Безоценочность

Джастин открыл дверь своего номера, после того, как к нему тихо постучались. Он никого не ждал, но увидев на пороге Эммануэля ни капли не расстроился. — Добрый вечер, — он усмехнулся, но когда Эммануэль молча поднял руку с бутылкой вина, сразу посерьёзнел, — Или не очень. Трюдо немного отступил, пропуская своего неразговорчивого — что было для него непривычным — гостя в номер и закрывая дверь. Макрон молча прошёл к дивану, на который даже сел напряжённо. Было понятно, что мыслями он находился не в комнате с канадцем, а где-то там, где ему за что-то было неспокойно. — Эммануэль, — Джастин позвал его, но никакой реакции не последовало. Тогда он, уже прилично обеспокоенный, подошёл к нему и осторожно заглянул в лицо, — Маню. Эммануэль посмотрел на него и виновато поджал губы. Ему, конечно, не хотелось заставлять своих близких людей нервничать, но это то, что он ненарочно делал последние несколько дней. — Извини, — француз настолько был погружен в свои переживания, что пытался открыть бутылку вина рукой, — Я просто немного думаю, знаешь, о выборах. — Я вижу, — Трюдо мягко забрал у него бутылку и отошёл с ней к импровизированной мини-кухне с парочкой стаканов, кучей шоколадок и даже чайником. О, и со штопором. Стало быть, повезло, не пришлось звонить на ресепшен. Пока Джастин возился с вином, Эммануэль решил озвучить причину своего прихода: — Вообще, я пришёл поздравить тебя. Большая семёрка и мы снова в Италии, как семь лет назад. — О, так у нас свидание, приуроченное к годовщине? Миленько, — Джастин вернулся к нему и протянул стакан с напитком. Степень огорчённости Эммануэля он хорошо оценил в момент, когда тот никаким образом не отреагировал на отсутствие бокалов. Хоть бы хмыкнул. Выдохнув, канадец боком сел рядом с ним, закинув руку на спинку дивана и подогнув под себя ногу. Он не знал, что ему нужно говорить и нужно ли. Они редко обсуждали друг с другом политические процессы в своих странах, разве что только те, которые касались совместной работы. Поэтому Джастин в тишине разглядывал задумчивый профиль Макрона. — Ты тоже считаешь, что я поступил неправильно? — Эммануэль нарушил молчание сам, повернувшись к своему собеседнику. Джастин опустил глаза на свой стакан, который он аккуратно крутил в руке. Какой была его первая реакция, когда он узнал про роспуск французского парламента? — Честно говоря, сначала я был в ужасе. Когда мы услышали это по новостям, мне стоило больших усилий вовремя прикусить губу и не сказать всяких ругательств при подчинённых. Кстати, губа у меня до сих пор болит. Эммануэль улыбнулся, вполне себе чётко представляя удивление Трюдо, возмущённо раскрывшего рот и едва успевшего вовремя его закрыть. — Но потом меня восхитила твоя смелость, — Джастин слегка наклонил голову, возвращая взгляд на Эммануэля, — Ты не был обязан, более того, без этих досрочных выборов тебе явно жилось бы легче. Правда, в позиции слабого, а это… Совсем не про тебя. Несколькими глотками Эммануэль почти полностью осушил стакан, отставив его на пол. Он действительно не хотел и не мог оставаться в унизительном положении. Для него было лучше сыграть и проиграть, но честно столкнуться с трудностями, чем сделать вид, что их нет. Однако не все в команде президента разделяли его точку зрения, за что он уже почти две недели сполна выслушивал не только от различных экспертов, но и от своих сотрудников. — Правильно или нет, ты поступил очень похожим на себя образом. Сложное решение с непростыми последствиями? О, конечно, ты примешь вызов. Эммануэль смотрел на Джастина, кажется, вовсе не моргая. Среди потока небезосновательных, но всё-таки возмущений, бесконечных вопросов и предупреждений, ему нужно было услышать что-то такое. Не восхваление и абсолютное согласие, а простое понимание. От внезапно охватившей нежности он подался вперёд, рукой скользнув по талии канадца и притянув его в свои объятия. — Спасибо, — благодарность за то, что Джастин поддержал его и за то, что всегда был рядом, чтобы поддержать. Эммануэль мягко поцеловал его под ушком, а после слегка отстранился, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я должен тебе, да? Джастин непонимающе нахмурился, пытаясь сообразить, о чём речь. — Твоя губа. Он успел только выдать короткое «О» и на всякий случай поставить куда-то под ноги свой стакан, прежде, чем Эммануэль прильнул к его губам и ничто другое их больше не волновало.