wow, he's hot

      В декабре наступает, пожалуй, самое прекрасное время в году. Когда всё вокруг словно окунается в волшебную сказку: на тёмных улицах зажигаются рождественские огни, с неба присыпает лёгким снежком, люди гуляют у огромной пёстрой елки; кругом слышны оживленный говор, смех и поздравления, а в нос надолго закрадывается запах мандаринов и чего-то пряного. Особенно ярко ощущается тепло человеческого дыхания, искренней улыбки или чужой ладони поверх своей, а низкий градус на улице лишь приумножает это чувство. Тепло и холод сплетаются в красивый узор в памяти каждого человека, возрождая в сердце надежду на то, что следующий год будет лучше, чем предыдущий.       Так было для всех, кроме Джисона.       Парень сидел в холле за небольшим стеклянным столиком, размышляя о своем ближайшем будущем во время короткого перерыва между занятиями. Совсем скоро, через неделю, им предстоит пройти ежемесячный контроль навыков — стандартную для всех стажеров проверку, по результатам которой решается, получат ли они еще один шанс приблизиться к дебюту, или будут вынуждены покинуть компанию и на всю жизнь погрязнуть в долгах за потерявшее всякий смысл обучение. По правде говоря, рано или поздно к этим мыслям приходят все стажеры, даже самоуверенные и способные ребята. Разумеется, Хан был талантлив, харизматичен и хорош собой. Даже песни умудрялся писать при таком загруженном графике — по ночам, по дороге из общежития в трейни центр или в маленьких перерывах, напрочь лишая себя нормального отдыха. Тем не менее, многие завидовали успехам Джисона, заставляя его эго трепетать от столь большого количества внимания. Но к концу каждого месяца его пыл заметно угасал, вдохновение куда-то улетучивалось, внутри поселялась тревога, а во взгляде уже не плясали бесята — вместо них липкий страх оседал на самое дно темно-карих глаз.       Ему стало сложно подолгу концентрировать внимание на написании музыки, а каждое новое начинание быстро переставало ему нравиться и приносить удовольствие. Каждый месяц вместе с остальными ребятами из 3Racha они создавали по пять—семь треков, и только один—два из них получали одобрение от их менторов и разрешение выступить с ними на зачете. Но в этот раз, уставшие и немного приболевшие, они написали всего лишь три. И им нужно было срочно с этим что-то делать — вот только душевных сил и вдохновения ни у кого из них не было.       Сидя в холле и размышляя над очередной темой, из которой мог бы родиться трек, Джисон не замечает, как начинает пялиться на парня у широкого окна на противоположной стене большого холла. Джисон никогда раньше его здесь не видел, но его мозг был слишком занят самыми разными мыслями, чтобы осознать это. А глаза, тем временем, поглощали взглядом всю эту картину перед собой. Тот парень сидел к нему боком, уткнувшись в телефон и слегка опустив голову. Его профиль окаймляли последние неяркие лучи зимнего солнца, вырисовывая прямой, чуть заостренный нос, припухлые искусанные губы и аккуратный подбородок. Черты его лица казались идеально сбалансированными и даже…правильными.       «Вау» с эхом раздалось в его в миг опустевшей головушке.       В сознании Хана люди с такой внешностью относились к типу успешных и самодостаточных: у них нет проблем с восприятием себя, они не сталкиваются ни с какими кризисами, и даже от девчонок у них не бывает отбоя (с чем у Джисона, честно говоря, были проблемы). А еще, у таких людей обязательно должен быть красивый, мелодичный голос. Хану вдруг стало интересно, как бы он звучал, исполняя одну из песен, крутившихся у него на уме последние несколько дней. Глубоко, хрипловато, бархатно или, быть может, высоко и даже слащаво? А что, если бы этот парень присоединился к ним в качестве вокалиста? Хан бы непременно выделил для него самые крутые и эффектные партии, но… постойте, о каком вокале вообще идет речь? Их «Рача», вообще-то, хип-хоп группа!..       — Чувак, да ты залип.       Джисон вздрагивает, когда тяжелая рука опускается ему на плечо, а затем по всему холлу раздается скрежет металла по кафелю. К нему подсаживаются.       — Что? Я… просто задумался.       Чхве Вонхо — рослый и хорошо сложенный парень — товарищ Джисона по танцам. Он был хорош в вокале и репе, а в танцах даже лучше некоторых уже дебютировавших ребят. Однако его внешность мало подходила под стандарты красоты Южной Кореи, да и возраст уже близился к двадцати трем годам. Осознавая невозможность своего дебюта в составе какой-нибудь группы, Вонхо принял решение покинуть трейни-центр после зачета, надеясь в будущем устроиться в подтанцовку, чтобы иметь хоть какую-то возможность покрыть долг за несколько лет обучения. А пока он доучивался, с радостью проводя последние деньки с друзьями-трейни и оттачивая свое мастерство без особых забот и переживаний.       — Ты не знаешь, кто это? — тихо спросил Джисон, кивком указывая на человека впереди.       — Пф-ф, понятия не имею, — честно ответил Вонхо. — наверняка он из тех, кто пришел сегодня на прослушивание.       — Прослушивание? Они снова набирают новичков?       — Эй, ты что, совсем не следишь за новостями? Сегодня уже предпоследний день кастинга.       — Да мне как-то некогда…       Джисон задумался и опустил взгляд на лежавший перед ним раскрытый блокнот, где он обычно записывал свои идеи и самые ранние варианты текстов, которые позже превращались в песни. Не без помощи Чана и Чанбина, конечно.       — Что это? Новый трек? — Вонхо взял блокнот в руки, не спрашивая разрешения у младшего.              — Эй, хён! Отдай! — громко потребовал Хан и потянулся, чтобы выхватить вещь из рук старшего, но тот одной рукой его отталкивал, а ту, что держала блокнот, вытянул подальше от Хана, с игривой улыбкой пробегаясь взглядом по неаккуратно написанному тексту с множеством исправлений.       — «Я замираю и смотрю ей в глаза. Она вся сияет, и мне хочется раскрыть ей свое неопытное сердце», — посмеиваясь, читает Вонхо, а в конце строчки и вовсе заливается смехом. — Чувак, ты кому здесь признаваться собрался?       — Никому. Я просто должен успеть написать хоть что-то достойное до конца недели. И вообще это не твое дело! — немного обиженно отвечает Джисон, все-таки забирая свой блокнот назад.       Он все еще был подростком, чьи гормоны время от времени ударяли в голову, заставляя осознать, насколько же сильно ему хотелось просто влюбиться, просто зажить своей жизнью, чтоб было все так же идеально, как в самых милых и уютных дорамах, что ему доводилось смотреть лишь на выходных и праздниках. Но окружавшие Хана девчонки отдавали предпочтение более взрослым (но не всегда таким же талантливым, как он) парням, что очень ущемляло его самолюбие.       — Идем в зал, перерыв закончился несколько минут назад, — вдруг сказал старший, заметив, что Джисон вот-вот снова уйдет в свои мысли.       Несколько минут назад? Как долго Хан разглядывал парня перед ним?       — Сколько? — спросил он, в удивлении округлив глаза.       — Да не знаю, минут пять-шесть. Я вообще пришел только чтобы забрать тебя. — сказав это уже спокойным голосом, Вонхо поднялся со стула и встал рядом, в ожидании засунув руки в карманы спортивных штанов.       — Ладно, идем, — разочарованно вздохнул Джисон, собирая свои вещи и тоже поднимаясь с места. Они наделали столько шума, а сидевший напротив парень за все это время даже не посмотрел в их сторону! И хотя Хан еще не хотел признавать, что отсутствие внимания со стороны человека одного с ним пола смогло его задеть, он чувствовал себя оскорбленным, ведь как можно не отвлечься от телефона хотя бы ненадолго, когда в одном с тобой помещении сидит столь талантливый, обаятельный и красивый молодой человек, как Хан Джисон?!       Напоследок бросив на него очарованный и в то же время оскорбленный взгляд, Хан проследовал за старшим в танцевальный зал.

***

      Спустя три часа изнурительной танцевальной практики, уставшие и запыхавшиеся трейни покидают зал и разбредаются кто домой, а кто — в очередной зал для продолжения занятий. Но, как и бывает всегда, только Джисон и Чанбин остались для работы над треками их неофициальной группы. Обычно с ними в это время трудится и Бан Чан, но сегодня его в принудительном порядке отправили обратно в общежитие — из-за проблем со здоровьем. В последнее время тот чувствовал себя, мягко говоря, неважно. Причина была даже не в том, что Чан — заядлый трудоголик. Ребята прекрасно знали, что стоят за этим гораздо более серьезные проблемы, поэтому, в отсутствие своего лидера, старались изо всех сил не отставать от заданного ранее темпа работы.       Оставшись одни, парни сели за небольшой стол друг напротив друга и достали письменные принадлежности.       — Ну, есть что-нибудь новое?       Хан замялся. Показывать свой черновик с парой жалких, сопливых строчек второй раз за день было слишком неловко. Но ведь в них нет ничего такого? Он же просто писал о чувствах главного героя старой дорамы, которую он начал недавно смотреть, разве это имеет какое то отношение к нему самому? Что вообще заставляет его сейчас краснеть, как школьника?       — Я тебя умоляю, только не смейся, — сказал Джисон, протягивая развернутый блокнот, в котором практически весь текст был перечеркнут.       Одной этой просьбы было достаточно, чтобы ухмылка заиграла на лице Чанбина, едва взявшего в руки чужой черновик.       «Я замираю и смотрю ей в глаза. Она вся сияет, и мне хочется раскрыть ей свое неопытное сердце. Но я дрожу, ведь один ее взгляд превращает меня в ничтожество»       Но никаких насмешек не последовало. Наоборот, лицо Чанбина приняло более серьезное выражение. Он прогонял эти строчки у себя в голове снова и снова, пытаясь представить, какое развитие им можно было дать.       — Знаешь, неплохо, но это не совсем в нашем стиле.       — Ну, смотря какой бит наложить! — вдруг восклицает Джисон, все же довольный тем, что сейчас его не засмеяли сразу после первого прочтения, как сегодня это сделал Вонхо. Не со зла, конечно. Просто Джисон ненавидел испытывать стыд, и, к его несчастью, ситуации, вызывающие его, случались с ним довольно часто.       — Это да… но все равно, я бы попробовал добавить побольше дерзости в текст, — Чанбин задумался. То, что предлагал Джисон, было чем-то новым и необычным для их бэнда, и ему хотелось поддержать эту идею, даже если будет сложно. К тому же, выбор у них сейчас был невелик, и цепляться приходилось буквально за каждую идею. Но минуточку! Все эти рабочие моменты в сторону! — Кто вообще во всей округе смог так сильно тебя впечатлить?       «Ну неужели опять…» — пронеслось в голове у понемногу краснеющего Джисона.       — Да никто, — вроде бы честно отвечает Хан, но все же невольно вспоминает пришедшего сегодня на прослушивание парня, приковавшего все его внимание к себе аж на целых двадцать с лишним минут. Перед глазами снова появляется его образ, запечатленный в памяти во всех деталях, словно бы в голову Хана был встроен мощный фотоаппарат. Он снова видит это идеально сформированное лицо, снова прямой нос, снова пухлые губы, снова небольшой подбородок. И полный игнор с его стороны. Хан мысленно фыркает, прогоняя воспоминания прочь и возвращаясь в реальность. — Я дораму смотреть начал недавно… там главный герой… короче, его зовут Кан Донхёк, и он безработный неудачник, который влюблен в преуспевающую во всем девушку.       — Миуна гоуна, что ли? — предполагает Чанбин и попадает прямо в яблочко.       — Да, откуда ты знаешь?       — Моя мама смотрела этот сериал когда я заканчивал начальную школу. Получается, ты пишешь от лица Донхёка?       — Ну типа…       — Это имеет смысл, вы с ним даже в чем то похожи…       — Хён, обижаешь! — возмущенно воскликнул Хан, вдруг вскакивая с места, бросаясь на друга и хватая его со спины.       — В хорошем смысле похожи! — Чанбин все пытался оправдаться, но Джисон его будто бы не слышал, несильно колотя его своими маленькими кулачками по спине и плечам и издавая звуки, похожие на смесь пыхтения и рычания тигренка. — Ладно, ладно, извини, я не это имел в виду!       — Сам-то написал сегодня хоть что-нибудь? — спросил Джисон, наконец отпуская свою покалеченную жертву. Но в ответ Чанбин лишь отрицательно покачал головой, поджав губы. — Чан тебя прикончит.       — Да и не только Чан… — тихо отвечает он, призадумавшись. — вообще-то, у меня есть одна идея, но я все никак не могу ее коротко и емко сформулировать. Хочу написать кое-что о наших буднях и о том, насколько реальность далека…от наших мечт и стремлений.       — О-о-о, хён, — восторженно протянул Хан, уже будто бы прочувствовав всей своей подростковой душой ненаписанную песню. — это будет просто хитяра, ты такое писать умеешь.       — Ты мне льстишь, — усмехнулся Чанбин. — у меня совсем не было никаких мыслей, и я решил, что попробую написать что-то о том, что чувствую прямо сейчас.       «…о том, что чувствую прямо сейчас…»       «возможно…»       «мне…»       «стоит попробовать?»       «Нет, я не гей, я не могу!»       — Я бы предложил тебе тоже попробовать написать о том, что чувствуешь ты сам, а не вымышленный персонаж. Так получится более правдоподобно и, наверное, выразительно, — спокойный голос снова вытащил Хана из мыслей. — Ты когда-нибудь влюблялся?       — Я? Н-нет… — Джисон в очередной раз ответил честно, но почему в его голове снова возник образ того чертовски красивого парня? Такого красивого, что аж бесит. Джисон поспешил прогнать его из мыслей прочь. — Но я, наверное, могу представить, каково это. Так, ладно! Я попробую.        И Джисон принялся за работу. Теперь, обращаясь к собственным еще свежим впечатлениям и воображению, он писал строку за строкой, словно ему вдруг удалось разрушить долгий артблок или поймать вдохновение за вечно ускользающий хвост. Не без помощи доброго друга, он написал целый куплет и даже бридж, а Чанбин набросал бит и мелодию. Полтора часа продуктивной работы пролетели так же незаметно, как усталость накатила на ребят, поэтому они, недолго колеблясь, собрали вещи, обменялись прощаниями и разошлись по домам.

***

      Хан вернулся в общагу около полуночи. Бесцеремонно бросив ботинки и рюкзак у входа, он уже готов был направиться к себе в комнату, чтобы прямо в одежде плюхнуться на кровать и уснуть, но его внимание привлек горящий на кухне свет. А буквально через пару мгновений послышался тихий, едва различимый плач.       Это был Чан.