Полгода счастья

      Время остановилось. Остались только два друга, что, как будто, играли в гляделки. Вот только незадача…       Один полчаса назад сбросился с крыши.       — К-какого… — Катсуки пялился на тело, недавно казавшееся трупом. Но сейчас… Он воскрес?        Как? Это был прикол? Да нет. Он же видел, как зелёноволосый спрыгнул… Потом у него не было пульса. Это невозможно. Хотя недавно он так же думал о смерти Деку.        — Бакуго? — Мидория прищурился, думая, что обознался. Но нет. Все те же колючие, словно у ежа, волосы и алые глаза, в которых виден… Страх? Он боится его? Но также облегчение. Это точно тот хулиган, что травил его всю жизнь?       Неожиданно для обоих, Катсуки чуть ли не напрыгнул на бывшего друга. Из его глаз снова потекли слезы и он снова начал молить о прощении. Но в этот раз его услышали.        — А? — глупо моргнув, Мидория уставился на блондина. Тот шептал что-то бессвязное, но можно было догадаться, что блондин просил его о прощении. Изуку всё больше задумывался о реальности происходящего. Что вообще произошло? Катсуки слишком сильно ударил его головой, что у него начались галлюцинации? Возможно. Но всё же. И тут что-то в его мозгу щёлкнуло.       Так он же вроде как сбросился.       Теперь зелёнка решил осмотреться. Ну да, вот он, тот самый дом, на крыше которого он стоял. Потом полёт… И теперь он тут. Не в больнице. Не в загробном мире (в который он не верит). А тут, на холодном асфальте со своим другом детства.        Он выжил?       — Ааа, эм, Бакуго? — что-то изменилось, но что?        Катсуки же не сразу понял, что обращаются к нему. Он вообще мало что сейчас понимает. Только недавно Деку сбросился с крыши, а сейчас лежит и моргает глазками, как ни в чём не бывало. Лужа крови и переломы не в счёт.       Так вот, когда Бакуго понял, что его позвали, он совершенно не хотел смотреть в глаза бывшему другу. Не то что в глаза, он вообще не хотел смотреть ему в лицо. Но, пересилив себя, блондин посмотрел в блёклые и добрые глаза. А ведь раньше они чуть ли не освещали весь земной шар своим светом. Нет, конечно, они такими и были последние десять месяцев, но сейчас они в прямом смысле мёртвые.       Теперь он ещё больше не хочет в них смотреть.       — Д-да? — он пытается сказать это как можно громче, но, кажется, голос ему отказал. После получаса рыданий он охрип и совсем бы не говорил, если бы можно было. Но нужно.       — М-м-м. А что произошло? — Мидория разглядывает зарёванное лицо хулигана и ещё больше не понимает, что к чему. Хоть в чём-то они сошлись.       — В-в смысле что? Ты сбросился, придурок! — голос дрожит, но ему нет до этого дела. Как? Он, что, не помнит? Он настолько придурок, что не помнит, как покончил с собой?!       Недавняя паника отступила на задний план. Теперь его охватила ярость. На человека, которого он недавно оплакивал. На человека, что совершил суицид и не помнит этого. И, в конце концов, на себя.        Если бы он не издевался над ним, ничего бы не было. Если бы обдумал свои поступки раньше. Если бы, если бы, если бы.       — Это-то я помню. Но что было дальше? — Изуку всё ещё не мог понять, что изменилось. Ветер не оттуда дует? А может, всё дело в зареванном Бакуго? Или...        И тут он понял.        Хоть все прошлые месяца он был апатичным ко всему, но в нём всё ещё были эмоции. Чувства. Привычный страх, от которого дрожь по всему телу. Радость, когда день выдаётся более-менее нормальным. Печаль, когда думаешь, какой ты бесполезный кусок дерьма. Всегда с ним были чувства и эмоции.       Но сейчас он ничего не чувствует.