Все виды моего оружия

В детстве я мечтала путешествовать, объехать всю Марлию, посмотреть заморские территории, и отец смеясь говорил, что там нет ничего интересного, но, чтобы поверить в это, нужно сначала там побывать. — Когда-нибудь я возьму тебя с собой, вороненок! — и подмигивал тайком от мамы, не одобрявшей путешествующих леди. Весь мир благородной марлийской леди — это ее дом. Вот уже одиннадцатый год, как обещание отца стало невыполнимым, и на смену его историям пришли рассказы брата за обеденным столом о деловых поездках. Как одеваются на востоке, как пьют чай на Хиидзуру и как переносят жару темнокожие жители островов. Но о чем они оба не рассказывали, так это о том, как скучно в долгом пути! В начале плавания крепким военным был в последнюю очередь нужен врач, и наша с доктором Калдвелом помощь не требовалась, а это значило, что после инвентаризации запасов, приведения в порядок картотеки, сортировки анамнезов пассажиров делать стало откровенно нечего. На корабль я вошла такой, какой заходила в гетто, то есть в повседневном платье, переднике, повязке на руке, с сумкой, в которой едва помещались плотно свернутое запасное платье, расческа, шпильки, немного денег, чулки, сменное белье, пара платков, аптечка экстренной помощи и учебник по анатомии. Больше я не рискнула положить в нее ничего, чтобы не привлекать внимание к раздутым бокам. Как оказалось, форма, ожидавшая меня, была подготовлена по меркам медбрата, заболевшего перед отплытием, и, учитывая мой маленький рост, была мне комически велика. — Ну ничего, перешьете, время-то есть, — оптимистично заметил доктор Калдвел, и тут уже мне пришлось краснеть. В отличие от большинства женщин моей семьи, вышивка и шитье мне откровенно не давались, и их место в моем расписании быстро заняли тренировки. Так что пришлось остаться в платье, которое впервые за всю мою жизнь не скрывало меня в толпе, а, напротив, выделяло. Что не прошло безнаказанным, когда я осмелилась выйти на палубу. Море сегодня было темным и мрачным, корабль качало на волнах, и моя тревога на спешила развеиваться. Закрадывались трусливые мысли, что я могу и вовсе не ступить на остров, останусь в медотсеке на корабле, пока военные будут совершать вылазки. В конце концов, мы с доктором бесполезны против неразумных титанов, которые все еще ходят по острову. Да и против разумных тоже. В отличие от Воинов я как коллекционное оружие, всю жизнь провисевшее на стенке. Мной можно хвастаться, но в дело пускать лучше изделия попроще. Я вспоминала титанов в Ребелио: Пик, Райнера, Порко, Зика. Они даже в человеческом облике выглядели грозно, в отличие от меня. Если бы мы были знакомы, они бы посмотрели на меня с презрением? Спросили, как я могу прятаться в шикарном поместье, когда они вместе с другими элдийцами искупают грехи наших предков? Демоны острова Парадиз меня тоже должны пугать, как они пугают моего брата, но вместо страха я испытываю какое-то болезненное любопытство: какие они, эти люди, вызывающие бессонницу Уильяма и всего правительства Марлии? Впервые за сотню лет сдвинувшие маятник истории, готовые отпустить его в новый круг, сбивая человечество на своем пути. Какой он, Эрен Йегер? «Смертник» и «суицидник» из отчета Райнера, темноволосый зеленоглазый мальчишка на десять лет младше меня, узурпатор, способный растоптать этот мир. — Бабушка, а какой он был, Атакующий, в твое время? Мне непривычно называть так Рейвен, но она пока что самый «ранний» из откликнувшихся носителей. Наверно, это правильно, потому что, если появятся все прочие Молотобойцы на протяжении девятнадцати веков, я сойду с ума. Рейвен задумчиво смотрит в окно на пруд, и я смотрю вместе с ней, не в силах противостоять ласковому покою покинутого дома. У нее черные короткие волосы и удивительно крепкие для аристократки руки, отчего мне становится совестно за свои тонкие хрупкие запястья. Рейвен наверняка не раз сражалась в своей жизни. И она последняя из нас, кто видел вживую Атакующего. — Он был тем еще свободолюбивым засранцем. Как стрельнет что в башку, вечно сначала рвется, никого не слушая, а потом плачет, что не удалось. Но справедливый, это да, — она хмыкнула с каким-то потеплевшим выражением лица. — И ради тех, кого любит, готов пожертвовать чем угодно. — Даже целым миром? Глаза Рейвен снова тускнеют. — Да что там миром, даже собой. — Кто вам позволил находиться на корабле? — меня выдергивает в реальность грубый мужской голос. — Вы гражданская? Что гражданская элдийка делает на марлийском эсминце? Мужчина средних лет с русыми бакенбардами сверлит меня взглядом с ненавистью, незнакомой мне до работы в Ребелио. Как будто девять лучей звезды на моей повязки означают девять грехов. Наверно, я должна обратиться по званию, но я в них плохо разбираюсь, особенно в флотских, и не умею читать шевроны. — Здравствуйте. Я медицинская сестра Лаура Тайлер, несу службу в подчинении доктора Калдвела. Меня взяли на замену в последний момент, поэтому у меня отсутствует подходящая по размеру форма… — Как вы смеете обращаться к офицеру таким фамильярным тоном?! Мужчине явно не было дела до того, кем я там являюсь на корабле, моего элдийского происхождения вполне достаточно, чтобы придраться. — Я прошу прощения, если… — Помощник капитана Нойрен, рад снова видеть вас! — наш содержательный диалог прервал новый голос. — Чем эта очаровательная леди вызвала ваше негодование? Подошедший военный моложе помощника капитана, но держится очень уверенно. Мы с Нойреном отвечаем одинаковым удивлением на комплимент. Он что, не видит повязку? Хотя да, не видит, он подошел с другой стороны. — Офицер Бакстер, перед нами не леди, а десяток нарушений военно-морского устава. И я жду объяснительную на имя капитана… — Бросьте, Стивен, разве вам самому не приятнее, когда к вам, раненому и страдающему, склоняется прелестная девушка в скромном платье, а не запаянный в форму верзила, едва окончивший ускоренные медицинские курсы? Офицер встал рядом со мной, лукаво посмотрев на меня в конце своей фразы, и мне стало равно неловко и от комплиментов, и заступничества. Надо было все же тихо сидеть в каюте или в медотсеке, все лучше, чем ввязываться в перепалки с офицерским составом. — Когда-нибудь вам аукнутся ваши шуточки, Бакстер! — удивительно, но помощник капитана предпочел отступиться, вероятнее всего, посчитал повод слишком ничтожным. Он уходил, всей спиной выражая негодование, в то время как Бакстер остался, невозмутимо опершись на леер. Наверно, нужно бы поблагодарить, но я не чувствую благодарности. — Вам не стоило, он прав. Десятка нарушений за мной не числится, но гражданская одежда явно недопустима. — Да бросьте, — он открыто улыбнулся, и я не стала отводить взгляд. У офицера было обаятельное лицо с улыбчивыми морщинками в уголках темных глаз и неожиданно твердой линией рта и подбородка. — Я вас заметил еще в порту и подумал: «Вот было бы здорово, если бы ей не пришлось переодеваться в нашу серую скучную форму». — Так вот по чьей вине мне не досталось подходящего размера. Офицер с готовностью рассмеялся над моей не самой удачной шуткой. — Меня зовут Кристиан Бакстер, я штурман на этом гостеприимном судне. Проведу вас куда захотите, хоть до самого ада, — он картинно поклонился, и я против воли хмыкнула. — Так мы туда и направляемся. — Не представитесь мне? Я плохо разбираюсь в отношениях мужчин и женщин, но во времена моей юности такое поведение называли флиртом. — Не поверишь, в моей юности тоже, — фыркнула бабушка Марджери. — И в моей, — отозвалась тетушка Аделаида. Не ответить на представление будет грубо, к тому же он офицер. — Лаура Тайлер, медсестра. Померяю температуру, сделаю укол, проведу ампутацию, — я сделала вполне приличный книксен. Я не лгала, простейшие ампутации доктор Свенсон позволял мне проводить в его присутствии, когда раненых привозили слишком много, и рук не хватало. — Дорогая, если ты флиртуешь, то стоит убавить агрессивности, — мягко посоветовала бабушка Оливия. — А как по мне, так интереснее выходит, — не согласилась Аделаида. — Останутся самые уверенные в себе. Кристиан расхохотался. — От ваших рук приму что угодно. Он оказался неплохим собеседником: веселым, разговорчивым, осведомленным. В свободную минутку забегал в медотсек или встречался со мной на палубе, рассказывал о местах, куда раньше плавал, об устройстве корабля. Но на вопросы про Парадиз снисходительно улыбался: — Вам не стоит об этом беспокоиться. Первое время, пока мы будем разведывать местность, и до тех пор как закрепимся на берегу, вы с доктором останетесь на судне. — Но разве медики не нужнее на поле на случай ранения? — Предоставьте нам делать свою работу. Здесь все не новички. Кроме вас. Прочие военные относились ко мне с куда большей прохладой, не заговаривая без повода. Во время редких обращений в медпункт предпочитали обращаться к доктору, и работа моя была так легка, что, возьмись я за это дело ради оклада, была бы довольна. Я не скучала по общению: его и без того было больше, чем мне требовалось, но скучала по работе в госпитале, по операциям и рутине. На последнем обеде перед прибытием на остров доктора позвали за стол офицеров, тогда как я осталась на привычном месте рядом с механиками. Среди них было несколько элдийцев, но со мной никто заговаривать не пытался. В столовой висело напряжение, все были сосредоточенны и серьезны. Стоило мне выйти в коридор, как меня догнал Кристиан, зачем-то пожелав проводить меня до каюты. Проворачивая ключ в двери, я чувствовала его дыхание за моей спиной. Ни в один из дней раньше я не замечала, какое тяжелое у Кристиана дыхание. Явные неполадки с легкими. — Лаура… И голос хрипит, так что ему точно нужно в медотсек, но это так несвоевременно перед высадкой, когда мы с доктором готовим все к оказанию срочной помощи, и в том числе готовим операционную. Сейчас не время возиться с простудами. Я открываю дверь и оборачиваюсь на пороге, чтобы попрощаться. Встретимся мы скорее всего уже после того, как причалим. Кристиан стоит так близко, что подол платья слегка задевает его ноги. — Я могу войти? Зачем? В крохотной каюте едва хватает места на узкую койку, столик и стенной шкаф. До сих пор по утрам бьюсь коленкой о стол, вставая с постели, а створка шкафа исправно бьет меня по голове, когда я тянусь за сумкой. С чего бы мне впускать малознакомого мужчину в свое тесное обиталище? — Лучше в медотсек загляните, как время появится. Послушаю вас. Он слегка отшатывается, смаргивает и подносит мою руку к губам, целует, задерживаясь на запястье на пару секунд. — Загляну, — а вот сейчас голос звучит лучше. Может, его изжога слегка прихватила после еды? — Обязательно. Едва закрываю дверь, как в моей голове разражается хохот моей семьи. — Что? — недоуменно спрашиваю, глядя в иллюминатор. — Ничего, дорогая, — всхлипывает бабушка Оливия. — Это мы от нервов. Переживаем. С наступлением сумерек мы с доктором начали нашу вахту в медотсеке. Словно увидев нас со стороны, плывущих в железной скорлупке к берегу острова демонов, я думала, что делают сейчас мои родственники. Дома наверняка слушают радио «Голос Марлии», как делают каждый вечер на протяжении пяти лет, с тех пор, как радиостанция стала принадлежать нашей семье, и ее репертуар и ведущие значительно улучшились. Бодрый голос диктора Суровского объявляет музыкальный час, из динамиков льется легкий джаз, который разгоняет сонное марево дома, и Фина тянет танцевать Лили. Потом придет время новостей, и дедушка Сэм начнет выписывать что-то из услышанного в свою записную книжку, а Матильда недовольно качать головой. Ничего нового, в отличие от моего путешествия. Я представляла по голосам, доносящимся сверху, что должно происходить на корабле. Кристиан рассказывал, что единственный удобный причал на острове построен еще во времена Элдийской империи, и последние сто лет именно отсюда на остров выпускали политических преступников. Но вот уже второй год сюда приплывают только военные. Я не спрашивала Кристиана, чтобы не выдать своей заинтересованности, но сама не могла не думать о восьми пропавших кораблях: где они, что стало с их пассажирами, найдем ли мы их у берегов Парадиза? Не могли же все пассажиры, опытные военные, закончить жизнь в желудках титанов. Наверху готовили орудия, слышался металлический скрежет, шорох передвигаемых бочек, приказы офицеров. Но в какой-то момент все смолкло, и остался только мягкий шум моря за бортом. Мы с доктором тоже замерли, переглянувшись. Сейчас должны спустить первую лодку. Умиротворяющую тишину взорвал оглушительный рев, а пол дрогнул и накренился, будто весь корабль оторвали от воды. В планах командования наверняка были десятки сценариев, как отразить нападение жителей острова: Кристиан с гордостью заявлял, что вооружения эсминца хватит, чтобы противостоять армии и куда более продвинутых стран. Но вряд ли эти планы включали в себя возможность быть механически поднятыми на воздух. Меня вместе со стулом проволокло по полу и впечатало в кушетку, доктору повезло меньше, он был на ногах и его мотнуло на острый угол шкафа с лекарствами. С палубы доносились вопли ужаса, крики «Атакующий!», но у меня не было времени пугаться еще больше, я бросилась помогать Калдвелу. Руки действовали машинально, доставая антисептик, в то время как в голове созревали и гасли десятки идей. В горле пересохло. Будь я как все прочие Воины, я бы и не подумала о другом, кроме как превратиться и броситься на защиту корабля. Но к чему это приведет? Я здесь одна, пусть с подкреплением людей и оружия, но и на той стороне есть титан, и люди, и оружие, и пути для отхода, и возможность запросить подкрепление. Меня просто сожрут, и будут правы, потому что такого глупого носителя у Молотобойца быть не должно. — Мама, — испуганно выдохнула я, и мама откликнулась. — Я думаю, что ты права. Начинать переговоры с применения силы — не самый мудрый путь. — Но они его выбрали. — Разве это значит, что мы должны применить ту же стратегию? Корабль снова накренился и, судя по звуку, встретился с землей. Ладно, если нас не швырнули, как жестянку консервов, наверно, предполагаются переговоры. Когда нас начали выводить наверх, уже оправившийся доктор пошел первым, сурово взглянув на меня: — Держитесь за мной, Лаура. Не привлекайте их внимание, не вступайте в разговоры. Я с трудом могла представить, что мне захочется побеседовать с островными демонами, поэтому послушно кивнула. Стояла тихая ночь, лунные блики мерцали на оружии парадизцев вокруг и странных предметах у их поясов, называвшихся в отчетах баллонами УПМ. Люди выглядели поразительно обыкновенно, я бы не оглянулась на них, встреть в Ребелио или даже в столице. Они выглядели совсем как мы, даже мрачная решимость на лицах была той же. «Голос Марлии» и газеты описывали демонов как уродливых выродившихся существ, поедающих на острове друг друга, примитивных и агрессивных. Но вот они стояли, рассредоточившись по берегу, и походили на этот портрет не больше, чем экипаж корабля. Стоявший впереди них невысокий мужчина совсем не казался опасным, в отличие от наших рослых офицеров, сжимавших зубы в окружении наставленных на них винтовок. Нас, выбирающихся из корабля, строили шеренгой, но я не успела разглядеть, куда нас поведут. Едва, путаясь в юбке, я выбралась на каменистую землю, как совсем близко раздался выстрел, и следом еще один. На землю упали двое: помощник капитана и закрывший своего командира элдиец. Тишина стала совсем мертвой, на обеих сторонах все замерли. Первым отмер невысокий мужчина рядом с элдийцем, наклонившись к нему вместе с парой товарищей, следом я услышала шаги, и только пройдя несколько метров поняла, что они принадлежат мне. Офицеры разошлись, чтобы дать подойти к упавшему на землю сослуживцу. Помощник капитана был мертв, и подошедший доктор Калдвел закрыл ему глаза. Командир парадизцев стрелял метко. А вот элдиец — еще жив, а его товарищи наверняка очень хотели его спасти, если не пристрелили меня, пока я пересекала пространство между нами. Пораженный вскрик Калдвела «Лаура, куда?» растворился в тишине, едва я нащупала пульс на запястье раненого. Совсем мальчишка, светловолосый, веснушчатый, растерянный. И такая же растерянность на лице его командира, сжимающего вторую руку. Какими все-таки беспомощными становятся люди — и демоны — перед лицом болезни и смерти. Какими бы сильными, умными, решительными они ни были, но вот жизнь товарища вытекает из маленького отверстия в животе, и все, на что их хватает — держать за руку и прощаться. Это очень, очень плохая идея, сидеть в окружении обозленных врагов с наставленными на меня винтовками и пистолетами, но пока раненый дышит, я буду пытаться. Его кровь на вид ничем не отличается от той, которой я пачкаю руки уже много лет. Брат не возражал, когда я сказала, что хочу отучиться на медицинскую сестру, но моя просьба три года спустя о работе в госпитале в Ребелио повергла его в ужас. — Ты сама не знаешь, чего хочешь. Возиться с элдийским отребьем, в грязи и крови. Я могу устроить тебя в любую больницу Марлии, в столичные оздоровительные центры. — Не хочу. — Почему непременно элдийцы? Это их заслуженная кара за то, что совершили… — Ты хотел сказать, наша кара? Один из немногих раз, когда брат не скрывал своей злости. Но позволил. Отпустил меня с неожиданной легкостью в надежде, что через месяц я сломаюсь и откажусь, вернусь к образу жизни, подобающему дочери и сестре герцога. Но от этого невозможно отказаться. Невозможно отказаться от шанса быть полезной, хоть немного исправить этот сошедший с ума мир. Вкалываю стимулятор — дорогая штука, нас такими в госпитале не баловали — и, схватив мальчишку за подбородок, заставляю посмотреть на меня: — Не отключайтесь, не сбегайте от боли, мы вытащим вас, если позволите. Я на прицеле у стольких людей, что двигаться должна крайне аккуратно. А находящийся ближе всех элдиец вместо пистолета держит клинок, и по его взгляду я понимаю, что этот кусок стали перережет мне горло при малейшем подозрении, что я представляю угрозу. — На корабле оборудованный медблок с операционной и лекарствами, — смотрю прямо в тусклые глаза под рваной челкой. — Отнесите его туда, зажимайте рану. Секунду он смотрит на меня совершенно нечитаемо, и я не успеваю заметить, куда исчезает клинок. Окликает двух людей и командует мне: — Показывайте. И будто сразу забывает о нас, наблюдая за построением экипажа корабля. Но когда паренька укладывают на носилки, бросает ему вскользь: — Не умри. Оказывается, кто-то умеет общаться с больными еще более бестолково, чем я. Проходя обратно к кораблю мимо своих сограждан, я вижу такую ненависть к себе, что могу только гадать, стала бы она сильнее, если бы они знали, что их предал Молот Войны. Вот что бывает, когда перестаешь быть невидимкой. Пройдя по опустевшему кораблю привычный за дни плавания путь, я попросила сгрузить раненого на стол, а сама быстро вымыла и продезинфицировала руки, достала перчатки, халат, убрала волосы. Все это время я отчаянно надеялась, что доктор Калдвел сейчас появится на пороге, придет сам или его заставят элдийцы. Но вот я стою над первым в своей жизни самостоятельным пациентом, ожидающим операции, доктор не приходит, а мальчик у меня на столе уже готов впасть в забытье. — Начинай, я не боюсь, — шепчет он. — Помните, вам приказали не умирать. Никогда не умела разговаривать с больными. Первым, что пошло на поправку у моего пациента, был длинный язык. — А вы такая тихая, потому что вас марлийцы угнетают? Он лежал с перевязанным животом, живописно бледный, встрепанный и блестел глазами на каждый уголок медотсека. Утром я еле выползла из операционной и сообщила конвою, что операция прошла хорошо, после чего добрела до своей каюты, не обращая внимания ни на что, завела будильник на два часа и рухнула на кровать. Едва проснувшись, я ринулась к пациенту, растрепанная, в мятом платье, и обнаружила его крепко спящим. Элдийцы сновали по кораблю, создавая впечатление, что он вовсе не стоит на земле острова, а все еще несется по волнам, и просыпающиеся пассажиры начинают новый день, с кухни скоро донесутся запахи готовящегося завтрака, и все потянутся в столовую, заговорят, засмеются. Но ни кухня, ни столовая элдийцев не интересовали, они планомерно прочесывали корабль, вынося все мало-мальски ценное. Наверху с тяжелым гулом отвинчивали орудия, из кают вытаскивали личные вещи, от кухни тянулись тележки съестных запасов. Я не рискнула принять душ, не зная, как мародеры отреагируют на запертую дверь, умылась и вернулась к больному. Здесь тоже появилась пара молодчиков, постояли на пороге, разглядывая попеременно меня и пациента, но то ли им приказали нас не трогать, то ли сами мы выглядели слишком миролюбиво, но с нами вежливо поздоровались и ушли. Я успела расчесаться, глядя в стекло иллюминатора, и скрепить узел на затылке шпильками. А после пришедший в себя элдиец не дал мне скучать. Мальчишке хотелось пить, в туалет, узнать, как все закончилось, а главное — сообщили ли его командиру, что он жив. Какой бы трогательной ни была его странная преданность руководству, я могла ему дать только воду и утку. Судя по тому, как мальчишка отчаянно, до ушей покраснел, в больнице он оказался с серьезным ранением первый раз. — А может… И я впервые после операции заговорила: — Может, мне захочется быть порезанной на ленточки вашим командиром, если вы умрете по дороге в гальюн? Он захотел было возразить, но на полуслове умолк, будто что-то вспомнил. Подумал и спросил другое: — А вы такая тихая, потому что вас марлийцы угнетают? — А вы такой разговорчивый, потому что не ваши товарищи остались снаружи на съедение титанам? Мальчишка смешливо фыркнул и тут же страдальчески охнул и сморщился. — Не смейтесь. Не хватало еще, чтобы шов разошелся от такой малости. — Нет здесь никаких титанов, и уже давно. Вот как… сильны. Неудивительно, что обратно не отпустили ни одного пассажира марлийского корабля. Одной этой информации достаточно, чтобы поменять военные планы. — Это сделал Атакующий? Если кто и способен противостоять титанам, так это другой титан. — Нет, — удивился и даже будто обиделся мальчишка. — Это мы, Разведкорпус. — Но вы же просто люди… — Все выболтал? — донесся бесцветный голос от двери, и мы оба вздрогнули. Прислонившись к косяку, на нас смотрел тот невысокий, с меня ростом, военный, которого решил прикрыть мальчишка. Не знаю, сколько он слышал, но вид у него был крайне недовольный. — Нет, капитан, я… — подорвался больной, но его капитан только подошел ближе к столу — переложить его на койку мне не хватило сил — и оборвал его одним взглядом. Мне отчего-то тоже захотелось уйти подальше, но и из другой комнаты я слышала отрывистое: — Если еще раз… если только… я сам тебя… Тем не менее, когда я вернулась, вид у мальчишки был ни капли не раскаивающийся, но немного усталый. Еще бы, столько тараторить. — Помогите, пожалуйста, перенести его, здесь неудобно лежать, — я долго собиралась с силами, проговаривала слова внутри, чтобы это произнести. — Позовите кого-нибудь… Но он не пошел в коридор, только спросил: — Куда перенести? Я указала на подходящее место за ширмой в соседней комнате. Медотсек был рассчитан на довольно много мест, но зачем размещать его далеко от входа. Капитан поднял мальчишку, как пушинку, и спокойно перенес на кровать. Никто из знакомых мне мужчин, хоть немного облеченных властью, не стал бы утруждать себя таким. Брат и отец никогда не носили в руках ничего тяжелее портфеля с бумагами, для всего прочего есть специально предназначенные люди. На стажировке в столице, как и в госпитале, больных таскали медбратья и порой, когда рук не хватало, мы, медсестры. Сила, рост, звание наконец сложились в одну картинку, и я вспомнила описание из отчетов воинов. Капитан Леви Аккерман, человек, почти убивший Звероподобного. Бедные неразумные титаны, неудивительно, что островитянам не понадобился Атакующий, чтобы расправиться с ними. Наконец он посмотрел на меня, будто не вполне понимал, что со мной делать, и сказал: — Оставайтесь здесь до завтра, потом перейдете в лагерь для пленных к своим. Я кивнула. — Поправляйся, Руни. Не время валяться без дела. — Да, капитан. Когда он ушел, мы оба выдохнули и переглянулись. Мальчишка держался при своем капитане, но сейчас не скрывал усталости. — Досталось? — не удержалась я. Руни только кивнул. — И стоил он того, чтобы подставляться под пули? Глаза мальчишки округлились. — Ты не понимаешь, он же легенда! Ветеран Разведкорпуса, рекорд по убийствам титанов, дольше него в разведке только Главнокомандующий! В госпитале я не видела подобной любви солдат к своим командирам, чтобы прикрывать их собой. К воинам — Пик, Порко и Райнеру — относились доброжелательно, но помнили, что командование скорее предпочтет пожертвовать простыми элдийцами, нежели поставить под удар титанов. — Еще бы, если за него подставляются зеленые новички, — главное не показать сразу вскинувшемуся мальчишке, что заочно знакома с историями, происходившими здесь, на острове, два года назад. — Спите, потом будете отстаивать честь своего командира. А я пока попытаюсь раздобыть бульон.