Юность

Ноябрь 2020 года — январь 2021 года

что направлена к самому низменному,

к тому, где жесток человек,

где сердце изводится в рытвинах,

и бездомным не дали ночлег.

Близился Новый Год. Планы… какие планы? Отрываться, конечно же. В ноябре Ичиго сидел практически без сделок, тоскливо перебирая базу клиентов. Он звонил, висел на трубке, прилипшей к влажному от пота уху целыми днями, отвечал на все сообщения мгновенно, наматывал круги по отделу продаж в ожидании визита, но народ ждал то ли новогодних скидок (их в жилом комплексе никогда не было), то ли когда загорится красным цель “в новый год – с новой квартирой”. Видя понимающие взгляды коллег, слыша их периодические разговоры о сука-ноябре – и только у Джаггерджака ноябрь был очередным охуительным месяцем – Ичиго до невозможности хотелось проблеваться, но он держался. Эти тридцать дней были окутаны мифами и легендами со стороны продажников – тухлые, грустные, практически без визитов и, соответственно, с минимумом сделок. Ичиго впервые сталкивался с этим, но, пожалуй, каждый продажник должен был пройти через такое – когда кажется, что все против тебя, что ты делаешь то же, что и обычно, но это не работает, епта. Словно весь мир притаил дыхание перед последним месяцем года, замер на мгновение в неведомых никому мыслях, чувствах и ощущениях. Ичиго ждал декабря. И ожидание его не подвело – месяц зажёгся бенгальскими огнями предвкушения потока множества новых клиентов и, соответственно, сделок. Менеджеры улыбались искренне чаще, нежели обычно, давали друг другу пять, вешали гирлянды и мишуру, ставили на свои столы маленькие искусственные ёлочки с такими же маленькими подарками-пустышками – символы чудес и чего-то светлого. Ичиго невольно воодушевлялся каждым жестом праздника и ощущал драйв, захвативший коллег, становясь причастным к тому, что они творили – давали людям дом и надежду на светлое будущее. Уже с первого числа появились клиенты с особенным взглядом – их глаза горели желанием покупки, сама идея жить в новом месте уже была наполовину им продана, и это было неожиданно, непонятно, но приятно, поэтому Ичиго предпочел глубоко не задумываться над их мотивацией, лишь работать, пока работается.  Каждый день он отрабатывал на двести процентов, выкладываясь по полной – с него сходило по семь потов, когда по субботам или воскресеньям могло приходить по двенадцать визитов на менеджера. Речь текла сама собой, нужные фразы находились, вытаскиваемые тузами, скрытыми в глубинах памяти, все формулировки отскакивали от зубов наизусть – его работа в июле, полгода назад, давала знать о себе – и к концу дня болела челюсть от постоянной улыбки, напряжённой речи, кажется, Ичиго никогда столько не говорил в своей жизни, как в декабре. Он не успевал поесть, бежал на стройку голодным, заказывал оценки стоимости квартиры, другой рукой ведя автомобиль, параллельно разговаривая с клиентами. Заводя одних в отдел ипотеки, брал следующего клиента, и презентация начиналась заново, подстраиваясь индивидуально под нового человека, в то же время поступали, кажется, бесконечные звонки и сообщения, телефон вибрировал, как проклятый, но в этом запале будней Ичиго впервые за долгое время чувствовал себя счастливым, забив на онлайн-сессию в университете. Ичиго был окрылен, будучи занятым, нужным и важным, он приносил стабильный результат день за днем и становился взрослее в собственных глазах. Коэффициент визит–сделка вырос, став четыре к одному, что не могло не радовать. Безусловно, было к чему стремиться – у Гриммджо вот в среднем три к одному, но им всем до Гриммджо как до дальней неизведанной страны пешком, поэтому Ичиго на этот счёт ни капли не расстраивался. Вырвавшись на третье место, Ичиго, по предварительным расчетам, впервые самостоятельно заработал шестизначную сумму, плюс неожиданно за перевыполнение общего плана всему отделу продаж дали премию.  Ичиго чувствовал триумф. Наконец-то он мог купить билеты в столицу сам – Новый Год планировалось отпраздновать с родителями и их боссом, Айзеном Соуске.  Айзена он знал давно, с детства, если быть точнее.  Откровенно говоря, этот человек не мог не внушать трепет – он вёл бизнес в нескольких городах одновременно, сыграл огромную роль в жизни Масаки, когда она приехала в большой город за лучшей жизнью для своего ребёнка и действительно нашла её. Масаки на него лично проработала восемь лет, как ломовая лошадь – она жила в отдельной комнате в доме руководителя, помогая ему во всем – и на стройках, и с обустройством нового дома, и с уборкой. Она воистину была мультизадачным человеком, оправдывая доверие Айзена день за днем, минимизируя возможные косяки других работников и ошибки самого Соуске в том числе. Эта занятость Масаки неблагополучным образом сказалась на их отношениях с Ичиго и его личности в частности – она попросту не успевала уделить ему достаточно внимания и заботы, поэтому он часто жаждал даже малейшего одобрения со стороны взрослых, построив свою самооценку на мнении других о нем. Ичиго был лучшим в учебе, купался в роскоши и подарках, имел в своём распоряжении новую технику в личной комнате, получая зависть одноклассников и становясь изгоем в школе, но оставаясь ребёнком в кругу общения Айзена – людей гораздо старше него.  Спустя почти десять лет отсутствия личной жизни, когда Ичиго было тринадцать лет, Масаки поняла, что попросту заебалась так жить. Она за это время заработала на квартиру и машину, дала большую часть образования сыну в отличной школе, поэтому за пару дней тайно собрала вещи, сказала Айзену в ответ на его очередные подозрения и попытки поссорить с Рюукеном, что он достал её просто по горло, и объявила, что уезжает. Таким образом они быстро собрались и уехали.  К черту на кулички.  Спустя пять лет Масаки осознала, что жизнь в глубинке рядом с матерью позволила ей морально восстановиться и в какой-то момент начала угнетать, поэтому она приняла решение вернуться к Айзену, но уже на других условиях – в другой город, на новый проект. Это и был жилой комплекс “Каракура”.  Ичиго вслед за матерью не смог уехать сразу, и так началась его первая депрессия – близилось окончание школы, личностный кризис, выбор профессии, требование закончить школу на отлично (так как учёбу поощрял Айзен кругленькой суммой) доконали его и он начал резать себя. Сначала живот, затем руки… пошло-поехало. Ичиго старался не вспоминать то время. Впрочем, несмотря на то, что деньги Айзена в какой-то мере испортили его, Ичиго относился к нему с благодарностью за помощь Масаки в нужное время, с уважением к его гениальности и в некоторой степени нейтрально к его самомнению – он имел на него полное право. Айзен его по сути не волновал.  Второго же января должно было начаться самое отпадное – он купил Тацуки, своей интернет-подруге, билеты, чтобы она приехала к нему из другой страны, и охренел, что теперь и такое может сделать (кажется, деньги снова начинали ему нравиться), поэтому они планировали встретиться с ней и еще одной девушкой – ее звали Бамбиетта – в столице. Вечеринка обещала быть огненной – они сами, без родителей, вероятно, с веществами. Последний раз они виделись примерно два года назад. Ичиго с теплом вспоминал то время. В том же году он последний раз употреблял, зарекшись никогда больше этого не делать. Что ж, всегда можно начать снова!  Завершив декабрь и стукнувшись на прощание с коллегами бокалами недорогого шампанского, Ичиго на следующий же день, тридцать первого декабря утром, вылетел вслед за родителями. Небо, видневшееся в иллюминаторе самолёта, встретило его восходящим зимним солнцем, и Ичиго довольно улыбнулся, мечтально разглядывая облака, рассекаемые воздушным судном.  Какая будет встреча с Тацуки? Сможет ли он потянуть её финансово? Тацуки вроде нравилась Бамбиетта, и это было взаимно, не будет ли он третьим лишним? Ичиго тряхнул головой, избавляясь от навязчивых мыслей и бессмысленных тревог. Они не имели ни веса, ни смысла – не предугадаешь наверняка, как все произойдёт, соответственно, оставалось лишь наблюдать и действовать исходя из текущей реальности. Ему не впервой было гасить внутренние переживания – и он решил пойти проверенным методом – прикрыть глаза и провалиться в лёгкую полудрему до самой посадки. Следовало отдохнуть – подъем в шесть утра не прошёл незамеченным, а день предстоял долгий. Очень долгий. Прилетев, Ичиго вызвал такси по приложению, отмахнувшись от навязчивых частников на выходе, и выехал к северо-востоку в небольшой город рядом, по пути так же выбрав неглубокий сон. Периодически посматривая в окно, он видел здания, сменяющиеся более низкими, общий городской фон превращался в глухой лес с высокими хвойными деревьями, и вот, наконец, появилась вывеска жилого комплекса, так похожего на “Каракуру” – “Лас Ночес”, но в то же время он был дороже по своему содержанию. Гораздо дороже.  Каждый раз, возвращаясь сюда, Ичиго предавался воспоминаниям о детстве – таком далёком и таком близком одновременно – вот оно, рукой подать. Появившись впервые в доме Айзена, он шокирован наличием бассейна внутри дома. Ему всего пять лет. Все кажется таким огромным. Первый класс. Мама отвозит его в школу. Он ссорится с одноклассниками. Играет один в своей комнате с множеством игрушек. Читает книги. У него выпадают молочные зубы. Случайно поджигает учебник по иностранному языку. Он играет с Айзеном в шахматы. Идёт на детскую площадку, затем к небольшому искусственному пруду недалеко от дома, где смотрит на уток и мелких рыбок, подкармливая их хлебом.  Он надевает очки Айзена, а затем, после операции на зрение, они навсегда исчезают с его лица. Его встретил сам Айзен и неожиданно тепло приобнял, забирая тяжёлую сумку из рук и ставя её рядом.  – Ты будешь есть? Наверное, проголодался. Голос мягкий, бархатный, Ичиго всегда удивлялся тому, как он оставался одинаковым, что бы Айзен ни говорил.  – Я… попью чай. Спасибо. Ичиго чувствовал радость – видеть того, кто немало для него сделал, обеспечил большую часть его жизни, был для него своего рода покровителем и кумиром – это было приятно. Айзен широким жестом руки пригласил его в обеденную комнату, где уже сидели его родители – мама и отчим. Масаки он поцеловал в щеку, Иссину пожал руку, и занял свое место у стены – там, где он всегда сидел в этом доме когда-то давно. – Ну, рассказывай. Как твоя учёба? Ичиго неловко улыбнулся –  на учёбу он конкретно забил ввиду ставшей любимой работы и полного отсутствия интереса к ней. – Да идёт потихоньку. Спрятав взгляд – у него же все всегда было видно на лице – он потянулся за маленьким изящным чайником и, придержав крышечку, налил себе заварку, затем развёл кипятком. – Ты смотри, это очень важное дело, – Айзен сложил ладонь в кулак и устроил щеку на нем, оперевшись локтем о стол. Волнистая прядка даже не шелохнулась на его лице. Маленькая неидеальность в идеальной укладке. – Учись, работай. Так ты получишь навыки и умения, которые очень сильно пригодятся тебе в жизни. Ичиго кивнул. Разговор хотелось быстро перевести в другое русло. В комнату зашёл крупный кот с роскошной шерстью, он был похож на лесного лешего с длинными кисточками на ушах. Вот и повод. – Оу, у вас новое домашнее животное. Как зовут? – Я назвал его Гин. Ичиго, не сдержавшись, рассмеялся, его рука дрогнула и он чуть не расплескал чай. Гин – человек, работавший ранее руководителем в “Каракуре” и пойманный мамой Ичиго на левых сделках и отмыве средств в крупных размерах. Вылетел с полпинка со свистом вместе со своей небольшой компанией мошенников – Масаки вычистила всю руководящую верхушку под корень, дабы построить нечто новое, качественно работающее, чистое. Ныне его по какой-то неведомой никому причине Айзен снова взял на один из своих проектов – в очередное захолустье. Ичиго слышал, Гин прибыли там пока не приносил. Ничего нового, впрочем. – Иронично, – дёрнул уголком губ Ичиго, снова уткнувшись в чай. Айзен начал рассказывать истории из жизни, затем беседа плавно перетекла в обсуждение рабочих моментов в “Каракуре”, и в какой-то момент Ичиго поймал себя на том, что отключился от разговора и пялился в пустую чашку уже какое-то время. Поднявшись со стула, он кивнул Айзену, вопросительно на него посмотревшего. – У тебя седьмая комната. Ичиго знал, где она, поэтому с чистой совестью взял свою сумку из прихожей и на лифте поднялся на второй этаж, устремляясь мимо своей бывшей комнаты в левом крыле здания далее к гостиничным, как их называл Айзен, номерам.  Седьмая комната была такой же, как и остальные – двуспальная кровать, телевизор на тумбочке напротив, кресло, большая лампа рядом с ним и дверь, ведущая в санузел. Всё было привычным и понятным. Ичиго посмотрел в окно и увидел знакомую брусчатку и дом соседей, видневшийся в просветах между деревьями. Он помнил, как эти клёны только высаживали – тогда они были тонкие, с небольшими подпорками, дабы не согнулись от ветра. Теперь они выросли и стали крепче. Возможно, вырос и он сам? Проверив, все ли есть в сумке, и не надо ли ничего купить, Ичиго расположился звездой на заправленной кровати и уставился в потолок. Было около трех часов дня – он не заметил, как прошло время за разговорами с Айзеном – и можно было уже начинать готовиться к торжеству.  Ичиго не заметил, как быстро уснул, витая в собственных мыслях, и очнулся, когда телефон завибрировал. Не сразу сориентировавшись, чертыхнулся, промазав пальцем по кнопке принятия входящего вызова, и поднял трубку. Мама спросила, где он шатается, Ичиго как-то отбрехался и ответил, что через полчаса спустится. Для Нового Года был заготовлен нежно-небесного цвета костюм с молочной рубашкой, который он с помощью мамы выбрал в магазине буквально за пару дней до этого. Синяки под глазами почти исчезли, поэтому Ичиго уверенно запихнул консилер обратно в сумку.  Пора было выдвигаться. Гостей было немного,  человек пятнадцать – часть Ичиго знал, часть совершенно не помнил. Белая комната с высокими потолками была украшена ёлочными игрушками, слегка жужжал аквариум во всю стену, все пестрело, сияло, без музыканта играл рояль, клавиши сами собой нажимались на нем – и взгляд терялся и стремился расфокусироваться, но все это не помешало Ичиго быстро сориентироваться и найти официанта с подносом, на котором стояли бокалы шампанского.  – Ичиго, – вкрадчивый голос Айзена разрезал лёгкий гул голосов гостей, когда он прислонился плечом к стене в углу возле большого окна. – Ты выглядишь сегодня невероятно привлекательно. Ичиго застыл, непонимающе взглянув на хозяина торжества, и утонул в гипнотизирующих карих глазах напротив.  – Эм… Ичиго запнулся, приоткрыв рот, как рыбы в аквариуме рядом с ним, и почувствовал, что жар волнами поднимается от груди к щекам, наверняка затапливая их розовизной. Как его понимать? Комплимент? То, каким тоном он это сказал, как были слегка прищурены уголки его глаз, лёгкая улыбка… не будь это Айзен – тот, кто воспитал его, растил в течение восьми лет – он бы воспринял это однозначным подкатом. Но это же был… Звон стекла в руке вырвал его из оцепенения – Айзен прикоснулся своим бокалом шампанского к его – и рука Ичиго непроизвольно разжалась, выпуская предмет из пальцев. Россыпь осколков брызнула в стороны, перемешиваясь с шампанским и чудом не пачкая брюки, лишь застывая художественной кляксой на мраморном полу. Ичиго растерянно огляделся вокруг, видя, как люди рядом пялятся на него, поймал встревоженный взгляд матери и, помедлив, твердо кивнул ей, безмолвно сообщая – порядок. Увидел движение рядом – Айзен подал знак сотрудникам убраться. Почувствовал дыхание возле уха и тонкий древесный парфюм с нотками цитруса. – Хорошего вечера, – тихим шелком, удушливо окутывающим его голову. Айзен ушёл, а Ичиго остался в углу, потерянный и по непонятным ему причинам опустошенный. Что за пиздец. Вечер больше ничем почти не запомнился – отрывки однообразных тостов, улыбки, фальшивые и искренние, старые истории и бой курантов, сразу после которых Ичиго ушёл спать. Очнулся он уже в такси, когда собрал вещи и двинулся в отель при аэропорте, куда должна была прилететь Тацуки.  Айзена ближайший год он точно не должен был увидеть. Его встретила Бамбиетта, тепло обняла и, освоившись в номере, они направились к залу ожидания международных рейсов. Тацуки уже направлялась в аэропорт своей страны, они почти непрерывно переписывались, так как это должен был быть её первый полет. Тацуки волновалась перед посадкой, что их долго не пускали, Ичиго с Бамбиеттой её успокаивали, и, наконец, они ее увидели – идущую от пункта пограничного контроля с усталой улыбкой. – Тацуки!  Ичиго ускорился и, практически подбежав к подруге радостно обнял её, забирая сумку из её рук. – Пиздец там был, конечно. Они нас задержали, не пускали, потом пустили, а затем сказали выйти, я думала, вообще не приеду… – Главное, что все позади, верно? Ичиго не мог перестать улыбаться. Она была здесь, рядом. Они так давно не виделись и вот, наконец, на расстоянии вытянутой руки, с возможностью прикоснуться не через экран в видеозвонке, а тут, вживую. Это было… потрясающе. Бамбиетта смогла найти возможность приобрести таблетки экстази, поэтому их ждала увлекательная ночь. Проглотив одну, Ичиго уселся на кровать, втыкая стик в айкос, и закурил. Оставалось ждать. – У меня подарок, кстати! Ичиго достал из сумки коробку, в которой были носки с их любимыми персонажами и протеиновые кексы, которые безмерно любил сам. Они расположились небольшим кругом на кровати, вытащив презенты друг другу. Бамбиетта и Тацуки обменялись пакетами, Ичиго передал свою коробку и… остался с пустыми руками. Непонимание, зарождающаяся обида затопили его, вызывая слезы в уголках глаз, но никто ничего не заметил. Он вложился в поездку финансово больше всех, пусть Бамбиетта и согласилась разделить расходы пополам, в итоге уже не получалось пополам, а ему даже никто подарок не приготовил. Чувствуя себя обделенным, в некоторой степени униженным и оскорбленным, он улыбнулся уголком губ и отлучился в туалет помыть руки и освежить лицо. Надо было держаться. Нельзя было испортить вечер глупыми переживаниями о вещах, которые невозможно в моменте исправить – устроить скандал, чтобы что? Сейчас же никто не побежал бы покупать ему подарки. Легче было ничего не говорить. Как-нибудь потом поднимет эту тему. Не время. Экстази начинал действовать, медленно, но верно затапливая жаром грудину и вызывая желание говорить обо всем. Действие таблеток было похоже на мефедрон, но немного слабее и гораздо дольше. Взглянув на себя в зеркало, Ичиго удовлетворенно отметил чёрные зрачки, почти полностью перекрывшие карие радужки, и облизнул розовые из-за недостатка воды в организме губы. Вторая таблетка, выпитая парой-тройкой часов позже скорее из жадности, чем из нужды, неожиданно принесла агонию – Ичиго чувствовал, что дышать стало тяжело, а когда посмотрел в отражение, увидел, как половина его лица припухла из-за аллергической реакции. Он почувствовал себя уродом, заслуженно получившим страшное внешнее отражение как сомнительную награду за гадость, скрытой внутри его порочной души. С остальными все было в порядке – они лежали на кровати, Бамбиетта устроила свою голову на животе Тацуки и наслаждалась тем, как ей мягко перебирают волосы. В моменте Ичиго ощутил, как зависть сдавливает сердце в колючие тиски, и горечь от собственных эмоций вызвала влагу в уголках глаз.  Никому он был не нужен и не будет никогда. Везде третий лишний.  Было сложно банально добраться до санузла – Ичиго несколько раз грохнулся в обморок – возможно, дело было в обезвоживании, ведь не стоило пить так много воды под веществами. Но когда Бамбиетта с Тацуки прибежали на помощь, поднимая его и помогая очнуться, лишь жалость и омерзение к самому себе захватили его – он лишь отвлекал их друг от друга, мешал счастливому воссоединению, поэтому ненависть к себе крутилась плотным узлом в желудке, не отпуская и прочно оседая в нем. Ближе к утру, чувствуя отходняк, они попытались уснуть на час, но не вышло. Мысли, уничижительно крутившиеся в голове, уступали место дикой усталости, когда он хотел просто вырубиться и забыться во сне, не думая ни о собственной лживой натуре, ни о грязном прошлом, ни о тревожащем его будущем. Выбравшись из прокуренного айкосом номера, когда наступило время выселяться, Ичиго купил всем воды в баре, не обращая внимания на невероятно завышенные цены, взял себе апельсиновый сок и размешал его водой, дабы снизить концентрацию и не вызвать изжогу в изможденном организме. Предстояло ждать пару часов, потом выдвигаться на заселение в апартаменты в другой район. Травку они раскурили сразу же, как попали в квартиру. Ичиго почти ничего не почувствовал, но это помогло наконец выпасть в долгожданное царство Морфея. На следующий день они приняли решение вкусить ЛСД. Марки также нашла Бамбиетта, правда, они просрали деньги на ненаход кокаина, о чем Ичиго жалел – он хотел попробовать легендарный порошок из фильмов. Не получилось, не фортануло. Все казалось попросту другим. Заиграй какая-нибудь музыка для медитаций с тихим, но навязчивым гулом барабанов, он бы провалился сам в себя – в свою душу, в свои внутренности, в свои тёмные страхи и желания. Пространство вокруг перемигивалось радужными оттенками, напоминая разводы бензина. Они смотрели фильмы всю ночь, и это было лучшим решением – отвлечься от глубин подсознания, непрестанно зовущих под кислотой. Улыбки актеров карикатурно растягивались, их пресс казался до невозможности фактурным, плачущие лица уродливо плыли с экрана вниз, а краски в экране выкрутились на максимум, заставляя глаза слезиться. Лишь через двенадцать часов Ичиго выдохнул, когда рисунок на обоях успокоился и перестал танцевать ча-ча-ча, а мозг отрубился в блаженной усталости. Проснувшись вечером, Ичиго вспомнил, что обещал подарить мандолину Тацуки – она училась в музыкальном колледже, и ей важно было иметь хороший инструмент. Поэтому они отправились в город в часе езды от них. Дорога была однообразной – высотки сменялись низкими домиками, широкий проспект перетекал в узкие улочки ранее невиданного посёлка. Таксист чудом не перепутал дома, все же довезя их до нужной точки. Хозяин дома был приветлив и дружелюбен – оказалось, он давно занимался музыкальными инструментами, любил их и стремился продавать в руки ценителей. Спустя полчаса переговоров, Ичиго нажал “перевести” на экране смартфона. Выложив кругленькую сумму, он ничего не почувствовал – лишь усталость после бессонной ночи, ощущение выполненного обещания и готовность отправиться домой. На прощание Бамбиетта поехала в аэропорт провожать Тацуки и Ичиго. Заказав мохито в баре, они обсуждали, что чувствуют что-то новое в своих жизнях. Ичиго не знал, как там другие, но по поводу себя точно было уверен – он словно переродился, и внутреннее требовало соответствия с внешним. Это было как-то связано с ЛСД, но ручаться за это не представлялось возможным – он не был экспертом по веществам и их влиянию на мозг человека. Просто чувствовал, что внутри все теперь по-другому.  Прилетев домой, он на следующий же день отправился в магазин парфюмерии и косметики и задумчиво застыл перед стендом с краской для волос.  Чёрный цвет манил, звал его в свои глубины и переливы, взгляд сразу оказался прикован к заветной коробочке, как Ичиго увидел её на полке. Уже стоя перед зеркалом и усердно обесцвечивая волосы шестипроцентным оксидом, дабы подготовить их к окрашиванию, он все ощущал правильным и целостным. Докрасив брови и отмыв от чёрных разводов руки, ванную и раковину, Ичиго удовлетворенно вздохнул. Все вставало на свои места. Пришел только материнский капитал за сделку четырехмесячной давности, количество продаж обещало быть говеным – и зарплата тоже, но это его ничуть не расстраивало. Внутри раскрывался сад с поющими птицами, и Ичиго видел его отражение в собственных глазах, когда смотрел в зеркало. Таким счастливым он себя очень давно не чувствовал.  Жизнь шептала на ухо всякие приятности, обещая прекрасное новое будущее, указывая на уже привлекательное настоящее. Ичиго ей верил.