CoD MW4

      Ветер треплет капюшон толстовки одиноко сидящего на утëсе человека. Волны далеко внизу бушуют, врезаются в тысячелетние скалы, разбиваются на мириады капель. Грохот доходит даже сюда, отголосками, фоновым шумом, потому что здесь, наверху, буйствует настоящий ураган: холодный, солëный воздух гневно носится по плато, прижимает к земле высокую траву, гнëт далёкие деревья. Подхватить одинокого человека и скинуть вниз, на корм безудержному Океану, для него сейчас легче лёгкого. Но человек сидит, свесив ноги в тëмно-синих джинсах и тяжëлых ботинках, обречённо опустив голову так, что чёрный капюшон скрывает лицо. Ветер порывами пытается скинуть тряпку, треплет её, чуть не рвёт, но безрезультатно — материя будто пришита намертво.       Стихия бушует, а человек, на контрасте, спокоен, умиротворëн. Он словно слился с этой непогодой, словно впитал её бешенство и покорил. Стал одним целым. Стал продолжением! Или… началом. Словно его покой возможен лишь за счёт разыгравшегося шторма. Как если бы терзавшие его боль и горе вырвались наружу и устремились разгромить всë вокруг: этот утёс, это плато, страну, весь мир! Который стал пустым и тёмным без него.       Жизнь, у которой только начал появляться вкус, не стала снова серой и однообразной, она стала беспросветной.       Сколько раз он уже приходил сюда с того дня? Пять? Семь? И каждый раз становится только хуже. Он не может отпустить. Не может позволить себе забыть! Единственного человека, который знал его, понимал, был не просто товарищем или другом….       «Мы же друзья?» — спросил он тогда.       «Нет...,— был ему ответ. -— Дружба не предусмотрена уставом».       Верно. Но он всё же стал дорог. Стал важен. Стал частью....       Очередной порыв ветра опрокидывает пустую бутылку из-под виски. Стекло звонко ударяется о камни, но не разбивается. Звук быстро уносится вслед за ветром.       Человек медленно, словно каждый сантиметр движения причиняет нестерпимую боль, поднял лицо к небу. Ветер, точно голодная шавка, ринулся в грудь человека, забился под капюшон и таки сорвал тряпку, с остервенением, чуть ли ни с ненавистью! Хотя, казалось бы, что сделала этой вечной стихии обычная толстовка?..       Без капюшона шум ветра и далёких волн стал удивительно тише. А может, наоборот, перешёл на ту частоту звука, которую слух уже не воспринимает.       Карие глаза в обрамлении светлых ресниц обречённо вопрошали небо. Белки были обильно испещрены красными ниточками сосудов, указывающими на хронический недосып, либо глубокий запой, или, что не свойственно мужчинам, длительное слезотечение.       «Не свойственно» не значит «не бывает».       Ветер загадочно притих, мягкими, холодными кольцами обошел человека, прилёг в траву. А через секунду уже снова взвился, кинулся прочь вымещать злобу на траве, деревьях, скалах. Стороннему наблюдателю это показалось бы чем-то вроде... домогания. Стихия изначально желала увидеть человека, открыть его лицо, рвала и метала, когда капюшон не сдвигался и на сантиметр, а теперь, разрушив барьер, добралась к цели и...! Все лицо, кроме карих, безжизненных глаз, было скрыто балаклавой с изображением черепных костей. Как тут не расстроиться? Не взвыть от бессилия?!       Но у Саймона больше нет сил выть, рвать и метать, спрашивать Господа «почему?!». Почему он?! Ещё так молод, любил жизнь и заставлял других — тоже!       Если бы не он, Саймон Райли бы никогда не узнал, что мир цветной. Состоит из тысячи тысяч оттенков светлого и яркого, а вовсе не из серого, затягивающего, как в болото.       ...больше нет сил.       Как и нет желания жить....      

***

      — Эй, Майк! — долговязый, крепкий, блондинистый парнишка, лет шестнадцати, активно махал рукой в толпе молодняка, привлекая внимание другого парня, мельче ростом, шатена в очках.       Очки у юноши явно были не для стиля — линзы преломляли реальность, исправляя дефект зрения — близорукость.       Парень поджал губы, сдержанно кивнул, пошëл сквозь толпу. Приятель не стал ждать, не мог, слишком возбуждённый некой новостью, которой жаждал поделиться. Не скрывая счастливой улыбки, он решительно двинулся навстречу.       — Видел? Видел? — на одном дыхании выпалил, подходя к Майку чуть ни вплотную. — Четвертая Варфейр вышла! Сегодня зарублюсь!       В подтверждение своих слов он ткнул Майку под нос телефон, пальцем указывая на конкретную строку в новостной статье.       — Боже, как я скучал по Гоусту! — с жарким придыханием выпалил блондин, абсолютно не стесняясь своей несдержанности.       Майк только хмыкнул, попытался отвоевать немного личного пространства, шагнул в сторону, но паренёк намека не понял, приобнял того за плечи и заглянул в ничего не выражающее лицо:       — Ты ведь придёшь? Погоняем в кампании!       — А толку? Разрабы уже убили моего перса, — ещё не сломавшийся голос надтреснул, будто в горле стал комок слëз.       — Да-а-а, — солидарно расстроено протянул парень, но долго расстраиваться не умел, позитивно манил: — Но Роуч тоже неплох! Я смотрел ролики старых версий игры, у него довольно зачётный характер. Думаю, диалоги будут не хуже, чем у Соупа.       Майк знал, что какие бы характеры, какие бы диалоги ни придумали для Роуча, Ройса, Газа, Прайса или кого другого, они не заменят Джона «Соупа» МакТавиша, так бесславно убитого в «тройке». И всë равно согласился.       Он просто не мог отказать своему другу.

***

      — Блин, Майк, мы уже год с тобой дружим, а ты до сих пор как в гостях!       Знал бы Стив, что Майк и дома как в гостях, не стал бы упрекать друга.       Всё дело во врождённой гаптофобии. Майк сторонился сверстников, родственников, людей в целом. От прикосновений чужой кожи парня коробило до тошноты. Даже мать старалась лишний раз не прикасаться к открытым участкам тела ребёнка. Но не Стив.... Слишком увлечённый, общительный, тактильный, он не видел жизни без людей, без постоянных подколов, этих коротких касаний, смущённых улыбок, если переступал границы.       Со всеми, чëрт возьми, он находил общий язык! И если кому-то становилось неуютно от его поведения, он тут же прекращал. Но только не с Майком....       Стив будто вознамерился раз и навсегда избавить парня от его нелюдимости, потому все протесты шли мимо. Как бы Майк ни злился (поначалу), как бы ни просил (спустя пару месяцев безрезультатной борьбы), как бы ни показывал всем своим видом и поведением (в последний месяц), Стив оставался той неуёмной, бушующей стихией, которую невозможно было покорить.       Майк, кажется, уже родился таким. Он плакал на руках любого, кроме матери и, иногда, отца. Он захлёбывался дикой истерикой, стоило какой-то чужой тётке свеситься над колясочкой и начинать сюсюкать и утипуськать. Рано отказался от груди, сам, снова закатив истерику. Рано пошёл, и снова сам. Старался держаться на слабеньких ножках, чтобы к нему лишний раз не прикасались, поддерживая. В саду и школе его таки приучили уживаться в коллективе, но больше, чем нужно, ребёнок никогда не находился в компании, всегда стремился забиться в дальний уголок, заняться рисованием, лепкой или чем-то другим, не связанным с людьми.       К двенадцати годам с помощью психологов, психиатров и прочих, более сомнительных техник (типа медитаций и похода к экстрасенсам), Майк научился сдерживаться: больше не устраивал истерик, не отбрыкивался в грубой форме. И только тяжёлое, учащенное дыхание указывало на степень его раздражения.       За период адаптации одноклассники привыкли к больному члену коллектива и старались без необходимости его не беспокоить. В школе....       Институт дался парню во сто крат сложнее. Здесь не приходилось рассчитывать на лояльность однокашников: слишком разные люди, на каждой паре новые. Здесь Майку пришлось изгаляться самому.       Плотная, закрывающая девяносто процентов тела одежда, даже в летний зной; стерильные перчатки, если предстояла какая-то работа в паре. Боже, как он радовался возможности не снимать маску при этой пандемии! Но в этом году Стив лично сдирал с него материю, аргументируя тем, что «если носить её слишком часто, будут прыщи, парень! И тогда ни одна девка с тобой не захочет мутить».       Но пока мутило только Майка. От людей вокруг, от их опасной близости.       Особенно от Стива, который плевать хотел на выстроенные границы. Он, как здоровенный катерпиллер, проехал по всем возможным стенам и баррикадам Майка, разнёс их в щепки, укатал в пыль, и довольный собой... подвинул по столу большую кружку с горячим, чёрным чаем.       — Всё как ты любишь, — улыбнулся своими голубыми глазами, а губы изогнул в усмешке.       Майк тяжело выдохнул принимая своë, непонятно чем заслуженное, наказание по имени «Стивен Кейн».

***

      Загрузка завершена       Кнопка Запуск стала активна.       Стив удобней уселся на стуле, откинулся на спинку. Геймерские клавиатура и мышь, лежавшие на геймерском же коврике, слабо светились зелёным.       — Ну, сейчас поиграем! — снова поёрзал задницей на стуле, словно не персонажем сейчас бегать будет, а сам с места сорвётся.       Майк хмыкнул по другую сторону стола, ровных губ едва коснулась улыбка.       Стив очень увлекающийся. Парню нравилось наблюдать его реакции на житейские проблемы и мелочи, иногда даже с завистью — голубоглазому блондину так легко давалось всё это взаимодействие с другими.       И это, пожалуй, единственное, что помогало примириться с шебутным соседством - через нежданного друга Майк мог жить Жизнь.       ...Пока Стив не нарушает его личное пространство!       Майк зашипел и буквально силой выдрал ладонь из цепких пальцев — Стив не нашел другого способа привлечь внимание, как ухватиться за тонкие длинные пальцы расслабленно лежащие на клавиатуре в ожидании загрузки клиента игры.       — Эй, Майк, — совсем не обиделся паренёк, возвращая свою руку на мышку и выглядывая из-за монитора. — Давай за Роуча?       С удовольствием бы сейчас дал, одному несносному пацану по роже, если бы не задыхался от гнева и нехватки кислорода.       Дыхательная гимнастика и сведённые до зубовного скрежета челюсти. Не прошло и полминуты, как Майк взял себя в руки. Стив лучезарно улыбнулся:       — С каждым разом всё лучше, да, друг?       За что был награждён злобным взглядом карих глаз.       Одно дело, когда тебя трогают через одежду. И совсем другое — кожа к коже. Да, если бы Майл поел плотнее на обеде, уже было бы не до смеха!       — Ну что, загрузилось? Поехали? — не теряя оптимизма, вопрошал Стив, вернув всë своё внимание игре.       Учëтка у обоих была, клиент скачан, настроить мультиплеер дело нескольких секунд и-и-и... в бой!       — Эй! Что за лажа?!       Связь с сервером прервана       Стив сразу полез проверять наличие интернета. Роутер мигал стабильно, значок Wi-Fi на панели задач активен. Проверил в браузере. Есть. Попробовал подключиться снова.       Связь с сервером прервана       — Р-р-р, — Стив нервно выдрал шнур роутера из розетки, чем позабавил Майкла.       Вот ещё одно: Стив не имел полумер. Если веселиться, то до упаду, если злиться, то выжигая себя. Благо, злиться парень не умел долго — склад характера вечного оптимиста не позволял.       — Ещё в два часа доступ дали, а мы в шесть зайти не можем! — бурчал парень, пережидая минуту, минимально необходимую для перезагрузки роутера. Резко развернулся всем корпусом к Майку, улыбнулся: — Эта серия колды совсем другая! Не сравнить со старыми, скажи? Нужно будет как-то сыграть, там, конечно, графа не оч, но сюжет всë вывезет!       Он знал, что Майк играл только из-за сюжета. Как совсем недавно играл в Assassin's Creed, Halo, Last Fantasy и много, много других игр до знакомства со Стивом. Он также знал, что парень привязывался к персонажам, к их историям.       Стив был не против втянуть в историю и его, но друг упирался всеми четырьмя конечностями, ещё и зубами цеплялся за свои выстроенные стены.       Оставалось довольствоваться малым.