CoD MW4

      «Полевые» медики оперативно доставили парня в лазарет, попутно отбиваясь от рассвирепевшего Гоуста. Неслабых парней спасало только присутствие его капитана, который парой грубых слов привлёк к себе внимание лейтенанта и всего одной фразой вразумил.       Саймона хватило ровно до сдачи отчётов.       За всё время его пребывания в звании лейтенанта, Гоуст не справлялся с бумажной волокитой настолько оперативно. Уже к вечеру он ворвался к капитану со стопкой бумаг и отдельно заявлением- запросом увольнительного.       Прайс поджал губы, разорвал бумажку и предъявил три других — на него, Кайла и самого капитана.       — Нам он тоже дорог, Саймон, — мягко прокомментировал своё действие.       Пока суть да дело, у Джона успешно прошла операция, состояние стабилизировалось, хоть и осталось тяжёлым.       Сослуживцев пустили в палату с неохотой, а остаться одному из них вообще категорически запретили. Предложили подождать до завтра и обсудить снова, опираясь на показатели пациента. Гоуста это не смутило, с позволения капитана он остался дожидаться следующего дня в коридоре, сидя на полу за неимением стульев — в реанимации не предусматривался уголок для посетителей.       Но это всё потом, а сейчас Соуп лежал безвольной куклой, нашпигованный иглами капельниц и датчиками аппаратов. Смуглая кожа обрела сероватый оттенок, под глазами пролегли тени. Любой, взглянувший на него сейчас, не усомнился бы в тяжёлом состоянии, хоть сердце и лёгкие работали исправно.       Прайс всё же заботливо, как истинный отец, коснулся холодного лба тыльной стороной ладони, будто эта простая близость могла сказать больше, чем высокоточные приборы.       — Просил же тебя не подставляться, сынок.       Суровую фразу смягчило последнее слово и Джонатан осторожно сжал пальцы лежащей на одеяле чужой руки.       Капитан чувствовал свою ответственность за любой косяк подчинённых. Что уж говорить о случаях вроде этого? Не донёс всю серьёзность. Не акцентировал внимание на брифинге. Многого стребовал в процессе.       — Кэп, — тихо позвал Газ. — Он в любом случае это сделал бы. Сам знаешь. Это же Соуп.       — Ты прав, — кивнул мужчина отступая. — Но это не снимает вины с меня. Если солдат не подчиняется приказам в полной мере, значит, капитан не имеет достаточного влияния.       — Не говори так, Прайс, — глухо прохрипел Гоуст через ткань обычной, чёрной балаклавы. — Просто это Джонни. Он импровизатор и знаток своего дела. Действовал по обстоятельствам в рамках задачи. Да и, всего не учтёшь даже если знаешь итог боя.       — Главное, что парень жив, — подвёл итог Кайл. — И в надёжных руках. Наши медики, это не гражданские, вытаскивали с того света ребят по безнадёжнее.       Саймон снял перчатки и осторожно запустил пальцы в растрёпанный ирокез, повёл к затылку расчёсывая тусклые пряди.       — Мы ждём тебя, Джонни, — мольба в его голосе была не прикрыта и присутствующие прекрасно расслышали эгоистичное «я» вместо «мы».       Никто не осудил и за уверенный, отчаянный поцелуй в висок и молчаливое соприкосновение лбами.       Саймон хотел поделиться своей жизненной силой и всей душой потянулся к Джону, пока находился так близко.       В груди стало до боли горячо, ладони покалывало от напряжения, а в голове зашумело.       Ты нужен мне.       В прошлой жизни Гоуст не решился проявить обуревавшие его эмоции на людях, даже не дождался когда сержант придёт в себя — отправился на миссию.       В этот раз всё будет иначе. Он не упустит своё время. До смерти Джона остался год. Это будет их год.       Пальцы Соупа сжались на ладони Саймона, словно тиски. Лейтенант взволнованно бросил взгляд на руки и сразу в безучастное лицо напротив. Приборы на секунду разволновались и снова ритмично отсчитывали биение сердца.       — Ему нужно восстановиться, — непреклонно произнёс капитан, хлопком по широкому плечу подчинённого привлекая к себе внимание. — Поговорите, когда он очнётся.       Словно услышав слова Прайса, пальцы Джона расслабились отпуская резко вспотевшую ладонь напарника. Гоусту не осталось ничего, кроме как бережно уложить вялую конечность вдоль тела.       — Я останусь.       — Вам нельзя находиться в палате, — жёстко возразила медсестра приставленная к больному.       Она была не обязана находиться двадцать четыре часа в сутки рядом с Джоном (тем более что у нее под опекой ещё десяток палат), но посетителей без присмотра оставить не могла. Мало ли что переклинит в головах солдат, вернувшихся с горячей миссии.       — Я буду в коридоре, — не глядя на дородную женщину, отозвался Гоуст.       — Там нет стульев.       — Не привыкать, — пробормотал он и больше не слушал никого, только ритмичные попискивания приборов.       Джон спал. Наркоз после операции ещё не отпустил измученный мозг. Но это к лучшему.       Отступив на шаг назад, Саймон открыл доступ к больному, но Газ не подошёл. От изножья койки улыбнулся другу:       — Отоспись хорошенько, друг. Тебя ждёт бутылка твоего любимого виски, как только проснёшься.              Джон дважды приходил в себя за трое суток, но его всякий раз вводили в искусственную кому — незначительные, с виду, повреждения на приборах показывали критическую картину: помимо порванных мышц ног и рук, у парня обнаружилось одно неудачно сломанное ребро (грозящее вонзиться в сердце и уже разорвавшее лёгкое), трещины ещё в двух пониже и сильнейшее сотрясение мозга на десерт (если не контузия). И всё это, не считая ссадин, царапин и прочих мелких ран.             Первый раз Джон очнулся глубокой ночью, и сразу принёс немало хлопот тем, что сорвал катетеры, датчики и попытался задушить санитара.       Дремавший у стены лейтенант, над которым всё же сжалились и выдали стул с пледом, проснулся под истеричный механический визг за заветной дверью. Мужчина подорвался на ноги, но не успел зайти первым — медсёстры, дежурный врач и санитар вихрем ворвались в палату. Тут же началась потасовка с громкими выкриками женщин. Саймон не раздумывая присоединился, умело скрутил невменяемого сержанта, пока тот не удавил несчастного медработника.       Санитар суча ногами, опираясь на трясущиеся руки, на заднице отполз к стене, откашливаясь и потирая горло. Выражение его испуганного лица было предельно нецензурным.       — Спокойно, солдат, — крепко удерживая напарника за напряжённую шею и с вывернутой за спину рукой, Гоуст по командному гаркнул на ухо подчинённому.       На Джона это не подействовало. Сержант рванул вперёд, грозясь вывихнуть руку и удавиться в чужом захвате. Словно взъярённый пёс на цепи захрипел, забился.       — Тише, Джонни, — Саймон сменил подход. — Ты навредишь себе.       Обхватить поперёк груди не представлялось возможным — можно было легко доломать грудную клетку. Потому Гоуст крутнул руку в обратную сторону, разворачивая парня к себе лицом, прижал к груди, обняв за спину.       — Я с тобой, Джонни, — сразу прошептал он. — Я рядом.       По горячему телу прошла сильная судорога и руки потеряли силу, ноги подкосились. Если бы не Саймон, прижимающий Джона к себе, тем самым обеспечивающий опору, он бы бесформенной кучей свалился на пол.       — Вот так, — ещё тише приговаривал мужчина, робко поглаживая широкую спину. — Всё под контролем. Я позабочусь о тебе.       Видя нетерпение медработников, не оставалось ничего, кроме как вернуть МакТавиша на больничную койку. И проследить, чтобы его за эту выходку не приковали наручниками.       — Останьтесь, — недовольный безвыходной ситуацией, в которой оказался, строго распорядился врач. — Вам предоставят необходимое для минимального удобства.       — Мне достаточно стула, спасибо, — холодно отозвался Гоуст.       Пока отключившемуся пациенту ставили капельницы и заново крепили датчики, Саймон не отпускал горячей ладони. Санитары внесли стул и плед, оставили в ближайшем к нему углу. По максимуму держались в стороне.       — Прайс бы не одобрил, Джонни, — хмыкнул в маску Гоуст, когда последний медработник покинул палату. Подтянул стул, присел рядом с койкой. — Нельзя так просто кидаться на людей.       Мужчина сгорбился, положил голову поверх одеяла рядом с чужой рукой. Он не отпускал её всё время, пока принимал позу удобней. И даже когда неловко уснул боялся разжать пальцы, как боялся бы отпустить рычаг на взведённой гранате.       Утро встретило лейтенанта Райли неблагополучно: спина и ноги непривычно ныли, руку, которую он использовал вместо подушки, вовсе не чувствовал, а в довершение — ужасно хотелось пить.       За окном солнце ещё не показалось над крышами высоток, но Гоуст знал, что утро настало — характерные сумерки просматривались меж городских огней вместо беззвёздной синеватой тьмы. Он опасливо потянулся на хлипком стуле всем своим немалым телом. Оценивающе оглядел напарника, который, по-видимому, перешёл из тяжёлого забытья в состояние крепкого сна: черты лица разгладились, кожа обрела нормальный, хоть и слегка бледноватый, оттенок, веки подрагивали словно человек вот-вот проснётся.       Но Джонни не проснулся ни тогда, когда Саймон отпустил его руку, ни когда мужчина поднялся и тяжёлыми берцами, смешно выглядящими в бахилах, отбивал чёткий ритм марша по белоснежному кафельному полу палаты — ноги требовалось размять. А ещё ему требовалось справить нужду и приход медсестры стал кстати, как никогда.       — Вы вообще не обязаны здесь находиться, — улыбнулась ему юная девушка, сменившая вчерашнюю не дружелюбную женщину. — Но я подожду Вашего возвращения, хорошо.       Гоуст не любил больницы. Эти холодные, пропитанные болью и отчаянием здания с безжизненным эхом коридоров по которым бродят не менее больные и отчаявшиеся люди. Химический запах отбеливателя с антисептиком с первым вдохом едко затекал в лёгкие и всасывался в организм, заполнял каждую клетку выхолаживая. Словно отбирая человеческое тепло, «вычищая» саму жизнь.       Отвратительное, однако, необходимое место.       И чай в здешних автоматах тоже отвратительный..       Саймон быстрее обычного умылся, растёр уставшую шею. Утренний ритуал мысленного общения с отражением пришлось отложить до возвращения на базу — сейчас все мысли были заняты Соупом, на себя не осталось ни одной.       Джонни…       В прошлый раз не дошло до комы, парень был вменяем и даже сам дошёл до санчасти. Зализал раны, срастил кости и уже через полтора месяца гонял новобранцев по плацу. Гоуст внимательно следил за напарником с тех пор, больше отвечал на его подначки, иногда вбрасывал двусмысленные фразочки проверяя себя и Джона, оба ли на одной волне? Понимают ли собственные чувства?       Всё в этой жизни не так, хоть события и диалоги идентичны.       Всё не так, потому что Гоуст изменился. Каждое утро он уговаривал себя не пороть горячку, не вмешиваться (а если вмешиваться, то не сильно), не открываться. И позорно пасовал, стоило лишь завидеть на горизонте своего сержанта, напарника, друга. Партнёра.       В прошлой жизни их отношения развивались медленно. Саймон не набросился на друга, ходил кругами, искал нужные слова. Джон сам всё сделал, однажды по пьяни просто поцеловал. И завертелось. Гоуст всё ещё не решался проявить свою хищную, жадную натуру, сначала руками изучил его тело — приноровился дрочить Джону так, что тот не кончал часами, изнывая, моля. Изгалялся в поцелуях, что обоим подчас нечем было дышать. Безудержно трахал жаждущий рот, мечтая об узком, горячем нутре. Раньше все их встречи сводились к ебле. Без проникновения, но не менее отчаянной и горячей.       Эта жизнь началась с секса. Прямого контакта: влажного, липкого, терпкого на запах и вкус. И если Саймон хотел (а он хотел больше собственной жизни), чтобы Джон был рядом, нужно было нечто большее.       Господи, как же он хотел этого большего!       И совсем уж несвойственно для себя, провёл голой ладонью по колючей щеке бессознательного человека.       Ухоженная щетина стремительно рвалась к званию бороды — Джон быстро обрастал, стабильно раз в две недели подновляя ирокез. Была бы возможность, парень и брился бы по два раза на день. Но Саймона, бывшего скупым на растительность, не смущала эта его особенность.       Допив чайную воду (иначе этот напиток назвать язык не поворачивался), мужчина забросил стаканчик в урну, поправил маску и откинувшись на спинку стула переплёл свои пальцы без перчаток, с пальцами Джона.       Никто сейчас не видел их: медсестра ушла сразу по возвращению посетителя, укатив столик с использованными шприцами и емкостями; новых визитёров начнут пускать не раньше девяти часов (а к Джону и вовсе не пустят — у него хоть и стабильное, но тяжёлое состояние), и Саймон мог проявлять любые свои эмоции.       — Ещё не время, Джонни, — тихо позвал он. — Останься со мной.       Пальцы дрогнули.       Приборы резко взбесились, тело забилось в судорогах на какие-то мгновения, что показались мужчине бесконечностью! Он подорвался на ноги и собирался рвануть в коридор, но был остановлен сильной хваткой лежащего без сознания парня.       — Джонни!       Маска мешала кричать громко, да и голос у лейтенанта больше походил на рык, потому он сразу отмёл возможность позвать помощь.       В таком случае нужно оказать её самому.       В момент припадков главное зафиксировать человека, чтобы он не навредил самому себе. Лезть сверху на койку Саймон не стал, даже не отдал себе в этом отчёт, придавил Джона его же рукой поперёк груди, а левой свободной — мелко трясущиеся бёдра.       Всё прекратилось так же резко, как началось. За исключением того, что Джон открыл глаза. Совершенно серьёзные, осознанные. Сжал пальцы руки на груди в кулак (чуть не до хруста костей в ладони Гоуста), сделал судорожный вдох и безошибочно навёл фокусировку на лицо нависшего напарника.       — Гоуст, — хрипло вытолкнул из пересохшего горла.       — Джонни…       Саймон даже не подозревал насколько был напряжён эти долгие мгновения, насколько важно ему было пробуждение этого человека. Единственно важного. Больше собственной жизни дорогого.       Брови сержанта сошлись на переносице выдав его замешательство — жест привычный, но вместе с суровым взглядом неумолимо изменивший родное лицо.       — Где мы?       — В реанимации, — Саймон отпустил бедро парня, распрямился не отпуская чужой левой руки. — Как самочувствие?       Визуально Джон воспринимался вполне восстановившимся, чего Гоуст не мог сказать о ментальном здоровье — не удивился бы, если у сержанта вместе с контузией и память отшибло.       — Как для того, кто умер от потери крови на столе в какой-то задрипанной развалюхе в Праге — вполне прилично, — опустил взгляд вниз, остановился на сцепленных замком пальцах.       Что-то взвесил в голове, слишком быстро для пострадавшего умом, и убрал руку вдоль тела. Прикоснулся к груди свободной конечностью поморщившись от того, как катетер двинулся в вене.       — Не похоже на колотую рану, — нахмурился ещё сильней.       — Потому что в тебя стреляли, — напомнил Гоуст, внимательно следя за реакциями такого родного, одновременно чужого, Джона МакТавиша. — Почти в упор. Хассан Зияни. Майор Аль-Кудс, приспешник Горбрани. Помнишь?       Но Соуп не помнил. Работа мысли шла туго, а точнее буксовала на месте, он осмотрел своего напарника ещё раз и вдруг уверенно выдал:       — Шепард убил тебя. Там, на границе. И Роуча.       — Это последствия контузии, — подвёл итог Саймон, осторожно прикасаясь к неестественно горячей щеке и слегка наклоняясь. Парень вздрогнул, в неверии широко открыл глаза. — Тебе снился сон, не более.       — Уверен, я бы смог отличить сон от реальности, — жёстко, почти железно отозвался Соуп, напрягаясь всем телом.       — Не нужно, Джонни, тебе нельзя напрягаться, — Гоуст убрал руку с его лица, присел на стул.       — Давно ты зовёшь меня Джонни, Гоуст? — твёрдо потребовал ответа сержант, ещё больше изменившись внешне.       — Не так давно. Тебе не нравится, сержант?       Если у парня всё смешалось, нужно было узнать в какой временной промежуток.       — Сержант? — хмыкнул Соуп недоверчиво изгибая правую бровь.       — Рядовой? — усмехнулся мужчина, цепко подмечая даже микровыражения.       Джон медленно начинал нервничать: в задумчивости закусывал нижнюю губу (чего никогда не делал, но жест понятный), часто моргал (при этом левый глаз щурился, будто что-то мешало ему смотреть нормально).       — Капитан, — с гордостью поправил собравшись с мыслями, осмотрел палату. — Какой сейчас год?       — Двадцать второй.       Джон не был похож на человека из будущего, вроде самого Саймона. Из прошлого он быть не мог по понятной причине — парень никогда не был капитаном. Оставался вариант с контузией, смешавшей его фантазии с реальностью.       — И я сержант? — даже разозлился Соуп, рефлекторно сжал кулаки. Проницательно заглянул в глаза напарника: — Разжаловали?       — Сколько, по-твоему, тебе лет?       — Если учесть, что я помню шестнадцатый, а сейчас двадцать второй, то тридцать два, — немного подумав, пришёл к заключению парень.       Чем крайне удивил Гоуста.       Джонни на сегодняшний день было двадцать шесть. Разве может человек настолько запутаться и приплюсовать себе шесть лет? Не в будущее, а прошлое!       — В каком году ты родился? — фантазировать себе звёзды на погонах, это одно. Но здесь вообще жёсткая нестыковка.       — А ты? — криво усмехнулось лицо Джонни.       — Мне нужно сопоставить факты до того, как оповестить руководство о твоём пробуждении.       — Ты переквалифицировался во врача? — иронично осведомился Соуп.       От длительного нахождения в одной позе, у него затекла спина и парень попытался лечь иначе.       — Считаешь, врач лучше разберётся? — весело спросил мужчина. — Могу позвать.       — Не нужно, — тут же оборвал его парень.       Конечно, «не нужно»! За такие показания Джона отстранят и буду мурыжить психологами очень и очень долго. Вполне возможно, восстановиться на службе тот не сможет никогда.       — Девяностый.       Что, если МакТавиш изменил свой возраст при поступлении в армию? Но, обычно его меняют в сторону увеличения, чтобы однозначно приняли! Захотел выделиться и стать самым юным солдатом, зачисленным в SAS? С него станется не только документы подделать. Но комиссия? И выглядит он молодо.       — Как давно мы знакомы?       — Снова? — фыркнул Соуп. — Кажется, это у тебя всё смешалось, а не у меня. Мы познакомились в первый год моей службы.       — Почему «снова»?       — Ты уже спрашивал, — он пожал левым плечом. — Не понимал, почему я выбрал тебя своей правой рукой.       — Ты говоришь уверенно, — задумчиво изрёк Гоуст. Да, ему было о чём подумать. — Не похоже на горячечный бред.       Дверь резко открылась, впуская врача.       — Вы очнулись? Вам нельзя бодрствовать! — нажал на свой браслет и нервно подскочил к пациенту. — Почему Вам не сделали укол? В таком состоянии чревато бодрствовать!       Соуп морщился от бесцеремонного с собой обращения, а врач светил ему фонариком в глаза, щупал пульс на шее, на руке, слушал сердцебиение и дыхание.       — Почему Вы не оповестили? — зыркнул он в сторону лейтенанта. — Давно он очнулся?       — Буквально только что, — буркнул Саймон наблюдая за руками мужчины, чувствуя неприятное копошение в собственной груди.       Суетливо вошла-вбежала давешняя медсестричка.       — Пациент не спит!       — Очевидно, — хмыкнул Джон, окидывая девчушку заинтересованным взглядом.       — Но, я дала всё, что было прописано… — сняла планшетку с изножья, показала какие-то записи коллеге.       — Что ж, видимо необходимо увеличить дозу.       — Но я в норме, — протестовал обсуждаемый.       — Это не так, — уверенно перебил мужчина. — Чтобы смягчить последствия контузии, Вам нужно спать. Не получать новые впечатления, не вспоминать прошлое глазами других людей. Будьте же благоразумны!       — Давай, Джонни, — мягко выговорил Гоуст, сжимая всё ещё сцепленные замком пальцы. — Ещё немного сна и мы продолжим.       Соуп словно обжёгся, отдернул руку, смутился. Недовольно глянул на напарника, как на предателя. Хмуро буркнул:       — Конечно, — вмиг переменился в лице и добавил сурово, покомандному: — У меня тоже есть к тебе вопросы.       На этом общение с Гоустом посчитал оконченным и переключил всё внимание на врача, подготавливающего укол.       Препарат подействовал быстро и пациент отрубился за считаные секунды. Врач ещё какое-то время наблюдал за приборами, и удовлетворенно кивнув своим размышлениям, всё так же молча, удалился, от двери обернулся к посетителю:       — В следующий раз, если он очнётся, зовите персонал. Не рискуйте здоровьем своего… друга.              Джон проснулся в полумраке. Всё искусственное освещение было выключено, за исключением прибора жизненных показателей. Его ровный, тусклый свет не позволял увидеть очертания предметов, с этой задачей справлялись крохи дневного света проходящего через неплотно закрытые жалюзи.       Парень возблагодарил Небеса за людскую предусмотрительность: в голове было пусто от мыслей, один сплошной шум радиопомех, при любой попытке задуматься над тем, кто он и где, мозг прошивало острыми иглами, заглушая все рецепторы. Если бы ещё был яркий свет, он бы, наверное, сдох окончательно.       Немного пообвыкнув в своём состоянии, Соуп двинул конечностями, с облегчением отметил полную их свободу. Значит, не в плену. Значит, свои вытащили и доставили в лазарет. Все ли живы из их группы?       — Доброго утра, солнышко, — послышался знакомый веселый голос из темноты справа.       Через силу Джон перекатил голову по подушке. От простого движения подступила тошнота, картинка перед глазами смазалась. Он не мог видеть лица говорившего, но узнал силуэт. Они были знакомы. Давно. Они были друзьями.       Попытка заговорить не удалась — во рту всё пересохло и слиплось.       — Сейчас, друг, — мужчина поднялся, протягивая руку к изголовью койки. — Подам воды. Тебя накачивают всякой всячиной, но по вене, — не прекращая говорить, поднёс стакан с трубочкой к лицу больного. — У меня не было, Слава Богу, сотрясений, но, думаю ощущения как на утро после хорошенькой попойки.       Молодой темнокожий мужчина направил трубочку меж сухих губ Джона и тот с первым глотком живительной влаги вспомнил его.       — Кайл, — прокаркал, закашлялся и ощутил раздирающую боль в рёбрах.       — А ты ожидал увидеть кого-то другого? — добродушно ухмыльнулся Газ. — Конечно, ожидал! Но даже Великий Гоуст не может бодрствовать трое суток к ряду. Прайсу пришлось буквально выволочь его из палаты.       Сержант Гэррик продолжал повествование, но Соуп его уже не слышал. Гоуст. Яркой вспышкой воспоминание пронзило без того пострадавший мозг: высокий, широкоплечий, крепкий мужчина в полной боевой разгрузке стоял скрестив руки на груди и смотрел вниз. Лицо его скрывала балаклава с принтом костей нижней части лица, глаза — солнцезащитные очки. Весь его вид кричал о надменности. Но Джон знал его истинные чувства: сержант Саймон «Гоуст» Райли веселился. Издевался над сержантом Джоном «Соупом» МакТавишем, только что проигравшим три внеочередных дежурства.       Это были тренировочные сборы. Их отряд покорял горы. Напарники и друзья сержанты, по обыкновению соревновались, а чтобы было веселей — делали ставки.       Соуп опоздал к вершине на две минуты и всё равно был доволен до нельзя. Особенно открывшимся видом на напарника снизу.       Воспоминание о Гоусте теплом разлилось в больной груди и уставшей душе, каким-то непостижимым образом прибавив сил. Физически, конечно, никак не повлияв на испытуемые ощущения тошноты, головной боли и разрозненности сознания.       — Ненавижу… когда… вот так, — задыхаясь, по словам, вытолкнул из себя. Облизав пересохшие губы ясно ощутил горький привкус железа.       — Понимаю, приятель, — сочувственно кивнул Кайл снова фиксируя трубочку. — Но особо не расклеивайся. Уже через месяц ты нужен мне на базе, гонять новобранцев по плацу.       Джон слабо улыбнулся, отпив в этот раз три глотка не поперхнувшись. Тихо, медленно, но без запинки пошутил:       — Ну, если тебе надо, то я, конечно, прибуду.       Удовлетворённо кивнув, Газ убрал стакан назад, на тумбочку, пошёл к двери.       — Полежи пока смирно, я врача позову.       Даже без совета Джон никуда не собирался — попросту не хватало сил.       Палата была одиночной и неживой. Соуп повидал больнички, но в такой ещё не оказывался. Реанимация, скорее всего, раз трое суток без сознания.       Фантомным ощущением пахнуло жаром у правого виска, там, где в миллиметрах прошла пуля Гоуста, унесшая жизнь террориста — Хассана Зияни.       Они сделали это. Остановили ракету, обезглавили Аль-Каталу на время и остались всем составом живы. Не зря SAS считается элитными войсками! Соуп гордился, что в их рядах.       — Мистер МакТавиш, — с порога кивнул лечащий врач, уверенно подошедший к пациенту. — Как себя чувствуете?       Проницательный взгляд тёмных глаз сканером прошёлся по лежачему телу, остановился на глазах. Ловкие руки, словно у фокусника, откуда-то достали фонарик и яркий луч ударил сначала в стену.       — Придётся потерпеть.       Джон всегда знал, что врачи — нелюди, но конкретный экземпляр перещеголял встреченных ранее.       С больным удовлетворением вивисектора, медик рассмотрел сначала левый, потом правый глаз парня приговаривая «отлично», «вот и славненько», «лучше не бывает». Легко, изучая пробежался пальцами по мускулатуре плеч и груди отдавшейся тупой болью.       — Ну как, доктор?       Соуп и забыл, что в палате помимо них двоих есть Газ, вздрогнул. Врач не смутился, довел осмотр до конца, распрямился.       — Всё лучше, чем могло бы быть! — жизнерадостно оповестил мужчина. — Последствия ваших похождений незначительные, однако, я рекомендую впредь носить тактические наушники. Всё, что от меня зависело, я сделал. Дальнейшее зависит от ресурсов Вашего организма, мистер МакТавиш, — мужчина улыбнулся Джону, как маленькому ребенку разбившему коленку.       Что-то подсказывало последнему — ресурсов вполне достаточно, хватило бы ещё на парочку безбашенных «Соупов».       — Я вернусь на службу? — всё же уточнил он.       — С моей стороны никаких препятствий не будет, — кивнул врач снимая планшетку с изножья койки. — Вы пройдёте МРТ на днях и тесты перед выпиской, но я вижу по Вашему состоянию, что отклонения будут допустимыми.       Что-то черканул на листе и вернул на место.       — Можно включать свет, — бросил Газу. Вернулся к Джону медленно, деловито, вложил руки в карманы белоснежного халата. — Пару дней Вас помучает некая двойственность. Головокружение, тошнота, спутанность сознания, реалистичные сны. Не волнуйтесь, это последствия препаратов. С сегодняшнего дня Вам перестанут их вводить, потому эффект пойдёт на спад.       Право слово, Джон не рассчитывал после этой миссии отделаться лишь стандартным больничным с полным восстановлением на службу по его окончании. Эта новость здорово взволновала, что не преминули показать приборы.       — Ну-ну, мистер МакТавиш, волновать не нужно, — добродушно хохотнул медик. — Вы в лучшем военном госпитале, а я — один из лучших специалистов в своём профиле. Будьте уверены, с Вами всё хорошо.       Мужчина говорил радостные вести, парень испытывал облегчение… но в глубине души скреблось что-то противное, похожее на подозрение или неуверенность. Джон гнал это чувство, объясняя их отходняками после наркоза и обезболивающих.       — Отличные новости, друг! — Кайл плюхнулся в складной стул, жалобно хрустнувший креплениями под немалым весом. — Ты отделался лёгким испугом! Везунчик.       — Сам в шоке, — вяло прошептал МакТавиш, задумчиво глядя в только что закрывшуюся за врачом дверь.       Лампы дневного света превратили сумрачно уютную палату в филиал морга и парень попросил Газа снова выключить свет.       — Гоуст так и сказал, что тебе будет дискомфортно, — хмыкнул друг. Невесело улыбнулся: — Повидав дерьма с его, я бы тоже разбирался в последствиях различных травм. Но, знаешь, не горю желанием.       Соуп быстро выдохся. Он особо и не участвовал в диалоге, больше слушал приятеля — необходимо было знать, что потери с их стороны минимальны и легко восполнимые. Стоило в этом убедиться, как измотанный мозг отключился, голубые глаза прикрылись, а дыхание сделалось мерным и глубоким.       …В грудь, по самую рукоять, всадили нож!       Джон ухватился за чужие руки, вскричал дурным голосом. Он не видел перед собой ровным счётом нихрена, но чувствовал сильный ветер с песком и палящее солнце на коже. Как через толщу воды, доносились чьи-то упрёки — слов не разобрать, только интонацию.       Давление на руки и тело исчезло. Соуп знал, что плачет от боли и злости. Он нашарил рукоять оставленного в межреберье оружия и потянул. Волнами накатывала слабость, однако парень не оставлял попыток избавиться от инородного тела. Он чувствовал, что это важно!       Выживет ли он после подобной травмы? Не важно.       Главное, помочь тому, кто борется рядом.       Эта необходимость пришла осознанием, прошила всё тело понукая не щадить, отрешиться от боли.       Джон шатнул рукоять с противным, неслышным, но ощутимым скрежетом металла об кость. Подступила тошнота. Лезвие поддалось и потянулось легче.       Легче, не значит безболезненно.       Рыча словно раненый зверь, парень всё же вырвал нож из груди с характерным, от того не менее отвратительным, чвакающим звуком и прозрел: жёлтое небо, яркое солнце, сухой воздух и песок. Много песка! Он забивался в раздутые ноздри и открытый рот, слепил мокрые глаза.       Как он здесь оказался?! Только что ведь уснул в безопасности, в палате!       Слева почудилось копошение.       Нет, не почудилось!       Панаму Прайса отнесло ветром к покорёженному взрывом автомобилю, но даже без неё МакТавиш легко узнал капитана. Тот отбивался от статного мужчины в берете. Смутно знакомого, но неразличимого.       Мужчина в американской военной форме брал верх — сбил Джонатана с ног, оседлал его и с оттяжкой бил по лицу. Соуп мысленно взвыл от бессилия! Но не успел ещё расстроиться, как вспомнил об оружии, всё ещё находящемся в руке.       Перехватив удобней нож за лезвие, он окликнул агрессора простым «эй, ты!», а когда тот поднял лицо — бросил что было сил. Совершив несколько переворотов, оружие достигло цели — холодное лезвие, испачканное его собственной кровью — вошло ювелирно в левый глаз Шепарда.       Соуп узнал его в последний момент, но даже не испытал раскаяния. Капитану он доверял, американский генерал же привилегий не имел. В конце концов, он приказал Грэйвзу убить их с Гоустом в Лас-Альмасе!       Туда ему и дорога, предателю!       От нехитрого движения грудь отдалась тупой болью, а во рту собралась кровь. Джон подавился, закашлялся ещё больше напрягая диафрагму. Кашель усилился, грудь жгло, внутри всё пульсировало в агонии.       — Соуп! — взволнованно гаркнул Прайс, нависая, фиксируя парня на левом боку. — Держись, приятель. Ник уже на подходе.       — Кэп… — прохрипел Джон уже не пытаясь сдержать льющуюся изо рта красную слюну.       — Молчи! — перебил его мужчина. — Молчи, друг, тебе ещё пригодятся силы.       Не «сынок». «Друг»! Капитан буквально воспринимал его равным.       Соуп неожиданно всхлипнул, заплакал, понимая уже что не вывалит — с таким ранением он не жилец.       — Не отключайся, Соуп! — раздалось отчаянным тоном издалека. — Смотри на меня!       — Будь со мной, Джонни!       Два разных голоса, разной громкости, одинаково привлекательные исходы.       Измученный короткой стычкой, Джон всё же прикрыл глаза, мысленно прощаясь с обоими людьми. Сердце солдата сжалось от тоски: подвёл Прайса — умер у него на руках не пойми в какой жопе мира.       Свист ветра в ушах утих, песок более не чувствовался кожей, на смену жару от Солнца пришёл морозный холод.       Соуп сделал судорожный, бесконтрольный вдох…