разучи меня плыть против течения

— Да иду я, иду! — недовольно бухтит пожилая женщина, осознавая, что вселенная всё же слышит её претензии. Иначе как объяснить, что ещё вчера одинокая старушка горевала по причине нехватки гостей в ее доме, как уже сегодня раздаётся настырный стук в дверь. — Но гости в 7 утра — это чересчур. Правильно говорят, бойтесь своих желаний. Женщина подходит к двери и отворяет её, однако, приготовившись увидеть перед собой либо Семеновну из соседнего подъезда, либо представителя совета ветеранов, да в конце концов очередного бренд-амбассадора, она млеет. Перед ней — потерявшийся, запутавшийся родной человек, которому хотелось помочь, но который каждый раз рьяно отказывался от помощи, пока не оборвал связи со всеми. — Лёшенька! — старушка кидается к внуку, проводя дрожащей рукой по его лицу. Она боится, что через мгновенье парень исчезнет: может испарится, а может убежит. Женщина так давно не видела внука, что готова была запереть у себя дома, но, осознавая абсурдность, лишь крепко обвила Лёшу руками. — Родненький, я так боялась за тебя. — Прости, ба, — шепчет Лёша, поглаживая спину бабушки. — Прости, что не позволил узнать мои проблемы и заставил волноваться. Женщина не стала тратить время на пустые разговоры и прощения. Ей так хотелось вместо этого вдыхать запах родного внука и тактильно ощущать его присутствие. В мыслях же бабушка давно простила Лёшу. И пять лет назад, когда он сорвался на неё из-за расспросов, и два года назад простила, сразу же как он без ведомства уехал. Простила, потому что понимала и потому что любила. Лёша перехватил кисти бабушки со своей спины и опустил скрещенные руки перпендикулярно полу, установил зрительный контакт и взволнованно смотрел в кристально-чистые глаза напротив. — Я был поглощен своими страхами и не мог подумать о том, что вам всем было тяжело видеть меня в подавленном состоянии. — Я всё понимаю, — произнесенные женщиной слова, которые так желал услышать Лёша, проникли в сознание и распотрошили внутри всё. Улыбка непроизвольно растянулась, а зрачки радостно забегали. Бабушка улыбнулась.— На чай хоть зайдёшь? А то так и простоим в коридоре. — Чай с чабрецом? — с надеждой спрашивает Лёша, а бабушка довольно кивает, мол, а как иначе. Женщина ненавидела терпкий вкус чая с чабрецом, но никогда не забывала, что внук до безумия его любил. Вот только Лёша в её доме давно не появлялся. А чай был. Всегда был. Парень довольно ныряет в дверной проём и скрывается в ванной. Женщина смотрит ему в след, а в голове до сих пор не укладывается, что он вернулся. Не верится, что человек, с которым так хотелось обо всём поговорить и с которым было приятно даже молчать, сейчас находится в ее квартире. Женщина, улыбаясь своим мыслям, хлопает дверью и проходит на кухню. Одна рука произвольно тянется за заветной коробкой, выуживая из неё пакетик чая, а другая хватает близстоящую кружку, опуская в неё содержимое правой руки. После Пелагея Андреевна обхватывает ручку чайника и наливает кипяченую воду в ёмкость, оборачивается и встречается со взглядом замерзшего океана, отражающего солнечный свет. И не понятно, проникают ли лучи вглубь, освещая душу, или внутри обладателя дремучий лес. — Печенье или конфеты? — спрашивает женщина, ставя кружку на стол. Лёша садится на стул и смотрит на бабушку с детской искрой в глазах и ребячески улыбается. — Без всего. Я всегда любил пить чай с чабрецом, полностью наслаждаясь особенным вкусом, — бабушка садится на стул, улыбаясь воспоминаниям, а Леша в этот момент выпадает из разговора, прокручивая что-то в голове. Он вздыхает, — вкусом летних встреч и задорного смеха. вкусом 2016 года. — Год, когда всё поменялось? — женщина замечает первую, проскользнувшую в глазах напротив боль, и веревка начинает слегка надавливать на ее горло. — Год, когда всё поломалось, — парень даже не смотрит в глаза бабушки, его завораживает отражение в кружке. Жалкое и презренное. — Ты всё ещё не отпустил, — даже невопросительно произносит Пелагея Андреевна. Это как мысли вслух, уверенно и в самую точку. — Недавно я считал, что отпустил, но это было ошибочно. Как и всё то, что я делаю. Лёша слегка крутит кружку в руках, внимательно следя за образовавшимися волнами. В голове сразу появляется мысль, что будь волны побольше или он сам поменьше, с удовольствием бы нырнул с головой и захлебнулся в лучшем времени своей жизни, ставшим началом худшего периода. Бабушка смотрит на внука с беспокойством и страхом. Ей хочется возразить, даже стукнуть Лёшу по голове за его мысли, но застывшие в глазах парня переживания скручивают язык женщины, отдаваясь пульсирующей болью. Она не успевает вставить и слова, как Лёша с еще большим страданием продолжает. — Из-за своих ошибок я напоролся на ножи. Они медленно вонзились в мое тело, пока не искалечили всё, — Лёша переводит взгляд на бабушку, стараясь улыбнуться, но тщетно. На его губах след страха, а в глазах боль. Та, которую он тщательно пытался скрыть ото всех, но бабушка вытягивала всю правду одним лишь взглядом. Добрым и до боли родным взглядом. — Как же ты вытерпел эти пытки? — с дрожью в голосе спрашивает Пелагея Андреевна. Внук слегка ухмыляется. — Иллюзиями счастливой жизни. Я их долго и упорно выстраивал в своём сознании. Затем привык жить с ними и мысли больше не казались миражом, — Лёша ставит кружку на стол и смотрит в угол комнаты. Его взгляд безэмоционален и отрешен. — Ножевые ранения тем временем срастались. Боль становилась менее чувствительной, а иногда я её вовсе не ощущал. Тогда я думал, что время лечит. Но никакое время не вырвет из твоей души ту боль, которую ты испытывал когда-то. — Но именно время заставляет не жить прошлым, — бабушка глядит в мрачные глаза с проблесками голубизны и ждёт, когда они посмотрят в упор, чтобы либо озарить светом, либо поднести нож к горлу. — До поры до времени, — томно вздыхает парень, переведя взгляд в глаза напротив. Он помнит тот момент, когда воспоминания надавили на гортань. Помнит, как целую ночь сидел на холодном полу и дрожал, сильно сжимая волосы на голове и впиваясь зубами в губы. Лёша надеялся, что время залатает раны и по-настоящему верил в выстроенные иллюзии. Но слепо ждать желаемого, было самой огромной ошибкой, за которую парень сейчас и платится. — Но теперь я убежден, что выход есть, — слегка улыбается парень с той же болью в глазах. — Мне нужен блокнот. Бабушка лишних вопросов не задаёт, сразу направляется в свою комнату за блокнотом и спустя несколько секунд возвращается на кухню, протягивая скетчбук Лёше. — Мне кажется, Он был прав. Я не должен был бросать дело, которое расправляло мои крылья. — улыбается парень, забирая блокнот. — Однако в то время страхи руководили моими действиями, отчего решение было неизбежным. А сейчас, когда всё становиться только хуже, лишь рисунки вылечат мои крылья и озарят жизнь светом, которого мне так не хватало эти годы, — Леша положил скетчбук на стол и коснулся рук бабушки. В глазах парня сверкнуло зарево, похожее на отлив тёплых оттенков, ассоциативно напоминающих детский смех и эмоции от сбывшейся мечты. Да, это определенно было счастье. — Спасибо. Слово адресованное двоим: той, что дала блокнот и тому, кто даже спустя шесть лет своим незримым присутствием помогает Лёше найти силы идти дальше, но в отдельные моменты, когда накатывают больные воспоминания, пускает в него стрелы на пораженье, доводя Сапрыкина до уязвимого состояния, тем самым заставляя погрязнуть в зыбучих песках страхов. — Ба, я бы с удовольствием с тобой ещё посидел, — улыбнулся Лёша, на что уголки губ собеседницы слегка дрогнули. — Но у меня пара через полтора часа. Бабушка не хотела так скоро расставаться с человеком, которого долго не видела. И она бы несомненно боялась отпускать того, кто целых два года ни разу не объявлялся, боясь потерять его совсем. Однако перед ней сидел Лёша. Тот Лёша, который не бросает пустых обещаний и никогда не подводит. Парень, у которого в данную минуту в глазах загорается искра, кричащая о помощи, но не готовая открыться. И Пелагея все слышит. Она разбирает каждую громогласную фразу, которая эхом отдаётся в ушах, и ухватывается за такое важное: «Я обязательно приду». И у бабушки нет поводов ему не верить. Она убеждена, Леша скоро вернется. — У тебя всё будет хорошо, — бабушка дарит Лёше самое ценное - убеждение, что всё наладится, и парень благодарно улыбается дорогому человеку. — Спасибо. И за блокнот, и просто, — улыбается Лёша и целует на прощание бабушку. Парень покидает кухню, после чего раздаётся хлопок входной дверью. Пелагея не отводит взгляда со стены, разделяющей квартиру от коридора. Она не ждёт, что Лёша резко влетит обратно, и их беседа продолжится. Бабушка мысленно благодарит судьбу за подаренную возможность, ведь сколько бы она не провела времени с внуком, ей бы всё равно было мало. Она прекрасно осознаёт, что поговорить с Лёшей даже пару минут — это лучшая часть её только недавно начавшегося дня. Ещё несколько минут женщина провела на кухне, а после направилась в гостиную. В маленьком помещении о недавнем присутствии людей свидетельствовал лишь стойкий запах чабреца. Нетронутая кружка с чаем мирно стояла на столе в ожидании, что кто-то захочет погреть о неё свои руки или прильнуть губами к каемочке. Но время шло, а к чаю так никто и не притронулся. Пелагея его откровенно ненавидела, а для Лёши в кружке была вовсе не жидкость. Там находились воспоминания, к которым не хотелось возвращаться. Которые хотелось утопить.

×××

Лёша выходит на лестничный пролет и с некоторой облегчённостью в голове минует пару этажей. Встреча с бабушкой позволила парню действительно задуматься о том, что рано или поздно жизнь позволит украсить себя разноцветными красками, и тогда ничего не заставит Сапрыкина ощущать внутри удушающее чувство. Парень крепче сжимает блокнот в руке и неожиданно чувствует потребность запечатлеть этот момент. Лёша сам не замечает, как садится на ступень и достает из рюкзака карандаш. Он открывает первую страницу блокнота и аккуратными штрихами водит по бумаге. Пальцы аккуратно вырисовывают очертания женщины и парня, у которого вокруг шеи обмотана верёвка, конец которой держит тёмный силуэт без признаков, указывающих на конкретного человека. Лёша не собирался рисовать Его детально. Он понимает, что холодящий взгляд разобьет то спокойствие, которое только установилось в его отрешённом мире. Сапрыкин не сможет каждый раз видеть Чёртова Идола на первой странице блокнота, но передать своё состояние в полной мере он смог только когда нарисовал ничуть не примечательный силуэт Виновника Счастья и Бед. И только художник знал, кем является изображённый человек. — Ууу, как всё запущено, — злорадно тянет голос сзади, а Лёшу пронзает невидимая стрела. — Пикассо больше в доме не жалуют? Выгнали бедного? Насмешливый голос. Постоянные придирки. Лёша прекрасно осознавал, кто за ним стоит. Вена на виске начинала пульсировать, а в голове рождались миллиард вопросов, сводящихся к откровенному непониманию, за что жизнь не любит несчастного парня. Он так радовался пару минут назад и даже смел понадеяться на то, что остаток дня проведёт без инцидентов, что услышать голос ненавистного задиры было сродни удара в спину. «Удара для большей трагичности только и не хватает», — в мыслях изводится Лёша. — Понимаю, досадная ситуация, но уважение к человеку нужно иметь и, когда с тобой разговаривают, ты, как правило, должен отвечать, — обыденно произносит Игорь, спускаясь на ступень ниже и присаживаясь к парню. Тот недоумённо смотрит на него, а Джабраилов продолжает как ни в чём не бывало. — Ах, да, ты же никого не уважаешь. — Долбоёб, я тебя не уважаю, не обобщай. — Какая честь, маэстро! — Игорь элегантно взмахивает рукой и плавно опускает её, склонив голову. Лёша закатывает глаза от абсурдности ситуации и возвращается к заштриховке наброска. Джабраилов поднимает взгляд. — Получается, я один такой особенный? Лёша лишь чаще начинает водить по листу, с большей силой сжимая карандаш, но на лице ни один мускул не выдаёт в нём внутреннего раздражения. — Если для тебя "долбоёб" и "особенный" одно и то же, то да, — голос стальной и безэмоциональный. Лёша даже в сторону собеседника не смотрит, чтобы лишний раз не доводить себя надменным взглядом Игоря и его острой ухмылкой, способной заставить глаз дёргаться. «Невыносимый полудурок!», — от силы сжатия карандаш слегка хрустит, и Лёша понимает, что его поломка — это лишь вопрос времени. Интересно только, чья поломка? Лёши или карандаша. — У тебя неплохо получается, — отрезает Игорь без эмоций. Его тон не кроет в себе восхищения или похвалу. Парень констатирует факт с абсолютным равнодушием, устремив взгляд в одну точку на странице, и не замечает, как Лёша вздрагивает от услышанного и всё-таки, не контролируя свою руку, ломает карандаш. Одна половинка падает на следующую ступеньку, а вторая остаётся в руке. Парень не двигается. Он не находит сил ни поднять часть карандаша, ни что-либо сказать, чувствуя, как до боли знакомое ощущение щекочет вены и вместе с кровью преодолевает расстояние к сердцу. Оно — свет, способный озарить мысли, и вода, которая в силах затопить всё. — Ты так и будешь молчать, чудик? — Игорь щёлкает перед лицом Лёши, заставляя парня вернуться в реальность. — Зачем ты вообще остановился? — томно вопрошает Сапрыкин. — Прошёл бы мимо, я, быть может, хоть какое-нибудь уважение к тебе испытывать начал. — Я себя слишком люблю. «Ну и дебил», — проносится в голове Лёши, однако у Игоря он лишь недоумённо спрашивает, — в плане? — Ты сам назвал меня особенным, потому что не уважаешь, — скалится Игорь, а Лёша с презрением закатывает глаза. — Сам посуди, стал бы я рисковать своим положением в твоих глазах? — Ты просто ненавидишь людей, поэтому и издеваешься, — заключает Лёша и тянется за упавшей частью карандаша. Игорь смотрит на парня и, не контролируя эмоций, заливается смехом. — Всё-таки ты не чудик, ты балбес. — Всё же лучше чем нарцисс, — стараясь унизить Игоря, произносит Лёша, складывая вещи в рюкзак. Сапрыкин, гениальнейший из людей, решил, что если Магомед не идёт к горе, то он пойдет сам, оставив Магомеда позади. — Стой! — Игорь хватает Лёшу за локоть, как только тот встаёт с места. Парень, уже готовый вонзиться зубами в чужую глотку, возмущенно оборачивается и устремляет убийственный взгляд на Джабраилова. Нарцисс ровно продолжает. — Раз уж сегодня пятница и мы пересеклись, может наплюём на ненужные пары и подготовим идиотский доклад по правоведению? — Надо же, как мило! — Лёша всплёскивает руками, язвительно проникая взглядом в потёмки души Игоря. И там ни то чтобы что-то разглядеть сложно, душу найти — задача не из простых. — А ты выдержишь несколько часов с балбесом? Лёша, насмехаясь, щурит глаза, как бы говоря, что Игорь мог бы и фильтровать свои выражения, на что Джабраилов лишь усмехается в своей привычной манере. — Это будет трудно. — Игорь выдерживает напряжённую паузу и с серьёзностью, с какой только возможно, тяжело выдыхает, — но я очень постараюсь. Оскал, окунающий в холодную воду, заставляет Лёшу поёжится. Сколько бы раз Игорь не усмехался, бедный Сапрыкин не привыкнет к тем эмоциям, которые каждый раз невыносимо бьют по его голове: он не чувствует землю под ногами и проваливается в дыру, через мгновение ныряя в воду. Парень ощущает, как на горло надавливает неведомая сила, а внутренние стенки носа отдаются неприятной болью. Вода холодит стенки горла и с глотком проникает в организм. Она сжимает органы, вызывая лёгкое головокружение и колющие чувства внутри. Вода — следствие давящей ухмылки. И она же — влияние бездушного Игоря.       — И куда мы пойдём? — на удивление ровно спрашивает Лёша, ставя в ступор самого себя. «Я правда согласился!?» «Хренов Чародей!» — Я чертовски хочу есть. — улыбается Игорь искренне и по-доброму, что совсем ему несвойственно. Лёше даже закрадывается мысль, что будь в его руке карандаш, он бы определенно его разломал, но вместо этого Сапрыкин лишь нервно переводит взгляд, как будто смел видеть нечто потаённое и запретное. Возможно, это и была душа Игоря, скрытая от лишних глаз и напрочь забытая самим парнем. — Предлагаю далеко не ходить и заскочить в Додо на углу дома. И, по-хорошему, нам бы взять ноутбук. — Я живу далеко. — Даже спрашивать не буду, как ты тут оказался, мне поебать, — безразлично произносит Игорь, и Лёша вновь чувствует землю под ногами. — Давай ты пойдёшь в Додо, а я схожу за ноутбуком и приду к тебе. Лёше два раза повторять не надо, он молча кивнул и, повернувшись, спустился на ступень ниже, как вдруг резко отпрянул назад, повинуясь чужой руке, обхватившей его запястье. Кожу обжигало касанием, а из лёгких был выбит весь воздух, как только расстояние между парнями сократилось до минимума. Игорь не выпускал запястье Лёши, держа его руку перпендикулярно полу. Он смотрел на социопата надменным взглядом, а слегка увеличенная разница в росте за счёт ступеньки придавала выражению лица Джабраилова большей напыщенности. — И только попробуй сбежать, — сквозь зубы процедил Игорь, а Лёша судорожным взглядом перебегал с одного его глаза на другой. Первый, довольный произведённым впечатлением, продолжил.— Я тебя всё равно найду. Ухмыльнувшись, Игорь не подозревал, что окатит Лёшу холодной водой, а после саморучно утопит. Сапёр захлёбывался, но на его лице штиль — он спокоен. Однако цунами внутри, которое парень изо всех старается утихомирить, так и норовит выплеснуться наружу и накрыть Джабраилова с головой. И вместо того, чтобы сильно надавить на ахиллесову пяту, Лёша останавливается на привычном. На том, что у него, как он считает, получается лучше всего. Бездумно от чего-то бежать. — Да пошёл ты! — огрызается Лёша, выдёргивая руку из чужой хватки. Обескураженный Игорь даже не успевает переосмыслить произошедшее, как интроверт испаряется с лестничной клетки. Разгорелось пламя в голове, Но потушить не смог никто. Думал, покатаюсь на волне И окатил меня водой? Пепел мыслей осыпался, — Внутри я пуст. И тогда поливать пытался, — Дебил, я не куст! И даже не Марс, А ты не Бенджамин Дрисколл, И дождь никакой не поможет! Внутри меня лишь опилки, Запомни, ты только всё портишь.