Свет проклятых звёзд 2. От цепей и ошейников к свободе!

— Сейчас самое время продолжить драку. Мы достаточно далеко от чужих глаз, и врагов рядом нет. До цели уже немного. А, если что, — грязный сапог постучал по маленькой прогалине около оврага, — морозов давно не было, земля мягкая. Алмарил посмотрел на Гилнора исподлобья, высоко поднял одну бровь. Другие Нолдор, находившиеся неподалёку, насторожились. Карнифинвэ обернулся по сторонам и ощутил себя одним против всех. Скорее всего, это было неправдой, но почему-то так казалось. — Нам нечего выяснять больше, — отрезал таргелионский принц, всматриваясь в просветы между стволами. Здесь летом был пожар, однако многие деревья выжили и почти дождались прихода весны. — Это неправда, — начал настаивать Гилнор, удивляя и настораживая соратников. — Не до конца разрешённый конфликт способен погубить всех, а не только кого-то из вас двоих. — Знаешь, друг перэльда, — стиснул зубы Алмарил, замедлив шаг, — тебе просто стало скучно в пути. Мы слишком долго не встречали орков. — Нет же! — начал закипать воин. — Когда придётся что-то делать вместе, вы двое не сможете договориться! Я уже видел это! И выжил чудом! — То были атани, полагаю, — хмыкнул таргелионский принц, всё сильнее напрягаясь. Гилнор замер на месте. Снег между деревьев был глубоким, липким из-за оттепели, и, если эльфы могли проходить по нему, не проваливаясь, то для получеловека путь стал очень тяжёлым. Время от времени встречались незнакомые следы, вероятно, орочьи, но самих морготовых рабов нигде не попадалось, а так как отряд двигался вдали от дорог, судьба которых теперь была неизвестна, ни поселений, ни отдельных домов никто не видел. Исходя из этого, единогласно приняли решение двигаться вперёд, не тратя время и силы на поиски врагов, ведь, скорее всего, встречаются следы разведчиков, приходящих со стороны Химринга. Цель близка... — Да, — очень язвительно согласился Гилнор, скомкал снежок и швырнул в обгорелый сосновый ствол. — Это были атани. Смертные не могут долго жить во лжи, в отличие от вас! Для вас это обычное дело, я давно понял! Ненавижу ваши песни, потому что они пропитаны враньём! — И что ты тогда здесь делаешь? — будто прикидывая позицию для боя, Алмарил отступил на два шага, обвёл глазами лес. — Не пою эльфийские песни, — вдруг просиял Гилнор и пошёл дальше, будто ничего не произошло. Он пытался утрамбовывать снег, но всё равно проваливался почти до бёдер. — В них одно враньё! — Теперь всё изменится, — вмешался в разговор один из верных нового верховного нолдорана, — а то, что ты не пел лживых песен, спасло тебе жизнь. Иначе, несмотря на все заслуги, сейчас бы в виде пепла лежал в земле. — Ты жалеешь их? Тех мятежников, — сам не зная, зачем, задал вопрос соратнику Карнифинвэ. — Не знаю, — Нолдо пожал плечами. — Гилнор, — верный нового верховного нолдорана снова перестал замечать бывшего хитлумского заложника, — расскажи, что в наших песнях тебя так злит. А пока ты рассказываешь, найдём место для привала. Алмарил покачал головой, пошёл вперёд. — Я их даже не запоминал! — уже мягче продолжил возмущаться полуэльф. — Но даже та, наша: «Помни: ты — воин света! Волей снегов и ветра! Помни: живи не слепо, А с верой в Любовь и Свет!» Вроде бы никакого подвоха, но нет! Это означает не то, что ты будешь бороться против зла, а то, что придётся защищать честь короля, которой нет, то есть, не было! Мне-то плевать, но за других обидно. Жить не слепо — значит, видеть то, что хочет, то есть, хотел король Голфин! «Каждому свой путь, и у каждого свой рок и маета, Но у каждого две жизни, не одна – Та, что видится в мечтах, И та, что здесь, где бег и суета...» Понимаете? Это ведь означает, что жизнь, которой живёшь, неправильная, пока не станешь служить верховному нолдорану! «Две жизни твои — Та, что вокруг, и мечты — Свет заставляет расти, И ты привыкаешь быть Воином Света!» Понимаешь, да? Ты жил себе спокойно, а потом — давай привыкай делать, что скажет король Голфин. Только не забывай, что ты — воин света. Помни! По-омни! Действительно! Это же так легко забыть! А, знаете, почему легко? Потому что никакой ты не воин света, а стрела в колчане, которую выпустили и потом даже искать не стали. Слишком много вранья в вашей музыке. Страж рассмеялся. — Всё так, — поник Карнифинвэ, — помогая Гилнору выбраться из очередного сугроба, — было. Но теперь изменится к лучшему то, что строилось на лжи. — И Гилнор научит нас правильной, честной музыке, — очень неприятно произнёс Алмарил, снова оказавшийся рядом. — Если делать привал, то здесь. Дальше не пройти, нужно искать путь, а это займёт всю ночь или даже больше. — Обязательно научу, — вздохнул полуэльф. — Только сначала поем. Отряд быстро расчистил небольшую полянку, эльфы притащили брёвна, поставили палатки. До цели действительно осталось совсем немного, по сравнению с пройденным расстоянием, однако чем ближе разведчики подходили к Химрингу, тем сильнее сгущался туман над горой, поэтому знамя-ориентир становилось незримым даже для аманэльдар. Занимаясь поисками дичи, Нолдор снова нашли следы кого-то двуногого: цепочка уводила к северу, а потом прерывалась под свежим снегом. Враг встретился или нет, уверенности не было, поэтому на картах отметили вероятную, но не точную опасность. Подстрелив зайцев, охотники вернулись хмурые, словно рассчитывали на нечто гораздо большее, однако остальных вполне устраивал любой обед. Заварив в котле кору, хвою и шишки, отряд занялся обычными для привала делами. — Я помню, давно учили меня отец мой и мать: Лечить — так лечить, любить — так любить, Гулять — так гулять, стрелять — так стрелять, Но утки уже летят высоко — Летать — так летать, я им помашу рукой, — вспомнил про обещанное Гилнор и, согревшись и отдохнув, решил показать, что такое честная песня. — Снова осень закружила карусель мелодий, Поохочусь, с ветерком по нотам прокачусь И сыграю, если я ещё на что-то годен, И спою вам, если я на что-нибудь сгожусь. Алмарил демонстративно ушёл в палатку, зато Карнифинвэ и несколько верных нового верховного нолдорана заинтересовались и подсели ближе. Хитлумские Нолдор многозначительно переглядывались, сын Питьяфинвэ чувствовал некий подвох. Эльфы готовят месть за обвинения во вранье? — Не жалею, что живу я часто как придётся, Только знаю, что когда-нибудь в один из дней Всё вернётся, обязательно опять вернётся — И погода, и надежда, и тепло друзей. Так поскучаем, чтобы радостней была как будто Наша встреча, а она уже не за горой. Вновь весною из полёта возвратятся утки, Стосковавшись по озёрам с голубой водой. Как когда-то за лисой гонялся быстрый кречет, Так и ныне он свою добычу сторожит. Не прощайтесь, говорю я вам: «До скорой встречи!» Всё вернётся, а вернётся – значит, будем жить. В плавнях шорох, и легавая застыла чутко, Ай да выстрел! Только повезло опять не мне. Вечереет, и над озером летают утки Разжирели! Утка осенью в большой цене. — Намекает, что не ту дичь добыли, — подмигнул соратникам один из воинов. — В этих человеческих песнях одно враньё! — И вовсе не про охоту пелось, — подыграл сородич, — а про то, как злой эльфий король Голфин заставляет простых атани ему служить! В первый миг Гилнор, казалось, обиделся, однако быстро сменил злость на веселье. — Ладно, — сказал он, — ваша взяла. Мы все — лживые твари. Самое время это признать. Карнифинвэ ощутил давящую пустоту в груди. Бессмысленность происходящего бросала на грань отчаяния. Что, если опять придётся задержаться или вовсе повернуть назад? Что, если Химринг разрушен?.. — Может, всё-таки подерётесь? — внезапно спросил Гилнор, и сын нолдорана Питьяфинвэ чуть не подпрыгнул, где сидел. — Это твоё единственное и главное желание, да? — спросил Карнифинвэ так, словно готов был заплакать и закричать, что-нибудь ломая и разбрасывая. — Вообще-то нет, — совершенно серьёзно произнёс полуэльф. — Если бы меня об этом спросили, если бы кто-то действительно поинтересовался, чего я хочу, о чём мечтаю, я бы сказал, что давно уже представл себе, как живу в королевстве, среди таких же, как я. — Честных? — не упустил возможность съязвить стражник. — И это тоже, — не поддался Гилнор. — Просто, я пытался дружить с атани, но они смертные, а я... Я живу долго и не старею. Я не знаю, умру ли когда-нибудь, но всё равно успею похоронить не только друзей, но и их детей и внуков. Может быть, я бессмертен, как вы, но эльфы всё равно будут видеть во мне человека, а не равного. — Мы не считаем себя высшей расой, — заверил хитлумский воин. — Может быть, именно ты не считаешь, но другие... Вот скажи мне, Э-ль-да, кто мы такие? Мы ведь не дети вашего Творца или какого-то из Валар. Мы — порождение похоти и попытки дать детям лучшую жизнь, чем была у смертных родителей? Что нам делать с нашей судьбой? Кто её написал или соткал? Некоторое время все молчали, потом верный нового нолдорана, медленно качая головой, вполголоса процедил: — Недавно я произнёс слова, произнёс сгоряча. Я не считаю, что был неправ, но стоило выразиться иначе. Я не хотел говорить подобное снова, но, видимо, придётся. Поэтому, пер-эль-да, слушай правду. *** — Сейчас не до ваших слёз! — стражник пугающе расширил глаза, размял руки. — Сочувствия вам здесь не найти. Привычная промозглость ощущалась особенно болезненно, сырость пробирала до костей. — Благодарите владыку, что сами здесь не горите! Хотя, ваша благодарность ему не нужна. Лучше просто не попадайтесь на глаза! Ни ему, ни нам, — выкрикнул другой воин. Тел было немного, их просто вывезли за город на пустырь и подожгли, чтобы потом засыпать землёй. Осмелившиеся поехать со стражей родственники мертвецов пытались скрыть слёзы, и лишь одна женщина прятала не чувства, а светлые волосы, выдающие происхождение. С её губ то и дело слетало имя, словно вдова надеялась услышать привычный ответ. Сырая холодная погода мешала быстро уничтожить мёртвую плоть, дым погребального костра смешивался с привычным в этих землях туманом, влага с неба оседала на ресницах, делая солёные слёзы пресными, словно обесценивая их. Девушка с каштановыми волосами зарыдала в голос, вопрошая, что теперь будет с ней и остальной семьёй. Ответа не последовало. «Сейчас не до ваших слёз», — напомнила тишина, нарушаемая лишь треском огня. Тел было немного, но вместе с ними, казалось, сгорала целая эпоха.