Когда двое сближались…

Остаток субботы Драко развлекался тем, что, намотав цепочку на кулак с зажатым в нём кулоном, непрестанно справлялся у Грейнджер, какой урок она готовит в данный момент. Интересовался её мнением на счёт восстания гоблинов в тысяча-косматом году. Или предпочтением арифмантических таблиц арифмантическим же диаграммам. Гермиона, со своей стороны, была поражена, сначала тем, что Малфой «спас» её от МакЛаггена, а теперь вредный слизеринец оказался ещё и интеллектуалом. Какая приятная неожиданность! Увлёкшись спором о сочетаемости рун, Гермиона неосторожно назначила ему встречу в библиотеке. Слизеринец не мог поверить своей удаче — грязнокровочка сама идёт в руки. Мотивируя тем, что не хочет «компрометировать» гриффиндорку, Драко заманил Грейнджер подальше за стеллажи и принялся жадно целовать её. Гермиона же была возмущена, ибо Малфой просто набросился на неё без лишних слов. Какой девушке это понравится? Возмущенному воплю помешали губы слизеринца, впившиеся в её рот. Пытаясь оттолкнуть, она упёрлась ладонями юноше в грудь. Но тот легко одолел неумелое сопротивление, и перешёл к шее. Как он и думал, скоро Грейнджер перестала сопротивляться. Грязнокровка оказалась очень чувственной: легонько постанывая, она льнула всем телом к его губам. Драко воспользовался этим, и, забравшись под блузку, расстегнул бюстгальтер. Гермиона и не заметила, как в руках Малфоя — прямо как по волшебству — оказался её собственный лифчик (зелёненький, с приятным геометрическим рисунком). Она открыла рот, чтобы протестовать, но тут рот юноши накрыл её грудь. Это был фетиш Драко. Он сосал её груди прямо через блузку, оставляя на тонкой ткани влажный след. Остатки мыслей самой умной ведьмы Хогвартся разлетелись ворохом осенней листвы. — М-мал-фой… — простонала она, запрокидывая голову. Драко немедленно откликнулся на призыв, возвращаясь к её губам, влажно блестевшим и очаровательно припухшим после его поцелуев. — Грейнджер, ты просто алмаз, — выпалил он, когда, наконец, смог оторваться от неё. Гермиона недоверчиво вскинула на него карие глаза. — Алмаз в грязи, — уточнил Малфой, мерзко ухмыляясь. За что немедленно удостоился второй в жизни пощёчины. Грейнджер взмахнула волнистой каштановой гривой и гордо удалилась. — Который, право же, ещё требует огранки, — задумчиво изрёк слизеринец, держась за отбитую щёку левой рукой, а правой — запихивая в карман трофейный лифчик. Да, пожалуй, зелье Подчинения ещё понадобиться. Драко написал маме о своих «играх» с Гермионой Грейнджер. Мама была в курсе, кто это такая. Потому что Малфой-младший все свои разговоры о школе неизбежно сводил к лохматой грязнокровке и заучке, после чего его родители многозначительно переглядывались. И они вовсе не были против. Гермиона была лучшая, а кредо его семьи было: «всё лучшее — Малфоям». Так что в действиях отпрыска старинного колдовского рода не было противоречия с семьёй (образ мыслей которой не менялся с древности, в частности пункт, обозначаемый как "жена-трофей" никто не подумал вычеркнуть). Драко не тревожил гриффиндорку всё воскресенье, мирно доваривая зелье Подчинения и играясь с утащенным у грязнокровки бельём. Он подносил к губам нежную ткань, хранящую её запах, и строил долгосрочные планы.

* * *

Гермиона зарылась в учебники, как всегда ища утешение в книгах. Спрятавшись за весьма объёмной «Трансфигурацией», она опять посмотрела на ТУ колдографию, из осторожности трансфигурируемую в книжную закладку. На пятом курсе, в разгар войны с министерской ставленницей Амбридж, близнецы Уизли прокрались в слизеринскую спальню и сделали некий снимок. К утру оный был проявлен, размножен и рассыпан по всей территории школы. Что заставило её тогда прикарманить одну из картинок, на которые близнецами возлагалась священная миссия деморализации главы инспекционной дружины? Слизеринский староста на колдографии изволил мирно почивать. И во сне выглядел очень милым: острые черты лица смягчились, неприятно-светлые глаза скрыты под сомкнутыми ресницами, и без того тонкие губы теперь не были сжаты, свободные от геля волосы рассыпались мягкими волнами. Малфой ровно дышал, делая иногда скупое движение, характерное для спящего. Пижамы на нём не было — колдография, из соображения цензуры, заканчивалась на уровне лобковой кости. Слишком светлая кожа и по-юношески тонкие ключицы усиливали впечатление трогательной незащищённости. Уязвимости, так не характерной для слизеринца во время бодрствования. Гермиона вообще любила всё беззащитное, маленькое и… глупенькое. Взывающее к покровительственному отношению. Поэтому-то и возилась с туповатыми домашними эльфами, младшекурсниками и, чего уж греха таить, Гарри и Роном. Малфою же, на этой колдографии, конкуренцию в беззащитности могла бы составить разве что курица с отрезанными лапками. Причём умом гриффиндорка понимала, что это только поза. И на самом деле Малфой столь же безопасен, как тарантул. Цветом не идентичен, но столь же пушистый. Громкие крики и смех вернули её на грешную землю, заставив лихорадочно превратить колдографию с эротичным слизеринцем в закладку с нейтральным узором из лютиков. Девушка раздражено посмотрела поверх учебника по Трансфигурации на Рона, увлеченно тыкающего палочкой в очередную их с Гарри игрушку. И чего её вечно тянет ко всяким самовлюблённым блондинам и рыжим остолопам?

……………………... На всякие жажды! на всякие масти! Для мальчиков — игры, для девочек — страсти. ……………………...