Отказ от сотрудничества

Мышцы Ульфрика болят от попыток сохранить плохо сработанный фасад спокойствия. Ногти впиваются в ладонь, и он ещё крепче сжимает кулак, чтобы не выдать себя случайной дрожью. Когда объявляют о прибытии гостя, он не встает, чтобы поприветствовать его, а растягивается на своем — Исграморовом — троне в попытке продемонстрировать небрежность. Теперь он ярл.

***

Когда он вернулся из заточения в Маркарте, город был в трауре, бело-синие знамена всё ещё украшали стены и дворец спустя почти три года после смерти его отца. Горожане помнили сына Великого Медведя, пылкого юношу, который не подчинился указу Империи, сопротивлялся запрету на поклонение Талосу и не пускал талморцев в город, чтобытте утаскивали и допрашивали людей, виновных лишь в том, что они отдавали дань уважения своим богам. В глазах людей Ульфрик был героем войны, который самоотверженно бросился на помощь другому ярлу, когда другой подмоги уже не было, и был им же предан. В последующие годы они видели, как их любимый ярл, некогда сильный и смелый человек, угасает и умирает — по словам некоторых, от горя потери семьи, — и их сердца были разбиты, когда с опозданием на несколько месяцев Торстен, теперь уже бывший хускарл ярла, вышел прочитать надгробную речь, которую Ульфрик тайно передал из тюрьмы. Когда ликование по поводу возвращения сына утихло, поднялись гневные голоса; его люди требовали справедливости и войны, и они посадили Ульфрика на трон в надежде, что он даст им и то, и другое. Справедливость — вещь непостоянная, мимолетная, её трудно найти и тем более сохранить, она постоянно меняется в зависимости от того, кто её измышляет. Война же — это то, что Ульфрик может им дать.

***

Человек на троне выпрямляется, когда голос его управителя приветствует гостя. Почтительный тон резко отличается от ругательств, сорвавшихся с его губ, когда его господин без слов вручил ему письмо, прибывшее в этом часу ровно месяц назад. С каждым его шагом взгляд Ульфрика становится всё холоднее. Ему стоило немалых усилий спланировать и убедить Галмара покинуть дворец сегодня, чтобы эта встреча состоялась. Он прислушивается к мягкому стуку туфлей по каменному полу, наблюдает, как пышные одеяния развеваются вокруг фигуры, идущей по главному залу, и ловит отблеск огня, отражающийся в полированной золотой броши в виде орла. На мгновение ему приходится вспомнить, что теперь он действительно ярл, а не тот испуганный мальчишка, каким он был, когда его выпустили из тюрьмы после пыток и его убийства товарищей. После того как он... Агент Талмора останавливается у трона и слегка наклоняет голову, произнося приветствие, которое столь же вежливо, сколь и неискренне, и на которое ярл не отвечает. Ульфрик барабанит пальцами левой руки по подлокотнику трона, но они блуждают, желая погладить лезвие топора. По лицу эльфа пробегает тревога: ему приходится смотреть на ярла снизу вверх, и он ненавидит каждое мгновение этого. Ульфрик резко встает, его рука снова падает на бок. Ему нужно выпить. Он с удовлетворением наблюдает, как талморец, спускаясь по лестнице, спотыкается о подол своей мантии. Ярость на лице мера, когда ему приходится уступать дорогу, чтобы пропустить ярла и не быть отброшенным в сторону, исчезает так же быстро, как и появилась, но не раньше, чем Ульфрик успевает это заметить. Скамья протестующе застонала, когда норд опустился на нее. Он всегда знал, что настанет день, когда его снова вызовут. Он готов к этому, как будет и впредь. Всегда оправдывай ожидания. Этому его научил друг. — Йорлейф. — Ульфрику не нужно повышать голос, чтобы он прозвучал в тишине каменного зала. — Принеси мёд. Талморец тихонько кашляет, издавая раздражающий звук. — Вино было бы уместнее. Ульфрик не обращает на него внимания. Йорлейф с радостью уходит и с нежеланием возвращается, ставит на стол кувшин и две кружки и быстро удаляется, чтобы оставить безопасное расстояние между собой и эльфом. Под грубой пряденой рубахой он чувствует, как его амулет Талоса горит на коже. Ульфрик носит свой на виду. Мер тянется к ближайшей кружке, но рука ярла останавливает его. Ульфрик не предлагает другому ни медовухи, ни хлеба, ни даже места за своим столом, а наливает себе кружку прохладной золотистой жидкости и так же быстро осушает ее. — Говори, — приказывает он. Ноздри талморца раздраженно раздуваются, но тон его — высокомерный, как и подобает его роду, шелковисто-ласковый, словно липкая паутина обмороженного паука. Ярл гадает, сколько невинных, сколько его сородичей попало в эти сети. Он выслушивает увертюры и правду, стоящую за ними, пытается вычленить немногочисленные факты из истории, сотканной вокруг. Когда Ульфрик слышит, что Доминион хочет добиться прогресса в установлении долгосрочных и взаимовыгодных отношений, он скрипит зубами. При слове "мир" он крепче сжимает кружку, представляя, как посуда уходит из-под его пальцев. Ярл усилием воли заставляет себя отпустить руку и маскирует свой промах, наполняя кружку. Ульфрик не общался с эльфами с момента увольнения из армии, сжег все инструкции и списки контактов после указа, запрещавшего поклонение Талосу. Конечно, религиозные убеждения ярла и его отношение к ложному богу — заноза в боку агента Талмора, но он уверяет хозяина дворца Исграмора, что ему ещё не поздно принять покровительство Доминиона. Теперь он вежливо интересуется, согласен ли тот сотрудничать ради всеобщего блага. Им нужно его сотрудничество. Сотрудничество — всё, что он слышит.

***

— Расскажи нам, или Империя узнает, кто предал их секреты. Кто на самом деле ответственен за падение Имперского города. Он всё ещё был частью армии. За такое обвинение его могли быстро отправить в имперскую камеру пыток. Ульфрик только что покинул одну из них и больше никогда не захочет увидеть другую. От одной мысли об этом у него начинаются сильные желудочные спазмы, и ему требуется вся его воля, чтобы не согнуться вдвое от боли. Чтобы не свернуться в поисках защиты и горя от стыда. Но это не помогает. Их больше, они сильнее. Однажды он попытался выстоять, и они показали ему, как мало стоит его решимость. Его гордость, его честь, все ценности наследия норда, на которых он был воспитан. Всё исчезло. Опустившись в темноту, с одним лишь рваным дыханием и рыданиями, он цепляется за свои молитвы — Исмир, Каан — и за каждый день, что ему — каким-то образом — удалось выжить. Но никто не живет вечно. Он — не исключение. На этот раз сбежать не удастся. Когда они покончат с ним, то прибьют к кресту на обочине дороги в качестве предупреждения другим потенциальным предателям, чтобы его бывшие товарищи бросали в него камни. Он это знает. Другой тоже это знает. Он говорит им все, что они хотят знать.

***

Десять лет спустя воспоминания не менее ярки, а позор столь же едкий. Ульфрик не отвечает, и это заметно нервирует его гостя: мер поджимает тонкие бескровные губы. Йорлейф наблюдает за их немногословным обменом мнениями, нервно расхаживая взад-вперед, и его шаги - единственный звук в зале. Ярл собрал достаточно информации для своей роли. — Сколько времени у меня есть? — вот и всё, что он спрашивает. В ответ он получает довольную улыбку, которую только глупец принял бы за благосклонную. Эльф думает, что победил, что непокорный смутьян пал ниц. Возможно, он уже представляет себе награду за этот иллюзорный успех. — Талмор ожидает контакта до конца Высокого Солнца. Этого времени должно хватить, чтобы учесть... случайности. Например, непредсказуемые погодные условия Скайрима. Ярл кивает головой в знак понимания. Пять месяцев — действительно щедрый срок. Однако эльф еще не закончил говорить и снова обратился к норду. — Все свои отчеты вы будете направлять госпоже послу, Эленвен. В глазах Ульфрика мелькнула едва заметная дрожь, затем он моргнул, и на его лице вновь появилось каменное бесстрастие. Судя по жестокому изгибу рта, другой не пропустил это выражение. Он знает, что ярл чувствует себя неловко, и наслаждается этим. С Ульфрика хватит. Хватит прятаться, хватит этого всего и, самое главное, хватит этого самодовольного, остроухого ублюдка и всех остальных талморцев. Он больше никогда не будет следовать их требованиям, не поддастся боли, страху или прошлому, которое преследует его даже в часы бодрствования. Настало время, когда он должен сделать шаг к своему наследию. Ульфрик наливает себе еще одну кружку мёда — уже третью за время этой короткой односторонней беседы. Он опускает кружку с преувеличенной осторожностью, чтобы жидкость не пролилась, но держит в руках пустой графин и поворачивается лицом к гостю. В конце концов, он никогда не предлагал право защиты гостя. Без всякого предупреждения Ульфрик разбивает графин об ухмыляющееся лицо талморца. Эльф бьется в конвульсиях, руки тянутся к разбитому носу, раскосые глаза в шоке вываливаются из глазниц, взгляд надменного превосходства вмиг исчезает. Ярл не спеша встает. Он стягивает с эльфа капюшон и берет мера за волосы, за тонкие шелковистые локоны, которые почти нежно обвиваются вокруг его пальцев. Волоски на его руке встают дыбом, он чувствует знакомое потрескивание магии и радуется, что не утратил этого чувства за столько лет. Теперь он улыбается. Ульфрик бьет по колену мера с такой силой, что сустав ломается с влажным треском. Нога сгибается в другую сторону, назад, и только хватка ярла удерживает вопящего эльфа. Магия брызжет, снова вспыхивает и угасает, концентрация мага теряется в дымке агонии. Со всей своей силой норда Ульфрик подхватывает сопротивляющегося талморца, перетаскивает его и ударяет лицом о скамью, на которой тот сидел несколько мгновений назад. Раздается гулкий стук, и небольшое пятно крови просачивается на мебель, оставляя на ней неизгладимое пятно. Мер кричит, и Ульфрик снова поднимает его голову. Второй удар разрушает нос эльфа, и кровь течет свободнее. С третьим ударом раздается хруст — это ломаются зубы, и их мелкие белые осколки застревают в дереве. Ульфрик крепко сжимает руку и продолжает методично размазывать золотистую фигуру по дереву до неузнаваемости. Он не останавливается, когда крики эльфа становятся все громче и затихают, превращаясь в невнятные стоны, когда сломанная челюсть мера срывается от силы особенно жестокого удара или когда он чувствует, как кость подается под его руками. Только когда они пробивают разбитый череп и проникают в мягкую кашицу мозгов, а мелкие осколки костей колют кожу, Ульфрик сбрасывает с себя остатки трупа талморца. На его лбу выступили капельки пота, скорее от волнения, чем от напряжения, и когда он вытирает их тыльной стороной ладони, остаются полосы грязи. Норд ставит одну ногу на скамью перед собой, затем другую, стряхивает руками. Кровь и серое мозговое вещество забрызгивают подол его плаща и стол, мокрые и блестящие. Ульфрик вновь садится, его тяжелое дыхание становится всё спокойнее, по мере того как он вновь обретает контроль над своими эмоциями. Он берет в руки кружку, которую отбросил, и подносит ее к губам. Йорлейф в немом шоке наблюдает, как ярл делает глоток, не обращая внимания ни на кровь, которая багровыми струйками стекает по его рукам и обнаженным предплечьям на пол, ни на мертвое тело, лежащее в двух шагах от него. — Йорлейф. Управитель дергается и судорожно сглатывает, чтобы вернуть себе голос. — Мой господин? — Слова выходят слабыми и дрожащими. Ульфрик отхлебнул мёда, прежде чем сделать еще один глоток. Глаза ярла устремлены вдаль, расфокусированы, но голос его звучит совершенно спокойно. — Отправь мой ответ обратно в Солитьюд. Никогда снова. Он больше никогда не склонится перед другим; никогда больше не будет полагаться на кого-то, кроме себя. Он потерял пять лет своей жизни из-за войны, шесть — из-за предательства Игмунда и собственной глупой, идеалистической наивности. Гарантировать ему безопасность и добиться послушания можно только одним способом: властью. Ульфрик бесстрастно наблюдает, как несколько стражников вбегают, широко раскрыв глаза. Галмар следует за ними, привлеченный шумом, и ухмыляется с мрачным одобрением, наблюдая за этой жуткой сценой. Значит, он все-таки знал. Ульфрик не удивлен проницательностью своего хускарла. Один из солдат накидывает тряпку на разбросанные части мозга и черепа, чтобы собрать их, а двое других хватают каждый за ногу и оттаскивают труп. Взгляд Ульфрика останавливается на красном пятне размером в человеческий рост, расплывающемся по залу. — Галмар! Хускарл поднимает голову и видит, что глаза его господина сверкают неутоленной жаждой крови и явным весельем. — Я верю, что всё идет по плану. — Конечно, — отвечает Галмар, хмыкнув и притворно обидевшись на намек, что это может быть не так. Не он один рад, что им не придется долго тянуть время. — Нужно лишь одно твое слово, Ульфрик. — Хорошо. — Ярл звучит довольным, и он ненадолго поднимает свой кубок, покрытый кровью, в молчаливом тосте за своего друга. — У нас осталось пять месяцев. Не будем тратить их впустую.

***

На северной границе Хаафингара, в удушливо жаркой комнате, полностью обставленной елью, огонь очага горит даже летом. Над тесным письменным столом сидит закутанная в одеяние фигура, и изящная рука, пишущая цветистым шрифтом, меняет статус Ульфрика Буревестника на "отказ от сотрудничества", получив его ответ.