Безответная любовь

Маяковский, исполненный умиротворения, возвращался на свою квартиру, порешив прежде, что непременно заглянет к своей музе, величественной Лиле. Благо, жила она совсем недалеко, да и забежать к даме сердца был у Владимира особый повод. Время близилось к ночи, и любой добросовестный гражданин положил бы, что Лиля должна готовиться ко сну в этот час. Однако человек, рассуждающий так, явно не был лично с ней знаком. Когда в двери раздался скромный стук Володи, Лили сидела за обеденным столом и тянула подслащенный кофе, листая литературную, модную газету. Не лишним будет сказать пару слов о жизни этой буйной женщины до описываемого момента. Вдаваться в подробности её малолетства нет резона; сама же она о том времени мало помнила. Иное же дело — годы её юности. Именно тогда произошли ключевые события, повлиявшие на становление её, как обособленной личности. В возрасте семнадцати лет она подверглась сексуальным домогательствам со стороны своего учителя, обожаемого её родителями. Скрипя сердцем, боясь ужасающего позора (который, конечно, свалился ей на голову тут же, стоило только прослышать про случившееся её однокашникам) пролив немало слёз, но собравшись и заявив о злодее, Лиля убедилась тогда же, раз и навсегда, что в этой жизни за справедливость надо бороться, причём — бороться с собою. Несмотря на печальное прошлое, Лиля была не из робкого десятка и сама любила внезапные приключения, бурные романы; тогда же, в семнадцать лет, она стала частой посетительницой квартирных вечеринок местной молодёжи, пользовалась популярностью среди молодых людей, а порой и немолодых. Буяня несколько лет впропалую, эта чудная девушка не забывала также и о своей учёбе, закончив отлично математический курс. Это не многим пошло ей на пользу, ведь грянула гражданская война, и нужда в счетоводах пропала — требовались винтовки. Вдоволь наигравшись с алкоголем, случайными половыми связями и опиумом, молодая, растрёпанная Лиля решила положить конец своему разврату и вышла замуж. Просто так, от скуки. Желающих занять почётное место рядом с ней было много, но предпочтение было отдано самому тихому и невзрачному поклоннику, большому любителю кильки и шахмат — Осе Брику. Её выбор был вполне удачным, даже лучшим, и в этом она убедилась сразу, как только новобрачные смогли легко договориться о том, в каком часу Лиле удобнее будет водить к себе любовников. Одним из таких, хоть и задержавшимся по причине общей стмпатии, спустя некоторое время стал и Володя, и именно таким видела его Лиля, хоть для него чувствова к ней были на всю жизнь неразрешимой драмой. Именно в таком сплетении семейных уз застаём мы листающую журнал Лилю и отлучившегося по неуточнённым причинам Осю. Не желая прерывать свой досуг, но скоро поднявшись со стула, она всё же задержалась круглыми своими глазами на последнем предложении, по видимому, очень любопытной статьи. — Здравствуй, ландышик! — огласил квартирку громовой на фоне домашней тишины голос Маяковского, — как твои дела? Я тебя проведать пришёл… — залюбовно и тише произнёс Володя, простирая свои сильные руки, чтобы заключить Лилечку в объятия; она сделала вид, что не заметила добродушного жеста и скромно кивнув головой, прошла в кухню. Владимир, задержав на ней взгляд, заметил про себя, что ещё не видал этой узорчатой шали, что облегала сейчас её статные плечи. «Откуда такая обновка? От кого?» — жгучая ревность обожгла сердце, но привыкший к боли и убеждённый в своей болезненной привязанности Маяковский стерпел и проследовал за скучной Лилей, совсем не интересовавшейся своим давишним возлюбленным. Подойдя к столу, она чинно налила кофе в подвернувшуюся под руку чашку, протянула её Владимиру, а сама села на своё прежнее место; Воцарилась тишина. — Лучик, чего ты молчишь? — в ссердцах воскрикнул Маяковский, когда режущее беззвучие, царившее вокруг, стало нестерпимо. Брик подняла на него пронекновенные, выпуклые чёрные глаза, в то время, пока лицо её не выражало ровно ничего, кроме негодования на источник звука. Она раздражённо дёрнула бровью. — Что нового? — слабо улыбнулась Брик и приняла самую непринуждённую позу, откинувшись на спинку стула. — Ничего. Вот, к вам с Осей пришёл. Кстати, нет его. Не знаешь где он? Впрочем, придёт. Ты зла на меня, да? — неожиданно, резко спросил Маяковский, нисколько не стыдясь наивности своего вопроса. Между тем, он принял настолько жалостное выражение, что щеки его налились румянцем от ожидания приговора Брик, которая, конечно, должна судить по всей строгости своего горе-любовника. — Владимирик, послушай. Вчерашним вечером я строго запретила себе принимать тебя. Ты жестоко меня обидел не так давно, — величественные глаза её загорелись, брови нахмурились, — однако утром я подобрела и решила, пускай приходит. Да, пускай приходит, а потом опять бежит к своей новой девице! — рассержено проговорила она, тяжело дыша от тихой злобы. Не воспринимая ни его, ни своих к нему чувств в серьёз, она любила с ним поиграть, однако в этот вечер ей было не так весело. Она гнала от себя раздражающие самолюбие мысли, но сладкий шлейф чужого парфюма, слабо доносящийся от пальто Владимира, был последней каплей для её выносливости. Ей было неприятно и гадко осознавать, что Володя, будучи самым состоятельным её поклонником, отдалится от неё и станет тратить подарки на другую. "Фи, даже подумать противно!" — Лилечка, ведь мы взрослые люди… И я имею право на жизнь, — начал было обороняться Маяковский, но королева его сердца была непоколебима в своём эгоистичном гневе и не стала его слушать. — Кончай! Я не потерплю такого отношения к себе, — отрезала она, — никогда ты не опускался до того, чтобы предпочесть мне другую! Я хочу плакать. Ты меня, наверное, уже совсем не любишь, а только привык ко мне, — она взаправду вгрустнула, произнеся последние слова. Её печаль, хоть и несколько напущенная, была всё же подкреплена весомым поводом. Дело в том, что несколько дней назад она очень тяготилась одним бытовым делом, для завершения которого, общество Громилы было необходимо; однако, на просьбу поскорее прийти в тот вечер, Громила ответил лаконично, что возможности такой не имеет «по крайне интимным обстоятельствам.» Владимир опешил. Вздрогнув, электрической вспышкой прошёлся по нему ужас, животный страх от того, что милая Лиля сомневается в его бесприкословной любви к ней. Он вскочил. От резкого движения деревянный стол качнулся; зазвенели чашки. — Милёнок, сладкая! Не говори так, я только тебя одну люблю и всегда буду любить! Вот хочешь, прямо сейчас буду юбочку твою целовать, — в исступлении закричал несчастный, падая на колени; на бархатистую ткань юбки посыпались частые, горячие поцелуи. Брик жестоко одёрнула её и отвернулась, хоть жаркое дыхание Маяковского в её ногах, облачённых в капроновые колготки, и было ей приятно. Про себя она очень обрадовалась тому, что искусные манипуляции подействовали в точности так, как она и рассчитывала. — Вижу я твою любовь — всё поцелуи да розы. А действия? — Так ведь были действия, много! Лиля, милая, позволь мне объясниться… Я люблю тебя одну! — Люби. Без меня. Владимир поник, уязвлённый в самое сердце. Он был не глуп и понимал, что его возлюбленная лишь играет с ним, играет на его чувствах. Медленно поднявшись с колен и, не обращая лица на свою истязательницу, поплёлся на выход. До самой двери его проважал коварный взгляд Лили, которая, спустя несколько времени, устало выдохнула, кошачьи потянулась и продолжила читать. «В сущности, Лиля права. Мудрейшая женщина!» — думал он, преодолевая лестничную клетку. Снаружи тем временем совсем стало поздно, наступила тёмная ночь. «Ведь про девицу-то — сущая правда! К ней и бегу. Только, странно, никогда я не видел девиц с членом.»