Подработка для искупления

      Я откинулся на спинку кожаного кресла и развернулся к панорамному окну. Гудки из динамика всё тянулись и тянулись. Нахуя тебе вообще телефон?! Засунул в себе жопу что ли?! Долбаёб! — Артём, — обратился Глеб, подходя к столу. — Я закончил, посмотри.       Я разворачиваюсь к столу, раздраженно швыряю телефон и отодвигаю ноутбук, чтобы освободить себе пространство. Друг протягивает мне планшет, яркий синий свет дисплея бил по чувствительным глазам. Сонное сознание уже плохо воспринимало открытый документ и статистику представленную на сайте. В дополнительном окне пестрили нечёткие фотографии из новостных постов пабликов в телеграмме, буквы плыли. Перед сухими глазами мелькала реклама, комментарии. Я ничего не понимал, поэтому просто вернул планшет Глебу. — Нормально. Слушай, остался афобазол? Мне дерьмово… — спросил я его.       Тревога разъебывала меня уже несколько дней без причины. Не было никаких проблем, скорее наоборот, всё шло в гору. Но это тянущее, липкое и мерзкое чувство впитывалось в рёбра и расползалась как яд. Череп трещал от боли.       Глеб принёс мне бутылку воды и блистер с таблетками. Затем начал пояснять статистку, которую я просмотрел и рассказывал про ситуацию на рынке ценных бумаг. — Че там в новостях? — спросил я его, вспоминая комментарии.       Глеб тезисно зачитал новостную сводку за два дня. По уху резанула фраза «сбросилась девушка». — Когда? — Вчера её во втором часу ночи вытащили из реки, находится в реанимации. Пьяная, — закончил вещать Голубин.       Сердце закололо, в голову поползли разные мысли. — Ясно.       Осушив бутылку с водой, я следом за Глебом вышел из кабинета. Мы засобирались домой. Глеб и я пытались дозвониться до людей, которые задолжали нам денег, но через 20 минут мы забросили это дело. В контактах попались знакомые цифры. — Слушаю, — наконец-то сонно раздалось с того конца. — Какого черта до тебя не дозвониться?! — кипел я. — Кончай нудеть. Что хотел? — Где моя девочка? — чуть успокоившись, спросил я. — Которая? Как же бесит этот уёбок. Можно подумать их много! Надо было ему яйца прострелить тогда на встрече. — Лина Громова, — уточняю. — Она у меня не работает. У меня её, можно сказать, выкупили. Уже давно… Блять, Алина. Какого хуя?! Нет, сам виноват. Не надо было слушать Ляхова.       Меня бросает в пот. Кровь начинает кипеть в венах, нервная пульсация передавалась в кончики пальцев. Мне хотелось выкинуть телефон из окна машины. Выяснив у этого долбаящера всевозможную информацию, я снова принялся звонить. Блять! устроили мне тут колл-центр! — Она в Париже, — ответил мне женский голос.— Агенство организовало мероприятие с длительным продолжением… — Послушайте, девушка, меня интересует только Лина. Свяжите меня с ней, жду от вас сообщения, — раздраженно процедил сквозь зубы я и сбросил вызов. Четырежды блядская хуета! Знаю я что это за мероприятия, ублюдки! Приказал следить за ней, но нет… отдал какому-то.       Меня всего передергивало. Глеб разговаривал по телефону с информатором, чтобы тот пробил данные из смс. Окружающий тупизм выводил меня еще больше, кровь кипела. Блондин подвез меня к дому, мы попрощались и я вышел из машины. Я взял сигарету, хотел закурить, но передумал. Звенящая тишина большой квартиры оглушила меня с порога. Я сбросил одежду и упал на кровать. * — Не нравится мне это всё, — насторожился я. — Слишком хорошо стыки сходятся, условия идеальные… — Думаешь кто-то сбывает на стороне? — Да ниче я не думаю. Просто мне кажется, что этот чувак подставной. Как бы он ищейкой не оказался… Помнишь на сделке был парень, у которого было модельное агенство? По факту торговал девками… — Они связаны? — предположил Глеб. — Да хуй его знает, деньги есть и похуй. Поехали в бар, отметим скорое открытие моего нового предприятия. * — Нахуй блять…       Я сел в кровати и позвонил Глебу. — Слушай… зная Громову, надо проверить инфу с мостом, — устало выдохнул я ему. - Понял.       Стены квартиры были такими чужими и неуютными, а как бы глаза не закрывались спать не получалось. Я выпил немного рома, принял душ и сел на диван, чтобы залипнуть на какой-нибудь фильм. С рассветом мне всё же удалось уснуть.

***

      15:22, Среда. Звонил Глеб. Телефонная мелодия орала под ухом. — Алло? — хрипло отозвался я в трубку. — Девушка поступила во вторник, при ней нет личных вещей. Отравление снотворным и алкоголем, выжила потому, что вода из реки вымыла из неё часть лекарств. Вытащили её из реки полицеские, которые патрулировали улицу и шли к мосту. Из близких к ней никто не приходил. Она в коме. Ничего о ней неизвестно. По поводу Алины пока ничего толком неизвестно. — Ясно. Спасибо, держи в курсе, — ответил я ему. Как-то эти два факта подозрительно вместе существуют. Глеб сказал, что она не возвращалась, а значит всё еще во Франции. Куда же ты подевалась, маленькая? Опять заигралась в одиночку, теперь ищи её по всей планете.       Я сделал себе кофе, совершил два важных звонка и теперь собирался на деловую встречу. В голове невольно всплыли воспоминания о поездке в Питер с Алиной. Вообще все эти её игры в переодевания очень меня веселили. Всегда такая важная и смелая, а в глазах всё равно страх читается. Думал, хоть у Ляхова получится из неё что-то слепить, а он всё время ерундой занимается как ребёнок. Теперь у меня из-за вас голова болит.       Этот чертов деловой ужин длится уже целую вечность. Ещё никто не пишет, не звонит. Сижу тут с дедами, жру утку под винном соусе как какой-то гурман, а мысли вообще в другом месте. Уже обо всем подумал. О том, что жениться надо, дело как можно быстрее завершить, бизнес легализовать, в дом переехать, офис сменить. А время всё тянется и тянется… — Вы нас слушаете? — обращается ко мне мужик. — Вы хотите, чтобы я перевёз оружие? — спросил я его напрямую. — Что вы? — Да или нет? — мое терпение было на исходе. — Послушайте, у меня частное охранное предприятие. Если Вы хотите, чтобы мы нарушали закон, заплатите в четыре раза больше. В прошлый раз мы сильно рисковали, поэтому хотелось бы как-то сгладить некоторые моменты. — Деньги не проблема, нас интересует план, понимаете? Мы говорим про процесс, — спрашивает мужчина.       Больше двух часов обсуждаем как машина с контейнерами проедет половину страны. Им всё ещё нужен какой-то план… Дел у меня других нет что ли? Сидеть тут, слушать, как бои сливают и на ставках деньги делаются, а затем их отмывают, покупая контейнеры с барахлом.       Договорившись о сумме, я покинул «интересный» ужин. Файл с детальным планом и договором, я отправлю со своим человеком, а они его подпишут. На улице идёт дождь, ветер холодный бьет в лицо, сигарета тухнет. Сидя в тёплом салоне машины, я наслаждался свежим воздухом и сигаретным дымом. В серое здание, которое находилось на противоположной стороне улицы, забежала маленькая, худенькая девушка с темным каре. Она спряталась под козырёк какого-то магазина и что-то смотрела в своём телефоне. * — Куда ты, там ливень?! — крикнул я в след Алине — Не сахарная, не растаю! — бросила она. * Алина бы не стала прятаться от дождя. Просто похожи… схожу с ума.       Я развернулся на перекрестке и поехал в больницу. Тревога усиливалась с каждым километром. Ждать информации как-то тупо, лучше сразу понять она это или нет, отбросить варианты. Проблемная девчонка. Всегда, всегда попадает в неприятности.       Ненавижу больницы. Здесь всегда процветает атмосфера отчаяния, болезни, смерти и прочей дряни. Этот запах выворачивает меня наизнанку даже задерживаю дыхание, чтобы не стошнило. Я иду к стойке, где суетится медсестра. — К вам поступила девушка, которая сбросилась с моста. — Так, пойдите-ка вон, здесь вам нечего делать, ищите репортаж в другом месте, — грубо и устало отвечает она, приняв меня за журналиста. — Я родственник       Девушка бросила на меня скептический взгляд. Я нагибаюсь через стойку, хватаю её за руку, вкладывая смятые купюры и дергаю на себя. — Проводите меня и я дам вам в пять раз больше, чем сейчас. Я правда ёе родственник, просто давайте без лишней суеты, — очень тихо говорю я. — Она в реанимации сейчас, вы можете подождать…       Мы тащимся по коридорам, у меня пересыхает в горле, сердце стучит как бешеное. Заходим в небольшое темное помещение коридорного типа, я разворачиваюсь к длинному окну, через которое наблюдают за пациентами. Смотрю на ряд больничных коек и меня бросает в холодный пот. То, что лежало там, за стеклом реанимации, трудно было назвать девушкой, которую я знал. Непонятно во что выкрашены коротко стриженные волосы, проще сказать что они выжжены дешевой краской. Лицо и тело, по крайне мере те части, что были открыты, имели ссадины и царапины. Может речной мусор цеплялся за неё и тащил по течению. Куча трубок, аппарат, чтобы следить за дыханием и сердцебиением. Я засомневался, что это была Алина, но я настолько хорошо знал каждую черту, каждый изгиб, что всякие сомнения отбрасывались прочь. Сердце болезненно сжалось. Мне стало мерзко будто бы я сам скинул её с этого чертового моста.       Я попросил отвести меня к главному, договорился, чтобы ей назначили особый уход, отдельную палату, а потом вернулся в то помещение, так как из реанимации её пока перевести не могут. Рядом со мной встал высокий человек. — Я сам узнал недавно.       Но Ляхов молчал. Его лицо не выражало ничего в прочем как и всегда. Хотя сжатые руки в кулак выдавали те эмоции, которые он сдерживает где-то глубоко. — Я просил тебя… — Ты просил меня вернуть ее в Москву. Я вернул. На этом договоренность закончилась. Ты попросил дать ей всё, что попросит. Я дал. Вопросы?       Ляхов снова молчал. Меня это раздражало. — Кома? — наконец выдавил он из себя. — Кома, — подтвердил я.       Мы тихо разговаривали обо всем волнующим пока к нам не подошел врач, с которым я обсуждал специальный уход за Алиной и консультировался по состоянию девушки. Ляхов тоже начал задавать ему какие-то вопросы, вытаскивая из врача еще больше информации и дополнительную к той, что я ему рассказал. — Я понял, спасибо, — сухо ответил Гриша. — Можем ехать, вопросы решены, — говорит он мне. — Что? — переспросил я его. — Алина — только моя забота, проблема, буду решать все финансовые вопросы, документы, жилье и её личные вопросы, но буду признателен, если поможешь всё выяснить и замять.       По его словам и выражению можно понять, что мое присутствие во всей этой ситуации — лишнее, но меня передергивало от злости, потому что произошло что-то страшное с моей «собственностью», а он выбрасывает меня как мусор. Ляхов одобрительно хлопнул меня по плечу мол всё в порядке и мы можем идти, нас будут держать в курсе и вообще есть дела важнее, чем стоять тут и втыкать в этот паршивый «телевизор». Я молча согласился. Он закурил сразу как вышел из больницы, на него наорали, что курить на территории нельзя, но Гриша просто ускорил шаг. Хлопнув по рукам, мы поехали по домам. Я позвонил Глебу и сказал, что нужно всё выяснить, все обстоятельства.       Я приехал домой. Весь мой мир закрутился вокруг неё. Я думал только о ней, о произошедшем и злился. На себя, на людей, на обстоятельства, но понимал, что уже ничего не сделать. Она на гране смерти. Остается надеется, что всё обойдется и Алина сможет открыть глаза и сделать вздох самостоятельно.       Меня закрутила в пучину воспоминаний. Мне показалось, что это клубок нужно разматывать сначала. Думал, что так я смогу лучше понять и может наконец-то что-то изменится. Я даже пытался вспомнить первую встречу с Марком. О чем мы говорили?       Помню худого, бледного парня с вьющимися волосами собранными на затылке. Сразу понял, что он сидит или может недавно слез. Вид у него был хуевый. * — Простите, — начал он и поправил свою кофту.       Пацан выпрямился, пододвинул стул ближе и постарался принять более спокойное положение. Я протянул ему руку для пожатия хотя этот слабый, неловкий жест походил на ласковое поглаживание. — Марк, — прочистив горло, представился он. — Артём, — сказал я в ответ. — За тебя попросили, но мне бы хотелось знать детали… … — Я понимаю Ваше сомнение, но врать, юлить и геройствовать когда я в таком положении и когда на кону стоит очень многое — невообразимый тупизм. Я сказал правду. Просто помогите нам… *       И я ему поверил. Как ребёнок, потому что весь его вид был настолько откровенен и искренен, что по-другому и не могло быть. Он был в отчаяние. * — Мне сказали, что работаешь, — припомнил я ему. — Где? — Работал. В кофейне бариста. Там на Тверской. Взяли только потому что у меня резюме было хорошее и я знал английский. Короче, заболтал владелицу. — У вас столько денег, но красиво не живете. — Я откладывал деньги на своё кафе и Алинке на учебу. — Алинке? — Сестра. Алина мечтает учится в Норвегии. У неё… у нас… короче, паршиво всё получилось и о ней забочусь только я. *       Я не стал расспрашивать почему так вышло, но говорил он об этом очень виновато. С той поры я хотел познакомится с Алиной, но наша первая встреча произошла на похоронах Марка. * — Хотел ему позвонить, может даже встретиться… но не так, — тяжело выдохнул парень. — Не говори… Пойдём, хочу выразить Алинке слова соболезнования и потом уехать, — говорит ему второй.       Они подходят к темноволосой девушке. Она поднимает голову, красные и мокрые глаза пестрят на бледном, измученном лице. К мокрым щекам прилетают выбившиеся из прически пряди. Чёрное платье подчеркивает худобу, обтягивая истощенное горем тело. Мужчины что-то ей говорят, крепко обнимают, а затем удаляются в сторону выхода. Девушка скатывается по шершавой стене, оседает на пол. Я думал к ней подойти, но меня опередил зрелый мужик. Он с силой дёргает её за плечо и ставит на ноги. Девушка кричит ему в лицо, брыкается. Мужик стискивает её сильнее и она вскрикивает. Я хотел подойти, но остался наблюдать. — Убирайся! — кричит она ему. — Ты мне не отец и ему тоже!       «Родственник что ли?» — Вы оба мои дети, нравится вам это или нет. Возвращайся в зал, мать вся на нервах. — Вы бросили нас. Родители так с детьми не поступают.       Я дождался конца этого унылого зрелища и подошел к ней. — Здравствуй, — тихо говорю я ей.       Она поворачивается в мою сторону, смотрит безжизненными глазами и молчит. — В общем, вот мой номер. Нужна будет помощь, позвони, — я кинул карточку в карман ее пальто. *       И через полгода она позвонила. Опора в лице брата канула в лету и всё в её жизни полетело в пизду. Мне не хотелось быть участником всей драмы, поэтому я попытался сделать всё, чтобы она осталась подле меня. Я помогал, а она за это платила. Иногда мы были слишком близки и откровенны, но Алина всё время стремилась к своей странной свободе. Они жили на легкие деньги и это стало её зависимостью, а окружающие либо этим пользовались либо поощряли. Может всё что получилось — к лучшему? Есть шанс искупить свой путь, отчистить? Алина, всё пройдет и всё изменится, но для этого надо вернуться к нам. Не сдавайся…

***

Два месяца спустя

      Я и Ляхов сидели в палате и обсуждали информацию. Она выглядела лучше и надежда еще больше разгорелась на мне. Затянулись царапины, сошли мелкие синяки. — Восстановление проходит, но гарантировать что-то еще очень рано. Навещайте её, разговаривайте и может случится чудо. Кома — это неизвестность, всегда 50 на 50 и здесь остается только верить, — говорит врач и уходит. — Ты позвонил её родителям? — спросил я Ляхова. — Да. Так будет лучше. Привез подружку. Чем больше людей её будет навещать, тем будет лучше. Она вернется ко мне. Ко мне. — Что будешь делать когда она очнется? Заберешься домой как зверушку, чтобы веселила Кристину? — Ты напрашиваешься, — спокойным тоном говорит он. — Сам разберусь.       Дальше мы сидели молча, Ляхов каждые пятнадцать минут выходил в коридор кому-то звонить, а я смотрел на неё, погруженный в свои мысли. * — Тёма, — нежно тянет она. — Тём, — осторожно дергает за рукав. — А домой когда? — спрашивает Алина. — Еще полчаса и поедем, — отвечаю я ей и притягиваю к себе за талию. — Я ужасно устала, ты изверг! И эти туфли блядски натирают, — жалуется мне на ухо. — Дорогая, не говори такие грязные слова своим маленьким, прелестным ротиком, мы же на приеме, в театре, на закрытом представлении… — Меня эти пиздопляски вообще не волнуют и вертела я этот блядский прием, блядский театр, блядское представление на хую, — её горячее дыхание обжигает мне ухо. — Алина… * — Пока мы одни… Алина, ты меня постоянно злишь, но с тобой весело да и в жизни моей появилась хоть какая-то динамика. Тупой Ляхов прав, вокруг тебя полно адекватных людей, которые считаю тебя другом и готовы поддерживать и помогать тебе в ответ. Просто так. Кончай бесаебить. Уже сломала себя во всех смыслах этого слова, так пора создать заново, а мы будет рядом. Просто по-человечески.       Я не смог сдержать улыбки. — Веселишься? — спросил меня Гриша, заходя в палату. — Вспомнил кое-что. У нас были странные взаимоотношения. Сначала она занимала деньги затем просила выяснить обстоятельства смерти братца, а после просто выносила мне мозг. Воровала она дохуя, а если она попадалась, то я бежал её вытаскивать из дерьма. Я заставлял её выполнять разного рода поручения, чтобы хоть как-то присматривать за ней и оберегать от безобразия, но это Алина Муранова и бесконечное безумие в её голове. Между всем этим мы трахались и ругались. Она привлекала меня внешне, но не более. Я даже рад, что теперь она твоя головная боль. — Я не нуждался в твоей исповеди. — Да похуй. Если что на связи. Бывай, придурок…       Я взял куртку и вышел из палаты. Землю греет солнце, на небе нет облаков. Я закурил. Алинка, выздоравливай скорее. Легче отпустить всё то, что было с нами и между нами… да и мне будет спокойнее.