Trust

      Одри сидит на заднем сидении машины, прижимаясь головой к окну. Там, за тонированным стеклом жизнь идёт своим чередом, завывает ветер, подгоняя резкими порывами дождевые капли , которые стучат по лобовому стеклу так громко, что отдаются мерзкой пульсацией в висках, но Одри сейчас нет дела до того, что происходит там. Одри сейчас не здесь.        Сейчас она думает лишь об одном. Её жутко клонит в сон. Девушка всеми силами сопротивляется этому желанию, ведь знает, что если заснёт, то ей вновь придется пережить весь ужас того дня. Колени дрожат, руки трясутся, а дышать становится тяжелее с каждой секундой, будто на шее тугим узлом затягивается петля.       Поводок давит, тот роковой день держит крепко, не желая отпустить и на секунду, заставляя хвататься руками за кожаный ремень, пытаясь оттянуть свою участь на пару жалких мгновений. Не выходит из головы, с каждым днём всё сильнее сводя с ума новыми мыслями, словно в голове роются тысячами маленькие черви, прогрызая черепную коробку и впуская в голову все больше новых навязчивых идей. Хочется кричать, пока все внутренние демоны не разбегутся по уголкам измученного разума, но приходится молчать.       Она до сих пор чувствует мерзкий запах субстанции в стакане, почти ощущает на языке вкус, но не успевает. Она жалеет, что не выпила, что не послушала мать, что осталась жива. Она не достойна жить, зная, что там погибли тысячи невинных, совсем юных душ. Девушке хочется вцепиться в свои волосы, выдирать клочьями, раздирать тонкую нежную кожу длинными ногтями за то, что была столь непослушна. Она рассыпается на тысячи мелких осколков битым стеклом.       Но все заканчивается. Даже самый неприятный кошмар подходит к концу. Перед глазами мигают искры. И в голове громкими выстрелами бескрылых ангелов проносится осознание. Она в безопасности.        Одри распахивает глаза от резкой тупой боли. Машина наехала на кочку и она хорошенько приложились головой о стекло. Девушка потирает ушибленное место и с болью уходят глупые воспоминания. Одри вздыхает. Ей даже не нужно засыпать, чтобы ужас того момента накрыл с головой, заставляя барахтаться в грязной реке воспоминаний, захлёбываться мутной водой без единой возможности выплыть. Тот день четко отпечатался на обратной стороне век. Каждый раз, стоит Одри закрыть глаза она видит его. Оно не выпускает из своих цепких лап, как бы Одри не старалась выбраться.        Она кричала, молила о помощи, ей не хватало сил выбираться из этого состояния самостоятельно, потому она старалась найти того, кто поможет. Она была психологом, но, черт побери, как этот психолог нужен был ей самой. Ещё один вздох. Он даётся уже легче, но веревка всё ещё затянута слишком сильно. Голова болит не то от удара о стекло, не то от нахлынувших неудержимой волной воспоминаний. Одри судорожно кладет трясущуюся руку на грудь, пытаясь сделать нормальный вздох. За окном шумит дождь, оставаясь на стекле небольшими каплями, Одри наблюдает за ними, точно малый ребенок. Прикидывает, какая скатится по гладкой поверхности быстрее, это успокаивает, даёт возможность нормально вздохнуть. И Одри пользуется, жадно хватает ртом спертый воздух.        Но спокойствие это длится намного меньше, чем хотелось. Одри давно научилась не хотеть много, не желать, но даже её самые малые надежды зачастую оказываются лишь грязью под массивным ботинком, что стряхнут, не подумав, и пойдут дальше.       Изредка о прочное тонированное стекло ударяются раскидистые лапы деревьев, заставляя вздрагивать. Сердце бьётся где-то в горле. Страх поглощает, давая короткие передышки лишь на пару секунд, чтобы мучить дольше, не дать погибнуть раньше времени.       Всё тело пробивает волной мурашек, когда она наконец слышит внятный, такой знакомый её слуху звук. Голос. Тихий, размеренный, почти нежный, но в привычной манере серьезный, будто говорящий боится спугнуть.        —Одри..?        Машина резко отъезжает на край дороги и тормозит, ветвь вновь ударяет в окно, заставляя девушку на заднем сидении обхватить себя руками. Водитель разворачивается, чуть щурится, глядя на напуганную девушку и брови сами сводятся к переносице.        —Одри...        Вновь повторяет девушка. И Одри готова слушать этот голос вечность. То, как Фелония произносит её имя, то, как нежно звучит из ее уст каждое слово, адресованное ей. Она точно склеивает тысячи осколков единое целое, она залечивает душу одними лишь словами, она даёт надежду, а не отбирает... Она дала понять, что в Одри до сих пор есть какие-либо чувства, кроме страха, отвращения к самой себе, что Одри жива.        —Что с тобой? Давай поговорим, если тебя что-то тревожит, ты можешь не бояться меня.        Каждое слово – точно пластырь на порез. Фелония укладывает руку на плечо Одри и ничего не говорит. Ждёт ответа, она никогда не давит, лишь мягко направляет, позволяя решать самой. Одри мотает головой, но руку Фел убрать не даёт, накрывая своей.       —Давай не сейчас.—Голос надламывается, хрипит, но Фелония будто не замечает, кивает и высвобождая свою руку из плена холодной ладони Одри вновь кладет её на руль. Глядит на дорогу пару секунд и наконец возобновляет движение.        Одри бы ни за что не подумала, что за холодной суровостью глаз Фелонии скрывается такая нежность и аккуратность. Одри видела, что с остальными Фел совсем другая, была благодарна, что она не давит, не мучает расспросами, молчит, когда нужно, когда слова отравляют. Одри благодарна, что в её жизни появился такой человек, ведь даже зная, что спасение утопающего, пусть и в своих страхах, дело рук самого утопающего, она всегда тянула руку, надеясь, что кто-то вытащит ее из пучины собственных ужасов и загонов.        Фелония включила музыку. Не громко, так, чтобы та могла заглушать бешеный стук сердца и лезущие в голову непрошеные мысли. Она глянула в зеркало, встречаясь глазами с Одри, спрашивая, не против ли та. А Одри только за, ей тоже нужно отвлечься. Последнее, чего она сейчас хотела – гнетущей, совершенно неловкой тишины. До участка они доезжают под спокойную музыку безымянной радиостанции.        Полицейская выходит из машины, направляясь к задней двери, чтобы выпустить Одри. Дождь уже закончился, оставив после себя лишь мутные лужи, разбавленные бензином. Фелония распахивает заднюю дверь и глядит на пассажирку. Одри дрожит. И Фелония прекрасно понимает, что дрожит она не от холода, что проник в салон машины сразу, как Фел дала на то молчаливое разрешение, открыв дверь. Девушка поднимает взгляд на Фел и, наконец, осмеливается двинуться, аккуратно вылезает из машины, придерживаясь за руку Фел, чтобы не упасть, ведь колени все ещё дрожат. Фелония молчит. Но, кажется, долго это не продлится. Она устала молчать, она всё прекрасно видит и понимает. Они обязательно все обсудят. Она уверена.        Девушки быстро проходят до кабинета Фел и Одри, опираясь о стол посреди зала, наконец вздыхает спокойно. В этом кабинете спокойно. Кондиционер шумит, тихая музыка играет из радио скорее как задний план, чтобы заполнить пустоту в голове. В этом кабинете все так живо, что и самой хочется жить.        Фелония подходит к шкафу, доставая оттуда одежду. Одри уже полностью сидит на столе, едва касаясь пола носками туфель. Фелония кладет одежду на стол и тихо говорит:        —Переоденься, в этом удобнее будет. Девушка смотрит Одри прямо в глаза, пробираясь сквозь яркую радужку, заглядывая сквозь них в самую душу. Рука медленно перемещается на стол, в опасной близости с бедром Одри. Она ничего не делает. Лишь выжидает, вслушиваясь в музыку, стараясь разобрать слова, будто ничего не происходит, будто они что-то значат, будто чужая рука только что не легла на её колено. Фелония вдруг резко отдергивает руку. Её резким разрядом тока приводит в чувство. Она кивает на стопку одежды и разворачивается, чтобы не смущать Одри.        Оценщицу будто из транса выводит этот холодный взгляд. Она поднимается со стола, оглядывая одежду, выданную ей Фелонией. Она медленно скидывает с себя платье и стоит так ещё неизвестное ей время, нет сил и желания что-либо делать.        Она стоит и смотрит в одну точку. Голова пуста. Не осталось даже воспоминаний о злополучном событии, нет стаканчиков с мутной жидкостью нет веры, нет ничего, лишь пустота. Тишину пронзает, точно стрела с металлическим наконечником, вращающаяся глубоко в плоть, голос Фел:       —Одри? Всё нормально?       —Нет.        Наконец тихо выдыхает Одри и Фелония, всеми силами стараясь перебороть глупое смущение, оборачивается на девушку.        Она подходит ближе и укладывает руку на дрожащее плечо Одри. Девушка стоит в одном лишь нижнем белье. Фелония всеми силами игнорирует этот факт и разворачивает Одри лицом к себе. Рука на плече девушки непроизвольно сжимается, острые ногти впиваются в кожу и Одри выдыхает, прикрывая глаза.        —Одри... Ты можешь мне довериться, я всегда готова выслушать и поддержать тебя, только скажи, что с тобой происходит, ты меня пугаешь, я волнуюсь.        Одри отводит взгляд и молчит. Она не готова делиться подробностями всего, что произошло с ней.        —Я уже давно потеряла веру во что-либо...        Фелония кладет ладонь на щеку Одри, её взгляд проникает в нутро, сжимая внутренности, вспарывая живот и вываливая к своим ногам требуху чувств.       —Позволь мне помочь тебе вновь её обрести.       Тихий голос Фелонии сводит с ума. Одри пробивает резкой дрожью и сдерживать эмоции становится невозможно, слезы текут из глаз, не давая возможности остановить их. Они не слушают хозяйку, что пытается сморгнуть соленые капли с глаз, они продолжают стекать по щекам оставляя за собой влажные дорожки. Фелония укладывает вторую руку на щеку девушки и придвигается ближе. Одри накрывает её руку своей и перестает даже пытаться спрятать слезы. Она почти падает в объятия полицейской. Объятия, которых ей так не хватало всю её жизнь.       В окно вновь начинают быть капли дождя, небо, будто чувствуя настроение оценщицы, плачет вместе с ней. Где-то далеко небо прорезает яркая вспышка молнии, гремит, прерывая блаженную тишину, гром. Глухой стук капель заглушает прерывистое дыхание и тихие всхлипы Одри. Фелония прижимает её к себе и поглаживает по голове, стараясь не испортить прическу, хотя прическа сейчас последнее, что её волновало.        Одри отстраняется и смотрит Фел в глаза. И Фелония, не в силах сдерживаться дольше жалкой секунды нежно прижимается губами к губам Одри. И вновь она не давит, передает инициативу, даёт вести. А эта бескрайняя нежность в её глубоких глазах... Девушка не углубляет поцелуй, боится. Боится, что все зайдет слишком далеко, хотя, казалось бы, куда. Она поклялась не привязываться к людям, а теперь... Хочется биться головой о стену, пока в ушах не запищит, пока перед глазами не поплывут черные пятна, хотелось выпрыгнуть с окна, как сделал это Артур. Хотелось бросить все. Хотелось бежать, но ноги не слушались. Одри отстраняется.        —Может не поедешь никуда? Я скажу Микаэлю, что тебе плохо.        Фел запускает руку в карман, отчего связка ключей, брошенная туда, тихо звенит, под натиском подрагивающих пальцев полицейской.        Одри кивает.        —Давай я тебя к себе отвезу? Там ты в безопасности будешь, обещаю.        И ещё раз.        Сейчас Фелония поможет Одри одеться, позвонит Микаэлю и сообщит о состоянии Одри, отвезёт оценщицу к себе, извинится за беспорядок и уложит на незаправленную кровать, оставит нежный поцелуй на лбу и будет сидеть на краю постели пока Одри не заснёт. Утром принесет горячий чай и соберётся отвозить обратно в агенство, а Одри не захочет. Одри прижмёт Фелонию к себе и уткнется носом в висок, расскажет обо всем, что тревожило, и груз того дня спадет с души тяжёлым камнем, развяжется незримая петля на шее и поводок наконец выпустят из цепких лап воспоминаний.        И все будет хорошо. Захочется жить, а не существовать, захочется любить, появится тот, кто хочет, чтобы его любили, кто будет любить в ответ...       Они наконец обретут свое "Долго и Счастливо."