Одной ногой за черту невозврата

      Знаете идея «правильного времени пробуждения» сама по себе забавна. Зачем ставить будильник «просыпаясь вовремя» (не считая тех редких обстоятельств, когда прийти вовремя – необходимость), когда можно дать своему телу самому решить, сколько ему необходимо часов для восполнения сил. Вот и сейчас, бренное тело, весь день и большую часть ночи вчера работающее над починкой кофемашины (стоит заметить, что времени ушло так много исключительно из-за желания усовершенствовать и дополнить уже вполне многофункциональную машину), пластом полулежало, конечностями частично свисая на неразобранном диване. И пролежало бы так куда больше, если бы не подкравшаяся июньская жара, умудрившаяся чудом пройти сквозь слой земли и прочные металлические стены. Хотя «чудом» это назвать сложно, скорее непредусмотрительностью. Мощность грунта не достигает и десяти метров, что делает так называемый "бункер", жалким погребом, ну или подвалом, который не в состоянии защитить содержимое от перепадов температуры внешнего мира.       Казалось бы, досыпать ещё пару метров сверху по периметру, и круглый год проблем не знавать, а не жаловаться, кутаясь в одеяла в холода (что было на самом деле даже приятно и уютно, и к тому же способствовало к движению) и обливаясь ледяной водой в зной. Но нет, лучше было только каждый третий сезон года выдумывать что-нибудь этакое, спасающее от палящего солнца, фарфоровую кожу. Ведь всем известно, что неблагоприятная обстановка, вдохновляет на стремления изменить её, правда? Тогда самое время творить!       Несколько часов проведя под слоем махрового одеяла, тело взмокло так, что даже неосознанно высвобожденные из плена во сне руки и ноги, в меру своих возможностей пытающиеся снизить высокую температуру, всё равно были влажными. Повертевшись немного таким образом, чтобы пушистые оковы освободили ещё больше площади, мужчина, потянувшись, попытался продолжить сон.       Однако к огромному его сожалению этому не суждено было сбыться. Температура отказывалась снижаться, и вскоре терпеть её стало настолько невыносимо, что разум прояснился, окончательно проснувшись. В эту же секунду рандеву с теплой «плотью» окончилось: одеяло было отброшено куда подальше, и теперь его теплая плоть липла только к поверхности дивана: – Даже не пытайся повторить нечто подобное, дружок, – не открывая глаз, донеслось откуда-то из подушек, после чего рука пару раз похлопала по горизонтальной поверхности, – у тебя для такого пружины слабоваты.       Но кое в чем мебель всё же была круче него: ей было всё равно. А вот Робби нет.       Был, пожалуй, один способ быстро охладиться, для которого нужно было приложить минимальное количество усилий, вот только его нашептали ему навязчивые мысли, а их редко когда слушать полезно.

Эффективно. Просто. Виртуозно.

      Как тут устоять после таких доводов, тут же даже минусов нет, кроме одного. Это довольно глупо…       Да ладно, он обычно ходит в полосатой жилетке и штанах с завышенной талией, живет в бункере за рекламным щитом (всё это он, разумеется, глупым не считает, только абсурдным), почему бы не позволить вести себя чуть более странно, чем обычно.       На этом спор с самим собой, который и спором то не являлся, был прекращен ленивым перекатом, финал которого – непродолжительное падение и тесное взаимодействие с холодной плиткой. О да, на то и был расчёт: испытать мурашки во время свободного падения и прохладу от керамического покрытия.       Распластавшись по поверхности и прижимаясь к ней лицом, мужчина почувствовал себя более живым, в сравнении со своим предыдущим состоянием. Эх, гравитация, бессердечная ты сволочь.        Нет. Ещё одного такого подъёма он не выдержит: либо плитка треснет, либо ему придётся построить машину, каждое утро собирающую его по кусочкам. Чёрт, а ведь это только начало лета… и чем только занимается этот бездельник, а?       Щека нехотя, но со знанием дела, отлипает, плавно перекладываясь на другую. Веки приподнимаются, хрусталик фокусируется на белом параллелепипеде, плотно сомкнувшем свои створки, не выпуская оттуда ни намёка на прохладный ветерок. Гляньте на него, повесился.

Предатель.

      Спустя пару минут, в тоже время, как плитка перестала быть лучшим местом для отдыха, Робби лениво потянулся, пронзив несколько раз тишину хрустом заспанных суставов, после чего, опираясь руками, принял наконец-таки вертикальное положение: – Не уж то ревность склонила тебя на это, – вяло начал он переставлять ноги по направлению к кухне, взглядом уцепившись в кондиционер. – Стоило мне вчера слегка заиграться с твоей подружкой, – рука облокотилась на крышку кофемашины, – как тебе тут же взбрело в микросхемы выйти из строя.       Удивительно, но белые створки неожиданно стерпели такую грубость, не выдавив из себя абсолютно ничего. – Ещё немного и я бы в железном быке спёкся. Мог бы просто пылью подавиться, зачем столько фарса? – ладонь легла на лоб, перекрывая глаза, голова медленно опустилась вниз разглядывая босые ноги. Всё это выглядело как искреннее разочарование, способ пристыдить виновника, пока уголки губ предательски не дрогнули: вторая рука указательным пальцем ткнула в белую фигуру на стене, а по комнате, рассекая воздух, пролетело: – Что же, исходя из нашего общего благополучия, мне просто не остается ничего другого, кроме как выпотрошить твои скверные внутренности…       Писк. Рот–жалюзи бледного от испуга прибора приоткрылся, втянув (так вот в чём дело) немного спертого воздуха, а после совсем затих. Довольно кивнув, мужчина отбросил в сторону пульт от кондиционера, который незаметно схватил по пути: – …но не сейчас, – потеряв интерес к объекту шутки, он сместил всё своё внимание на кофемашину напротив. – Никаких важных дел и планов, пока не взбодрюсь, и точка!       Стукнув той частью ладони, что плавно переходит в предплечье, по крупной кнопке с иконкой маленьких точек, Робби стал искать взглядом одну из своих кружек (скорее всего последнюю: тела остальных на показ выставлены по всей комнате видимо в устрашение остальной посуде), пока темные кофейные зёрна наполняли резервуар для помолки.       Отыскал в глубине посудного шкафчика кружку с жалкой и явно нарисованной от руки надписью «The Best Dad… Ever?», последнее слово которой сложно было разобрать: почти стёрлось. Что ж, всё это было совершенно не важно, не подставь он сейчас хоть какую-нибудь тару, драгоценное эспрессо уплывёт в решётку, машина ведь автоматическая. Самостоятельно ставит с утра первым именно этот напиток. С другой стороны как кофемашина определяет «утро» мужчины, учитывая что тот встаёт когда хочет, не обращая внимание на крик солнца и сияние петухов. Загадка… была бы, будь техника живой, а Робби – идиотом. На панели рядом с кнопками есть камера, и если, хм… когда мужчина выглядит особенно убито, программа выбирает «эспрессо», даже если это «утро» происходит по нескольку раз за день.       Но хватит лирики, темная жидкость уже прошла через фильтр, и теперь покоится на глубине кружки. А пока остывает, следует подготовить следующий ингредиент, добавить самостоятельно который машина, к сожалению, пока не способна. Банка сгущённого молока «самого надёжного бренда в Америке» (по словам Eagle Brand, разумеется) находилась в соседнем шкафчике, который был чем-то вроде склада: хранил в себе всякую жестяную съедобную, а иногда и не съедобную продукцию, консервный нож к примеру. Точнее сказать усовершенствованная открывашка, к слову полностью автоматическая, по той же причине немного громоздкая. Поместив в неё цилиндр с приятным содержимым, изобретатель с гордостью следил, как ручка прибора опускается к цели, прикрепляясь магнитом к крышке, и втыкается в неё лезвием. Минутное подобно танцу вращение банки и крышка отделилась от её стенок, оставшись висеть на магните. Помешивая, вылив примерно четверть белой массы в чашку с эспрессо и поставив банку обратно в электрооткрывалку, мужчина подошёл к кофемашине за небольшой порцией льда (зря что ли он весь день над ней горбатился), предварительно нажав кнопку на приборе. До сих пор остававшаяся на ручке прибора крышка, въехала вверх, после чего машина слегка расплющив и растянув, загнула её края, а затем опустилась и плотно закрыла банку.       За это время Робби уже принёс лед, который теперь круглым куском плавал на поверхности напитка, каждые несколько секунд медленно уменьшаясь в объеме: нужно немедленно это исправить. Жадный глоток пестрил контрастами: холодный лёд, к которому по началу прилипала кожа, затем тёплый сладковатый привкус кофе и молока, а в самом конце обжигающая горло горечь. Вьетнамский ледяной кофе – чертовски хорош.       Опускаясь на стул, одну ногу поставив на сидение, он взялся за кружку обеими руками, всматриваясь в игру света льда и холодных светодиодов на сводах его подземного убежища. До этого на их месте были люминесцентные лампы: подкупали относительно низкой ценой и изящной трубчатой формой. На деле давали приятный мягкий свет, с мерцанием, которое Робби впрочем почти не замечал, хотя один раз всё-таки оценил всю прелесть данного явления. Одна из ламп перегорела: мигающее темное пятно в помещение сильно бросалось в глаза. Тогда глядя на эту стеклянную колбу с парами ртути и газов внутри, испещрённую высвобожденными электронами, приводящими к излучению, он поймал себя на мысли, что просто не может отвести взгляд. А это её угасающее свечение оттенка раскалённого металла, с ним сравнится разве что их обволакивающий уши протяжный гул… В общем размышления об этой конкретной лампе остановили деятельность мужчины на добрые полчаса, к концу которых он всё же поменял злосчастную трубку. Правда и тут без казуса не обошлось: дело в том, что уж больно хрупкие эти светильники, одно неловкое движение и уже собираешь их осколки на полу, которые я напомню ртуть содержат. Вот так после всего этого и захотелось что-то обновить: благо новые лампы компактнее и менять их нужно в два раза реже.       Живительная жидкость последним глотком скатывается вниз по пищеводу, напоследок оставляя терпкий осадок частиц зёрен, чудом сумевших проскользнуть сквозь фильтр.       Вот ведь, опять за пустяками незаметно несётся время.       Спешно, теперь уже оправдано энергично, Робби вскакивает в направлении к рабочему столу да так, что стул скользит по плитке в противоположную сторону. Пустая кружка встаёт рядом с более старшими собратьями, как и они обреченная на грязное, медленное забвение. В центре деревянного стола (описать который лучше всего могло, что-то в роде «овал, приплюснутый с одной стороны), над менее полезными бумагами возвышался недельный чертёж, уже законченного изобретения, рассказ о котором имел бы смысл, если бы мужчина не положил на него замызганную бумагу. Десятки раз перечеркнутый, исписанный вдоль и поперёк (а местами ещё и поверх, но уже другим цветом), этот листок был яркой метафорой того, что происходит в голове его владельца. Бардак. Однако же структурированный, хоть со стороны и не скажешь.       Свободной рукой похлопав по документам и отыскав таким образом под ними механический карандаш, изобретатель хотел было огромными буквами черкануть пометку, но места категорически не хватало. Воздух стремительно вылетел через нос, ящик стола выдвинулся с большим нажимом, чем хотелось бы: чистый лист сильно контрастировал с другими предметами на столе.

Одно лишь твоё прикосновение убьёт в нем это.

      Грифель, ведомый чёткими движениями кисти (отточенными годами работы над чертежами), без колебаний оставил пару черных углублений: «Срочно вспороть кондиционер» и «Победить Труженицу всея Лентяево».       Так ли необходимо было записывать всё это на бумаге? Оба пункта Робби и так бы запомнил, слишком сильно они мешали сосредоточится на работе. Наличие четкого плана помогало сдерживать порывы схватится за всё сразу, по итогу так ничего и не закончив. Не сказать, что это часто случалось с ним раньше, если уж вдохновение настигает его, то там уже и до еды дела нет, чего говорить о других заботах. 

Так кстати о еде вспомнилось. Давно пора, не находишь?

      А ведь и правда, с прошлого утра ни крошки в рот не попало. Прямо как по нотам, в довесок к мысли заурчал желудок, подтверждая выше обдуманное. Ничего не оставалось, кроме как повернуть обратно в кухонный закуток и проверить содержимое холодильника. Делать самому это было бы весьма затруднительно (дверца достаточно плотно прилегает к стенкам, так что лишний раз трогать её нет никакого желания), именно поэтому на поверхности была установлена дополнительная панель. Одно нажатие и список продуктов у тебя перед глазами. В противном случае бегущая строчка по центру экрана с фразой «Я пуст внутри. Будь так добр поднять свою задницу с дивана, и сходить в супермаркет <3»: – Прошу, только не сегодня… – недовольно промычав, мужчина присел у кухонного шкафчика, после чего стал копошится там. Жаль, ничего сносного, а на одних только персиковых консервах ему не протянуть.       Запрокинув голову и недобро взглянув на крышку люка с мерцающими буквами «NOT Home Sweet Home», Робби смиренно поднялся по лестнице на невысокую платформу у стены. На ней находились главная панель управления, зеркало и несколько с человеческий рост стеклянных колб. В первой колбе стоял голый манекен, последняя была пуста, во второй висели уже знакомые полосатые брюки с высокой талией, такой же расцветки жилетка, и синяя кофта с «горлом» и белыми манжетами. Стянув с себя домашний халат (с такими же вертикальными фиолетово-малиновыми полосками), он вернул его на место, накинув на плечи безголовой фигуры, и переоделся в повседневный наряд. Кое-как пригладив растрёпанное черное гнездо на голове, он ещё какое-то время всматривался в отражение. Указательным пальцем, поочерёдно оттянул правое и левое нижнее веко. Склеры светлые уже радует, мешки под глазами меньше обычного, но всё ещё достаточно заметны. Напоследок быстрая улыбка парню напротив. Вот теперь он готов выйти из своего логова. Хотя постойте, кажется чего-то не хватает.       В который раз за сегодня возвращаясь на кухню, изобретатель подходит к высокому шкафу, выбивающемуся из общего интерьера: резному с волнистыми декоративными элементами пастельных оттенков. Внутри он был даже более причудлив, чем снаружи, пестрил цветастыми этикетками, коробочками и упаковками различных сладостей – главной его большой «маленькой» слабости. Захотелось чего-то воздушного, отчего рука невольно потянулась к упаковке бисквитов «Twinkies», в подставленную ладонь упали две индивидуальные упаковки: пустая коробка полетела в отсек для мусора.       Теперь точно ничего не мешало покинуть прекрасное убежище, отдав себя на растерзание беспощадному палящему солнцу. Может зонт прихватить? Ну нет, это уже лишнее… Довольно покачиваясь, Робби прошёл мимо лестницы в сторону лифта, открывая пирожное. Зачем тогда лестница спрашивается? На тот случай, если лифт выйдет из строя, что в последний раз было примерно… никогда. Стоит ли напоминать кто тут изобретатель и мастер по починке всякого разного, а?       К тому же карабканье с ценным грузом в руках, в прекрасных штиблетах было бы просто кощунством.       Зайдя внутрь лифта, он задвинул металлическую решётку и перевёл рычаг в положение «Up». Скрежет взмывающийся вверх кабины, мерное постукивание ботинка, шуршание упаковки, дрожь под ногами, отъезжающая в сторону платформа наверху, столб света, просачивающийся сквозь отверстия в стенках: всё это вскоре прерывается звуковым сигналом, сообщающем о прибытии.       Отодвинув створку и нехотя покинув клетку, мужчина прикрыл глаза ладонью, создав для них хоть какую-то тень. В следующий раз стоит прихватить с собой темные очки, ну так к слову.

Вот загоришь в них и будешь носить на коже такие же.

– Да иди ты, – нисколько не обидевшись, заключил Робби, по тропинке обходя рекламный билборд, за которым собственно и располагались вход в бункер и лифтовая шахта. Последняя между прочим уже скрылась: платформа вновь выдвинулась, так что теперь дыру было почти невозможно заметить.       Если бы у изобретателя спросили зачем ему прятаться за этим стендом, он бы заметил, что это ещё одна стена, защищающая его от нежелательных контактов: билборд более изящный способ сказать незваным гостям о том, что им здесь не рады. Первоначально хотелось написать на нём что-то грубое, чтобы точно сработало, но по мере строительства бункера ему захотелось увидеть на этом щите то, чего он не видел вокруг – пасущийся скот. Вот так просто и органично в уже существующий пейзаж вписался и рекламный билборд с коровами.       К единственному супермаркету в округе можно было пройти разными путями: по прямой, большую часть дороги которой приходится на траву, по дуге вдоль дороги, с минимальными шансами встретить кого-нибудь (чего мужчина не опасался, прекрасно зная, что в этом месте по улицам не часто ходят), но потратив на неё больше всего времени, либо зигзагами сквозь город. Решив дать выбирать мышечной памяти, Робби погрузился в размышления куда более важные, чем какой-то выбор пути. Та строчка в списке, что стояла вторым пунктом: было бы неплохо сейчас сообразить черновые идеи для сезонной разработки.       Может просто объединить два пункта? Добавить к кондиционеру функцию контроля и регулирования влажности в помещении, обеззараживающую лампу нацепить на него… нет, всё это Робби может сделать в любое время. Нужно что-то другое. Особенное. Что вызывает дискомфорт? Например, ненужные прогулки за едой, которые можно было бы опустить, если бы не необходимая доза витамина D. Он ведь и так пьёт различные витамины, и всё прекрасно. Так что спрашивается с этим не так? Глаза ошибочно обращаются к небу, где во всю пылает раскалённая звезда, и тут же начинают активно моргать. Небольшого контакта хватило, чтобы выяснить две вещи: во-первых, именно оно причина всех его неудобств (кто бы сомневался), во-вторых, уже прошёл полдень. Красные пятна проходят только через какое-то время.       Тогда как насчёт морозильной камеры? Обустроить там себе место, хранить мороженное, и наслаждаться декабрём в июле. Правда энергии на её поддержание приличное количество уйдёт, и возни много с материалами будет, всё-таки хочется качественную работу выполнить.

Почему нет? Будешь там тушки любимых коров хранить… А дверь захлопнется и сам одной из них станешь.

      Медленная смерть от холода, снижение мозговой активности, потеря тепла в попытках сломать дверь подручными предметами, негнущиеся синие пальцы, царапающие металлическую стенку. Брр. Лучше уж развивать неудачную идею прошлого года с охлаждающими леденцами. Кто знает, может в этом году получиться убрать их главный побочный эффект тревожности, возникший путем смешения, казалось бы привычных веществ. Поразительный случай в общем…       Пройдя главную и единственную площадь, мужчина повернул направо, как на периферии мелькнуло розовое пятно. В архитектуре города было задействовано много цветов (отчасти по этой причине и не хотелось проводить время на улице, слишком пестро по сравнению с его металлическо-серой обстановкой), вот только, как он помнил, ярко-розового среди них не было. Хуже всего было то, что Робби знал альтернативное объяснение появления этого цвета: видел вчера его провальные попытки расположить к себе преобладающую часть населения городка. Не то, чтобы он специально следил за ней, просто случайно видел в перископ: мало какое событие остается для него незамеченным. Значит это не с цветопередачей проблема, она и вправду настолько вырвиглазно розовая. Фигура двигалась в его сторону, пришлось сильно согнуться, чтобы спрятаться за кустом.       Присмотревшись повнимательнее, насколько позволяли пустые пространства между листьями: мужчина бы сказал, что девочке на вид лет четырнадцать (сложно сравнивать рост детишек, учитывая, что в городе живут одни коротышки), с розовой прической в стиле «Боб». Опуская все дальнейшие розовые подробности, можно отметить только испачканные мелом разноцветные пальцы. Выходит дальше по дороге следует ожидать появление детских каракулей на асфальте. Понуро наверное… опустив голову (за волосами и листьями не удалось рассмотреть выражение её лица), она прошла мимо укрытия, не обратив на него внимания.       Разминувшись с гостьей, Робби любопытства ради свернул в ту сторону, где совсем недавно проходила девочка, почти сразу заметив на земле тусклые цвета мела. К его удивлению, представшая перед ним, не побоюсь этого слова, картина, представляла собой зеленое северное сеяние над белым полем. Мужчина никогда не видел это явление вживую: если оно и в самом деле такое, то это: – Великолепно…

Ты это, если что вслух сказал. Знаешь?

      Черт. С какой вероятностью подросток, прибывающий в апатичном настроении, из-за кустов расслышит негромкое… – Правда? – удивленный голосок пронзил воздух. – Я не узнаю твой голос, мы… ой! – радостная интонация вновь сменилась на удивление, когда Стефани увидела своего собеседника.       Теперь, без зелёной преграды, оба могли рассмотреть друг друга получше. На самом деле прослеживалось некоторое сходство девочки и мэра, глаза у них были одинаковые. Пожалуй, на этом всё. Здоровое, розовое личико, ничего примечательного, ох и снова розовый. Сплитц почему-то пристально смотрела ему в лицо, немного нахмурив брови. Такие переглядки быстро надоели изобретателю, и видимо прочитав это по его недовольному выражению, девочка наконец ожила: – Дядя не говорил, что здесь будет кто-то из, – она замялась, пытаясь подобрать подходящее слово, губы сжались в тонкую полоску, – из взрослых, – в итоге выпалила, она. А после, тряхнув головой, попыталась исправить ситуацию. – Кто ты?       Серые глаза цепляются куда-то за собеседника, хотелось просто уйти не тратить время на пустые разговоры, но это он сделает секунд через десять, а пока можно бросить: – Сейчас я просто покупатель, пытающийся добраться до супермаркета, – кивнув Стефани напоследок, мужчина вернулся к своему курсу.       «Сахарная вата» пошла за ним. Той же дорогой, минуя асфальтное северное сияние и классики (так и знал, что там будут эти глупые классики). Ни за что Робби бы не признался, как сильно хотелось сейчас по ним пропрыгать. Если бы не его преследователь, он бы так и сделал. И чего это она за ним увязалась?

Сам же её окликнул, а теперь ещё спрашиваешь.

      На столь правдивое замечание пришлось закатить глаза: данный жест, снова изучающая его лицо спутница приняла на свой счёт, но идти продолжала.       Вопрос, который она побоялась задать, звучал ровно в той степени дозволенности и тактичности, которую не стоит пересекать ни юным леди, ни кому-либо ещё. А как бы Вы отреагировали, спроси у Вас кто «ваша кожа выглядит нормально, а что случилась с остальными жителями?». Это не так сильно бросалось в глаза, когда она была с дядей или с другими детьми, но стало особенно заметно, когда ей встретился кто-то «нормальный». В попытке ухватиться за ответ, Стефани следовала за мужчиной, чувствуя, что он может помочь ей разобраться с этим. Не было особо времени прислушиваться к эмпатии, пытаясь определить что он из себя представляет. Оставалось только полагаться на интуицию. Одна из рук сжалась в кулак, хотелось быть увереннее, собраться с силами и задать-таки свой вопрос.       Как Трикси. Хоть младше меня, а держится особняком! Только руки вечно в карманах…       Ладонь потянулась к карману, в надежде обрести каплю такой же непоколебимости: наткнулась на утреннее письмо. А ведь точно! Она ведь ещё вчера собиралась написать весточку родителям: обещала ведь. Неудачное первое знакомство со всеми так выбило её из колеи, что она уснула. Поэтому сегодня после завтрака, она всё же написала его. Даже вместе с дядей нашла конверт. Теперь оставалось только отправить его.       Сложно сказать сколько времени прошло, никто из путников не смотрел на часы, но видимо достаточно, раз мужчина остановился и раздраженно отметил: – Слушай, если ты выглядишь как Жвачка, – навязчивая мысль подсказала ему это прозвище, ага сам бы не додумался, – это не значит, что и вести себя нужно также.       Закончив, он взмахнул опущенными вниз кистями вверх, как бы прогоняя девочку, не удержавшись от очевидного каламбура в конце: – Отлипни!       Стефани, только сейчас подняла в сторону изобретателя глаза, после чего немного замешкавшись, обошла его и зашагала по диагонали примерно на юго-запад. Казалось бы победа, преследователь отступил, вот только как-то просто. Ни сложностей, ни азарта. Стоило развернуться, пойти-таки по своим делам, ему ведь ещё идеи для изобретений придумывать. Вот только вопросы всё появляются и появляются.

Эй, девочки подростки с безэмоциональным лицом на юго-запад не уходят. Эта Бубль-гум явно что-то замышляет.

      Ему ведь ничего не стоило повернуться сейчас в её сторону, даже если этот голос и был прав, разве может произойти что-то настолько ужасное? О, какая прелесть, именно это и происходит. Она идёт к почтовой трубе. Нет, не так. Она идёт к ЭТОЙ ПОЧТОВОЙ ТРУБЕ. Механизм всех предыдущих успешно выведен из строя, но ЭТА, о-хо-хо, ЭТА была по пути в супермаркет, а в тот день мне не нужно было идти туда. И что я сделал? Отложил на завтра, всё разумно. Вот для чего ведутся эти чёртовы списки, вот для ТАКИХ вот ситуаций!

Если ты закончил кричать про себя, может уже остановишь её?

      Как бы не хотелось, ситуация требовала решительных действий: розовые ботиночки были в полуметре от почтового автомата, в отличии от Робби. – Не делай этого, девочка, – запыхавшись начал было мужчина, всё же бегал он не часто, то есть почти никогда. – Ты накличешь на нас беду-ухкх! – перешёл он на крик, поперхнувшись на последней букве.       Сплитц растерялась, её и без того некрепкая хватка ослабла: письмо упало в специальный отсек, после чего скрылось в механизме. Оставалось лишь дёрнуть за рычаг.       Робби, бледный от ужаса или от внезапной физической активности, всё ещё находясь на приличном расстоянии, крутил головой из стороны в сторону, и складывал руки в протестующем жесте «Х».       Его реакция на столько простое действие, как отправка письма по почтовой трубе, вызывала вопросы, возможные ответы на которые, несколько пугали Стефани. Ну в самом деле, разве может её письмо быть чем-то страшным и ужасным, м?

«Дорогие, Мама и Папа!

      Со мной всё хорошо. Это письмо задержится на день, я была так взволнована в день приезда, что забыла вам написать… Получается, это уже мой второй день в Лентяеве, здесь всё так странно! Город пустоват, но самое страшное, что дети не играют на улице! Но ничего, они просто не знают насколько это весело. Как только они увидят, как я забрасываю мяч в баскетбольное кольцо, тут же выйдут со мной играть, хах!       Напишите мне, как только получите это письмо или позвоните. Но лучше, конечно, вам тоже сюда приехать, если получится (:       Дядя передаёт вам привет! Люблю вас, Стефани»       Вот и всё, ничего что могло бы вызвать «такую» реакцию. Ладонь взялась за ручку переключателя, один поворот и письмо исчезнет. Сплитц смотрит на Робби пытаясь понять, почему её действие может навлечь беду. Может машина неисправна? Выглядит вроде целой. Чем дольше она вглядывается в серые глаза, тем не увереннее она сжимает рычаг. Только бы разглядеть в них причину, почему ей не стоит этого делать. Вот только тот, кажется и сам не знают почему. Этой заминки хватило для того чтобы принять решение. Изобретатель уже подошёл к девочке, но ручка уже тронулась.       Первые пару секунд было тихо, для одной это было плохой новостью, второй – выдохнул с облегчением. Роли резко сменились, когда наконец трубка с письмом взмыла куда-то высоко в воздух: неприятно засвистело в ушах.       И без того серые глаза, лишились последних красок, стеклянным, немигающим взглядом Робби уставился на почтовый аппарат, восстанавливая дыхания.       Теперь у Стефани было достаточно времени, чтобы «заглянуть в них». Кажется это было ошибкой… То что она видела, было двойственно, как антонимы, или лучше сказать разные стороны одного диапазона. Этот человек был просто соткан из противоречий, и возможно даже источал опасность? В таких людей, Сплитц не любила погружаться: был высок риск почернеть вслед за ними.       На мгновение во взгляде мужчины промелькнула краска. Красная – недобрый знак. В эту же секунду подошва его обуви с громким стуком впечаталась в стенку аппарата, оставив после себя глубокую вмятину: бил со всей силы. Страх, попавший в организм с быстрым и глубоким вдохом, разливался с кровью по телу, как холодный физраствор, неприятно напоминающий о своем присутствии. Любой другой на её месте отошёл бы в сторону, любой, но не Стефани. Она видела смятение в глазах напротив, массу вопросов, на которые они судорожно ищут ответ, подёргиваясь. Сейчас он не был опаснее слепого, но язык его был всё также остр: –  Всему городу, и в частности ТЕБЕ будет лучше, если он не появится, – невидящим взором, тихо сказал он, возвышаясь над гостьей, закрывая собой свет, создав тем самым свечение по краям и затемняя фигуру в центре.

Мы оба знаем «что» тебе хотелось сейчас ударить, смог бы позволить себе такую роскошь? Да нет, конечно.

      Нет. Он бы не перешёл черту. Иррационально. Откуда это ощущение того, что случится что-то очень плохое? Пальцы вплелись в черные волосы, оттягивая их так, что пару прядей упали на вспотевший лоб. Вспотевший? Бежал достаточно быстро. В висках пульсирует, учащенный сердечный ритм. Нет, это испуг. Лучше подходит. Тревожность, как от тех леденцов. Мысли. Лихорадочно. Мечутся.

 Сфокусируйся! Кто ты?

      Робби. Робби Роттен. Изобретатель. Считаю свою работу идеальной. Совмещаю хобби и доход.

Что заставило тебя так испугаться?

      Безосновательное утверждение. Параноидальное ожидание плохого. Потеря контроля над собой.

Твой страх беспочвенен?

Не знаю.

Где ты? Что было до этого?

      Стою возле почтового аппарата. Я шёл в супермаркет за продуктами, пока не встретил…

Как обстановка вокруг? Что-то угрожает тебе?

      Тихо, как и всегда здесь. Один, и вроде ничего не происходит, только листья шевелятся. Я-я… я в безопасности. А девочка, кажется уже ушла.

С возвращением.

      Протерев лицо, слегка надавливая на глаза, мужчина возвращает себе самообладание. «Сахарной ваты» и вправду нигде не было, только опушенная ручка почтовой машины, доказывает действительность произошедшего. Что ж, возможно теперь она больше не будет преследовать его, учитывая как сильно он сам себя напугал, что уж говорить о ребёнке. Может он просто накручивает себя? О да, это безусловно объяснило бы все сломанные им почтовые аппараты в городе. В любом случае, сейчас, как бы не хотелось отступать, нет ни смысла, ни возможности изменить что-либо. Остается только вернутся на курс к супермаркету, по пути желательно вообще ни о чём не думая (только он так не умел), если и не ради себя, то хотя бы ради Маффин.       Среди повисших в воздухе вопросов, оставшихся без ответов, был и один розовый, заключенный в плотном облаке над головой Стефани «Кто должен появится?». Правда, очень скоро другой, более массивный вытесняет его, заполняя всё пространство для мыслей фразой «Что здесь вообще происходит?».       Рассекая воздушное пространство, почтовая трубка, лишенная какой-либо воли, попадает в область летящего мимо судна.       Кажется очень скоро многое прояснится…