мой любимый фильм (о нас с тобой)

      Йеджи беспомощно наблюдала за тем, как Рюджин исчезала в темноте одной из узких улочек. Она слишком поторопилась? Конечно, очевидно, но ей показалось, что Шин понравилось. В конце концов, она ведь ответила, верно? Если Рюджин не хотела, то не стала бы целовать в ответ.       – Ладно, – протянула Черён, переводя взгляд с подворотни, в которой исчезла Рюджин, на Йеджи. – Так… куда тебя отвезти?       – Тебе не нужно.       – Боюсь, что нужно, потому что Рюджин убьёт меня, если узнает, что я бросила тебя в пустом парке. Давай, – она открыла дверь на переднее пассажирское, кланяясь как рыцари из романтизированных исторических фильмов. – Мне нужно заехать в магазин, купить какую-то хрень для отца, так что у тебя будет время подумать.       – Х-хорошо.       – Эй, не бойся, я не маньяк. Или… дело не в страхе? Почему ты так дрожишь?       Йеджи пожала плечами. Ей хотелось поговорить с кем-то, но Черён была лучшей подругой Рюджин, и это могло сделать ситуацию неловкой. К тому же, возможно, Шин ещё не рассказала, что ей нравятся девушки. Или… что, если Черён была против такого? В Лос-Анджелесе геи давно стали чем-то обыденным: парни, прогуливающиеся за руку, целующиеся девушки, драг-квины в образе, – Хван видела их, прогуливаясь с друзьями по Родео-драйв и Голливудскому Бульвару. Даже в доме напротив жила пара девушек, – Кармен и Шейн. Иногда Йеджи встречала их в магазине, и они всегда любезно подвозили её до дома.       – Тут прохладно.       – На заднем сидении есть плед.       – Спасибо.       До магазина они ехали молча. Продавец, – сурового вида мужчина, – встретил их на парковке. Он был нагружен коробками с наклейками «Осторожно! Стекло!», и Черён усмехнулась.       – А, очевидно. Это папины вазы.       – Вазы?       – Он коллекционер, любит антиквариат и всё в этом духе. Кажется, это какая-то древность династии Мин или ещё что-то, что стоит дороже, чем все мои органы.       – Это звучит…       – Пафосно? Да, папа любит такое.       Йеджи неловко ёрзала на сидении, пока Черён помогала продавцу ставить коробки в багажник. Рюджин злилась на неё? Конечно, очевидно, но… может, они смогли бы обсудить это? Хван чувствовала, как влюблённость в Рюджин постепенно наполняла её сознание, но это ведь не было чем-то серьёзным, верно? Любовь можно было подавить, забить, срубить на корню, построив на её останках прекрасную дружбу.       Так делали многие из её старых подруг, когда им отказывали, значит, и у неё бы получилось.       – Ну, – спросила Ли, когда с загрузкой было покончено. – Куда тебя вести? Или, может, просто покатаемся?       – Покатаемся?       Черён подняла обе руки вверх, словно показывая, что сдаётся, и широко улыбнулась.       – Не думай, что это флирт, потому что, – без обид, – но ты не в моём вкусе. Просто ты выглядишь так, будто тебе это нужно. И мы можем поговорить, если ты хочешь.       – Да, было бы неплохо. Спасибо.       – Без проблем. Ты ведь мой друг.       По радио играла тихая музыка, – что-то из баллад семидесятых, – Черён постукивала пальцами по рулю, пытаясь попасть в ритм. Пахло сладкой ватой. Йеджи прижалась спиной к сидению, пытаясь придумать, как начать разговор. Спросить о Рюджин прямо казалось слишком глупым решением, но сейчас это было единственным, что её интересовало.       – Вы с Рюджин давно знакомы?       – Лет десять, я думаю, но дружим где-то с июня.       – Ты хорошо её знаешь?       – Нельзя хорошо знать Шин Рюджин, – улыбнулась Черён. – Она никогда не говорит о себе. Нельзя понять, когда ей хорошо, а когда плохо, потому что она всегда ведёт себя одинаково.       – Да, но есть же хоть что-то?       – Только то, что лежит на поверхности, типа болтовни о том, что её отец умер, а она на похоронах рассказала правду.       – Ты знала его?       – Он работал на моего отца несколько лет, ремонтировал его машины, помогал с электрикой. В общем, просто приезжал, когда было нужно. Помню, что он всегда молчал и выглядел очень злым. Мама запрещала нам быть с ним в одном комнате.       – Почему?       – Он пил, – пожала плечами Черён. – И, кажется, много пил, потому что я помню, что его руки всегда тряслись. Один раз он сильно облажался с проводкой, сестру ударило током, и папа выгнал его. Кажется, это было дня за три до его смерти. Вообще-то, думая об этом сейчас, я понимаю, что в то время он был в запое. Подожди, – странная ухмылка появилась на её губах. Она повернула голову, разглядывая лицо Йеджи. – Почему ты спрашиваешь об этом? Тебя беспокоит Рюджин?       – Нет, я просто хочу узнать её получше.       – О… тогда тебе лучше говорить не со мной. Я бы предложила Юну, но она не очень любит болтать о Рюджин, да и, честно говоря, не думаю, что вообще знает о ней что-либо.       – Почему она так относится к ней?       – Если бы я знала. Они не говорят об этом.       – Это просто… странно, наверное.       – Это семья Шин, они очень странные.       Машина свернула с широкой улицы на узкую, покрытую ямами дорожку. Справа торчали, подпирая тёмное небо, деревья с кривыми ветвями, на которых уже не осталось листьев. Слева белели в тусклом свете фонарей маленькие домики. Они проехали ещё немного, и Йеджи решила, что это выезд из города, но фары осветили ещё одно строение. Назвать это домом было сложно, – покосившаяся крыша, стены, покрытые толстым слоем грязи, сломанное крыльцо. От забора остались только воткнутые в землю доски. Часть из них уже гнила, и Хван почти почувствовала этот сырой, доводящий до тошноты запах.       – Не говори Рюджин, что я привозила тебя сюда.       – Это её дом?       – Да. Вон, – она указала на одно из тёмных окон. – Её комната. Она ещё не вернулась.       – Стоит беспокоиться?       – Иногда она ночует в магазине, так что нет. Думаю, ей сейчас нужно немного пространства.       – Да… да, конечно.       – Эй, – Черён осторожно коснулась её плеча. – Что бы она ни сказала, не обижайся, ладно? Она хороший человек, но иногда в её голове так много всего, что она сама себя не понимает. Рюджин не хочет никому делать больно.       – Я понимаю, просто… она мне нравится.       – Ты ей тоже, но она слишком большой придурок, чтобы сразу это признать. Дай ей время, ладно?       – Конечно.

***

      Йеджи ожидала, что сможет увидеть Рюджин на литературе, но та не появилась ни на уроках, ни в школе. Она пыталась спрашивать, но учитель, пожав плечами, сказал, что мисс Шин иногда пропускает уроки «по личным причинам». Говоря, он морщился, и Хван чувствовала, как снова начинает злиться. Возможно, Рюджин поступила глупо, сказав это о своём отце, но ей было всего десять. Как можно было ненавидеть человека за то, что он сделал, когда был ребёнком?       Черён тоже не знала, где она, но пообещала, что позвонит, если найдёт её в магазине. Джису выглядела взволнованной, но Юна только отмахнулась.       – Она иногда пропадает, это нормально.       – Что, если она не ночевала дома?       Юна пожала плечами.       – Ну, значит, ночевала где-то ещё. Рюджин в состоянии о себе позаботиться.       – Почему ты не беспокоишься о ней? – Нахмурилась Йеджи. Она пыталась сдержать раздражение, но оно с каждой минутой становилось только сильнее. В голове пульсировал единственный вопрос – «почему»? Что такого страшного Рюджин могла сделать, что её сестра начала так к ней относиться?       – Я её знаю.       – Йеджи права, – сказала Джису, опуская руку на плечо Юны. – Я понимаю, что вы не ладите, но Рюджин всё ещё твоя сестра. Ты не можешь вечно на неё обижаться.       – Ты даже не знаешь, что там произошло.       – Потому что ты не рассказываешь.       – Потому что ты всегда начинаешь её защищать! С кем ты вообще встречаешься, Джису?! Почему ты на её стороне?!       – Потому что я не понимаю, что именно идёт не так. Я люблю тебя, ты знаешь, но Рюджин не сделала ничего, что могло бы дать повод относиться к ней вот так. Я… мне её жаль.       Йеджи подумала, что, если бы взгляд мог убивать, она уже была бы мертва. Юна встала, сбрасывая руку Джису с плеча.       – Может, вам лучше спросить Рюджин, какого хера она делает, прежде чем говорить, что проблема во мне?!       – Никто не говорит так, Юна.       – Да, конечно. Я… я не хочу больше разговаривать.       – Юна…       – Не сейчас, Джису. Просто, блять, не сейчас!       Чхве, прикусив губу, наблюдая за тем, как Юна скрывается в толпе других учеников. Сердце Йеджи сжалось. Она не хотела, чтобы они ругались, но еë так бесило, что к Рюджин относятся как к мусору. Из-за чего? За последние пару месяцев, что Хван знала её, она не сделала ничего плохого. Дело в прошлом? Тогда расскажите, дайте ей понять, лучше узнать эту девушку.       – Извини.       – Не твоя вина, – пробормотала Джису. – Я давно хотела поговорить с ней об этом. Рюджин замкнутая, но она любит Юну, да и нас с Черён тоже, и она… она просто не заслуживает, чтобы её считали монстром.       – Ты не догадываешься, почему люди так к ней относятся?       – Знаешь, что она сказала на похоронах?       – Да.       Джису кивнула.       – Я была там. Моя мама тогда занималась распределением гуманитарной помощи от местной церкви и часто бывала в их доме. Он казался всем хорошим парнем, да, иногда пил, но это Спрингвуд, многие здесь любят выпить. А Рюджин… никому не нравится, когда на них сбрасывают грязное бельё. Здесь принято молчать о своих проблемах.       – Но прошло столько лет.       – Здесь ничего не происходит, так что о том, что Рюджин сделала, вряд ли забудут. К сожалению.

***

      Рюджин проснулась от пульсирующей боли в районе шеи. Кресло неприятно скрипело. Воздух был пропитан ароматом спиртного. Вчера она пыталась как-то забыться, даже уговорила какого-то алкоголика купить для неё пива, но, разозлившись, пролила его на пол. Коричневые осколки бутылки всё ещё валялись где-то у коробок с испорченными кассетами.       – Сука, – прорычала она, потирая шею. – Надо было купить раскладушку вместо этого идиотского костюма.       Ей не хотелось возвращаться домой. Там была мама, – как всегда пьяная, – и Рюджин знала, что непременно сорвётся на неё. В таком состоянии мама легко злилась и иногда, – в моменты особенной ярости, – бросалась на Рюджин с кулаками, а та убегала в подвал или на улицу, моля всех богов, которых помнила, чтобы Юна не выходила из комнаты. Её мать не трогала, но Шин скорее разрешила бы избить себя, чем позволила младшей сестре пострадать.       Нужно было подумать. Йеджи нравилась ей, – такая красивая и добрая, открытая ко всему, даже несмотря на пережитое дерьмо, – но они казались слишком разными. Рюджин ждала, когда сможет уехать, оставив Спрингвуд позади, но отношения накладывали свои обязательства. Если бы они с Хван сошлись, пришлось бы менять планы, подстраивать под неё, а что, если она не захотела бы уезжать? Здесь о ней заботились, Хёнджин и дядя с тётей любили её, и она могла прожить счастливую жизнь на их ферме. Но Рюджин не смогла бы здесь остаться. Ни ради Юны, ни ради любой другой девушки, к которой у неё появились чувства.       – И ты убежала, – усмехнулась Шин, прижимаясь затылком к спинке стула. – Отличное решение, идиотка.       Она не хотела делать Йеджи больно, но в ту секунду побег казался чем-то разумным. У них не получилось бы поговорить. Не тогда, когда Рюджин умирала от желания целовать её, пока в лёгких не кончится воздух, а губы не начнут болеть.       «И что мне сказать?» – Думала Шин, прокручивая в голове вчерашний вечер. – «Ты прекрасна, но у меня в планах не было отношений? Тебя не было в моих планах?».       – Тупица, – прорычала Рюджин. – Какая же я, блять, тупица.       Хотелось снова убежать, но это было бы нечестно по отношению к Йеджи. Она заслуживала разговора, знать, почему Рюджин повела себя так. Ей нужно знать, что проблема не в ней, а в том, что у Шин на самом деле никогда не хватит смелости просто быть с кем-то. У неё не хватило бы и смелости уехать, если бы Юна не переехала к Чхве.       – Я поговорю с ней… просто… просто не сейчас, не сегодня. Надо подумать… мне нужно только немного времени.