Все виды моего оружия

Первое, что я слышу, это настойчивый голос майора Финнера неподалеку: — С ней должен остаться хотя бы один гвардеец. Ему отвечает бесстрастный голос капитана Аккермана, который едва не заставляет меня открыть глаза. — Зачем? В прошлый раз ей не было от вас никакого толку. — Она же леди! — снова майор, на этот раз возмущенно. — Поэтому вы держали ее связанную с разведенными ногами среди толпы военных? В вашу гвардию, что, набирают евнухов? — язвительно спрашивает элдиец. Кажется, я слышу скрип зубов майора. В диалог вступает незнакомый женский голос: — Ладно-ладно, мы не против. Хотя целомудрию вашей леди у нас ничего не грозит, мы можем ей дать защиту из женщин. — И его?! Я не знаю, на кого Финнер показывает, но этот кто-то явно кажется ему неподходящей кандидатурой. — Если вас не смущает, что ваша леди обращается в огромного бронированного мужика и бегает с голой задницей с мечом наперевес, то вряд ли я нанесу ей больший вред. Это уже слишком! Я вскидываюсь и пытаюсь сесть, но вернувшееся головокружение убеждает меня вернуться в прежнее положение. Я лежу в какой-то повозке, если не сказать телеге, но на лавке, не на полу, и под спину мне постелили зеленый плащ разведчиков, что можно считать добрым знаком. Рядом свалены вещевые мешки, ящики, ржут запряженные кони. Снаружи доносятся оживленные голоса, запахи костра, еды, человеческого жилья. Очень мирные голоса, будто стычка на побережье, погоня и похороны мне приснились. В поле моего зрения появляется Руни, перелезающий через бортик повозки и садящийся рядом. — Очнулись! — восклицает он, улыбаясь, и протягивает мне баклажку. — Пить хотите? Моих сил хватает только на то, чтобы кивнуть и сразу припасть к воде, холодной до боли в зубах. Пью жадно, так, что почти давлюсь. Остатками воды умываюсь, склонившись над бортом повозки, и тогда вижу, что мы стоим недалеко от лагеря пленных, оживленного, как потревоженный муравейник. Кажется, приехало пополнение разведчиков, среди палаток мелькают незнакомые лица. Замечаю высокую фигуру Микасы рядом со светлой макушкой какого-то парня, вокруг кружком стоят Саша, Жан и Конни. Неподалеку майор Финнер с перевязанной рукой разговаривает с капитаном Аккерманом и высокой женщиной с повязкой на глазу. Будто почувствовав мой взгляд, она оборачивается и машет рукой, и я испуганно сажусь на место. Что происходит? Почему они так мирно беседуют? Где остальные гвардейцы? И главное: почему я в телеге? — Скоро поедем, сейчас командующий раздаст указания. — Кто? — глупо переспрашиваю, переводя взгляд на мальчишку. Выглядит Руни неплохо, бодрый, румяный, с горящими глазами. Очень странно, что меня охраняет не толпа разведчиков, как тот же отряд Флока, а всего один мальчишка, едва оправившийся от ранения. — Командующий, — Руни забирает у меня баклажку. — Хотите еще? Прилично было бы сказать нет, но обезвоженный организм требует столько воды, сколько смогу достать. Хватит одного раза, когда я сомлела, как малокровная девица. — Да, спасибо. — Сейчас принесу. И он просто перемахивает через бортик и уходит к лагерю, оставляя меня одну. Что творится в головах у их командования, если сначала мне грозятся и не отпускают ни на шаг от себя, а потом так легко оставляют в одиночестве? Не говоря уже о том, что Руни бы не скакать по лагерю, а отлеживаться еще хотя бы несколько дней. — Ну, здравствуй! К повозке подходят капитан Аккерман с женщиной в очках, и неизвестная по-мужски протягивает мне руку. Ее голос полон такого восторга, что мне не по себе. — Поразительно! Ты и есть титан-Молотобоец? Как же я мечтала увидеть тебя! Ее глаз и вправду горит нездоровым энтузиазмом, на лице широкая улыбка. Непривычное ощущение, когда кто-то незнакомый говорит, что мечтал увидеть тебя. — Значит, ты еще один доброволец? Почему же ты ничего не сказала? Леви сказал, ты хочешь увидеться с нашими Колоссальным и Атакующим, это так? Под градом ее вопросов я теряюсь, не зная, на который ответить первым. Эта женщина с ходу приняла очень фамильярный тон, будто мы давно знакомы, поддержать который я не могу. Насколько же плохо я сейчас выгляжу, если со мной так разговаривают… Капитан Аккерман, в отличие от нее, смотрит на меня привычно хмуро, и я смотрю на него в ответ как на единственную константу в их сумасшедшем парадизском мире. Когда молчание затягивается, незнакомка немного удивленно поворачивается к капитану. — Х-мм, Леви, ну давай ты, раз с тобой наша гостья разговаривает. — Ты забыла представиться, — по-прежнему глядя на меня, отвечает Аккерман. — Ах, да, точно! — она хлопает себя по лбу и снова протягивает мне руку. — Главнокомандующий Разведкорпуса Ханджи Зое. Я осторожно отвечаю на рукопожатие, слегка сжимая широкую крепкую ладонь. Женщина-главнокомандующая? Такое в Марлии я и представить себе не могла. — Лара Тайбер. Рада знакомству с вами. Мое имя впервые звучит на острове, и я осознаю, что не представлялась так с тех пор, как стала наследницей титана. Это когда была жива мама, мы частенько отправлялись на званые обеды, суаре, балы, в театры, на прогулки — и везде я была Ларой Тайбер, младшей дочерью герцога Тайбера. «Ах, какая миленькая девочка, у меня племянник ее возраста», «такая скромность в наши времена стала редкостью», «вы хорошо воспитали вашу дочь, Ирен», «подскажите адрес вашей модистки, платье невероятно!». Все это — суаре, племянники, воспитание, платья — было отброшено, забыто, когда на его смену пришла безликая, безымянная часть дома Тайбер, девушка в переднике, не то служанка, не то приживалка. А за пределами дома появилась Лаура Тайлер, элдийская медсестра, безродный призрак, существующий только на бумаге, желтая повязка, красный сектор картотеки органов общественной безопасности. И вот, спустя десять лет, мое имя прозвучало под небесами Парадиза. Только в отличие от семнадцатилетней владелицы этого имени, одетой в платье по последней моде, с фамильным жемчугом на шее и благонравно потупленным взглядом, его произнесла неказистая замарашка в потрепанном платье и военных ботинках, в крови, поту и грязи. Островитяне, конечно, не понимали иронию этого момента, Ханджи крепко стиснула мою руку и широко улыбнулась. Улыбка у нее была искренняя и немного безумная. — А мы-то как рады… Итак, Лара, зачем тебя послал Зик? — Зик? Отвечать вопросом на вопрос невежливо, но мое удивление слишком сильно. Единственный Зик, которого я знаю, это Зик Йегер, владелец Звероподобного, но знаю я его только по отчетам под грифом «секретно», да пару раз видела мельком в Ребелио. Я вопросительно смотрю на Зое, и недоумение на ее лице сменяется растерянностью. Рядом стоящий Аккерман едва заметным движением касается ногой ботинка командующей, и она отмирает. — Ну ладно, пора ехать, позже поговорим. — Куда ехать? Определенно, наш разговор не клеился. — Увидите, — капитан поставил точку в диалоге и, прихрамывая, сошел с повозки. — Руни, где тебя носит? Сказано находиться здесь, так находись. Подошедший Руни бросил беглый взгляд на меня, но не выдал причину отлучки. — Набирал воду в дорогу, капитан. Есть не отлучаться. Мальчишка пропустил спустившуюся на землю Ханджи Зое и сел рядом со мной, передавая наполненную баклажку. На этот раз я сделала пару глотков и вернула ее владельцу. Кто знает, как далеко нам ехать. — Вы знаете, куда мы едем? Разведчик замялся, но все же ответил: — Мы называем это место лесом гигантских деревьев. Там одна из наших тренировочных баз. Вообще там уютнее, чем здесь, — словно уговаривая меня, сказал он. — Там ваша тюрьма для титанов? Там когда-то ловили Женскую особь, логично, что меня отвезут в самое удобное для использования УПМ место. На побережье Разведкорпусу негде разгуляться с полетами. Руни удивленно смотрит на меня. — У нас нет стольких титанов, чтобы сооружать для них отдельную тюрьму. Честность его ответа обезоруживает. Мы молча смотрим, как к повозке подтягиваются самые разные люди, словно она на какое-то время стала центром притяжения лагеря. Капитан Аккерман прощается с командирами отрядов, дает наставления уже виденному мной Барису, Саше и Конни. Жану он на прощание говорит: — Как распределят всех марлийцев, приезжайте. Если понадобитесь раньше, вас позовут. Микаса подходит вместе со светловолосым парнем, помимо своих вещей она несет мою сумку, и я чувствую признательность. Есть что-то успокаивающее в том, что мне возвращают вещи. По крайней мере, не собираются есть сразу. Командующая разговаривает с Финнером, какими-то незнакомыми мне разведчиками, и я пристально всматриваюсь в их лица. Ребята говорили, что с ней должен был прибыть Эрен Йегер, так значит, он где-то среди них. Микаса садится рядом со мной, не произнося ни слова, а ее спутник, расположившись напротив, разглядывает меня с непонятным волнением. — Я Армин, — наконец произносит он мягким голосом, и я представляюсь в ответ. Снова звучит мое имя, но на этот раз это не ощущается неправильным. — Вы первый титан, прибывший к нам с Марлии и не убивший никого из жителей острова, — неожиданно произносит он, и я удивленно смотрю на него. — Я и не собиралась. Мне очень жаль за эту стычку с гвардейцами моего дома… — Они рассказали, что их целью было вернуть вас на материк, лишние жертвы им были не нужны. Верно, их приоритетной задачей всегда была защита членов моей семьи. — Мне сказали, что вы ищете Колоссального титана, — продолжил Армин, и я невольно посмотрела на приближающегося к нам капитана Аккермана. — Да, верно. — Это я. Разведчик произнес признание так просто, что мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать значение его слов. Это такая особенная стратегия, чтобы запутать противника? Все встречные разведчики будут называться титанами, чтобы враги не угадали, кто именно? — Стоит оставить вас одних, как ты уже выдаешь государственные тайны, — устало проворчал капитан, усаживаясь рядом с Армином. — Вроде выросли, а язык держать за зубами не научились. Арлерт, давно на трибунале не был? Армин опустил глаза, но почти сразу вскинул их на меня. Вины в его взгляде не было. — Что будет с моими гвардейцами? — решила перевести тему я. — Останутся здесь, как все марлийцы. Все были готовы отправляться, с десяток разведчиков на конях окружили повозку, один взобрался на козлы. Капитан раздраженно смотрел на Ханджи Зое, которая все не прекращала разговаривать с подчиненными. Будто почувствовав его взгляд, она обернулась, махнула рукой и крикнула: — Уже бегу. Я видела провожающие нас взгляды: марлийцы и элдийцы смотрели вслед нашей повозке с испугом и надеждой, с непониманием, страхом и сомнением. Мои гвардейцы были целы, стояли среди прочих, изможденные, но прямые и гордые, и я впервые с момента нашей встречи осознала, что здесь, на острове, они единственная моя связь с домом, что они видели моих родных, возможно, еще вчера, майор Финнер жал руку или отдавал честь моему брату, а, может, и был на ужине у нас дома, целовал руку Майне, улыбался племянникам. И вот мы снова прощаемся, а эта связь становится все тоньше с каждым шагом невысоких крепких лошадок Разведкорпуса. — А теперь, Лара, нам нужно поговорить, — начала Зое, едва мы отъехали от лагеря. — Новость о тебе уже мчится в столицу, и от меня будут ждать подробного доклада как можно скорее. Поэтому сейчас мы с твоей помощью, как и вашей, — она кивнула капитану и Микасе, — запишем все, что мне необходимо донести до руководства. Начнем с простого: расскажи свою биографию. Только не ту, которую скормила в лагере пленных, а настоящую. Ее лицо сейчас было серьезным, и ничто не напоминало о той безуминке, которую я заметила при встрече. «Не принимайте на свой счет», — хотелось сказать мне. — «Вы не единственные, кому я рассказывала сфальсифицированную историю». — Лара? — поторопила меня Ханджи, в руках которой появилась бумажная папка и карандаш. — Мы слушаем. Ты просила о сотрудничестве, так начнем узнавать друг друга. Меня нервировала папка в ее руках, ее казенный вид. Я представила, как она пойдет по рукам парадизских педантичных сухих чиновников в очках («Вот здесь несостыковка, Ваше величество, она не вспомнила, сколько марлийцев плыло вместе с ней на корабле, что подтверждает, что все ее слова — беспардонная ложь»), бескомпромиссных военных («Да что тут читать, Ваше величество, скормить ее нашему кандидату, и будет славно»). Но вот передо мной сидели парадизские военные, любознательные, протянувшие мне руку помощи, когда было нужно, и теперь открыто говорящие, что от моих слов зависит, как мою судьбу решит руководство. Они все смотрят на меня в ожидании моих слов: настойчивая Ханджи, подбадривающий Руни, распахнувший глаза Армин, настороженная Микаса. И капитан Аккерман, от виска которого протянулась запекшаяся царапина, с закрытым взглядом и скрещенными руками, будто стремящийся отгородиться от моих слов. Парадоксально именно его вид вызывает во мне желание объяснить, что произошло, оправдаться за свое нелепое появление в облике титана, за причиненные боль и смерти, и я начинаю говорить. — Мое имя Лара Тайбер, я второй ребенок и единственная дочь герцога Генри Тайбера… Я говорю им все, что можно найти обо мне на нашем генеалогическом древе, рассказываю о пройденных в столице курсах и работе в госпитале. Когда красноречие меня покидает, я вопросительно смотрю на командующую. Что еще мне рассказать? Но она закрыла папку и вернула себе прежнее увлеченное выражение лица. — А ты можешь… показать мне своего титана? Рядом с ней капитан закатил глаза и отвернулся, уставившись на проплывающие мимо поля. Но энтузиазм женщины это ничуть не охладило. — Прямо сейчас? — растерянно спросила я. В отличие от многих из девятки, Молотобоец не мог обращаться вот так на ходу, а то и в прыжке. — Нет, — с сожалением ответила Ханджи. — Когда приедем. И обернулась, глядя вперед с нетерпением, которое я с трудом понимала. Ей так хочется описать моего титана для руководства? Титан их должен интересовать в первую очередь, он гораздо важнее своего носителя. Армин внимательно слушал мою речь, не перебивая, и задал свой вопрос, только когда я замолчала. — И вы сами поехали к нам, никто вам не помогал? Странный вопрос, должно быть, связанный с тем самым Зиком. — Нет, мне некому было помочь. Доктор в госпитале сказал, что его друг ищет помощника на военном корабле, отправляющемся на Парадиз, и я попросила взять меня. — Для чего? Сложный вопрос. Я не знаю ответ на вопрос «зачем», только «почему». В самом упрощенном виде он звучит так: — Чтобы встретиться с вами и Атакующим. Об этом сто лет назад носитель Атакующего просил моего предка. Наступила тишина, в которой Армин и Ханджи переваривали мой ответ. Я знаю, как он звучит для не осознавших тесную связь титана с прошлыми носителями. На то, чтобы принять, что в тебя вложена память сотни давно умерших людей, мало и тринадцати отведенных нам лет. Я посмотрела вперед, за их спины, и поняла, что мы приближаемся к месту назначения. Облака сбивались в кипучую белоснежную пену над островком сосен посреди равнины, вблизи оказавшихся действительно гигантскими. Кроны смыкались в густой непроницаемый для света полог, из-за чего на земле было сумрачно и прохладно. Уютным это место можно было назвать с большой натяжкой, разве что за то, что оно не открыто всем ветрам, как лагерь. Едва мы выбрались на поляну, разведчики сразу направились к палаткам, расставленным на поляне, принялись доставать из повозки мешки и сумки. Кто-то начал расседлывать коней, кто-то зарылся в кусты. Ханджи Зое выскочила из повозки одной из первых, но никуда не пошла, а уставилась на меня сверху вниз горящим взглядом. Командующая была довольно высокой, возвышаясь надо мной почти на голову. Хотя проще сказать, кто вокруг не был выше меня. Если дома это воспринималось естественным: и Майна, и другие леди были одного со мной роста или немного выше, то здесь я то и дело терялась среди рослых разведчиц. — Что тебе нужно для превращения? Другие разведчики без энтузиазма восприняли пожелание командующей, ближе подался только Армин. «Черный петух, слизь жабы, кровь девственницы, веревка висельника и котел. Кровь девственницы можете не нести, сама сцежу», — чуть было уныло не пошутила я, но вовремя собралась и спрятала раздражение. — Лучше это делать на открытом месте… — Нет, из леса выходить вам нельзя, — оборвал меня капитан. — Обращайтесь здесь. Я заметила, что на меня смотрят все разведчики, где бы на поляне они ни находились: с любопытством, опаской, настороженностью. Капитан махнул рукой в непонятном жесте, и больше десятка элдийцев взлетели на деревья, а я поразилась, насколько хорошо местные деревья подходят для УПМ. Дольше медлить было нельзя. Я достала из пучка шпильку и царапнула себя по ладони, пуская кровь. В каждом превращении есть этот момент: когда по ногам проходит короткая судорога, и наступает паралич, сознание не контролирует ни одно из тел, ни человеческое, ни титаническое, и на секунду его захлестывает паника. Тысячу превращений спустя я поняла, что в этот миг утраты контроля еще можно отказаться от вызова титана, вернуться в человека, и потому это время моей свободы. Но все равно каждый раз вспыхивает крошечный уголек страха: что, если это навсегда? Но затем из пуповины вверх взлетает тело титана, и все меняется, вместо маленького слабого женского тела я получаю силу, рост и прекрасный обзор. Снизу донесся нечленораздельный радостный вопль, и я с удивлением увидела, как ко мне бежит командующая Разведкорпуса, скинув все свои вещи на руки Руни. Испугавшись, что она сейчас обнимет меня за ногу, я опустилась на корточки и протянула ей руку, предлагая подняться. Не мешкая ни минуты, она взбежала по руке, но этого показалось ей мало, и она на УПМ подлетела до моего плеча и встала, балансируя на полосах отвердения. — Какая же ты красивая! — восхищенно выдохнула она мне в ухо, разглядывая лицо, забрало, трогая отвердение и мышцы в узких прорезях между ним. Мне впервые делали комплимент в обличии титана, и я растерялась. А Ханджи тем временем расхаживала по плечу и заглядывала мне то за спину, то вниз, пока не поскользнулась и с коротким вскриком не слетела прямо в подставленную руку. Еще не хватало, чтобы командующая Разведкорпуса разбилась насмерть, упав с меня. Кинувшиеся ко мне разведчики на земле замерли, успокаиваясь. — Спасибо. Вам что-то показать? Лучше уж я, чем эта своеобразная женщина полезет исследовать сама. — Да! Как ты создаешь оружие? Я сосредоточилась, представляя, и в правой руке заискрило, создавая из небытия двуручный меч. С таким детским восторгом еще никто не рассматривал мои произведения, считая их не более чем свойством титана, как сила или отвердение. Красуясь, я на-гора выдала еще несколько видов вооружения из своего арсенала: клинок удлинялся и укорачивался, искривлялся в саблю, шел волной, как фламберг, истончался в рапиру и вернулся снова в двуручник. Ханджи каждое перевоплощение встречала каким-нибудь междометием, и когда ее «вау», «ага», «ничего себе», «угу», «здорово» пошли по второму кругу, я остановилась. В отличие от нее все присутствующие на поляне молчали, и вряд ли от восторга. — Так, — почесала бровь Ханджи в задумчивости. — А покажи еще то, что ты делала на берегу. Только не в таких размерах! Я осмотрела полянку. Легко сказать «не в таких размерах»! Предназначением моего титана было не создание игрушек. — Мне нужно место… — Народ, разойдись! — решительно скомандовала женщина. «Народ» заметался, не зная, что именно делать. — Куда? — оставшийся на месте Аккерман задал резонный вопрос. На восторги своей сослуживицы он смотрел критически. И стоял очень близко ко мне, куда ближе остальных. — Где вы хотите домик? Или беседку… Не хотят же они здесь стенку или колонны? Проку от них в хозяйстве никакого, на полигоне я сама их потом и выковыривала из земли. Ханджи задумалась и думала долго, пока Армин с земли не предложил: — Давайте возле последней из палаток. — Отлично, Армин! Давно собирались поставить постоянный склад. Не ожидала, что в Разведкорпусе такие демократические порядки. Над зданием я думала гораздо дольше, чем на берегу над саркофагом для капитана Аккермана. Почему-то казалось важным показать этим людям, что дар моего титана — не только боевой, и его применение полностью зависит от хозяина. Такие проекты я предпочитала сначала видеть на бумаге, вычерчивала и рассчитывала вес несущих конструкций и перекрытий, а затем уже пробовала материализовывать по проекту. Но сейчас меня вполне хватит на простейший из реализованных мной планов. Первыми из земли показались стены и колонны, как чудовищные белесые цветы. Делать их не сплошными я научилась только на четвертый год в теле титана, после занятий по архитектуре, и сейчас в стенах проклюнулись небольшие окна. Для крыши мне требовались обе руки, и, извинившись, я спустила Ханджи на землю. Крыша встала на дом как влитая, но я на всякий случай попробовала покачать конструкцию, чтобы убедиться, что она не упадет никому на голову. После шаткой стенки на побережье недоверие к моим способностям было бы разумным. Тишина над поляной повисла такая, что было слышно, как звенят комары в вечернем воздухе. — Я могу обращаться обратно? — мне стало неуютно от их молчания. — Да, — слабым голосом ответила Ханджи, — коне… — Покажите кристалл, — перебил ее капитан, и я вздрогнула. Мне все еще было стыдно за мое появление перед ним в связанном виде, унизительном и как для воина, и как для женщины. Я села на землю, скрестив ноги, и подняла кристалл со своим телом. Смотреть на себя со стороны было неприятно: растрепанная, грязная, с кожей зеленоватого оттенка, худая до уродливости. Брат прав, что ни разу за десять лет не поднимал тему моего замужества, никто по доброй воле на меня бы не польстился. Ханджи и Армин вплотную подошли к кристаллу, из-за их спин выглядывали Микаса и Руни. Взгляд Армина стал очень странным, растерянным и грустным одновременно, он несколько раз переводил взгляд с меня-человека на меня-титана. — Ты каждое превращение окукливаешься? — пораженно спросила Ханджи. — И возвращаешься обратно? — голос Армина дрогнул. Мне показалось, что, раз мы перешли к разглядыванию моего человеческого тела, в титане больше нет необходимости, и вернулась к себе, сняв отвердение. Я немного потеряла равновесие, зашатавшись, и Армин слегка поддержал меня за руку. — Да, — ответила сразу на оба вопроса. — Спасибо. Тишина на поляне все еще подавляла. Разведчики по-прежнему кто стоял на деревьях, кто окружал меня, и я снова почти на всех смотрела снизу вверх, а на капитана старалась не смотреть вовсе. — Деточка, ты слишком строга к себе, — слова бабушки Оливии меня ни капли не утешают. — Ты очень даже миленькая, смотри, и демоны это признали. Настоящая леди, маленькая и хрупкая. — Справедливости ради, красивым они назвали пока что только титана, — с тетушкой Аделаидой я согласна больше. Я трясу головой, пытаясь дать предкам понять, что они не вовремя. — Ну что ж, — нарушила тишину командующая, — раз мы все увидели, мне пора ехать. Лара, располагайся, если что-то нужно, не стесняйся обращаться. Я вернусь за тобой, когда что-то прояснится. Армин, Леви, на пару слов. И так меня оставили на поляне, когда все разбрелись по своим делам. Это было ни на что не похоже: то конвоировать, то везти куда-то, а затем просто оставлять без присмотра, когда только что увидели, на что я способна. Хотя насчет отсутствия присмотра я ошиблась, разведчики на деревьях все еще внимательно наблюдали за землей, и за мной в том числе. В воздухе холодало, те облака, которые мы видели издалека над лесом, набрякли и превратились в грозовые тучи. Как бы не пошел дождь. Насморк моя титаническая половина не считала за физический недостаток и не избавляла от него. Интересно, сколько Молотобойцев задохнулось в кристалле от заложенного носа? Надеюсь, мой дом послужит нам убежищем, и его не попытаются снести только из-за титанической природы. Он смотрелся здесь инородно, нездешне, сияющие серые стены и опирающееся на колонны крыльцо на фоне гигантских деревьев выглядели сказочными. Внутри было чисто и тихо, мое дыхание отдавалось эхом, отскакивая от холодных стен, зато не забранные окна пропускали все звуки с улицы, и я сразу услышала шаги снаружи. — Не кори себя, Леви, если бы ее все-таки забрали на континент, никому бы не стало лучше. Сейчас голос Ханджи действительно похож на офицерский: спокойный, уверенный. Сочувствующий. — Это моя ошибка. Я неправильно оценил обстановку и решил, что высадился еще один корабль, о котором нас не предупредили. Я впервые слышу в голосе капитана настолько человечные эмоции. Сожаление, усталость, раскаяние. То же, что испытываю я. — В любом случае ты бы выдвинулся с отрядом за ними, я бы поступила так же. — Но ты бы поверила ей сразу, когда она запросила переговоры и поставила ту идиотскую стену между своими сраными гвардейцами и нами. Едва увидев ее, ты все решила. Сколько ты мечтала исследовать еще кого-нибудь из девятки? Странно, что еще не залезла ее титану в рот и в жопу. Послышался смешок Ханджи, не смущенной грубостью. — В пищеварении титанов нет ничего интересного, оно не работает, я сто раз тебе говорила. Зато ты видел, как она создает оружие?! И ты несправедлив к себе. Она явно воспринимает тебя как защитника. Да и ты… Ты ведь даже не связал ее. Как мало надо, чтобы очаровать тебя, коротышка! Всего лишь не убивать твоих людей. Я готова была провалиться под землю от стыда, что подслушиваю их разговор, да еще и о себе. — Отвали, очкастая, — беззлобно проворчал капитан. Командующая только рассмеялась. — Уже валю. Зачитаю доклад королеве и Закклаю, соберу информацию об этих Тайберах и вернусь. — Ты думаешь, есть вероятность, что ее оставят? Закклай подпустит к ней Эрена только через свой труп. Да, меня тоже интересует этот вопрос. — Провернуть с ней тот же трюк, что Эрвин придумал на суде над Эреном, явно не удастся. Не знаю, кто вообще сможет ее победить. Это какой-то новый уровень неуязвимости титана. Ах, Эрвин… Он бы придумал что-то толковое. Меня поразила тоска в ее словах. Голоса начали удаляться, видимо, разведчики сделали круг и возвращались к лошадям. — Нечего пока придумывать. Мы почти ничего не знаем. Как слепые щенки тычемся. — Ну так понаблюдай за ней, Леви. Невозможно прожить бок о бок с человеком и не понять, кто он. Последние слова я едва расслышала, но вдогонку долетел ответ капитана. — У сто четвертого как-то получилось, если ты помнишь. Загадочный разговор, загадочные имена. Надо было вызубрить отчеты наизусть. Пока что я знала, кто такой Эрен и Эрвин, но понятия не имела, кто такой неведомый Закклай. Сто четвертым, кажется, был курс кадетского училища, на котором учился Райнер с другими внедренцами. Но что они провернули над Эреном на суде и почему нельзя то же самое сделать со мной? Я так глубоко задумалась, что заметила нового гостя, только когда он вошел. Армин замер на пороге, прижав ладонь к стене, будто пытался понять, насколько она крепкая. — Когда в лагере нам сказали, что среди прибывших обнаружился титан, я подумал, что уже не увижу кого-то из друзей, — Армин посмотрел назад на поляну и сделал шаг ко мне, внутрь дома. Я молчала, не зная, что сказать. На поляне была суета, командующая прощалась со своими подчиненными, несколько человек ехали с ней. Слышалось отдаленное грохотание грома, небо стало совсем темным. — Неплохой получился дом, думаю, мы обустроим его завтра, — мое молчание не отпугнуло разведчика. — Пойдемте, лучше разместиться в палатках, пока не зарядил дождь. Эти палатки ничем не отличались от тех, что стояли в лагере, только сейчас я буду жить с одной Микасой, чья молчаливость мне импонировала. — Вы хотите есть? — спросил Армин у нас обеих. Мы только покачали головами, Микаса зарылась подбородком в шарф. Я пригляделась к ней внимательнее, и мне показалось, что она выглядит грустной. Ну конечно, ведь вместе с Армином должен был приехать Эрен, но я так и не увидела его. Не из-за меня ли они не встретились? Армин ушел с Микасой, и я воспользовалась случаем, чтобы привести себя в порядок. Сумка лежала на моем одеяле, и я с облегчением зарылась в нее в поисках расчески и платка. Но нашла кое-что другое. На самом дне, под платьем и аптечкой, лежала тоненькая потрепанная книжица. Я узнала ее сразу, но придирчиво оглядела, перелистнула пожелтевшие страницы из старой бумаги. Ошибки быть не могло, это та самая книга из библиотеки, та же полустертая надпись на обложке, тот же акварельный замок. Вот только я точно помнила, что не брала ее. Это была бы последняя вещь, которую я бы взяла, сбегая из дома. Как она вообще попала в сумку? И почему я не заметила ее раньше? Мне стало страшно и волнительно одновременно: кто-то наверняка из благих побуждений втайне положил мне с собой в дорогу книгу из домашней библиотеки, пусть не любимую, но знакомую, близкую. Неужели… брат? У кого еще был доступ и в домик на полигоне, и в мою комнату? Кто был дома в последний вечер перед побегом, когда я собирала вещи? Кто в доме мог пожелать мне доброго пути? Так, значит, он знал о моем отъезде? Знал и… одобрил? Но зачем тогда послал гвардейцев? Крепко сжав книгу обеими руками, я крутила эту мысль так и эдак, наполняясь попеременно благодарностью, злостью, нежностью, обидой. Мог бы просто поговорить, а не оставлять дурацкие намеки! Я машинально перелистывала страницы, думая о своем брате, до тех пор, пока в палатку не вернулась Микаса, и я мгновенно убрала книгу обратно в сумку. Она была слишком личной, домашней вещью, чтобы показывать ее другим. А ночью пошел дождь. Тяжелый, громкий, он со всей силы стучал по тенту так, словно ежеминутно хотел прорваться внутрь. Как пресловутая принцесса на горошине, я лежала без сна, остро ощущая врезающиеся в спину и ноги корни и камни. Перевозбужденный мозг подкидывал картинки этого дня: похищение, сражение, мертвые лица, рыхлую землю могилы. Монотонный шум дождя, его барабанная дробь по кронам деревьев и палатке вбивались в уши, заливая сознание совсем другим дождем, шедшим сто лет назад.

Сто лет назад

Рейвен сидит возле высокого, в человеческий рост, окна и бездумно наблюдает за бегущими по стеклу каплями и ручейками, сливающимися в причудливую карту. За окном поздняя осень, голые деревья уныло качаются под ветром, позволяя погоде делать с собой все, что ей вздумается. В темном стекле смутно отражаются очертания ее лица: высокий лоб, подобранные вверх волосы, темные провалы глаз и острые скулы. Губы едва шевелятся. На ней прекрасное платье с цветочной вышивкой, открывающее шею, тонкие серьги качаются от каждого вдоха. Дверь распахнули с такой силой, что она ударилась о стену, и в комнату вбежал Хало. Он тоже выглядит непривычно: встрепанный, белая рубашка неровно застегнута на пуговицы, мундир небрежно наброшен на одно плечо, словно парень одевался в спешке и не глядя. Лицо встревоженное, даже испуганное, смуглая кожа побледнела до безжизненного серого оттенка. — Реви, я прибежал, как только услышал. Он садится прямо на пол перед ней, небрежно скидывая мундир на ближайший стул. — Как это могло… Что произошло? Рейвен переводит на него взгляд и молчит, долго, измытывающе долго. Наконец губы приоткрываются, и она хрипло шепчет: — Развеять над морем. Над морем, Хало. Он попросил развеять его над морем. Парень недоуменно моргает. — Он оставил записку? Рейвен кивает, и из ее горла вырывается странный скрежещущий звук. — Оставил. Просил никого не винить, а его прах развеять над морем. Ее ладони сжимаются в кулаки. — А разве… — Хало запинается, подбирая слова, — разве у вас так принято? Семейное кладбище, все это… Рейвен отвечает чужим сдавленным голосом: — Видишь, даже ты об этом знаешь. А он — над морем. Плевать на долг, на семью, на всех нас… Даже не объяснил. За месяц до ритуала. — Я не понимаю… — он запускает пальцы в и так растрепанные волосы. — Кайл говорил, что мы погуляем на его свадьбе, что вывезет тебя на зимний бал… Что могло произойти? Рейвен отворачивается от друга и снова смотрит в окно, обнимая себя руками и слегка раскачиваясь. Хало прожигает ее сочувствующим взглядом, между бровей у него залегает глубокая складка. — Ты будешь со мной во время передачи? — едва слышно выдыхает она, и в комнате становится темнее. В тишине между ними было слышно, как дождь смывает город, разбивается о крыши, роняет в лужи последние оставшиеся на деревьях листья. Хало смотрит на нее снизу вверх с сомнением, будто собирается отказать, поджимает губы, но, подумав, встряхивает головой и решительно кивает. — Да. Да, конечно, буду, если ты этого хочешь. Через месяц? — Отец хочет раньше, нас больше не сдерживает свадьба. Голос Рейвен срывается на последнем слове, будто оно застряло у нее в горле. Друг озадаченно заморгал. — Но к чему спешка? Рейвен только качает головой, пряча глаза. — Хало, умоляю, уйди! Я благодарна за то, что ты пришел, что оторвался от своей Лиззи… Но сейчас я хочу побыть одна… И она сорвалась, не дождавшись ухода друга, зарыдала, уткнувшись в колени, вздрагивая всем телом. Ее стоны напоминают больше вой, чем человеческий голос. — Я должна была быть после Кайла, — слова едва можно было разобрать, — лет через тринадцать. А что теперь? Уйди, Хало, сказала же, не смотри… Но он не ушел, только сел рядом и притянул девушку на свое плечо, прижал к рубашке, пахнущей осенью, дождем и немного женскими сладкими духами. — А как же твой дядя? Он тоже может… Но Рейвен только безутешно покачала головой. Всхлипнув, она подняла на него заплаканные красные глаза и спросила тихим твердым голосом: — Хало, скажи, это страшно? Мужчина встряхивает головой с напускной беззаботностью. — Нет, Реви, не страшно. Ты ничего не вспомнишь. Он лгал. Я знала это, даже не видя его лица из-за текущих слез Рейвен. Знала, что ей будет страшно и больно. Больно не от укола — его почти не чувствуешь, до последнего вглядываясь в лицо того, кто его делает, цепенея от страха и отчаяния. Потом милосердная темнота, провал, мелькающие под веками вспышки, как будто задремала в солнечный день под кленом, и шевелящиеся на ветру листья рисуют причудливые, но не пугающие фигуры, нарезанные лучами на неузнаваемые тени. А потом обрушивается понимание, что все прошло, и ты в пещере один, а тот, второй, шептавший «Потерпи, еще чуть-чуть сыворотки осталось», больше никогда не вернется, не пройдет с тобой обратно по вересковой пустоши. Я помню, как, едва выбравшись из пещеры, склонилась над первым же кустом, и меня долго, мучительно выворачивало, словно я надеялась, как в сказке, исторгнуть проглоченного человека целым и невредимым. Но исторгались только желчь и слезы, до ритуала я ничего не ела больше суток, и рано или поздно тело устало пытаться. Оставалось только продолжать жить и однажды — больше года спустя — увидеть себя со стороны, узнать, что меньше всего жертва считала себя кленовым листом в солнечный летний день. Из какого-то мазохистского побуждения я посмотрела воспоминания о ритуале всех предшественников, до кого смогла дотянуться: теть и бабушек за последние сто лет вплоть до Оливии, дочери Рейвен. Дожди шли подряд несколько дней, днем и ночью, размыли почву, обрушили соседнюю палатку, вымыв глину, на которой стояла одна из опор. — Под хорошим дождем суп можно есть бесконечно, — шутили разведчики, но настроение было ничуть не веселое. Мокли разведенные по деревьям разведчики с громовыми копьями, похожие на больших нахохленных птиц. После смены караула они спускались по мокрым тросам УПМ под водопадом стекающей с потревоженных веток воды и, ежась, забивались в «выращенный» мной дом, в который перетащили припасы и повадились на крыльце разводить костер. Дом не промокал и не горел, не впитывал запахи и позволял просушить вещи. Ночами мне не спалось, и я, чтобы не будить Микасу светом лампы, шла к костру, где подолгу сидела с книгой, перечитывая «Замок из песка», смотрела в огонь, а иногда и дремала. Волосы вились на влажную погоду, и то и дело кудри падали на страницы. Караульные смотрели на меня с усталым раздражением. На вторую ночь Руни и Армин спустились ближе к «объекту», спрашивали о Марлии, заглядывали в книгу, пили протянутый им чай. Удивительно, но среди припасов не было алкоголя. На следующую ночь я поила и протягивала пледы и прочим незнакомым разведчикам, которые опасливо косились сначала на меня, потом на капитана и мокрых товарищей, укоризненно глядящих на них с деревьев из-под поникших капюшонов плащей, но играть в «поди прочь, проклятый титан» не начинали, разбирали кружки, кутались в нагретую ткань и садились рядом. В одну из таких посиделок чихающий Руни в шутку сказал, что скоро палатки окончательно всплывут, и все мы здесь не поместимся. Армин просветлел лицом и всерьез спросил, почему бы не поставить еще пару домов. И навес. И беседку. И мостки возле переполненного ручья, чтобы не месить грязь, когда идут за водой. Все взгляды устремились на двух людей: меня и капитана. Я тоже посмотрела на их командира, чтобы не сталкиваться с глазами мальчишек. Командир выглядел таким же невыспавшимся, вымокшим и недовольным, как подчиненные. Идея была неплохой, хотя и рисковой для разведчиков. Видимость в дождь слабая, земля размыта, и преследовать меня в такую погоду явно не выйдет. Не знаю, осознавали ли его подчиненные, что при моем нежелании удержать меня они бы не могли и раньше? Я не раз слышала, как они вспоминали оторванную моему титану руку и выколотый глаз, но и я, и капитан понимали, что наше непричинение друг другу вреда было исключительно волевым действием. Он легко может убить меня в облике человека, я их всех — в облике титана. Капитан с отвращением посмотрел на наши заляпанные грязью ботинки, мокрую одежду, поникшие палатки, и сказал: — Не раньше рассвета. Гюнтер, подойди ко мне. Пока капитан и высокий горбоносый парень разговаривали под дождем, я осмотрела еще раз поляну и повернулась к Армину. — Мне нужна бумага, линейка и карандаш. Армин сочетал в себе практичность, наивность и удивительную тонкость восприятия действительности, которая вылилась в наш совместный план. К рассвету мы не успели, но ближе к полудню сидели вокруг чертежа — уже титаном и человеком — в окружении отряда разведчиков, рассеянных во всеоружии по деревьям. Мы не смотрели на них, мы оживленно спорили о том, откуда проложить дорожку к ручью: от кухни, куда чаще всего носят воду, или от крайнего домика, чтобы не пришлось идти умываться, нарезая круги по поляне. Дождь не переставал, ручей переполнился и рокотал в отдалении, земля больше не впитывала воду. — Начинайте уже, — не выдержало терпение капитана, и я уступила. — Ладно, давай действительно посмотрим, как получится. Лес затрясся, стряхивая воду, листья, кусочки коры, жуков, и из дрожащей земли вверх рванули три дома, связанные друг с другом перемычками балконов, и тонкая ажурная башня, почти доставшая до макушек деревьев. Перед домами выросла небольшая округлая беседка-ротонда, а витая дорожка, соединив дома, убежала вдаль к речке, где поднялись опоры моста. Полотно моста я создала сама, в руках, и, показательно приподняв его, подошла ближе и положила в крепления. Не искушая разведчиков, вернулась обратно в тело, рассматривая казавшуюся крошечной с высоты титана улочку. «Красота — это тоже оружие», — писал неведомый автор, чье имя стерлось с обложки «Замка». Далеко в небе появился крошечный просвет среди туч, в который немедленно пролился солнечный свет, упав тонким лучом на верх башни. Лица юных разведчиков как по команде вскинулись наверх, не обращая внимание на дождь, они неуверенно, робко улыбались. Армин подошел к беседке, взбежал по ступенькам, и закрутился на месте, разглядывая новые здания живым, радостным взглядом. Мои волосы растрепались и прилипли к спине, платье насквозь промокло, капало с ресниц и бровей, но я не сходила с места, любуясь лицами парадизцев. Капитан Аккерман тоже посмотрел наверх с удивленным, на миг расслабившимся лицом, но тут же вернул внимание ко мне, и я на несколько секунд выдержала его взгляд. Меня восхищают эти люди: их смелость, воля к жизни, любовь к своему народу, которую мы, марлийские элдийцы, в себе душим. То, как быстро они учатся, как хорошо сражаются, как обращаются с пленниками. Вместо расковыривания старых трагедий они двигаются вперед, до сих пор не утратив способности радоваться. Я горжусь, что принадлежу к одному с ними народу. Народу, который умеет умирать, но умеет и жить.