мой любимый фильм (о нас с тобой)

      Йеджи пыталась убедить себя, что прошло уже достаточно времени, чтобы она смогла привыкнуть к тишине. Дома, – в Лос-Анджеле, – даже по ночам с громким рёвом проезжали по улице автомобили, проходили мимо домов подростки с магнитофонами, взрывались, рассыпаясь на сотни искр, фейерверки. Здесь такого не было. После десяти вечера город будто умирал, сливаясь с окружающими его лесами. Не было даже света.       Иногда Хван даже не могла уснуть от того, насколько глубокой оказывалась тишина. Она давила на плечи весом тысячи грузовых машин, проникала в мозг, пробуждая в глубине нейронов панику. Всё слишком напоминало о том, что случилось там, – на пароме.       После жуткого треска и удара Йеджи погрузилась в воду, и мир затих. Не было больше человеческих криков, звона металла и рёва корабельной сирены. Она осталась наедине с тишиной и прохладой, наблюдая, как круглый диск яркого калифорнийского солнца становился всё меньше по мере того, как глубоко погружалось её тело. Осознание опасности пришло только через несколько секунд, и разум словно отошёл на второй план, позволяя воле к жизни и инстинкту самосохранения вытянуть тело наверх, к воздуху.       Йеджи до сих пор не помнила, как поднялась и зацепилась за остатки парома, как её нашли, привезли в больницу. Это осталось чёрным пятном на памяти, разделившим жизнь на счастливое «до» и печальное «после».       Когда в дверь позвонили, Хван вздрогнула, но сразу после сердце заколотилось в несколько раз быстрее. Это была она… всего год назад, услышав даже идею о том, что она может влюбиться в девушку, Йеджи бы смущённо захихикала и сказала, что никогда не интересовалась этим. Да, ей нравились некоторые девочки из школы, но у неё не возникало желания целовать их или что-то подобное. Их красота поражала, и Хван думала, что просто хочет быть похожей на них. Ну, и, возможно, потрогать их мышцы, но это уже другой разговор.       – Привет, – когда Йеджи наклонилась, чтобы поцеловать Рюджин в губы, её щёки стали ещё на несколько тонов краснее. – Воу… ты настолько сильно мне рада, Нэнси?       – Я соскучилась.       – Я тоже, – нежный поцелуй заставил Хван улыбнуться. – Ты не спалила ужин?       – Хёнджин позаботился об этом. Но это не значит, что я не старалась!       – Я бы съела даже подгоревшее нечто, – пожала плечами Рюджин. – Что? Почему ты улыбаешься?       – Это мило.       – Я больше никогда этого не повторю.       – Конечно, – пальцы Йеджи скользнули на щёки, нежно лаская порозовевшую от мороза и смущения кожу. Рюджин коснулись её талии. Её руки слегка подрагивали, но она улыбалась. – Что-то не так? Ты замёрзла?       – Нет, просто… ты моя первая девушка, и я беспокоюсь, что могу сделать что-то не так. Я не хочу как-то обидеть тебя.       – Ты этого не сделаешь. Эй, – Хван притянула её к себе, обнимая за крепкие плечи. – Тебе не нужно волноваться. Если что-то пойдёт не так, я скажу об этом, обещаю.       – Это всё так странно. Знаешь, быть с кем-то…       – По-хорошему странно?       – Да, – улыбнулась Рюджин. – По очень хорошему.

***

      Йеджи с отвращением наблюдала за тем, как склизкая розовая субстанция, разрывая кожу и выбрасывая в сторону такие же мерзкие, скользкие капли, превращалась в очень странное подобие собаки. Рюджин смотрела почти равнодушно, так, словно каждый день находила в Арктике пришельцев-убийц. Хван подумала бы, что это забавно, если бы не была так напугана отвратительным видом инопланетного чудовища.       – Хорошо, что в Лос-Анджелесе такого нет.       – Что? – Йеджи повернулась. – Извини, я слишком боюсь эту штуку, чтобы слушать.       – Ты могла сразу сказать, что хочешь посмотреть что-то милое.       – Я просто хотела тебя порадовать…       – Нэнси, – она придвинулась ближе, обнимая свою девушки за плечи. Губы остановились на волосах, целуя настолько осторожно и нежно, что слёзы сами собой проступили в уголках глаз. – С тобой я посмотрю любой фильм. Даже слащавое розовое дерьмо, которое любит Хёнджин.       – Тогда мы можем выключить это?       – Конечно. Я принесла не так много чего-то романтического, но… кажется, там есть «В джазе только девушки». Если не понравится любовная линия, то сможем насладиться красотой Мэрилин.       – Я буду смотреть только на Мэрилин.       – Я тоже, Нэнси, – усмехнулась Рюджин, снова целуя её в голову.       Она сидела, приобняв Йеджи правой рукой так, чтобы изредка поглаживать её по плечу. Голова Хван лежала на её плече. Её уже не интересовал ни сюжет о двух музыкантах, ни Мэрилин со своей волшебной улыбкой. Только Рюджин имела значения. Её аромат, – что-то цитрусово-шоколадное, тяжёлое, но приятное, – тепло её тела и ровное дыхание, которое успокаивало, кажется, лучше всего на свете. Они могли смотреть «В джазе только девушки», «Нечто», «Челюсти», но Йеджи даже не заметила бы разницы. Все её мысли занимала только Рюджин.       – Рю?       – М?       – Ты не хочешь рассказывать Юне о нас?       Рюджин снова сжала её плечо, громко выдыхая.       – Нет.       – Почему?       – Это… сложно. Не думай, что я тебя стесняюсь, просто… Юне не понравится, что я с тобой?       – Что плохого?       – Я, – улыбнулась Рюджин.       Йеджи в очередной раз почувствовала, как злость наполняет грудную клетку. Почему Юна всегда вела себя так? Она вела себя дружелюбно со всеми, кроме собственной сестры, помогала и поддерживала, но, когда дело доходило до Рюджин, будто специально отходила в сторону. Разве она не понимала, что ей тоже сложно? Пока Юна развлекалась со своей девушкой, Рюджин работала и следила за их матерью, которая била её! И она была против того, чтобы её сестра встречалась с кем-то?!       – Давай я скажу ей всё, что думаю об этом.       – Не нужно.       – Но, Рюджин…       – Вы с Че злитесь на неё, но, если подумать, для неё это просто способ справиться со стрессом. Она потеряла отца, – человека, который её любил, – и не смогла смириться с идеей, что это случайность. Каждый справляется по-своему.       – Она не может так с тобой обращаться.       – В стрессовых ситуациях люди склонны искать виноватого. Мы с мамой были там, значит, мы отчасти виноваты. И… – Рюджин замолчала, чтобы провести языком по нижней губе, и набрать больше воздуха в грудь. – Она не ошибается.       – В каком смысле?       – Когда мы с Юной уезжали, они оба были пьяны, и я подумала, что что-то обязательно случится. Я хотела остаться, но… накануне мама сказала, что хотела бы, чтобы я не рождалась, так мне стало обидно. Знаешь, в какой-то момент голову просто забили мысли о том, что, если они умрут, мне не будут больно. Поэтому я не осталась.       – Ты не обязана была. Рюджин, в десять дети не должны присматривать за пьяными родителями.       – Я присматривала не за ними, а за Юной. Она любила отца, поэтому я старалась помогать ему. Можно сказать, что в том, что с ним случилось, есть и моя вина.       – Ты его толкнула?       – А если да?       Йеджи подняла голову, глядя на то, как пухлые губы Рюджин кривятся в грустной ухмылке. В глазах промелькнуло что-то, что Хван не смогла уловить. Странная смесь тоски, отчаяния и вины. Она действительно винила себя? Йеджи подумала, что оправдала бы её, даже если бы видела, как она сталкивает отца с лестницы. Столько лет терпеть удары, оскорбления, защищать сестру, делая вид, что всё в порядке, жить под одной крыше с теми, кто обязан был заботиться, но ненавидел… любой бы сорвался.       – Он заслужил.       – Никто не заслуживает смерти.       – Они над тобой издевались.       – Даже если и так, – Рюджин пожала плечами. – Я не хотела, чтобы нас забрали. Мать сказала, что, если придёт опека, нас с Юной обязательно разделят, а я не могу её потерять. Она – единственная, кто у меня остался.       – Даже если она так к тебе относится?       – Нужно время. Она примет смерть отца и изменится.       – А если нет?       – Ну… у неё прекрасная девушка, перспективы, планы на жизнь. Я пыталась сделать всё, чтобы она не стала, как наши родители, и, думаю, у меня получилось. Даже если она будет меня ненавидеть, то хотя бы подальше отсюда, в хорошей квартире и трезвая. Это главное.       – А кто позаботится о тебе, Рюджин?       Когда Шин пожала плечами, сердце Йеджи сжалось от боли.       – Мне не нужна забота, Нэнси. Я взрослая девочка, которая в состоянии разобраться с собственными проблемами, не вмешивая других людей.       – Теперь у тебя есть я, – Йеджи взяла её руки в свои, переплетая пальцы. – И я собираюсь заботиться о тебе, хочешь ты этого или нет.       – Ты пытаешься угрожать мне, Нэнси?       – Может быть. А ещё… – она придвинулась ближе, касаясь носом носа Рюджин. – Я буду целовать тебя всякий раз, когда ты попытаешься сделать вид, что ни в ком не нуждаешься.       – Тогда… – снова эта усмешка. Хван подумала, что ещё немного, и это сведёт её с ума. – Я совсем не нуждаюсь в твоей помощи, чтобы съесть попкорн.       – Тогда готовься к атаке поцелуями, Шин.       – Нет, если я нападу первая, Нэнси.       Йеджи расхохоталась, когда Рюджин повалила её на диван, оставляя на лице дорожки влажных поцелуев.

***

      В первую секунду, проснувшись, Рюджин не поняла, где находится. Взгляд скользнул не по привычному скошенному потолку со следами старости почти на каждом квадратном метре, а по свежим доскам, выкрашенным в приятный голубой цвет. Спина не болела. Матрас в её доме был слишком жёстким, но тратить деньги на новый казалось глупым. Конечно, она могла забрать его из комнаты Юны, но где-то в глубине всё ещё теплела надежда, что рано или поздно сестра вернётся домой.       Третье отличие – на ней лежало что-то тёплое. Не знакомое тонкое одеяло, пропитанное ароматами еды быстрого приготовления и печенья, а нечто очаровательно сопящее, с пушистыми волосами, от которых приятно пахло яблочным шампунем. Улыбка сама по себе проступила на губах.       Это был первый раз, когда она проснулась не от криков, драки или звона колокольчика на входе в магазин. Приятно… Больше, чем приятно, но Рюджин едва ли сможет найти слова, чтобы описать, насколько счастливой чувствовала себя в тот момент. Наверное, даже победитель лотереи на миллион долларов не испытывал такого же восторга и удовольствия.       Шин осторожно запустила пальцы в волосы, нежно поглаживая.       У неё была девушка…       Даже спустя три недели поверить в это было так же сложно, как в существование Санта-Клауса и режиссёрский талант Эдварда Вуда. Влюблённость крепла, с каждым днём становясь всё больше и больше похожей на то, что в книгах и фильмах называли «любовью». Постепенно Йеджи захватывала все мысли. Её имя крутилось в мыслях, словно заедающая попсовая песня. Ничего, кроме бесконечного «Йеджи, Йеджи, Йеджи».       Рюджин ожидала, что, влюбившись, будет чувствовать себя застрявшей в этих чувствах, словно в болоте, но они, наоборот, окрыляли. Мир вдруг перестал быть серым, враждебным. Теперь она замечала не только хмурых людей, трещины на асфальте и ямы на тротуаре, но и цветы на подоконниках, свежую выпечку на витринах забавные фигурки, посвящённые Рождеству. Её даже перестали раздражать странные парни, которые, приходя в магазин, ругались на стеллажи с порно у кассы. Сейчас она просто улыбалась им и пожимала плечами.       Улыбалась, чёрт возьми!       За последние два месяца Рюджин сделала это столько раз, сколько не делала за весь последний год!       – М… – протянула Йеджи, удобнее устраиваясь на её груди. – Рю…       – Всё в порядке, спи.       – Я лежу на твоей руке.       – Ничего страшного. Поспи ещё немного, сейчас слишком рано, чтобы просыпаться.       – Ты такая тёплая. Как кошка.       – Спасибо, Нэнси.       – Я тебя люблю…       Сердце замерло. Что? Рюджин же не ослышалась. Чёрт возьми… Йеджи, конечно, выглядела так, будто не различала сон и реальность, но это же серьёзное признание, да? Она любит её не как друга?       – Нэнси, – тихо позвала Рюджин, но Йеджу уже спала. – Чёрт… ты не можешь уснуть вот так. Я... я не знаю, что ответить.