Somebody spoke and I went into a dream

Джон вырубается в своей кровати на Менлов авеню прямо в одежде. Уже почти светло, спать не хотелось всю дорогу домой, наоборот, Джона потряхивало от возбуждения. Но как только голова касается подушки, он засыпает, вымотанный концертом и радостью. В ушах звенит, руки от плеч до пальцев болят от гитары, и сон набегает как волна, и Джон плывёт по ней. Снова видит, как смотрит в толпу с той маленькой сцены, ловит смазанный вихрь чужих лиц, а среди них — самое важное, лицо Пола. Джон тянет к нему руку, щупает черноту вокруг них обоих, а Пол что-то говорит и смеётся, оборачивается вокруг Джона как облако, смотрит отовсюду сразу, улыбается и подходит всё ближе и ближе, вплотную, пока их лбы не соприкасаются. От Пола веет жаром, как от костра. Джон разлепляет губы, чтобы сказать ему что-нибудь тоже и думает, «мы стоим так близко, что могли бы поцеловаться». Он просыпается на втором этаже автобуса. Солнце слепит глаза, рукав кожаной куртки нагрелся и, кажется, вот-вот задымится. Джон трёт глаза, смотрит вокруг, и Пол улыбается ему с соседнего сиденья. Сколько же он спал? Какой-то мужик позади них бормочет всякую чушь, дым с сигареты Пола ползёт кольцами вниз по лестнице, к крепко спящим пассажирам. Джон тянет руку и надевает кольцо на палец. «Вот так просто», улыбается ему Пол, весь в окружении тёплых, пыльных солнечных лучей. Водитель орёт снизу, что «следующая остановка — Туикнем!», и Джон нервно вздрагивает, ему кажется, что им нужно выходить, но здесь Пол задаёт ритм — никуда не спешит, откидывается назад и затягивается сигаретой. Всё спокойно, если Пол спокоен, помнит Джон, и так было всегда. Дым вьётся над его головой, как лента, которую Джон бы вплёл себе в волосы. «Можно я возьму тебя к себе в кровать?», спрашивает он у Пола. Тот смеётся, садится к Джону поближе и начинает что-то говорить — о том, какой аккорд пойдёт после В, что Gm7 звучит лучше, чем просто Gm и в этом есть какая-то грустная поэтика, а ещё о том, что Джону следует просыпаться, если он не хочет проехать станцию, потому что следующая будет через два с половиной года и тот уже ничего не успеет. Под его болтовню Джон проваливается в сон. Он просыпается в США. Ну, как, скорее на подлёте. Самолёт гудит так успокаивающе, что все в нём спят. Кроме Джона, кажется. Он щурится в иллюминатор и смотрит как под крылом, словно детская книжка с картинками, разворачивается Манхэттен. Джон видит так хорошо, что может сказать, по каким улицам тут гулял, где клуб, в который ему нравилось ходить, видит свой дом. «Не глупи, мы тут первый раз», шепчет на ухо Пол и толкает его локтём в бок. Джон оборачивается, улыбается. Он рад видеть Пола как никогда раньше, и как всегда. «Не спишь?» нежно спрашивает он. Они хихикают как дети. «Нет», смеётся Пол и прижимается своим лбом ко лбу Джона. «А я, кажется, сплю», глупо говорит Джон и тянется ближе, к чужим губам. «Так просыпайся, скоро приедем». Макка не отстраняется, но его губы холодные, словно Джон целует обшивку машины. «Приедем куда», бормочет он и просыпается. Машина гонит по зелёной равнине. Впереди, за рулём, Джордж. Справа от Джона прикорнул Пол, видимо его разморило от солнца. Джон моргает, рассматривает, как ветер треплет длинные волосы Джорджа. «Ты же умер, нет?», спрашивает он. Джордж не оборачивается, но смеётся. «Может быть. Смотря откуда ты спрашиваешь». Джон улыбается. Если бы он знал. «Как твои дела, Джорджи?», интересуется он, но всё, о чём на самом деле может думать, это Пол, спящий рядом. «Лучше, чем раньше», ухмыляется Джордж. «Спокойнее. Нашёл, что мне по душе». Джон кивает. Рука Пола оживает, накрывает его коленку, ползёт выше к бедру. Джон опускает руку, гладит его пальцы и переплетает их. Пол распахивает глаза, выпрямляется и резко тянет Джона за руку. Он такой взъерошенный и смешной со сна, что Джону хочется заорать от переполняющей его нежности. «Давай, быстрее. Должны успеть!», ноет Пол и тянет его на себя. Джону почти больно. Джордж не оборачивается на них, гонит машину дальше по индийской равнине, и прежде чем проснуться, Джон с тоской смотрит ему в спину. Пол всё тянет его за руку, трясёт её. «Меня зовут Пол Маккартни!». «Я и так знаю, идиот», улыбается Джон. Пол хлопает глазами, но руку не убирает. Ему сколько, двенадцать? Нет, побольше. «Ты хочешь послушать, как я играю? Вы играли очень круто», говорит Пол с лёгкой улыбкой. У него всегда такое лицо, будто он всё о себе знает: как он красив, как хорош, как талантлив и всё такое. Джон не может его винить. «Я и так постоянно тебя слушаю. Ты играешь великолепно», говорит он. Пол тихо улыбается. «Спасибо». «Расправь крылья и лети», неловко смеётся Джон, «и встретимся с тобой в другой день». Пол чешет кончик носа. «Другой день — это завтра или вчера?», спрашивает он. Джон думает, что лучше бы никогда, потому что он не хочет опять просыпаться и покидать этот дружелюбный, солнечный, праздничный Вултон так рано. Не хочет оставлять Пола. Тот будто бы понимает его мысли, потому что грустнеет на глазах. Джон шагает ближе. «Мне жаль, что это случилось с твоей мамой», говорит он и обнимает Пола одной рукой. «Но это случилось с твоей», удивлённо бормочет Пол в ответ, прижатый к Джоновой рубашке. Они слышат лай. «Это Марта», извиняясь, улыбается Пол. «Прости». Джон закуривает. «Никогда не извиняйся за свою собаку, Макка». Они сидят на полу в доме Джейн Ашер, в той самой комнате. За окном снова пронзительно солнечный день, пол под ногами нагрелся так, что почти больно ступать. «Успели соскочить с автобуса», смеётся Пол, встаёт и присаживается к клавишам. «Не лезь в мои сны» беззлобно улыбается Джон. «Ты сейчас, вообще-то, в моём», парирует Пол. «Смотри, я у себя во сне и я сочиняю музыку, а ты слушаешь». Он наигрывает что-то до боли знакомое. «Через пару лет», шепчет Джон самому себе. Он встаёт, подходит к Полу со спины, кладёт руки ему на плечи. «Я часто снюсь тебе вот так?», спрашивает он. Пол не поворачивается, сидит неподвижно несколько долгих минут в полной тишине. Потом касается ладони Джона своей. Подносит её к губам и целует. Джон дёргается, чтобы прижаться ближе, развернуть Пола к себе, чтобы… сделать что-нибудь. Тот удерживает их обоих на месте. «Не нужно, погоди, я же плачу. Не хочу, чтобы ты видел», удивлённо говорит Пол. Джон обнимает его со спины, касается ладонью мокрой щеки. «Ты же знаешь, что я тебя люблю?», тихо спрашивает Пол. «Я тебе никогда не говорил. Это неправильно». Джон сжимает плечо Пола так сильно, что тот ойкает. «Не знаю. Не знал. Я думаю, если бы это был мой сон, я бы сказал тебе то же самое», отвечает он. Потом упирается носом Полу в макушку и закрывает глаза, и снова засыпает, и его руки совсем мокрые. «Джон», шепчет Пол. Вокруг них темнота, пахнет потом и пивом. На соседней койке сопит Джордж. Джон вздрагивает, опускает глаза на простыню, которой укрылся во сне. Она вся в каких то пятнах и дырках, а теперь ещё и… «Джон», шепчет Пол опять и прижимается к нему, горячий как печка. «Ты… стонал», говорит он и лезет под простыню, ищет руку Джона и легко сжимает своей сверху. «Мне снился сон», отвечает Джон шепотом, едва не задыхаясь от того, как Пол близко. «О ком?», спрашивает Пол ещё тише, и его мягкий голос хрипит. Он гладит Джона по пальцам, по штанам, на которых расползается мокрое пятно. «О тебе. Как я тебя трогал», зачем-то говорит правду Джон. Пол вдруг смеётся и тянется губами к его щеке. «Нет, Джонни, это будет позже». Его тон почему-то выводит Джона из себя. Он разворачивается к Полу лицом, близко-близко, дышит ему прямо в рот. «Не указывай мне здесь. Я видел этот сон столько раз, что не могу сосчитать, а не один, как ты думаешь», в гневе говорит он. Пол всегда полагает, что он умнее всех, умнее Джона. «Не указывай мне. Мне снилось, как я трогал тебя здесь», добавляет Джон и сам тянется целоваться. Пол вздрагивает, жарко дышит ему в рот, прижимается ближе. «Я не знал», извиняясь, говорит он. «Ты дурак», беззлобно говорит Джон. «Мне тоже такое снилось», зачем-то сообщает Пол, и темнота звенит вокруг Джона, словно разбившееся стекло. Он открывает глаза.  На празднике в Вултоне. Пол идёт к нему, помахивает рукой, за ним — Айван, кажется? Джон закрывает глаза, а когда открывает — он в самолёте, и Манхэттен мигает ему своими огнями, а Пол дремлет, прижавшись к его плечу. Закрывает опять. Открывает. Он в Кавендише, дома у Пола. День, наконец-то, без солнца, за окном идёт дождь. Пол стоит к нему спиной, заваривает чай. «Хочешь сходим сегодня на выставку Албарна?», спрашивает он. «Интересный художник». Джон трёт глаза, рассматривает спину Пола и его восхитительный зад, ему так сонно и хорошо, что он не хочет вставать и ехать куда-то. «Пол», зовёт он. «Что?». «Ты меня любишь?», спрашивает Джон, будто ребёнок. Пол разворачивается и хмурится, словно Джон круглый дурак. «Конечно». В другой комнате звонит телефон. Джон закрывает глаза. «Возьми, это Линда», говорит он. «Тебе нужно взять трубку. А мне — сходить на выставку». Пол качает головой. «Что если я не хочу?». Джон жмурится, телефон звонит всё громче и громче, звук ввинчивается в него как штопор.  Джон открывает глаза у себя дома, в Америке. Поворачивается к Полу, который лежит на соседней половине кровати, и улыбается. «Дурацкие усы», говорит Джон. Макка смеётся. «Тебе нравится, не ври мне». Ночь светлая, уже предрассветная, лицо Пола хорошо видно в полумраке. «Иди ко мне», зовёт Джон. Пол растерянно, грустно хлопает глазами. «Я так скучаю по тебе», говорит он. «Многие мои сны… о тебе. Здесь я отдыхаю. Даже в Америке, в этом доме. Ты снишься мне таким разным, будто я перебираю страницы в книге и не знаю, на какой остановиться. Я тебе никогда не говорил. Ты же знаешь, что я тебя люблю?». Джон нетерпеливо двигается ближе. «Ты говорил мне много раз». «Нет», спорит Пол. В глазах у него стоят слёзы. Джон прижимается вплотную, обнимает его за талию и тянет на себя. «Всё же хорошо, Макка, мы здесь». Пол делает глубокий, тяжёлый вдох. «Джон, ты умер», говорит он, как во многих других похожих снах. Они набегают на Джона один за другим, как волны на берег: Вултон. Мендипс. США. Кавендиш. Гамбург. Дом Джейн. Дом Джона. Снова Вултон. Фортлин роуд. Пол моложе, Пол старше, Пол совсем ребёнок, Пол — старик, стоит на стадионе перед огромной фотографией самого Джона. Снова Вултон. Индия. Гамбург. Ливерпуль. Джон прижимается к Полу ещё крепче, пока двухэтажный автобус катит их по залитой солнцем Пенни Лейн. «Выходи, а то опоздаешь!», расталкивает его Пол и смеётся. В его зубах тлеет сигарета. «Выходи быстрее, Джонни! Выходи!!». И Джон с криком открывает глаза по-настоящему, и целую вечность смотрит в ночную уличную тишину.