоль огромных мусорных мешков и пятен засохшей крови. Бежит, не останавливаясь. С каждым шагом кажется, что становится темнее. На улице холодная ночь, на земле грязь и прилипшая к асфальту жвачка, но небо усыпано миллионами ярких звёзд. Этой ночью небо прекраснее, чем когда-либо было. Он не смотрит наверх, не смотрит вниз, совсем никуда не смотрит. Среди горы бесполезных вещей ищет только его. Ему всё равно на то, что он задыхается. Лёгкие так не вовремя предают, правда? Он лишь умоляет дать ему ещё хотя бы капельку сил. Хотя бы ещё одну секунду на то, чтобы успеть.       Успеть? Куда?       Сознание выныривает из вязкой жидкости. Он открывает глаза, но ничего не видит. Тело будто окунули в ледяную воду. Поёрзав, Каната вздыхает. Кошмар. Сколько раз он просыпался посреди ночи, чувствуя, как на грудь давит что-то очень тяжелое? Считать сложно, да и нет никаких сил. В голове какой-то шум. Каната теряет в своих снах что-то важное каждый раз. Кошмар всегда один и следует тенью за больным и разбитым разумом. Чувствуется сухость во рту и противный ком в горле, но Каната не может пошевелиться, чтобы это исправить. Такое чувство, что не может исправить вообще ничего. Сосущее и мерзкое ощущение подступающих слёз затрудняет дыхание, и совокупность всего происходящего с телом невероятно бесит. От беспомощности хочется что-то разорвать, но сил хватает лишь сжать простынь до побеления костяшек.       Тишина. Будто остановилось время. Нет ни единого звука. А рядом так холодно. Где? Каната спрашивает потолок. Он спрашивает кого угодно, что угодно, но не получает ответ. Никто не шуршит одеялом, не сопит, не шмыгает носом и не задевает холодными пальцами. Это… так нечестно. И совершенно неправильно. В конце концов, их всегда было двое.       Внутри так сильно кольнуло, что не могло не выдернуть из полудремы. Каната подскакивает, широко раскрыв глаза, и начинает нервно оглядывать комнату.       «Один? Снова один?»       Полоска лунного света не может осветить комнату сквозь задернутые шторы, и все вещи и образы теряются во мраке. Каната протягивает руку вправо, не поворачивая голову, но ощущает только холодную пустоту. Глаза ужасно покалывает. Попытка сморгнуть песочное ощущение, но всё слипается только сильнее. Даже так он не смог бы уснуть сейчас. Не может спать один. На удивление тело слушается, и ноги еще могут двигаться. Каната привыкает к темноте, и становится проще ориентироваться в пространстве, поэтому найти выход из комнаты не составляет труда. На самом деле это никогда не было проблемой в их крошечном доме, но тёмная пелена мыслей и усталости перед глазами ужасно мешает. Может, в их новом месте звукоизоляция лучше, но всем телом ощущается, как содрогаются стены от мимо проезжающего поезда.       На кухне Канату встречает только прохладный воздух. Пусто. Он лишь молча стоит и смотрит перед собой, думает только о том, что потерял половину себя. Но ведь это неправда? Он помнит. Помнит, как ощущал сердцебиение ладонью и тепло на своей спине. Помнит еле слышный шёпот и лоб, прижатый к его собственному. Это было по-настоящему, а не как тогда. Всё было правдой.       Или…нет?       Каната возвращается в ту ночь каждую свою ловушку. Возвращается туда, даже не используя фантом-металл. Но возвращаясь в реальность, понимает, что всё кончено. Нежные руки сжимают его и притягивают ближе. Могло ли это быть иллюзией…? Каната беспомощно сползает по стене.       «Не понимаю. Не понимаю».       «Может, я сам уже перестал существовать».       Это клубок, который невозможно распутать. Если Каната снова встретился с иллюзией, как он мог вновь её потерять?       «Но мне нужен настоящий…»       Слышится медленный скрежет, и в квартиру проникает свет лампы. От шуршания за стеной у Канаты почти останавливается сердце.       — Каната?       Уткнувшись лицом в колени, он не сразу понимает, что его руку, почти выдравшую волосы на голове, аккуратно сжимают. Тепло кожи ощущается родным и настоящим.       — Что случилось? — звучит обеспокоено совсем рядом. — Прости, я выходил подышать. Не думал, что проснешься.       Каната сжимает ладонь, но не может заставить себя поднять голову. Чувство, что если он это сделает, то Наюта исчезнет.       — У тебя снова кошмары?       Близко. Нежный голос совсем рядом. Возможно, ему стоит довериться.       Каната лишь произносит тихое «да» и не знает, хочет ли быть услышанным. Но его слышат и осторожно притягивают в теплые и мягкие объятия. Наюта все ещё пахнет свежим воздухом, хоть его и тяжело назвать таковым в чёртовых трущобах. Кожу головы массируют тонкие пальцы, и Каната позволяет себе расслабиться, чтобы утонуть в волнах заботы. Он не хочет признавать, что нуждается в защите, но, прижимаясь к груди своей второй половины и пытаясь уловить биение сердца, почувствовав стук, наконец даёт волю слезам. Словно это ответ на все его вопросы, за который он хватался как за спасательный круг. Словно, если бы он не услышал глухой звук, то умер бы прямо сейчас. Может, это не последний раз, когда Каната сомневается в реальности. Может, всё закончится совсем скоро и бесконечный цикл потери запущен уже давно… Но сейчас его макушку нежно целуют. Сейчас его обвивают так, будто он драгоценное сокровище. Сколько продлится этот сладкий момент? Поцелуи на щеках и висках; любимые руки, вытирающие слёзы; мелодичный, но тихий голос, говорящий только с ним — это реальность, в которую он верит этой ночью. Каната хочет оказаться в вакууме, где каждая вещь — Наюта. Он жмётся, пытаясь в него проникнуть. Ему нужно больше настоящего Наюты.       Глаза блестят, пока они сидят на полу их крошечной кухни. У одного — от света огоньков из окна, у второго — от слёз. Наюта кажется таким эфемерным, словно скоро станет прозрачным. Страх. Каната двигается вперёд, чтобы прижаться к его губам, и оба застывают как статуи. Ему бы очень хотелось иметь возможность заморозить время, чтобы оно не забирало то единственное, что он называет любовью.       Наюта поглаживает родной затылок и медленно целует, передавая спокойствие с помощью тела, и Каната понимает, что только его настоящий Наюта так может. Всё в порядке, пока Каната сидит между его ног, защищенный со всех сторон, гладит спину и доверяет свои ночные терзания. Слова не нужны, когда вы общаетесь прикосновениями. Чёрт. Сейчас не нужно вообще ничего, кроме него.       Сегодня Каната сможет проспать до утра. Завтра сможет держать родные руки в своих. Всю оставшуюся жизнь он будет искать и находить.