Я стал учителем главного героя (И бывшим вассалом главного злодея)

Луна вросла в мои глаза,

В каждой деревянной вещи хором плакали леса.

Безумием мнимым я обличаю

Безумие мира – он одичалый.

Я изнемогаю от любви, ангельские кружева,

И от благодати кружится голова.

От неба я хочу ответа:

Зачем? Зачем все это?

«Песня юродивой» Дарья Виардо

Ночная мгла окутала землю, подобно густому туману. Ветви елей мирно качались под вой пронизывающего до костей ветра. Луну заволокла гряда туч, так что путникам, пробирающимся по окраине леса, приходилось идти наугад, спотыкаясь о камни и коряги на пути. Мэй Няньцин шагал по влажной земле, не отрывая глаз от небесного свода. Му Цин предупредил, что место, в которое они направляются, находится за несколько миль от городка у реки, и чтобы до него добраться, придется использовать талисман перемещения на короткие расстояния. Но и после прибытия в точку назначения юноша так и не соизволил даже намекнуть о цели их маленькой вылазки. Поэтому советнику ничего не оставалось, как самому на ходу высчитывать их координаты по бледнеющим звездным скоплениям. «Если бы не этот туман! Все небо заволокло, плохо видно. Хм, если я правильно понял, мы находимся где-то на юге от столицы Сяньлэ. Говорят, именно сюда сбежались первые переселенцы Юнани, что решились идти дальше после изгнания из города. Интересно, как они здесь обустроились? Много ли умерло во время странствия? Хватает ли всем воды? Хаа, я и сам бы сейчас не отказался от глотка холодненькой водички. Долго еще идти?» – Му Цин…, – позвал советник, но ученик будто прочитал его мысли и сразу же ответил. – Мы на месте. Осторожнее, не споткнитесь. Здесь могут быть провалы. Раздвинув ветви, Му Цин посторонился, чтобы пропустить наставника вперед. Мэй Няньцин кивнул и вышел на открытую поляну на берегу небольшого озера. Его спокойные воды слегка поблескивали в свете пробивающейся сквозь тучи луны, высокие травы лоснились, точно яркий зелёный шёлк. Лишь неугомонная саранча своим стрекотанием нарушала эту иллюзию вечного покоя. Рядом под широкой кроной молодой вишни советник приметил крохотный домик, увитый вьюнком. Для одинокого, уставшего от мирской суеты человека это было идеальное убежище, для странника – желанный приют. А для доживающего свои последние дни – маленький рай на земле. Му Цин прошел вперед советника и открыл незапертую дверь со словами: – Матушка, я вернулся. Мэй Няньцин застыл, как вкопанный. Нет, он ничуть не удивился, наоборот, он с самого начала все знал. Но внезапная мягкость, проскользнувшая в голосе ученика, щемящая нежность, не свойственная его сдержанной натуре, так сильно поразила его, что буквально пригвоздила к земле. «Какое странное чувство. Меня посвящают в тайну, в которую даже не был посвящен в каноне Се Лянь. Значит ли это, что мои старания не прошли даром? Как наставник, я заслужил доверие ученика, но почему от этого мне совсем не радостно? Почему мной овладевает тоска? Почему так больно в груди? Странно. Не понимаю» – Наставник, – позвал стоящий в проходе Му Цин, – Вы можете зайти. Отогнав мрачные мысли, советник призвал все свое мужество и вошел в дом. В маленькой комнатушке было предельно тихо, даже скрип половиц приглушался этой тишиной, словно пухом. На столике стояла одинокая свеча. Ее мягкий свет слегка касался стен и полов, оставляя кровать у открытого окна в полутени. На кровати сидела щуплая фигура. Не зная, что это живой человек, можно было легко спутать ее с призраком. Фигура с благоговением наблюдала за прячущейся за облаками луной. Как только советник пересек порог комнаты, фигура медленно повернула голову. На советника замутненным взглядом смотрела немолодая женщина. Ее прежде темные длинные волосы покрыла, словно иней, седина. Тонкие руки, что умело управлялись с иглой и творили невероятные вещи, свела судорога. Но на лице женщины не было отпечатка боли или пережитых страданий. Нет. Все ее естество выражало абсолютное спокойствие. Спокойствие того, кто знает, что торопиться уже некуда, а волноваться тем более. – Советник Мэй, – тихо, чуть скрипуче, произнесла женщина, – Вы пришли. Я вас ждала. – Ждали? – невольно вырвалось у советника. – Конечно. А-Цин столько о вас рассказывал. И вот наконец-то мы встретились вживую. Му Цин, стоящий позади советника, тихо вздохнул и, сняв с себя верхнюю мантию, укрыл ею плечи женщины: – Матушка, не сиди долго у открытого окна. Замерзнешь. – Прости, А-Цин, – мягко улыбнулась женщина, – Я скоро его закрою. Только еще немного посмотрю на луну. Ее свет так завораживает. Уже давно смирившись с этой маленькой прихотью женщины, юноша перевел внимательный взгляд на советника и снова обратился к матери: – Тебе нужно согреться. Я принесу воды и заварю чай. – Конечно, сходи. Мы подождем тебя, так что не спеши. Проходя мимо советника, Му Цин чуть качнул головой в сторону стула рядом с кроватью. Мэй Няньцин понял намек. Усевшись напротив женщины, он с интересом стал рассматривать ее черты и осознал две вещи. Во-первых, женщина была наполовину слепа. Она бездумно водила глазами по его фигуре, большей частью изучая его скорее на слух, чем визуально. А во-вторых, своей утонченностью и бледностью Му Цин явно пошел в мать. «Как там в народе говорят? Красота от матери, а характер от отца?» – Если вам холодно, я закрою окно, – проговорила женщина и потянулась к оконной раме. – Нет, мне не холодно, – так же тихо ответил Мэй Няньцин, внезапно для самого себя поежившись, – А вот вам стоит поберечь себя. – А-Цин так боится за меня. Но чего боятся? Мне уже холод не страшен. – Вижу, вы многое знаете обо мне. Но вот я о вас – совсем ничего. Могу я узнать ваше имя? – Конечно. Му Сюин . Так меня зовут. Мэй Няньцин улыбнулся: – Чудесное имя. Оно вам очень подходит. Му Сюин тихо засмеялась, прикрыв веки. В ее хриплом смехе было что-то до боли невинное и чистое. Что-то знакомое, еще с поры далекой светлой юности. Заглянув внутрь себя, советник понял, кого же так сильно напоминала ему эта женщина. Конечно же, родную мать. «Да, мама смеялась точно также. Особенно, когда успокаивала меня после стычек с отцом. Хотя, не знаю, кого она больше хотела успокоить: меня или же саму себя. Было в этом смехе что-то двуличное, отчаянное, унылое. Нет, мне кажется! Му Сюин смеется совсем не так. Или же это в моих воспоминаниях что-то не то?» – Мой муж говорил точно также. Мэй Няньцин вынырнул из своих мыслей и удивленно воззрился на женщину. – Он не был тем злодеем, каким его запомнил народ, – продолжила она, – Он просто желал нам хорошей жизни. Только счастье он видел в деньгах, которых мы были лишены. Он обещал, что оденет меня в лучшие шелка, а сына отправит учиться в лучшую школу столицы. Его стремления были так высоки, а путь, который он избрал, оказался полон лжи и обмана. Однажды он ушел, сказав, что не вернется домой с пустыми руками. На следующий день я узнала, что он убил одного важного чиновника и теперь осужден на смертную казнь. «Глупая вера, что с богатством жизнь изменится к лучшему. Чужие деньги еще никому не принесли добра. К чему эта глупая самоотверженность? Ради семьи? Да, тяжело видеть, как родные люди утопают в нищете, но тяжелее осознавать, что именно ты – причина их несчастий» – А-Цину тогда было лет шесть, – вновь обратила свой взор к небесам Му Сюин, – Он был очень умным ребенком и все понимал. Тогда нас заставили прийти на казнь. Я хотела закрыть ему глаза, но он отнял мои руки и не отводил взгляда до самого конца. Я безудержно плакала, а он и слезинки не пролил. Ох, именно в тот день он и замкнулся в себе. Я была на грани отчаяния. И все же время прошло, и раны постепенно затянулись. Вот только люди ничего не забыли. Клеймо, оставленное моим мужем, ярко пылало на нашем челе. Тут Му Сюин внезапно схватилась за грудь. Скривившись от боли, она даже не застонала, стойко сдержав все в себе. Мэй Няньцин придержал ее за руки и подивился, насколько же они были холодны. – П-простите, – тяжело дыша, еле выговорила женщина, – Это пустяки. Скоро все пройдет. – Часты у вас боли в груди? Женщина покачала головой. Она не хотела говорить о своей боли, но и во вранье не видела смысла. Даже абсолютно не сведущему в медицине было ясно, как день, что дела ее плохи. – Знаете, – чуть коснулась руки советника Му Сюин, – Сегодня чудесный день. Ведь мне выпал шанс лично отблагодарить вас. – За что вы хотите меня отблагодарить? «Не нужно. Я ничего не сделал» – После смерти мужа я начала упорно работать. Да, порой на меня смотрели косо, отказывались платить, но все же мне удавалось найти подход к клиентам даже с такой репутацией. Но А-Цин… Он был другим. Он всегда усердно выполнял свою работу, не ленился и не грубил. Но люди видели в нем отражение его отца. И это вызывало у них отторжение и даже гнев. Я теряла голову от беспокойства. Не знала, как поступить. Как защитить мое дорогое дитя. И вот случайно я услышала, что в монастырь на горе Тайцан набирают послушников. О, моему счастью не было предела, когда вы приняли моего сына в свои ряды. «Да, это замечательно. Вот только вы не знаете, что нападки на вашего сына не закончились даже после переселения на Тайцан. Так что благодарить тут не за что. Мой предшественник не проявил ни капли сочувствия, закрыв глаза руками, как обезьянка Мидзару » – Я была так рада. Мой А-Цин обучился грамоте и письму. Встал на путь благородного самосовершенствующегося. И все благодаря вам. – Нет, – не выдержал Мэй Няньцин, убрав руки в рукава, – Вам стоит благодарить не меня, а Его Высочество наследного принца. Именно он заметил Му Цина и сделал своим личным слугой. Если бы не принц, Му Цин бы не достиг таких высот. – Вы правы, – ничуть не смутилась Му Сюин, – Его Высочество неземной человек. Наш дорогой принц, чистый и телом, и душой, что был так несправедливо обвинен и растоптан… Бедное дитя. Мне его так жаль. Он столько всего сделал, и не только для А-Цина. Для всего народа Сяньлэ он стал защитником и благодетелем. Ах, если бы не эта засуха в Юнани… – Такова воля судьбы, – глухо бросил советник, лишь бы остановить непрерывную речь женщины. Воспоминания о мятеже еще больно отзывались в его сознании, и ему не хотелось снова погружаться в тот кошмар. Му Сюин заметила перемену в настроении собеседника и на миг умолкла. Но сдаваться она не собиралась. Дав советнику немного времени прийти в себя, она положила руку на сердце и настойчиво продолжила: – Я безмерно благодарна Его Высочеству. Для А-Цина он стал настоящим союзником и другом. Но и вы заняли не последнее место в его сердце. Мой сын был так рад стать вашим личным учеником. Вы не представляете, сколько он ждал этого момента. «Да.…Но я сделал это лишь из чувства жалости. Даже не так. Скорее из прихоти. Простой прихоти того, кто имеет такую власть. Только и всего» – Я никогда не видела его таким счастливым, – с жаром выдохнула любящая мать, – Обучаться у вас было его заветным желанием. Ваша доброта дала ему шанс стать тем, кем он всегда мечтал быть, но боялся или из-за статуса не мог сметь желать. Вздрогнув от холода, Мэй Няньцин потерял бдительность, и этим воспользовалась Му Сюин, вновь схватив его за руку: – Это все вы. И я от всей души благодарю вас, советник Мэй. В этот момент в комнату вошел Му Цин с подносом в руках. За это время он успел набрать воды и приготовить травяной чай, будучи в соседней комнате. Как бы он не хотел подслушивать чужой разговор, тонкие стены и полная тишина сами предоставили ему такую возможность. И он не посмел отказаться. Му Цин слышал лишь обрывки фраз, но даже так юноша прекрасно понял, что хотела донести его мать. Он терпеливо ждал, жадно прислушиваясь, но, так и не дождавшись ответа советника на последние слова матери, сдался и вышел из тени. Он ожидал увидеть все: от учительского благоговения до выражения полного неудовольствия. Но если его матушка вымученно, но улыбалась, то советник выглядел в разы хуже. Даже в полутьме была заметна его болезненная бледность. Прикусив губу, он угрюмо хмурился и смотрел куда-то сквозь стену. Кончики его пальцев дрожали, как и его плечи. Был ли всему виной холод, Му Цин точно сказать не мог. Но одно он знал наверняка: Мэй Няньцин снова «просто задумался». Четвертый раз за этот долгий день. – Наставник…, – хотел было позвать Му Цин, но его матушка предупредительно покачала головой. К удивлению юноши, наклонившись, она мягко обняла советника и невесомо провела загрубевшими пальцами по его спине. На мгновение Мэй Няньцин расслабился и прикрыл глаза. Му Цин испугался, что советник вот-вот упадет в обморок, и, быстро подбежав к кровати, схватил его за плечи. От этого внезапного касания советник вздрогнул, резко открыл глаза и обнаружил себя буквально зажатым между сыном и матерью. – Я…, – пробормотал Мэй Няньцин, не зная, что сказать. – Все хорошо, – словно успокаивая ребенка, промолвила Му Сюин, – Вы просто устали. Вам нужно поспать. – Это точно, – вздохнул советник и задрал голову, чтобы встретиться взглядом с учеником, – Му Цин, я в порядке. Можешь больше меня не держать. Юноша скривился, будто от удара. Он ему не верил. Как после такого вообще можно поверить, что все в порядке? Нет, это была откровенная ложь. Так же часто лгала мать, говоря, что ей совсем не больно и не тяжело. Так же когда-то солгал отец, пообещав, что обязательно вернется домой. Одно дело, когда лгут чужие люди, до которых тебе и дела нет, но совсем другое – родные и так желанные твоему сердцу и душе. Их не оторвать от себя и не забыть. Ими лишь дышать и задыхаться от боли до самого последнего конца. – Чай, – вывел Му Цина из транса глухой голос советника, – Ты обещал принести нам чай. – Да, – отвернулся Му Цин и потер в бессилии лицо, – Да, вам двоим нужно согреться. В полной тишине мать, сын и наставник грели руки о теплые чашки и смотрели на блуждающую по небу луну. Никто ничего не говорил. В словах не было надобности. Каждый утопал в своих мыслях. Лишь сверчки продолжали петь свои унылые песни, не заботясь о чужих чувствах. Время перевалило далеко за полночь. Божеству пора было возвращаться на Небеса, а советнику – домой, к первому ученику и его семье. Му Сюин стоически держалась весь вечер, но под конец все же тяжело легла на подушку и прикрыла уставшие глаза. – Простите, что не могу вас проводить, – извинялась она, держа советника за руку, – И спасибо, что уделили время этой больной женщине. – Это вам спасибо, госпожа Му. Вы напомнили мне о важной вещи. Я никогда не забуду ваших слов. Пусть Небеса будут к вам благосклонны, а дальнейший путь – легок и чист. Благословляю вас от всей души. Я верю, вы обязательно найдете свою любовь на той стороне. Он будет вас ждать. Пробормотав молитву небесам, Мэй Няньцин наклонился и коснулся губами холодного лба женщины. Кроткая улыбка застыла на ее устах, душа обрела желанный покой. Выйдя из хижины, советник полной грудью вдохнул холодный ночной воздух, осознанно понимая, что его дела обстоят куда хуже дел умирающей женщины. Внезапные наплывы воспоминаний все чаще и чаще стали выдергивать его из реальности. И это начинало серьезно напрягать. И даже пугать. «Похоже, стоит основательно заняться медитацией. Это уже никуда не годится. Сегодня я уже чуть не попал под горячую руку демоницы, и только благодаря Му Цину меня не превратили в решето. А если бы его не было рядом.… Ох, в следующий раз мне может так уже не повезти» – Наставник, пойдемте. Я верну вас обратно, к хижине. Му Цин ждал его на перепутье. Холодный ветер раздувал его длинные волосы, прикрывая бледное лицо. Мэй Няньцин кожей ощущал беспокойство ученика, но в данный момент не мог подобрать слов, чтобы хоть как-то его успокоить. «Уже четвертый раз я предстаю перед ним в таком неподобающем свете. Но как мне оправдаться? Сказать, что страдаю от расстройства личности? Извини, ученик, твой учитель просто сумасшедший, что не в состоянии справится с собственными эмоциями. За учителем бегает и ищет отмщения древняя хтонь, так еще и дух предшественника порой дурит голову. Боже, ну что за бред?!» – Наставник, – окликнул его Му Цин, – Спасибо, что пошли со мной. Матушка уже давно хотела с вами увидеться. Я думал познакомить вас в более спокойной обстановке, не отвлекая наставника от дел, но она слабеет с каждым днем. Поэтому сегодня я решил воспользоваться возможностью и исполнить ее мечту. Надеюсь, вы простите меня за эту недосказанность. – Конечно, прощу. Я и сам был рад поговорить с твоей матушкой. Невольно я даже вспомнил о своей матери. Скажи, ты ведь приносишь ей лекарственные травы из Небесной столицы? Неужели даже божественные отвары не помогают? Му Цин горько покачал головой: – Нет. Я перепробовал все. От земных до небесных лекарств. Но видимо судьбы не избежать. Ей…суждено умереть. Я…для меня… Сжалившись, Мэй Няньцин приобнял ученика за плечи и проговорил: – Не вини себя. Ты сделал все, что мог. Твоей матушке очень повезло, что у нее есть такой замечательный сын. Му Цин, ты сильный и смелый человек. Матушка тобой очень гордится. И я тоже…очень горжусь. Иди смело тем путем, что ты сам избрал. И помни, что мы верим в тебя. Поэтому и ты поверь в себя. У тебя все получится. Му Цину очень не хватало этих слов. Всю свою сознательную жизнь он провел в тени старших духовных братьев, Фэн Синя, Его Высочества наследного принца. Никому не было дело до его чувств. Се Лянь защищал его, но почему-то это только расстраивало, еще раз подтверждало его ничтожность. А ведь ему так хотелось стать равным своему господину, доказать, что он тоже чего-то стоит. И не только чистить обувь и стирать белье. Но и оберегать. Своей силой, своим умом. Своим сердцем, которое тоже было способно любить. Постояв еще немного в объятиях наставника, Му Цин первым отстранился и устало потер глаза. На сегодня душевных терзаний ему было вполне достаточно. Да и не только ему самому. Советник начинал засыпать на ходу, и ученик решил больше не мучить своего учителя. Му Цин перенес их с советником за несколько метров от хижины. Это было весьма удобно, не нужно было плестись через весь лес в полной темноте. Не решаясь подойти ближе, юный бог хотел уже попрощаться, но советник его перебил: – Му Цин, могу я задать тебе последний вопрос? – Да, конечно, – слегка напрягся Му Цин. – Я очень долго думал об этом. Но даже если ты не ответишь, я все же спрошу. Скажи, ты знаешь что-нибудь о судьбе Ци Жуна? В темноте советник не мог толком разглядеть выражение лица ученика. Тень скрыла его черты, вместо лика образовав непонятное нечто, не поддающееся разъяснению. Молчание затягивалось, и только советник открыл рот, чтобы хоть как-то оправдаться, как тьма ответила ему холодно и четко, подобно удару гонга: – Нет. Мэй Няньцин тяжело вздохнул. «Это было ожидаемо. Лошэнь предупреждала, что он пойдет по стопам партизан, но все равно обидно. Эх, Ци Жун, Ци Жун. Где ж тебя искать то?» – Понятно, – кивнул советник, – Спасибо за ответ. Развернувшись, Му Цин бросил прощальное «Берегите себя» и растворился в темноте. – А теперь спать, – в небо сказал Мэй Няньцин, – Только спать и ничего больше. Но и сегодня ему не было дано спокойно лечь на боковую. Только он ступил на тропу к дому, как из-за угла к нему тут же выскочили три тени и прошмыгнули под подол. Мэй Няньцин распахнул верхнюю мантию и лицезрел своих кукольных друзей, испуганно жавшихся к его ногам. – И как это называется? Три великих горных духа у бродяги в ногах? Куколки задрожали и плавно переползи через его одежду в рукава. – Подождите, – осенило советника, – Вы так трепетали только, когда… Не церемонясь, советник вытряхнул кукол на ладонь и требовательно вопросил: – Он был здесь? Отвечайте! Или…он до сих пор еще… Куклы спрятали личики в своих маленьких ручках. Их накрыла настоящая паника. Не дождавшись внятного ответа, Мэй Няньцин взмахнул рукавом и быстрым шагом направился к хижине. Чем ближе он подходил к дому, тем больше ощущал следы чужого присутствия. Цзюнь У не особо то и скрывал свою ауру. В этом просто не было никакой необходимости. Владыка принципиально хотел показать, что именно он был здесь. Он, и никто иной. «Он же обещал, что сегодня ночью оставит нас в покое! Черт, плохое у меня предчувствие. Очень плохое!» Распахнув скрипучую дверь, советник замахнул ногу, чтобы пересечь порог, но так и застыл, боясь сделать шаг. Комната утопала во тьме. На столе стояла одинокая свеча, подобная той, что освещала дом матери Му Цина. Вот только свет от этой свечи не был в силах осветить даже поверхность стола, настолько мрак пропитал помещение от стен до углов. Рядом на стуле, закинув ногу на ногу, сидела фигура и что-то лениво вертела в руках. Мэй Няньцин сразу же насторожился, воззвав к своему шестому чувству. Первое, что ему пришло в голову, было злостное имя – «Цзюнь У». Но присмотревшись, советник понял, что ошибся. Фигура была слишком щуплой по сравнению с рослым и высоким владыкой. Но и здесь нельзя было быть уверенным. В прошлый раз император небес устроил знатный маскарад, прикинувшись падшим принцем. И кто знает, не решил ли он устроить новый показ так полюбившегося ему лица. Устав думать, Мэй Няньцин перешел порог и вполголоса позвал: – Ваше Высочество, это вы? От порыва ветра пламя свечи заходило ходуном, осветив часть лица белой фигуры. В руках человека что-то блеснуло. Советник с ужасом понял, что это был меч. – Да, наставник. Это я, – прошелестел в темноте голос Се Ляня. – Почему вы не спите? И…что это вы делаете? – Я ждал вас, – провел пальцем по лезвию клинка принц, – Где вы были? Ужин уже давно остыл. – Фэн Синь вам ничего не объяснил? – прошел вперед советник, стараясь вести себя более менее обыденно. – Объяснил. Сказал, что Му Цин объявился в городе, передал вам еду и даже помог с поимкой злого духа. Кстати, ваши куколки весьма очаровательны. И очень похожи на вас. Как только всучили мне мешок, сразу же убежали на крышу играть в карты. «Он что, пытается запутать меня, перескакивая с одной темы на другую? И вообще, нормально ученику под покровом ночи поджидать своего учителя с клинком в руках? Так, спокойно, без паники. Может, я надумываю себе лишнего, и мальчик просто так разволновался, что не смог уснуть. Да. И стал ждать. С мечом…» – Спасибо за комплимент, – обогнул стол с другой стороны советник, – Только вот духа мы еще не поймали. А Му Цин сам предложил свою помощь, так что мы решили не отказываться от дополнительной духовной поддержки и пойти вместе. – Вот как. Но что такого вы решили обсудить с ним после дела, что задержались аж до ночи? Мэй Няньцин уловил нотки недовольства в речах ученика и спокойно ответил: – Я давно его не видел. Вот и захотел расспросить о жизни. Как и он о моей. Вот и все. «Чую, не стоит пока рассказывать о визите к матушке Му. Что-то здесь не так. Слишком холодно и неуютно. Еще и этот запах. Здесь случаем никто не умер? Может, Его Величество уже того…» – Му Цин теперь младший служащий Небес? – невзначай бросил Се Лянь, посмотрев на свое отражение в клинке, – Как его дела? Что говорят на Небесах о его повторном возвращении? Сулят ли ему высокие вершины? «Что за вопросы такие пошли? От кого ты понабрался этой желчи? Ух, как плещет, только успевай собирать и продавать на змеином рынке» – Этого Му Цин мне не поведал. Се Лянь фыркнул от смеха: – Не поведал? О чем же вы тогда с ним говорили полночи? «Так, почему этот разговор все больше напоминает диалог между матерью и вернувшимся поздно с гулянок сыном? Я взрослый человек, а должен оправдываться, как дитя малое? Ну уж нет!» – Ваше Высочество, это был приватный разговор. Какое бы ни было ваше отношение к Му Цину, стоит уважать хотя бы его право на неприкосновенность личной жизни. И мое тоже, раз зашла об этом речь. Се Лянь скривился так, будто получил удар под дых. Давненько он не слышал подобных замечаний в свой адрес. Поджав губы, он демонстративно отвернулся, не решившись озвучить свои мысли вслух. Ученическое уважение перед почтенным наставником еще никто не отменял. Воспользовавшись заминкой, Мэй Няньцин обратил внимание на меч в руках юноши. В один миг ему показалось, что клинок словно налился кровью, но, к счастью, то был лишь отблеск от свечи. – Это ведь Хунцзин? – вслух спросил советник, не отрывая взгляда от меча. – Да, – буркнул Се Лянь и поднял лезвие на уровень своих глаз, – Это единственный клинок, что у меня остался. Остальные мы уже заложили. «Красное зеркало. Меч, проявляющий истинную сущность демонов. Я конечно не нечисть, но если посмотрюсь в него, кого я там увижу? Свою нынешнюю личину, себя из прошлого или же что-то вперемешку из первого и второго?» Поддавшись интересу, советник подошел к принцу со спины и посмотрел на отражение в клинке. Одна вещь его порадовала. Се Лянь не был замаскированным владыкой. В мече отражалось его худое бледное лицо. Вторая же вещь вовсе не удивила. Меч отразил его собственное лицо без каких-либо изменений. – Зачем вы его достали? – поинтересовался Мэй Няньцин, – Если хотите отполировать, то лучше заняться этим при свете дня. Поранитесь еще. Да и зрение испортите. Глаза Се Ляня мрачно сверкнули на поверхности холодной стали: – Советник, я уже не дитя и не нуждаюсь в подобных наставлениях. Я – наследный принц Сяньлэ и бывший бог войны. Для меня, что быть сожженным в огне или быть проткнутым сотней мечей, – сущий пустяк. Не забывайте об этом, пожалуйста. Голос принца стрелой пронзил сознание, воззвав к неприятным воспоминаниям впечатлительного читателя. Одна из самых отвратительных и кровавых сцен новеллы буквально встала перед глазами, словно пережитая наяву, а не прочитанная глубокой ночью под одеялом в свете карманного фонарика. Отчаянный крик боли, кровь, бархатом устилающая алтарь, и разодранное нечто, оставшееся от тленного тела. Все перемешалось, слилось в единый поток. Поток неизмеримого страдания. Спасите! Спасите, спасите, спасите! Спасите, спасите, спасите, спасите, спасите-спасите-спасите-спасите-спасите-спасите!!! Больно, больно, больно, больно, больно, больно… Похолодев от ужаса, советник с силой впился в запястье принца и потянул на себя. Се Лянь возмущенно зашипел, но увидев выражение лица наставника, испуганно замер. Смертельно бледный даос рвано, через силу, натужно выдавил: – Не смейте… Никогда… Слышите… – Н-наставник? Мэй Няньцин пугал. Рука, все еще сжимающая запястье принца, мелко дрожала. Зрачки сузились, на лбу выступил холодный пот. – Никогда не говорите таких отвратительных вещей. Даже в мыслях не смейте их произносить! Вы еще не знаете, что это за боль. И я надеюсь, что никогда не узнаете. Я молюсь на это! Я живу этим желанием каждый божий день! – Наставник, успокойтесь, – не на шутку взволновался Се Лянь, повертев схваченным запястьем. – Вы меня услышали?! – Я… – Ваше Высочество, помимо всего прочего, вы в первую очередь человек. Живой человек, такой же, как ваша мать, как ваш отец. Как и я, в конце концов. Вы также испытываете жажду и голод, отвращение и наслаждение. И боль не исключение. Боль, что сводит с ума, что разрывает душу на куски. От нее не спастись ни на Небесах, ни в Аду. Боль, что сопровождает блуждающие души, что убивает и снова воскрешает. О, вы не знаете.… Еще не знаете. – Наставник, хватит… Мне больно! Слово «больно» вмиг отрезвило советника и заставило отпрянуть от испуганного принца. Се Лянь потер больное запястье, удивляясь силе своего на вид физически слабого наставника. Для Мэй Няньцина же эта сцена напомнила случай в чайной. Только в этот раз он был на месте Му Цина, а «жертвой» уже выступил его первый ученик. «Неужели в глазах Му Цина я выглядел точно также? О боги, что я наделал?» – Ваше Высочество, – смягчил тон советник, опустившись на колени у ног принца, – Простите меня. Я не хотел вас напугать. Но ваши неосторожные слова в будущем могут сыграть с вами злую шутку. Я очень ценю вас и не хочу, чтобы вы испытывали боль. Поэтому прошу, не говорите так о себе. Хотя бы ради тех, кто вас безмерно любит и желает вам добра. Этот мир жесток, но это не значит, что нужно поддаваться его течению и взращивать ненависть к себе и другим. Да, сейчас вам кажется, что вас несправедливо скинули вниз, втоптали в грязь, и нет больше в мире света, и возможно не было никогда. Но это не так. Мир полон контрастов. И только вам решать, каким цветом наполнить собственную жизнь. Все это время Се Лянь не двигался, потупив от стыда глаза. Он не знал, почему вдруг его лицо вспыхнуло, а в носу противно защипало. И только сейчас до него дошло, какую же глупость он сморозил, уязвленный своей же слабостью. Не в силах что-то ответить, он сжимал ножны меча на своих коленях и угрюмо молчал. Мэй Няньцин взял его за руки и продолжил мягко увещевать: – Ваше Высочество, посмотрите на меня. Еще не конец. Далеко не конец. Вам суждено пройти много дорог и узреть множество судеб, так схожих с вашей. Я знаю, что вы пропустите все мои наставления мимо ушей, эта природа всех учеников, только-только вступающих на жизненный путь. Но сегодня я побуду привередой и попрошу пообещать мне лишь одну вещь. – И какую же? – глухо вопросил Се Лянь. – Не причиняйте без надобности самому себе боль. Пожалейте этого бедного наставника. «А то он и так уже не выдерживает» Се Лянь ответил не сразу. Нахмурившись, он мучительно переваривал сказанное советником, чувствуя на коже приятное тепло от чужих рук. В голове все перемешалось, ему требовалось больше времени для размышлений. Но чтобы успокоить советника, он все же сказал: – Хорошо. Я обещаю не причинять самому себе боль. – Вот и славно, – слабо улыбнулся советник и встал с колен, – Уже поздно. Если не ляжем прямо сейчас, утром будем под стать восставшим цзянши. – Да, вы правы. Но Се Лянь не спешил уходить к себе, продолжая благоговейно ласкать Хунцзин, словно собственное дитя. На вопросительный взгляд советника он смущенно пробормотал: – Это подарок владыки. «Ах, точно. Цзюнь У был тем, кто даровал Красное зеркало вознесшемуся Се Ляню. Как иронично. Ведь впоследствии именно этот меч и раскрыл истинную сущность Небесного Императора. Как говорится, бросил семя и сквозь века вкусил кислый плод своей же благосклонности» – Вижу, вы им очень дорожите, – заметил советник. Се Лянь горько улыбнулся: – Да. Мне очень дорог этот меч. Хоть он совсем бесполезен в бою с нечистью, у него есть свой удивительный талант. Прямо как у вас. Наставник, я уверен, если бы вы были мечом, то звали бы вас Хунцзин. «Хунцзин? Это вряд ли. Скорее уж Яньчжэнь . Ведь в этой жизни я чист, как младенец. Ох, нашел, чем гордится, бывший извращенец» – Я то кукла, то меч. Ваше Высочество, вы уж определитесь. Впервые за этот вечер принц радушно засмеялся, оставив хмурые мысли за пределами сознания. Мэй Няньцин вторил ему, но оставался настороже. Запах смерти бил по обонянию, заставляя всматриваться во тьму в ожидании новой встречи со своим главным страхом. – Меня лишь огорчает, что я потерял ваш подарок. Советник удивленно вскинул голову. Се Лянь стоял у двери своей спальни, смотря в пустоту. Перед ним вспыхивали один за другим бледные огни воспоминаний. Во взгляде застыла всепоглощающая печаль. – Тот нефрит, оберегающий от зла, что вы подарили мне на семнадцатилетие. Я потерял его еще тогда, на Горбатом склоне. И мне до сих пор ужасно стыдно. «Ничего страшного, мой дорогой. Эту подвеску украл Сюй Лин и использовал в качестве сосуда для обиженных душ погибших жителей Юнани. Пфф, «сущий пустяк». Черт, а ведь этот ублюдок сейчас, небось, спит на моей кровати в стенах моей обители. Как вспомню его самодовольную рожу, так злость берет! Надо бы в будущем наведаться на гору Тайцан. Черта с два я оставлю все, как есть!» – Не терзайте себя понапрасну, – махнул рукой советник, – В этом нет вашей вины. – Хорошо. Тогда я пойду. Спокойной ночи, наставник. Се Лянь развернулся, чтобы уйти к себе в комнату. Пламя свечи заходило ходуном. От усталости Мэй Няньцин на мгновение прикрыл глаза, а когда открыл вновь, его взору предстала фигура в белых одеяниях. В нос ударил едкий запах крови. Холод был настолько пронизывающим, что хотелось умереть на месте. Еле пошевелив языком, советник судорожно позвал: – Ваше Высочество! – Да? – раздался во тьме спокойный голос Се Ляня. – Ваше Высочество, скажите, здесь…, – Мэй Няньцин опасливо провел взглядом по комнате, – В мое отсутствие кто-нибудь приходил сюда? – А вы кого-то ждете? – Нет. Просто ответьте. Здесь был кто-то чужой? Полуобернувшись, Се Лянь внимательно посмотрел на советника и весьма обыденно ответил: – Ну кто может прийти сюда, в эту глушь? Только охотники за наградой, либо призраки, жаждущие отмщения. Мэй Няньцин собирался уже облегченно выдохнуть, как Се Лянь с ехидной улыбкой добавил: – Но даже если кто-то и был здесь. Это уже мое дело. Я тоже имею право на неприкосновенность личной жизни. Сказав это, принц вошел в темную комнату и с хлопком закрыл за собой дверь. Советник так и остался стоять с открытым ртом, отрешенно думая, что где-то его методика воспитания начинает серьезно хромать.