Когда двое сближались…

Очень неприятные последствия потасовки в туалете Плаксы Миртл так и не заставили участников пересмотреть свои взгляды на ключевую проблему жизни и смерти. Произошло так отчасти потому, что никто не любит проигрывать — это раз, ошибки признавать не всякому дано — это два, и, наконец, за любым из них стояло N-ное количество фанатов, вопящих во всё горло: «прав только ты — … (вставить имя)!». В гриффиндорской гостиной Гарри Поттер испытывал немалое давление со стороны совести, принявшей для такого исключительного случая облик Гермионы Грейнджер. Которую, надо признать, просто распирало от самодовольства: — Я не стану повторять: «А что я тебе говорила», — торжествующе произнесла она, подразумевая, что все и так прониклись её превосходством и вселенским всезнайством. — Перестань, Гермиона, — Рон пытался встать между раздраженным другом и ликующей подругой, но он сам был испуган видом крови на мантии Поттера, так что его попытка казаться сердитым никого не обманула.

* * *

А в Больничном крыле в это время Драко сражался за право на оставшиеся шрамы, их профессор Снейп не успел убрать при помощи своих заклинаний-песнопений там, в туалете Плаксы Миртл. — Это мои шрамы! — вопил Малфой, вцепившись в запахнутый наглухо ворот своей больничной пижамы. — Вы не смеете!.. — брыкался он. — Это покушение на мою индивидуальность!.. — размахивание руками и ногами дало результат в виде разбитого флакона с бадьяном, ловко выбитого из рук мадам Помфри. — Хочу оставить эти отметины на долгую память, — добавил Драко уже гораздо спокойнее, видя, что лекарственная настойка уже впиталась в ковёр. — Что ж, — кашлянул Дамблдор, — полагаю, эти царапины не представляют угрозы для жизни? — обратился он к мадам. — Раны глубокие, — усомнилась мадам Помфри, — могут быть задеты внутренние органы. — У меня не идёт кровь изо рта, — возразил Малфой, — значит, лёгкие не задеты. — А если внутреннее кровотечение? — не сдавалась мадам Помфри. Директор заклинанием придал осколкам первоначальный вид флакона. Собрал и принялся фильтровать пролитое лекарство, поглядывая на спорщиков. Драко закусил губу, напряженно размышляя. Благодаря беременности Гермионы он многое узнал о функционировании человеческого тела, от практики перейдя к теории. Вглядевшись в собственное отражение в зеркале за спинами директора и мадам Помфри, юноша пришел к выводу, что бледность кожных покровов и слизистых оболочек не превышают обычной малфоевой нормы. — Я не ощущаю слабости, головокружения или сонливости, — выпалил Драко симптомы внутреннего кровотечения, и вызывающе вздёрнул острый подбородок. Не будет он лечиться и точка! Дамблдор уважительно покивал в знак признания подобной осведомлённости. — При таком возбуждённом состоянии можно и не ощутить вышеперечисленные симптомы, — предостерегла мадам Помфри. — Если я почувствую что-нибудь, незамедлительно обращусь к вам, — сбавил обороты Малфой, сообразив, что от него отстанут если поддаться.

* * *

Гарри уже тошнило от общения с совестью. Но Гермиона не могла лишить себя удовольствия прочесть очередную нотацию на тему «я была права», капая Поттеру на мозги. А ещё вокруг сидели игроки гриффиндорской команды, и на всех без исключения физиономиях отражалась паника неудачников, потерявших свой гарантированный козырь. Гарри, думая, что он подвёл друзей, лично для себя счёл это худшим наказанием. А уж возможность победы без него, великого Гарри Поттера, и того, что Джинни опять сойдётся с Дином Томасом, пронзила Гарри как ледяной кинжал.

* * *

Слизеринцы крайне неохотно были допущены мадам Помфри в Больничное крыло навестить героически раненного Малфоя. Сочувствие сокурсников сделало своё нехорошее дело и Драко начал жалеть себя, ещё более углубляя вражду факультетов. Под давлением общественного мнения в сознании Малфоя Гарри Поттер раздулся до размера тролля, обзавёлся соответствующим антуражем в виде шлейфа из вони и дубины вместо волшебной палочки. Описывая в очередной раз, как злодейский Поттер выпускает из него кишки, Драко увлёкся, так что теперь слизеринцы, открыв от ужаса рты, испугались бы теперь и самого маленького гриффиндорца. Малфой усугубил их страх, велев однокурсникам возвратиться в слизеринские подземелья, обвязаться подушками, нахлобучить на головы котлы и ждать второго пришествия Волдеморта, которого теперь будут называть Гарри Поттер. Возможно, эти действия спасли впоследствии факультет Слизерина. Когда сокурсники встревоженной гурьбой покинули Больничное крыло, оставив Малфоя в расстроенных чувствах, Драко вполне ощутил КАК ему не хватает Гермионы. Жалеть самого себя оказалось неинтересным, скучным и пресным, как мастурбация. Присутствие мисс Грейнджер — в этом Малфой не сомневался — могло бы, не только скрасить, но и расцветить его пребывания в Больничном крыле всеми красками, доступными оргазмическому восприятию мира после секса.

* * *

Но в гриффиндорской гостиной в это время Гарри и Гермиона сцепились на предмет виновности Принца-полукровки. Причём факт личных отношений Гермионы и Малфоя тактично не замечался обеими сторонами. Перебранка плавно перешла на квиддитч и прочие выгоды, которые терял факультет Гриффиндора от дурной привычки Поттера нарушать все существующие правила в погоне за собственными иллюзиями. Тут не выдержала Джинни, тоже ярая сторонница иллюзий, и как наседка кинувшаяся защищать великовозрастного очкастого ципла от несуществующей опасности со стороны критикующей Гермионы. От такого зрелища Рон разнервничался настолько, что кинулся прятаться за первую же схваченную со стола книгу — чего отродясь с ним не бывало (в смысле, в книжку он редко заглядывал по своей воле). Зато Гарри жутко обрадовался. Его восприятие действительности настоятельно требовало ощущения помощи и поддержки со стоны близких — только так он мог почувствовать, что его любят. Возможно, последствия общения с Дурслями. Но Гермиону такое поведение могло только оттолкнуть. Она не поняла потребности Гарри. Потрясающая способность вывернуться наизнанку демонстрируемая её друзьями — всеми троими — была ей чужда. Да и неприятно, если честно, общаться не с человеком, а с его изнанкой.

* * *

То же самое думал Малфой. Он и так-то терпеть не мог Поттера, а тут ещё получить от никчемного очкарика очередную порцию болезненных впечатлений! Но боль никогда не могла остановить Драко, даже когда он был младше, а лишь разозлила его. Он пошел в Выручай-комнату. Нашел Исчезательный шкаф и пристально уставился на него. Понимание того, как починить магический артефакт, проникло в его мозг и спустилось в руки, вызвав явственную дрожь оных. Что Драко, разумеется, приписал гневу.

* * *

В гневе Гермиона покинула гостиную Гриффиндора. Впервые она отвернулась от всех своих друзей. Теперь уже бывших, как решила она в ярости. И направилась в Больничное крыло в надежде найти там своего врага. Тоже бывшего. Если бы она успела, Малфой не попёрся бы чинить Исчезательный шкаф, не запустил бы упсовскую ораву в школу и Дамблдору не пришлось бы лететь головой вниз с Астрономической башни. А может правы были руны, и от судьбы не уйдёшь. Перевёрнутая руна Дамблдора очень точно показала летящего волшебника. Только вот юные маги не смогли её правильно трактовать. Не найдя никого в Больничном крыле, Гермиона поджидала Малфоя в комнате, выделенной им персонально. Она сидела перед зеркалом и расчёсывала волосы, точнее, пыталась распутать их, когда в комнату ввалился Драко. Увидев в зеркале его выпученные глаза, девушка обернулась и открыла рот, чтобы спросить что произошло. Малфой захлопнул за собой дверь и привалился к ней. В коридоре послышался шум и грохот. Гермиона в испуге вскочила. Но юноша не дал ей выйти в коридор, на ходу начиная сбрасывать с себя одежду. — Что там? Я хочу знать! — возмутилась мисс Грейнджер, встрепенувшись как боевая лошадка, услышавшая зов трубы. — Не сегодня, — ловко опрокинув грязнокровочку на постель, Драко довольно быстро заставил её забыть о посторонних шумах. И не надо думать, что Драко Малфой думал о мести. Он думал о потомстве.

……………………... Вам — миродержствовать, нам — родить. ……………………...